Папа

Цзян Чэн искупал а-Лина, запеленал, закрыл окна, уложил малыша в колыбель и со вздохом лёг спать. За окном светало. Утром, когда слуги пришли будить его, а стайка нянек и лекарей, вместе с кормилицей, начали сюсюкаться с Цзинь Лином, сам Цзян Чэн был уставший, злой и помятый. Все бросали на него сочувствующие взгляды и перешёптывались, обсуждая молодого одинокого папашу, которому срочно нужна жена. Поначалу он пытался пресекать слухи и перешёптывания, но, вскоре, понял, что подобное не в его власти и перестал обращать на это внимание. Матушка бы наверняка сумела с этим разбораться. Он выгнал слуг, лекарей и нянек, а когда Цзинь Лин наелся, и кормилицу. Искупал, одел и запеленал ребёнка, затем сам помылся и оделся. С волосами провозился гораздо дольше обычного — за те несколько месяцев, что а-Лин с ним жил, Цзян Чэн почти разучился делать свою обычную причёску из-за того, что малышу очень нравилось играть с его волосами и а-Лин всегда оставлял своего дядю ходить растрёпанным. Даже парадное одеяние казалось каким-то чужим. Цзян Чэн покачал головой. Он даже кланом и Юньмэном управлял из своих покоев, не оставляя племянника ни на минуту, расхаживая в нижнем одеянии и босой, так что нет ничего необычного в том, что он отвык от полного облачения и обуви. Даже Саньду на поясе казался слегка непривычным. Цзян Чэн вздохнул. Взял а-Лина на руки и вышел. По пути он отдавал указания о завтраке для гостей, напоминал о схеме рассадки глав кланов, сверял меню и план праздника, попутно отмахиваясь от нянек и кормилицы, пытавшихся забрать у него ребёнка и что-то рассказывая самому мальчику. Большая часть девушек, замечая Цзян Чэна с ребёнком на руках, краснели и отводили взгляд. Кто бы мог подумать, что мужчина, один растящий ребёнка, будет так популярен среди женщин. «И вообще, — возмущался он, — за а-Лином следит дюжина лекарей, десяток нянек и кормилица. Итого двадцать три человека. Где тут воспитывает один?», слуга улыбался, кланялся и резонно замечал, что вообще-то господин Цзян практически не выпускает племянника из рук и всё, кроме кормления, делает сам, непонятно зачем держа при ребёнке столько человек. Цзян Чэн в ответ хмурился и думал, что пора бы уже отправить этого слугу в ученики клана, а там и назначить своим заместителем, но руки всё не доходили. В обеденной зале, он, к своему удивлению, обнаружил главу клана Яо и господина Су, мирно завтракавших. Заметив Цзян Чэна, высокого, стройного, грозного и величественного, они подавились чаем. Цзин Лин, радостно жевавший чёлку дяди, задорно хихикнул, увидев новые лица и показал на них пальцем. — Доброе утро, — Цзян Чэн слегка поклонился, — и приятного аппетита, — сказал он обращаясь к главам кланов и, затем, приказывая слугам: — Принесите завтрак в мои покои. — Ну что Вы, глава Цзян, — глава Яо дружелюбно улыбнулся, — окажите нам честь, поешьте с нами. Я бы хотел попросить прощения за ночной инцидент. Надеюсь, молодой господин быстро уснул? — На счастье господина Су — да. Не хочу показаться грубым, но мне надо разобраться ещё с парой дел, так что позавтракать с Вами, глава Яо, я не могу. Прошу прощения и приятного аппетита, — а-Лин, будто нарочно, показал главе Су язык, а Цзян Чэн, легко улыбнувшись этой выходке, погладил племянника по голове, кивнул гостям на прощание и ушёл в свои покои. За завтраком, продолжая держать а-Лина на руках, он случайно уснул. Цзинь Лин тоже спал, пожёвывая край парадного одеяния дяди и прядь его волос. Он пока не мог об этом сказать, но этот человек нравился