Рассуждения о Птицах

Утро. Мигающие лампы на потолке, прокуренный воздух, запах мятных жевачек, завтрак на тумбочке и новая капельница. — Как себя чувствуешь? — Янус сидел на кровати напротив, глядя на Мотылька и на остатки яблок. — Идёшь на поправку? Он что-то писал в потрепанном блокноте. Вид у него был усталый. — Всё хорошо, я поела. — Так держать, тебе здесь не слишком скучно? Можешь попросить подружек что-то передать, я им сообщу. Мотылёк вспомнила о жилетке-панцире, спрятанной под кроватью. — Нет, не переживайте. — Она говорила улыбаясь. — Хорошо, позавтракай обязательно. Янус ушёл осматривать остальных узников Могильника, Мотылёк снова осталась одна. Стервятник ушёл рано утром, когда все спали, Мотылёк не смогла с ним попрощаться. На тумбочке, рядом с ароматным и ещё горячим завтраком, стоял небольшой букетик из мирта, веточек плюща и цветков жёлтой циннии. Когда он успел? *** Чёрный явился в Четвёртую под утро, вместе с Лэри. Табаки, сидя на кровати в окружении подушек и не отвлекаясь от раскладывания пасьянса, поспешил оповестить их о пропущенных событиях, скорее обращаясь к Лэри, чем к Чёрному. — Детка! Да ты пропустил величайший карточный бой за всю историю клуба картёжников! Девчонка Стервятника обыграла его самого, так что можешь смело отправляться к Логам и сообщить им сразу две грандиозные новости, у Птиц появилась Мама! Лэри замер посреди комнаты, уставившись на Табаки круглыми глазами. — Мама? У Птиц? Табаки сидел с довольным выражением лица, расползаясь в широкой улыбке и выжидая, когда Лэри сорвётся с места и побежит к Логам, стуча подкованными ботинками. — Уже можешь бежать и рассказывать новости. — Из угла спальни прозвучал голос Лорда. — Её, если тебя это интересует, зовут Мотылёк. Лэри оказался предсказуем, либо же состайники слишком хорошо его знали. Он хлопнул дверью, в коридоре застучали ботинки. Скоро по Дому поползут слухи о том, как Мотылёк вместе со Стервятником закапывают черепа в цветочных горшках и спят в одном гробу, укрытые белоснежными розами и кружевной вуалью. Чёрный вогрузился на свою кровать и молча уткнулся в газету. К нему подъехал Курильщик, спрашивая о его самочувствии. *** Мотылёк пыталась отвлечься музыкой. Тяжесть в желудке была неприятна, остатки яблок видеть не хотелось. Как из этого выбраться? Как, чёрт возьми, перестать винить себя за каждый съеденный кусок? Зачем я всё это съела... Пусть я упаду в обморок. Я перестану, я смогу. Только бы похудеть. Дойти до идеала. Осталось совсем немного. Это последний раз, это точно последний раз. И снова по кругу, одни и те же действия. Холодная плитка, туалет, зубная щётка, кровавые следы на косточках пальцев. Слёзы, скатывающиеся по щекам, боль в коленках, слабость в теле и туман перед глазами. Шум воды, чтобы если кто-то зайдёт в комнату, у него не возникло подозрений. Кровь. — Чёрт... Поцарапала. Стоя перед зеркалом Мотыльку хотелось отвернуться и надеяться что оно исчезнет. Оно — зеркало или отражение, неважно что именно, но лучше бы его не существовало. На Мотылька красными глазами смотрело почти человеческое лицо, бледное, с распушхими губами и веками, синяками под глазами и мокрыми от слёз ресницами. Мотылёк попыталась привести себя в порядок. Стало немного лучше, совсем немного. На дрожащих ногах девушка вышла обратно в комнату. На кровати сидела мрачная фигура Стервятника, его напряжение передалось бы любому, вошедшему в комнату. — И давно ты тут сидишь? — Мотылёк замерла в проходе. — Достаточно. Я принёс тебе фруктов, но теперь не уверен, стоит ли их предлагать. Зачем ты это делаешь? Неужели ты не видишь, что творишь с собой? Конец один, и ты близка к нему. Тебе нужно остановиться, пока не стало поздно. Мотылёк увидела на кровати бумажный свёрток, в котором лежал кокос и пара