Папа

Цзинь Лин плакал. Плакал уже седьмой час к ряду, надрывно и болезненно. Няньки и кормилица уверяли Цзян Чэна в том, что это всего лишь колики. Все как одна твердили, что он поплачет и успокоится, что самому Цзян Чэну лучше поспать, так как завтра важный день и на праздник в честь полного восстановления Пристани Лотоса после войны прибудет много достопочтенных гостей. Цзян Чэн почти согласился. Похороны Цзысюаня, похороны шицзе, осада горы Луаньцзан и холодная война с Цзинь Гуаньшанем за воспитание а-Лина, вкупе со всё непрекращающимися работами над восстановлением Пристани Лотоса чуть не убили его. Цзян Чэн почти согласился. Если бы не одно «но». После того, как любимая сестра умерла у него на руках, он панически боялся потерять своего последнего родственника. Ему чуть ли не каждую ночь снились кошмары в которых были лишь смерти. Отец и матушка, его дорогая шицзэ и её индюк Цзысюань, идиот Вэй Усянь и, что самое страшное, он видел сотни смертей Цзинь Лина каждую ночь. Он берёг его пуще жемчужины на ладони и, из страха и заботы, отказался. Просто зыркнул на небольшую армию нянек и кормилицу, наорал на них и дюжину лекарей и выставил прочь, наказывая до рассвета придумать что-нибудь. Цзинь Лин плакал. Цзян Чэн кутал его в одеяла, укачивал, пел колыбельные, что-то рассказывал, выходил с ним на прогулки на улицу. Цзян Чэн едва стоял на ногах. Цзинь Лин плакал. Он слегка отстранённо думал, что у шицзэ, матушки или того же Вэй Усяня, будь он проклят, получилось бы гораздо лучше. Цзинь Лин начинал икать. Цзян Чэн перехватил его одной рукой и сунул в рот непонятную конструкцию, которая по заверениям лекарей, похожа на женский сосок и должна удовлетворять потребность ребёнка что-то сосать. В такие моменты он жалел, что родился мужчиной. Выглядела эта штука странно, но служанки регулярно кипятили её и Цзян Чэн надеялся, что она не навредит ребёнку. Кто-то постучал. Цзян Чэн тихо выругался. Кое-как он натянул на себя верхнее одеяние, криво собрал волосы, положил а-Лина в колыбель и, на всякий случай взяв меч, открыл дверь. Слуга за ней глядел на растрёпанного и злого Цзян Чэна и, кажется, готовился к смерти. Поклонился. — Глава, главы кланов Яо и Молин Су прибыли. Что прикажете? — Прибыли? Который час? Какого дьявола они явились посреди ночи, когда их ждали к утру? — слуга хотел было что-то ответить, но Цзян Чэн ему не дал: — Повели подготовить им комнаты подальше от покоев а-Лина. Прикажи слугам с этим медлить. Завари худшего чая и заставь ждать в одной зале. Им скажи, что пока не все гостевые покои готовы и придётся ждать. Слуга глянул на Цзян Чэна как на полоумного, но ничего не сказал, вновь поклонился и ушёл исполнять приказ. Он поставил Саньду на место, снял верхнее одеяние, оставшись в белоснежных спальных одеждах и распустил волосы. Цзян Чэн считал себя идиотом, но он глупо верил, что так он напоминал племяннику его матушку. — Слышал, а-Лин? — он взял ребёнка на руки, легонько ткнул пальцем в кончик крошечного носа и вынул изо рта странную штуку. — Явились посреди ночи без приглашения и ещё смеют что-то требовать. Ещё икать будешь? Или всё-таки соизволишь поспать? Может покакаешь? Цзинь Лин в ответ только оглушительно пукнул и заплакал пуще прежнего. Цзян Чэн поморщился. Как-то раз Вэй Усянь запил острый суп скисшим молоком и потом ходил и портил воздух целый день. Тогда пахло лучше. Цзян Чэн открыл окна и вышел в сад, продолжая укачивать а-Лина и что-то ему рассказывать. С момента как слуга ушёл сгорело две с четвертью палочки благовоний. Цзинь Лин начал потихоньку засыпать и теперь Цзян Чэн укачивал его в комнате, напевая колыбельные. А-Лин начал тихонько посапывать и Цзян Чэн блаженно улыбнулся. Судя по посапыванию не успеет эта палочка благовоний догореть, как Цзинь Лин крепко уснёт и сам Цзян Чэн сможет проспать хотя бы пару часов. За дверью послышался грохот. Цзян Чэн одной рукой аккуратно прижал племянника к груди, а второй приготовился активировать Цзыдянь. Добежать до Саньду он уже не успеет. Двери в его покои с грохотом распахнулись. На пороге стоял разъярённый юноша с мечом на поясе. За ним маячил бледный глава клана Яо и тот самый слуга, уже успевший плюхнуться на колени. Юноша не успел ничего понять, как на него обрушился искрящий молниями Цзыдянь, сбивая с ног и оставляя глубокую рану на плече. Юноша заверещал: — Да как Вы смеете! Цзян Чэн хотел орать во всю силу. Разорвать идиота на кусочки и раскидать их по свету. Но а-Лин пока спал, так что пришлось удовлетвориться только злым, холодным шипением: — Как я смею? — глава клана Яо сглотнул и попятился, отводя