ему гораздо больше всех остальных и, порой, он из принципа устраивал скандалы, когда его долго не было. Цзян Чэн проснулся от стука в дверь и разрешил войти. — Господин, — слуга поклонился, — главы великих кланов и нескольких малых, вместе со своими сопровождающими, уже прибыли. — Что? — Цзян Чэн вскочил со своего место и от неожиданности вскрикнул. — Давно они ждут? — Сгорела палочка благовоний с того момента, как прибыли гости из клана Гусу Лань. — Почему мне раньше не сообщили? — Я стучал с того момента, как они прибыли, но вы не отвечали. В конце-концов пришлось пинать двери и Вы проснулись. Цзян Чэн устало провёл рукой по лицу и уже спокойно приказал: — Позови нянек и кормилицу. Пусть а-Лина сначала покормят, а затем поиграют с ним или уложат спать. Если что-то случится, даже если он просто будет плакать дольше четверти палочки благовоний — несите ко мне. Сразу же, — он встал и глянул на слугу. — Я нормально выгляжу? — Так, будто на Вас плясали кони. — Отвратительно, — Цзян Чэн мрачно глянул на свою одежду и расправил складки. — И времени переодеться у меня нет, да? — И сменного парадного одеяния тоже. Господин Жулань жидко покакал на самое красивое, безнадёжно затошнил самое дорогое и пожевал запасное. — Я навсегда останусь холостым и бездетным. — Это вопрос или обещание? — Считай, что клятва на крови. И Цзян Чэн, окончательно проснувшись, рванул на выход. — Господин! У Вас пятно от слюны на груди! Но Цзян Чэн проигнорировал его, сгрузил племянника нянечкам, провёл им лекцию по уходу за ним и широкими шагами, заложив руки за спину, вышел к гостям через парадный вход. Приветственно поклонился и заговорил: — Приветствую достопочтенных глав кланов и благодарю за Ваш визит! Искренне прошу прощения за Ваше долгое ожидание и приношу свои глубочайшие извинения! Добро пожаловать в полностью восстановленную после кампании «Выстрел в Солнце» Пристань Лотоса! Нэ Минцзюэ не удержался и тихонько хохотнул, за что получил тычок локтем по рёбрам от Лань Сичэня, упорно пытавшегося сдержать широкую улыбку. — Глава Цзян, — Лань Сичэнь говорил шёпотом, так что даже Цзян Чэн его едва слышал, — У Вас влажная левая прядь и огромный след от слюны на левой стороне одеяния. — Что, глава Цзян, — Нэ Минцзюэ подмигнул ему и тоже шептал, но из-за тембра его голоса его всё равно слышали многие, — тяжела жизнь молодого папаши? — Прошу прощения за неподобающий вид, — Цзян Чэн остался спокоен и невозмутим, хотя чувствовал, как медленно начинает дёргаться глаз. — Заткнись, Гуаньшань! — госпожа Цзинь резко зашипела и ударила мужа сложенным веером по плечу и тот, недовольно скорчившись, закрыл рот, так ничего и не сказав. С Цзян Чэном она говорила мягко и ласково: — Ничего, глава Цзян, ухаживать за ребёнком очень сложно, мы все всё понимаем. Как а-Лин? — Ночью были колики, но ближе к утру они прекратились. Когда я уходил он спал. — Вот почему Вы выглядите несколько уставшим, — госпожа Цзинь улыбнулась. — У его отца тоже частенько случались продолжительные колики в младенчестве. Лань Цижэнь тоже хотел было вступить в разговор, но его прервал громкий крик. — Господин! — подбежал лекарь, — С молодым господином что-то случилось! Не успел Цзян Чэн что-то спросить как подбежал второй лекарь и тоже заголосил: — Мы никак не можем понять что случилось, господин! — все навострили уши. — С молодым господином никогда такого не было, — запричитал третий. — Кушать не хочет, хотя уже пора бы! — кормилица всплеснула руками. — Плакал так сильно, что описался! — кричала