Тринадцать поцелуев

      В первый раз это было чистой воды недоразумение. Сущая нелепица, причислять которую к поцелуям никто нормальный бы не стал. Но Луку и Альберто, морских монстров, решивших жить на поверхности среди людей, сложно было назвать нормальными, а тот случай прочно врезался обоим в память и в какой-то степени послужил отправной точкой для всех последующих событий. Поэтому, если бы они вознамерились вести подсчёт всех своих поцелуев, каждый не задумываясь начал бы именно с этого…       На тот момент они не виделись уже почти полгода. Письма и телефонные звонки стали привычным делом. И это был обычный непримечательный телефонный разговор. Правда, внеплановый, поэтому семейство Пагуро отсутствовало, и Альберто, после того как Джулия пару минут пообщалась с отцом, мог спокойно пользоваться аппаратом единолично.       В предвкушении долгожданной беседы он прижал трубку к уху и немедленно был атакован радостными возгласами Луки.       — Мы вчера получили твои письма! Я уже почти закончил писать ответ. Спасибо за слова поддержки перед контрольной, пусть она прошла раньше, чем пришло письмо, но для меня очень важно, что ты в меня веришь. И рисунок! С каждым разом у тебя получается всё лучше и лучше! Нет, ну правда! — последняя фраза явно была обращена к саркастично прыснувшей на фоне Джулии, после чего Лука заговорил заговорщицким шёпотом: — Кстати, Джулия передала мне то, что ты просил.       Альберто понадобилось некоторое время на осознание сказанного. Вновь слышать голос Луки после долгого перерыва всегда было слишком волнительно, а учитывая, что тон у него сейчас был такой перевозбуждённый и воодушевлённый, отвлечься и заслушаться было слишком легко.       — Подожди… Я разве просил её что-то тебе передать?       К своему стыду, письма Джулии он всегда писал абы как. Всё умение подбирать слова уходило на послания для Луки, которые с каждым разом становились всё более эмоциональными и красочными.       — Не делай вид, что не помнишь, — вклинилась в разговор Джулия. — Ты написал мне: «Поцелуй Луку за меня».       — Что? — взвизгнул Альберто. — Я не… Не может быть?       — Но это правда, — подтвердил Лука. — Она показала мне письмо, прежде чем... Ты не подумай, она всего лишь чмокнула меня в щёку, но нам обоим показалось очень милым, что ты…       — Я собирался написать: «Обними его за меня», но отвлёкся, — попытался оправдаться Альберто. — Точно! Помню! Макиавелли тогда просился на улицу, мне пришлось прерваться и…       Он понимал, что было бы лучше сохранять хладнокровие, что при телефонном разговоре смущение легко можно было бы скрыть, но ничего не мог с собой поделать. Ситуация была слишком внезапной, для того чтобы можно было быстро подобрать уместную реакцию.       — Альберто, — произнёс Лука мягко, наконец уловив нарастающую неловкость. — Не нервничай так. Мы не дразним тебя.       — Говори за себя, — весело вставила Джулия.       — Ладно. Я тебя не дразню. Мне вообще не стоило поднимать эту тему. Прости.       — Нет. Всё в порядке, — поспешно заверил Альберто, пытаясь изобразить беззаботный смешок. — Я просто удивился своей глупой ошибке. И впрямь забавно получилось.       — Ты даже не представляешь насколько, — самодовольно произнесла Джулия. — Я ведь подошла к твоей просьбе с полной ответственностью. Пыталась тебя спародировать, входила в образ.       На этот раз смех у Альберто получился уже куда более искренним.       — Лука, только не говори, что у неё из этого вышло что-то толковое.       — Нет, — ответ последовал незамедлительно и прозвучал даже чуть серьёзнее, чем требовалось. — Ей не удалось передать и половины твоего…       Обаяния, очарования… На ум Луке приходили только такие слова, но он опасался, что их употребление лишь усилит смущение.       — …твоей индивидуальности, — наконец неловко закончил он. — Без обид, Джулия.       — Ах так? — воскликнула Джулия в притворном возмущении. — Напрашиваешься на то, чтобы я рассказала Альберто, как ты отреагировал на «его» поцелуй?       — Как? — заинтригованно произнёс Альберто, прежде чем успел себя остановить.       Глупость какая-то. Он не был участником всей этой истории — лишь невольным инициатором. И слышать подробности о том, как Джулия целовала Луку, в обычных обстоятельствах ему вряд ли бы захотелось. Но ей каким-то непостижимым образом удалось всё запутать, выставить себя исключительно посредницей и полностью перевернуть общее восприятие ситуации с ног на голову.       — Сразу после поцелуя он был очень польщён и растроган. А потом ещё минуты две приблизительно улыбался и разглядывал ту самую строчку в письме. Я ему, наверное, совсем его отдам, пусть любуется.       — Джулия! — возмущённо воскликнул Лука. — Она преувеличивает. К тому же, раз это была всего лишь описка…       — Да брось. Ты же сам слышал, что говорил школьный психолог: описки и оговорки не случайны, и по ним легко можно выявлять подсознательные мысли и желания.       Повисла долгая озадаченная пауза.       — Кто такой этот ваш псих-и-олух и зачем вы его вообще слушаете? — наконец недоумённо спросил Альберто.       — И как интерпретировать подобное? — задумчиво пробормотал Лука. — Если письмо было адресовано тебе, а просьба касалась меня? У кого из нас какие подсознательные желания тогда?       Джулия раздосадованно вздохнула и подытожила:       — Всё ясно. Вы двое безнадёжны и явно пока не готовы делать какие-либо выводы.       — Почему же. Я сделал вывод, — возразил Альберто. — Я понял, что впредь мне нужно внимательно перечитывать письма перед отправкой. А то мало ли каких вы ещё глупостей там из-за меня понаделаете.       — Это здравая мысль, — согласилась Джулия. — Получать от тебя что-то более осмысленное было бы приятно.       Она наконец оставила злополучную тему с поцелуем, и разговор плавно перетёк в другое русло. И пусть кое-какая информация к размышлению для мальчиков всё-таки поступила, их мысли были пока слишком далеки от верного направления.       Что может означать реакция Луки и стоит ли мне беспокоиться из-за всего этого?       Раз Альберто так смутился, то, наверное, заканчивать следующее письмо словами «целую, обнимаю» не лучшая идея.       Джулия не права, случайно написанная на бумаге фраза ничего не значит.