взгляд. Юноша побледнел. — Вы врываетесь в мои личные покои посреди ночи и ещё имеете наглость в чём-то меня обвинять? Вы так восхитительно безмозглы или отчаянно храбры? — Вы смеете намекать на то, что я идиот? — Юноша встал и высоко задрал голову, пытаясь казаться храбрее. Говорил он громко. Цзян Чэн погладил а-Лина по спине, поплотнее укутал в одеяло и крепче прижал к себе, попутно сверху-вниз осмотрев своего гостя. — Я сказал Вам это прямо, но спасибо, что заметили. А теперь убирайтесь пока целы. Если Вы разбудите ребёнка, то я сломаю каждую кость в Вашем теле, благо опыт в подобном у меня уже есть. Вэй Усянь — непобедимый, блистательный герой, прославившейся во время кампании «Выстрел в Солнце», но позже запятнавший свою репутацию. Цзян Чэн — генерал. Глава клана. Ещё во время войны, ходили слухи о его чистейшей концентрированной ненависти к клану Цишань Вэнь и жестокости на поле боя. Слухи были правдивы. Даже те, в которых говорилось, что он лично допрашивал всех Вэней, пока отвоёвывал Юньмэн. Даже те, которые шёпотом пересказывали друг другу, мол, глава клана Цзян — жестокий палач, умеющий сломать буквально каждую кость в теле, одну за другой, лишь бы вызнать всю информацию. Шицзэ не верила этим слухам. Цзян Чэн так и не набрался храбрости рассказать, что всё это — правда. Юноша, судя по его лицу, эти слухи тоже слышал. Он выглядел смутно знакомым, но Цзян Чэн нутром чуял, что этот молодой человек толком не учавствовал в войне. — Вы смеете угрожать мне? — Он почти кричал, отбиваясь от главы клана Яо, безуспешно пытавшегося вытащить его из покоев Цзян Чэна с начала перепалки. — Я глава клана Молин Су! Ваш гость! Думаете я был рад пройти весь этот путь до Пристани Лотоса, чтобы потом целых две палочки благовоний ждать, пока мне подготовят комнату? — Господин Су, — глава клана Яо поглядывал на младенца и благоразумно шептал, — Вам стоит успокоится. Не надо бы будить дитя. Кажется, маленький господин только уснул. — Да будь проклят этот ребёнок! Я хочу наконец-то лечь спать! Я хочу… — Что бы я отрубил Вам голову? — Цзян Чэн выпрямился во весь рост, прищурился и склонил голову на бок, продолжая покачивать племянника. Все остальные, кажется, съежились. — Или мне стоит начать с пальцев? Да, пожалуй, стоит для начала загнать раскалённые иглы под ногти, затем эти самые ногти вырвать, а после — отрубать по фаланге от каждого пальца, пока они не кончатся. — Как, — господин Су сглотнул и сипло продолжил, — как Вы смеете говорить мне такое? Как Вы смеете уг… — Как я смею? — слуга попятился к выходу. В голосе Цзян Чэна он не слышал такой леденящей душу ярости с самой войны. — Вы только что прокляли моего племянника. Молодого господина кланов Ланьлин Цзинь и Юньмэн Цзян, сына Цзян Яньли и Цзынь Цзысюаня. Единственного внука главы клана Ланьлин Цзинь, Цзинь Гуаньшаня и его супруги, единственного внука ныне покойных Цзян Фэнмяня и пурпурной паучихи Юй Цзыюань. Наследника Башни Кои. Эти слова Вы произнесли в моём доме, в моих личных покоях, мне в лицо. Так что я смею сделать с Вами всё, что только что перечислил. Не испытывайте моё терпение. — Конечно, — господин Су сглотнул, — но когда будут готовы мои покои? — Ещё один звук и я отправлю Вас спать на улице. Два — и Вы отправитесь спать со свиньями. Мы друг друга поняли? — Но… — господин Су снова вскрикнул, но тут же испуганно замолчал, когда услышал как Цзинь Лин всхлипнул. Через пару мгновений младенец вновь расплакался. Глаза Цзян Чэна опасно потемнели. Глава клана Яо устало потёр лоб, господин Су испуганно икнул, Цзынь Лин одновременно зевнул и оглушительно пукнул, слуга нервно хихикнул, но тут же зажал себе рот ладонями. Затем Цзинь Лин пукнул ещё раз. Гости зажали себе носы, про себя вознося пару молитв за здоровье открывшего окна слуги и ошарашенно глядя на то, как Цзян Чэн укачивает младенца, что-то ему шепчет, будто уговаривая и легонько массирует живот, не обращая никакого внимания на отвратительный запах. Наконец Цзинь Лин пукнул ещё громче, чем когда-либо для этого, а запах, даже несмотря на открытые окна, стал абсолютно невыносим. Слуга радостно хлопнул в ладоши. — Господин он…? — Вскипяти воды и неси пелёнки. — Да господин! — и радостно убежал. — Проваливайте, — Цзян Чэн на них даже не глядел. Просто отнёс племянника к рабочему столу, смахнул с него все бумаги и начал раскутывать младенца. — Глава Яо, доброй ночи. Он боковым зрением видел, что господин Су пытался что-то возразить и что глава Яо совсем неблагородно, чуть ли не за ворот, тащил юношу прочь. А-Лин наконец-то покакал и теперь, полностью собой довольный, уснул.