нянечка. — Да ещё дважды! — жаловалась ещё одна нянечка. — Перепачкал такие красивенькие одежды, — виновато сообщила третья. Цзян Чэн, минуты три слушал вой, крики и причитания, сбежавшихся к нему нянечек, лекарей и кормилицы, склонив голову на бок. Не хочет есть, громко плачет, хотя не колики и пытается кусаться. — Что я приказал Вам делать в таких ситуациях? — вся толпа испуганно замерла и замолчала. — А ну-ка кыш! — слуга шёл с ребёнком на руках, разгоняя толпу нянечек и лекарей, пробираясь к Цзян Чэну. — Право слово, господин, Вам стоит разогнать эту ораву. Всё равно Вы почти всё делаете сами, так зачем Вам эти дармоеды? — Бо Ли, хорошо хоть у тебя голова не пустая. Пошли все вон! — Цзян Чэн махнул рукой, прогоняя слуг. — И перестаньте галдеть как вороны над трупами! — и аккуратно забрал племянника из рук Бо Ли, поглаживая а-Лина по спине. Мальчик тут же успокоился. — Глава Цзян, — на этот раз госпожа Цзинь не успела заткнуть мужа и он, провожая недоумённым взглядом толпу нянечек и лекарей, всё же спросил: — Сколько людей следит за моим внуком? — Включая меня — две дюжины. И, к счастью, среди них нет ни одной неопытной девицы. Цзынь Гуаньшань недовольно поджал губы, но промолчал. Нэ Минцзюэ трясся от беззвучного смеха. Лань Сичэнь совсем неизящно кусал губы, стараясь сдержать улыбку и тихое хихикание. Лань Цижень недовольно тряс бородкой, но смотрел с тоскливым пониманием. Цзинь Гуанъяо смотрел на племянника с нежностью и поглаживал жену по животу. Госпожа Цзинь смотрела на внука с тоской во взгляде, но попросить его на руки не решалась. Цзян Чэн, легонько покачиваясь и поглаживая племянника по спине, привычным для всех светским тоном спросил: — А где второй молодой господин клана Цинхе Не? — А я тут! — звонкий голос Не Хуайсана раздался непонятно откуда и появился он оттуда же. — Пристань Лотоса выглядит замечательно! Я очень рад наконец-то побывать здесь! Он лучился искренней радостью и лёгкостью, махал рукой, так что Цзян Чэну пришлось прятать улыбку. — Молодой господин так вырос! Скоро заговорит, да? — Увидев радостное лицо Цзинь Лин, раскрыв рот, смешливо угукнул, а Не Хуайсан искренне восхитился: — Ух ты! Какой зубастый молодой человек! Сколько у него уже выросло? — Три. — Ого, как много! Можно взять его на ручки? А Вы как раз сумеете проводить гостей, — и, не дождавшись ответа, он аккуратно начал брать мальчика на руки. Ошалевший Цзян Чэн даже не успел начать сопротивляться, как а-Лин оказался от него уже в паре цуней. Вдруг младенец втаращил глаза и обильно срыгнул, а затем ещё и пукнкул. — Упс! Я случайно! Цзян Чэн чуть ли не вырвал племянника обратно себе. Его парадное одеяние было перепачкано в выташненом грудном молоке и пятно расползалось от груди до паха. Вдруг а-Лин улыбнулся от уха до уха и засмеялся. Цзян Чэн насторожился. Обычно, после именно таких улыбок, надо было ждать какой-нибудь выходки. Младенец, словно прочитав мысли дяди, или заметив выражение его лица, несколько раз радостно угукнул, дёрнул его за прядь чёлки, поспешно зажевал её и пописал. Прямо на Цзян Чэна. Теперь, поверх пятна от слюней расползалась лужа молока, которое любезно срыгнул а-Лин, а поверх молока текла моча. Цзян Чэн прикрыл глаза, поклонился ошарашенным главам кланов и, оставшись абсолютно невозмутимым, сказал: — Прошу прощения, но нам обоим надо сменить одежду. Надеюсь достопочтенные главы кланов и их сопровождающие не будут пенять на меня за то, что в главный зал Вас проводит Бо Ли. — он кивнул слуге, развернулся и ушёл с свои покои, капая