апельсинов. Кокос? Зимой? Она знала, что вода не перекроет весь шум, знала, что Стервятник обо всём догадается, она никогда не сомневалась в его уме. Силы были на исходе. Дойдя до кровати, девушка села рядом с ним и его плечо намокло от её слёз. — Я слабая, понимаешь? Я сорвалась. Я не знаю, как выбраться. Я верю, что все проблемы исчезнут, если я похудею. Я смогу полюбить себя, меня полюбят другие люди, я буду выглядеть так, как мне нравится, носить ту одежду, которую хочу. Всё мои мысли заняты подсчётом калорий. Сколько я получила, сколько потратила, сколько получу если съем тот или иной продукт и сколько его придётся отрабатывать. Я придумала себе наказание, из-за которого вдоль всего позвоночника образуются синяки. Я паникую если не могу обхватить пальцами свою ногу или руку. Это больше напоминает зависимость, я не знаю к чему это приведёт, я боюсь последствий. Но я продолжаю это делать, я не знаю как выбраться, никто не знает как выбраться. Это замкнутый круг. Диета - срыв - диета. После каждого срыва диеты становятся всё жёстче. Всё мои блокноты исписаны калорийностью моего рациона и рисунками худых, красивых девушек. Мой организм истощен и обезвожен из-за таблеток. — Мотылёк не успевала следить за словами, они лились неконтролируемым потоком, слишком долго она молчала, не в силах высказать всю правду. — Это всё построено на лжи, ты врёшь всем вокруг, друзьям и близким, о том, что поела, что хорошо себя чувствуешь, принимаешь свое тело и любишь себя. Я боюсь, что во мне не останется ничего интересного, я теряю себя. Мотылёк слезла с кровати и схватила рюкзак, на кровать из кармана посыпались блистеры от таблеток и книги о диетах и полезных вещах при похудении. — Мерзость. Стервятник наблюдал молча. — Прости. Мне не стоило всего этого показывать и говорить. За откровения нужно платить откровениями, пусть ты и не просил человека быть искренним, не просил доставать то, что глубоко упокоено в его душе или грызёт и разрывает нутро. Ты не можешь отмолчаться или ответить сухими словами, они покажутся грубыми и перед вами снова вырастет только что разрушенная стена, новая будет в разы крепче, прочнее и несокрушимее. — Я боюсь за тебя, боюсь тебя потерять, боюсь того, что твои силы иссякнут и ты перестанешь бороться. Тебе не нужно менять себя, чтобы получить любовь, неважно, от себя или от кого-то другого, ты заслуживаешь её такой, какая ты есть. Если хочешь изменить в себе что-то, то только из любви к себе. А то, что с тобой происходит, больше походит на ненависть. Никто не сможет помочь тебе до тех пор, пока ты этого не захочешь. Пока ты не захочешь выбраться и вылечиться. Бесполезно спасать человека, который сам в своей голове выбрал страдание. — Стервятник говорил на одном дыхании, глядя в глаза Мотыльку. — Вечером зайду за тобой. Мотылёк успела бросить лишь короткое "Спасибо" уходящей фигуре Стервятника. Она собрала пустые упаковки от таблеток обратно в рюкзак. — Надо будет их сжечь. — Мотылька услышали лишь пустые стены. До наступления вечера Мотылёк думала, лёжа на кровати и слушая музыку. Размышляла о том, к чему это приведёт. Я буду расти. Болезнь будет расти вместе со мной, её рост будет быстрым, только вот от меня самой не останется ни капли. Это суицид, медленный, ужасный и болезненный. Над головой появился чей-то силуэт. Русалка вошла в Могильник тихо и незаметно, словно одно из привидений, бродящих по безлюдным коридорам. Мотылёк выдернула из ушей затычки-наушники и присела на кровати, она молчала, глядя в бесконечные зелёные глаза. Волосы стекали по Русалке, покрывая её плечи и лицо. — Ты как? Такой простой вопрос, ответить на который для Мотылька оказалось чем-то непосильным. Спроси Русалка что-нибудь о Византийской живописи или величайших художниках эпохи Возрождения, ответ последовал бы незамедлительно. — Бывало и лучше. — Мотылёк отвечала честно, врать Русалке было чем-то, что для Мотылька приравнивалось к смертным грехам. Русалка присела рядом, Мотылёк почувствовала теплоту, которая обволакивала и успокаивала. — Честный ответ. — Русалка осторожно взяла её руку и повернула тыльной стороной. Мотылёк не одернула руку, как сделала бы, будь на месте Русалки кто-то другой. — Знаешь... — Русалка замялась, словно пыталась найти нужные слова. — Я скучаю по Мотыльку. — Я тоже по ней скучаю. — Мотылёк смотрела на свои руки, на которые падали бесконечные русалочьи волосы. — Она ведь вернётся? — Русалка смотрела жалобными глазами котёнка, в то же время, эти глаза пренадлежали совершенно взрослому человеку. — Вернётся. Русалка оставила Мотыльку новый амулет — вырезанный из дерева полумесяц. Мотылёк разглядывала подарок, ожидая Стервятника. Он появился, когда Пауки разошлись, а те кто остался заснули. Мотылёк шла за Папой Птиц, в очередной раз не зная, куда её ведут. Два человека прокрадывались по звенящему тишиной коридору, отбрасывая одну тень, когда проходили мимо редких источников света. Привидения бродили вместе с ними, замирая в стенах и останавливаясь перед неожиданными гостями Могильника. Остановившись перед одной из многочисленных дверей на первом этаже, Стервятник достал связку ключей, выбрав один из своей коллекции. Дверь открылась. Мотылёк почувствовала запах пыли и холода. Стервятник прошёл внутрь помещения, подсвечивая путь фонариком, Мотылёк следовала за ним, ощущая себя слепым котёнком. Шла на ощупь, споткнувшись о ковёр и какие-то доски, она прошла дальше, наткнувшись на мягкое кресло. Напротив неё неожиданно загорелся большой экран. Изображение было неразборчивым, в полоску и с помехами. Спустя некоторое время экран потух, Стервятник провёл её в ряд по центру зала и укрыл пледом, не проронив ни слова. Рядом с сидениями он поставил стеклянную бутылку. — Каким чудом тебе удалось его оживить? — Мотылёк знала о существовании непригодного кинозала и была уверена в том, что он больше годиться для хранения хлама и вещей, пришедших в негодность, которые расползались вдоль стен. — Мне помогли, сам бы я точно не справился. Для тебя — что угодно. Мотылёк легла на его плечо. Вдыхая привычный и приятный аромат, она почувствовала запах алкоголя. — Ты пьян? — Выпил совсем немного, нужно было успокоить нервы, чтобы не сойти с ума. На экране появилась девушка, худоба которой выходила за все возможные пределы. — Теперь ты решил свести с ума меня? — Чувства Мотылька смешались, голос дрожал. — Вовсе нет, я беспокоюсь и пытаюсь тебе помочь. Мотылёк потянулась за бутылкой, сделав пару глотков, она легла обратно. Дрожь прошибала тело, Стервятник неотрывно смотрел на экран. Почти до самого конца они сидели молча. Последние кадры заставили Мотылька содрогнуться. Девушка из фильма смотрела на саму себя. Она умирала, видеть это было больно. Актриса скукоживалась на песке, кожа бледнела на её костях, тонкая и прозрачная, как паутина. Жуткая, пугающая картина. Мотылёк выпила ещё алкоголя, обжигавшего и без того пораненное горло. Стервятник выхватил бутылку, облив девушку. — Тише. Поморщившись, Мотылёк схватилась за рубашку Стервятника, прижимаясь к нему. — Мы справимся. Он обнял её, Мотылёк чувствовала то, чего ей так не хватало. Присутствие кого-то рядом, осознание того, что теперь она не одна. Она нуждалась в нём, в его поддержке и заботе, в его улыбке, которой он так редко её одарял, в его внимании, жестах, словах и взглядах. Он успокаивал её, гладил по волосам, пока её трясло и выворачивало изнутри. Экран давно погас, Стервятник достал пачку сигарет, и протянул её Мотыльку, достав одну для себя. Мотылёк вдохнула горьковатый дым, который заполнил лёгкие. — Спасибо тебе.