мочой и молоком. А-Лин радостно угукал и дёргал дядю за волосы. Лань Цижэнь хмыкнул им вслед и на укоры, которые Сичэнь прошептал ему на ухо, ответил что-то такое, от чего его племянник покраснел и смущённо кашлянул. Больше всех задержкой были оскорблены главы малых кланов и, конечно, Цзинь Гуаньшань, но последний не решался показывать своё недовольство, опасаясь гнева супруги. По пути в свои покои, Цзян Чэн приказал принести чистое парадное одеяние и, с удивлением, узнал, что Бо Ли был прав — все его парадные одежды попортил а-Лин. Пришлось надевать повседневную одежду и протирать обслюнявленные волосы влажной тряпкой. А-Лин сидел в своей колыбели и внимательно следил за дядей, улыбаясь. — Даже думать не хочу о том, что ты будешь вытворять когда научишься ходить. У меня и так уже есть седые волосы из-за твоего невыносимого дяди, а, судя по тому, как ты себя ведёшь уже сейчас, к тридцати пяти я буду седым полностью. А-Лин радостно рассмеялся и Цзян Чэн не нашёл причин для того, чтобы пытаться скрыть улыбку. Малыш засмеялся только громче и звонче. Цзян Чэн покачал головой и, улыбнувшись ещё шире, с нежным укором, сказал: — Невыносимый ребёнок. Цзян Чэн взял племянника на руки, снова передал его нянькам и ушёл к гостям. Не успел он извиниться за случившееся, как няньки снова прибежали вместе с плачущим а-Лином. Как только Цзян Чэн взял Цзинь Лина на руки тот сразу успокоился. — Ты совершенно бессовестный, да? — шёпотом спросил Цзян Чэн и а-Лин радостно угукнул, сидя у дяди на коленях и нагло запустил обе руки в его тарелку. Цзян Чэн начал на ухо нашёптывать племяннику правила и уговаривать не безобразничать. Все присутствующие в зале, в полной тишине, смотрел на них как на какое-то чудо света А-Лин правда послушался Цзян Чэна и, продолжив чинно восседать у дяди на коленях, просто с интересом оглядывался по сторонам, широко улыбаясь. — Глава Цзян, — Лань Сичэнь дружелюбно улыбнулся и с лёгкой опаской посмотрел на Цзинь Лина, — надеюсь, со здоровьем молодого господина всё в порядке? «Колики» звучит несколько, — он запнулся подбирая слова, — настораживающе. К тому же его стошнило. Цзян Чэн оторвался от еды, постарался улыбнуться в ответ, но, провалившись, всё-таки серьёзно ответил: — Благодарю за беспокойство, глава Лань. Колики естественны для младенцев, равно как и срыгивания. Хотя, учитывая его возраст, колики уже должны были прекратиться, но лекари считают, что это из-за тоски по родителям. — Ах, вот оно как, — Лань Сичэнь задумчиво кивнул. — В таком случае я искренне рад тому, что молодой господин в добром здравии. — В отличии от его молодого дяди, — Не Минцзюэ широко улыбнулся и тут же получил тычок под рёбра от Лань Сичэня и Не Хуайсана. — Не беспокойтесь, глава Цзян, — Хуайсан неловко улыбнулся, — уход за маленьким ребёнком — тяжёлое дело. Нет ничего постыдного в том, что Вы выглядите усталым. Кстати, давно ли молодой господин начал сидеть? — Полтора месяца. Позвольте узнать, что Вы имели ввиду, когда говорили, будто я выгляжу уставшим? — Все главы кланов внимательно прислушивались к разговору, но почти ничего не услышали из-за попыток сдержать смех и спрятать улыбки. Цзян Чэн известен, красив и уважаем. Его знают как гордого, сильного, упрямого и, порой, вспыльчивого человека. Высок, статен, с роскошными волосами, как у его матери, Цзян Чэн по праву занимал своё место в списке лучших молодых господ. А сидя на главном месте во главе празднества на старом, видевшем многое, кресле владетеля Юньмэна, он, ко всему прочему, был величественен. Тем смешнее было всем наблюдать на коленях столь примечательного молодого человека шебутного малыша, который дёргал невозмутимого дядю за пряди чёлки, когда тот обращал своё внимание на кого-то помимо него. Нэ Хуайсан, известный своей бесхребетностью и дружелюбием, которое многие любили принимать за глупость, поддерживал вежливую беседу не стесняясь условностей: — Вы несколько бледны, а под глазами залегли тени. Вы здоровы? — Абсолютно, — непоколебимо и спокойно ответил Цзян Чэн, немного смутив своего собеседника таким тоном. — Вот и славно, — Не Хуайсан улыбнулся в ответ и думал как продолжить беседу, но его спасла госпожа Цзинь. — Глава Цзян, — она благодушно и устало глядела на Цзян Чэна, — второй молодой господин Не прав — Вы выглядите несколько истощённым. Быть может, Вы согласитесь оставить а-Лина на меня с супругом, а сами отдохнёте? — сам а-Лин тем временем жевал правую прядь дяди и ритмично дёргал левую. — В Башне Кои он ни в чём не будет нуждаться. — Не хочу Вас расстроить и, тем более, оскорбить, госпожа Цзинь, но я считаю, что обстановка в Башне Кои не слишком подходит для воспитания приличного молодого господина, — госпожа Цзинь не сводила взгляда со своего внука, который теперь обеими руками увлечённо крутил Цзыдянь на пальце Цзян Чэна, жуя обе пряди его чёлки за раз. — но, если Вы не против, можете погостить в Пристани Лотоса. Уверен Цзинь Лин будет Вам рад. Госпожа Цзинь засветилась от счастья, широко улыбнулась и радостно согласилась. Цзинь Гуаньшань, однако, остался недоволен их разговором и спросил: — Глава Цзян, позвольте узнать, почему Вы считаете будто обстановка в Башне Кои не слишком подходит для воспитания приличного молодого господина? Цзян Чэн посмотрел Цзинь Гуаньшаню прямо в глаза и, презрительно окинув мужчину взглядом, холодно ответил: — В заклинателях должно взращивать высокую мораль и твёрдые принципы. Цзинь Лин сможет посещать Башню Кои либо когда ему исполнится одиннадцать лет, либо когда обстановка там станет благопристойной. — Глава Цзян, — Цзинь Гуаньшань был недоволен и даже не пытался скрыть это, — на что Вы намекаете? — На твоих шлюх, — резко сказала госпожа Цзинь и яростно глянула на мужа, — имей я такую возможность, то тоже не стала бы воспитывать сына в таких условиях. — Он мой внук! — Цзинь Гуаньшань с трудом не срывался на крик и со стуком поставил чарку на стол, так что немного вина выплеснулось. — Я имею право его воспитывать! В Башне Кои он никогда не узнает, что такое «нужда»! Мой сын… — Моя сестра, — Цзян Чэн лишь немного повысил голос и говорил размеренно, но почти все в зале замолчали. Даже Не Минцзюэ притих — он как никто другой знал насколько молодой глава клана Цзян искусен и жесток в бою, — и её муж не допустили бы того, что бы их единственный сын рос в месте, подобном нынешней Башне Кои. Мой племянник будет воспитанным и образованным заклинателем. Вам и кому бы то ни было не стоит сомневаться в моих словах и моих методах воспитания. — Методы воспитания? — Цзинь Гуаньшань не мог смириться с тем, что его внука воспитывает Цзян Чэн и при любой возможности пытался забрать Цзинь Лина себе. Так что сейчас он был разъярён и почти кричал. — О каких методах воспитания Вы говорите? Мой внук сидит у Вас на коленях, что является нарушением этикета, жуёт Ваши волосы и играется с магическим артефактом! Где здесь воспитание? Цзян Чэн тихо позвал племянника по имени, что-то сказал ему и, ко всеобщему удивлению, Цзинь Лин перестал жевать волосы дяди и играться с кольцом. Выглядел он при том немного обиженно и очень мило. Госпожа Цзинь покачала головой и с улыбкой сказала: — Его отец никогда не был таким послушным. Цзян Чэн кивнул ей, снова что-то сказал Цзинь Лину и, украдкой сняв Цзыдянь с пальца, отдал кольцо мигом повеселевшему мальчику, внимательно следя за тем, чтобы тот случайно не проглотил игрушку. Затем что-то сказал Бо Ли и слуга поспешно удалился. Вернулся он быстро и аккуратно ссыпал на колени Цзинь Лина и Цзян Чэна горсть разных игрушек, которые мальчик поприветствовал радостным смехом. Одна из тканевых кукол тут же окунулась головой в чарку с вином Цзян Чэна, деревянный меч Цзинь Лин, радостно улыбаясь, закинул в еду дяди. Деревянные игрушки он просто скинул со стула, но радостно захохотал, увидев несколько деревянных и тканевых копий Цзыдяня, недостаточно мелких чтобы их можно было проглотить, но и не слишком массивных. Госпожа Цзинь, вступившись за Цзян Чэна, теперь злым шёпотом пререкалась со своим мужем. Остальные заклинатели, смущённые препирательствами главами двух великих кланов, молча жевали. Но, не успело сгореть полпалочки благовоний, как Лань Цижень обратился к Цзян Чэну, задумчиво поглаживая свою козлиную бородку: — Глава Цзян, планируете ли Вы в будущем отправлять молодого господина на обучение в Гусу? — Учитель Лань, не сочтите за грубость, но я считаю, что пока слишком рано думать об этом. Цзинь Лин ещё не научился говорить, так к чему обсуждать что-то настолько далёкое? Лань Цижень покивал и более не сказал ни слова. Тем временем, Су Ше, занимавший положенное ему место главы маленького и молодого клана заклинателей, с упоением расписывал всем вокруг личные покои Цзян Чэна. Он рассказывал о куче грязных нижних рубах, скиданных в углу, раскиданной обуви и детских игрушках. О грязных пелёнках и не застеленной постели. О раскиданных взрослых и детских одеждах и, конечно, о самом Цзян Чэне. Об уставшем взгляде, перепачканных нижних одеждах, распущенных и спутанных волосах. Кто-то верил, что Су Ше правда когда-то видел что-то подобное, но ни один человек не смог даже представить, что такое может творится в личных покоях Цзян Чэна. Су Ше слушали с улыбкой, иногда смеялись, но значения его словам не придавали, считая, что он просто хочет насолить своему успешному ровеснику. Дальше Лань Сичень умело разряжал обстановку между главами кланов и вечер проходил более-менее гладко. После лёгкого завтрака, с Цзинь Лином на руках, Цзян Чэн устроил гостям экскурсию по возрождённой Пристани Лотоса, лично всё показывая и рассказывая. Затем слуги подали лёгкие закуски и прошло несколько состязаний в каллиграфии, стрельбе из лука, фехтовании, стихосложении и верховой езде, после которых гости вновь прошли в главный зал на ужин, веселиться и смотреть как танцуют юньмэнские красавицы. За всё это время Цзян Чэн отпускал племянника с рук только кормилице и то ненадолго. Когда Цзинь Лин наедался, то устраивал скандалы, плачем требуя отнести себя к дяде. А когда он засыпал на руках Цзян Чэна под его голос, то, просыпаясь и не видя его перед собой, страшно пугался, снова начинал плакать и не успокаивался до тех пор, пока снова не оказывался на его руках. Главы кланов наблюдали за этим с весельем. Кто-то искренне забавлялся, кто-то умилялся, кто-то насмехался, но Цзян Чэна не трогала ни похвала ни издёвки. Словом, у всех гостей сложилось о празднике хорошее впечатление, которое слегка омрачали разговоры, случившиеся в самом начале, между Цзян Чэном и главами великих кланов, вместе с их сопровождающими.