Не должно

      Эйс кричит. Эйс задыхается. Эйс пылает, сгорая в агонии и страхе.       Он воет так дико, что горные бандиты сбегаются все к нему в комнату, но попытка привести его в чувства не оканчивается успехом. Он рвет на груди футболку, кричит так, что закладывает уши, и приходит в себя лишь тогда, когда его, бьющегося в агонии, подхватывает Дадан и топит в бочке с дождевой водой, стоящей на улице.       Эйс больше не кричит. Эйс захлебывается, глотает воду, давится и жадно дышит, когда Дадан рывком достает его из бочки.       — Какого хрена ты творишь, ублюдок?! — бандитка рычит, злобно скалится, а после швыряет его на землю. И Эйс падает безвольной, ломаной куклой, дергает на груди футболку так, что трещит ткань, но не находит там дыры от магмовой руки Сакадзуки.       — Я умер?! Я умер! — хрипит он, оттягивая мокрую ткань, воротник врезается в шею.       Умер.       — Сумасшедшее отродье, — бросает ему Дадан и идет сквозь толпу сбитых с толку, перепуганных странным поведением их подопечного бандитов, разгоняя всех мрачной аурой.       А Эйс сидит. Сидит на земле, мокрый и совершенно разбитый. И смотрит ей вслед больными глазами.       Эйс знает. Он умер. Он точно умер в Маринфорде.       Но не понимает, почему он здесь, в Ист Блю, на острове Рассвета, рядом с Дадан и другими горными бандитами. Не может понять, почему выглядит как ребенок.       Эйс остается в одиночестве сидеть на земле и траве, вцепляясь в свою детскую грудь руками.       Эйс смеется.       Эйс плачет.       Эйс сошел с ума.       Потому что выглядит как пятилетнее дитя, хотя точно уже давным-давно вырос из своих детских футболок.       Но Эйсу двадцать лет, и он умер. Он точно умер в Маринфорде меньше получаса назад на руках у Луффи.       На руках его любимого младшего братишки.       О боже, что он натворил?! Луффи!       Мысли мечутся в голове — напуганные, спутанные, панические.       Эйс окончательно рехнулся.       Его скручивает от запаха еды и выворачивает от глотка воды. Ему мерещится сера, паленое мясо. Он сходит с ума от запаха пороха, моря и крови, что витает вокруг, хотя разумом понимает, что тут пахнуть так просто нечему.       Эйс, спотыкаясь, бредет сквозь лес, но не замечает его листвы и зелени, не чувствует реальности, и чистый лесной воздух обращается тошнотворной вонью жареного, что забивается в нос и глотку, не давая дышать. Он все еще там. Он в Маринфорде.       Он на войне.       Эйс идет к морю, сбивая ноги в кровь, падая на разбитые колени, чтобы в итоге добраться до побережья и, зайдя в воду по колено, рухнуть в нее, погружаясь по грудь, позже — по самую шею и вниз головой, так, чтобы лбом достать дна и вынырнуть, тяжело дыша.       Он пугает своим криком птиц, тревожит зверей, взметает песок вырвавшейся на свободу в приступе слепого отчаянья Королевской Волей, а после сидит в воде до холодной дрожи, пробравшейся до самых костей, но так и не успокоившей пожарище в целой, но все же прожженной груди, встречая рассвет.       Рассвет на родном острове. Рассвет, что видел сотни раз. Рассвет в королевстве Гоа.       Бредовый сон не кончается.       Или наоборот — он таки наконец кончился и Эйс… проснулся?       Он просыпается на берегу, засыпанный наполовину песком, и смотрит в небо.       Рядом с его головой топчет песок почтовый альбатрос, и Портгас Д. Эйс действует быстрее, чем успевает сообразить.       Он хватает птицу и сворачивает ей шею.       Листовки и газеты разлетаются вокруг него веером, и волны, накатывающие на берег, подхватывают, играясь, весело выхлестывают их на песчаный берег ему под ноги.       Эйс размазывает грязь под носом рукой, хватает мокрыми пальцами дешевую бумагу и читает дату.       Семь лет со смерти Короля Пиратов.       Эйсу пять.       И кажется, ему это не снится.       И он смеется. От ужаса и страха.       Газета в руках расползается, размокнув.

***

      «Если бы я не родился — всем бы жилось проще» — эта, как оказалось, суицидальная мысль, что жила с ним лет с пяти, когда Дадан таки рассказала надоедливому подкидышу о его родителях, была чертовски правдива в своем ужасающем итоге.       Эйс и раньше над этим думал и размышлял, прокручивал в своей голове. Как повзрослел — стал себя обрывать, так как вбил в голову, что он должен прожить жизнь без сожалений, чтобы оправдать жертву своей матери.       Прожить ее громко, так, чтобы в своей «громогласности» суметь доказать свое существование. Доказать его ценность всему миру.       Эйс всегда искусно лгал. Себе.       И занимался херней, забивая голову, тоже профессионально.       Он должен был сдохнуть.       — Су-у-ука! — весело тянет Эйс и хватает себя за волосы, хохоча как самый настоящий псих.       Он и есть псих. Он рехнулся.       Он был слабаком, который должен был сдохнуть. Который не должен был рождаться. Который вместо того, чтобы прожить жизнь легко и весело, без сожалений, стал просто копией своего ублюдочного папаши.       Он хохочет как ненормальный, а потом от силы его удара ствол дерева трещит и только каким-то чудом не падает. Птицы и звери бегут от ненормального человеческого ребенка прочь, но это его не волнует совершенно.       Сколько бы Эйсу ни говорили о том, какой великий был человек Гол Д. Роджер, он знал достаточно, чтобы считать его эгоистичной мразью.       Роджер прожил жизнь без сожалений — медаль ему на шею! Но скольких он оставил сожалеть?       Роджера ненавидели не столько как пирата, а больше как причину, из-за которой сотням младенцев не суждено было увидеть этот мир. Слезы отцов и матерей, бесчисленное количество смертей из-за бури, что вызвали его слова, из-за чертового беззакония и безумия, что он породил, даже стоя на эшафоте.       Об этом не говорили, но… Молодых людей старше Эйса на год или два чудовищно мало.       Гораздо меньше, чем могло бы быть.       Жизнь сына Короля Пиратов была оплачена тысячей жизней невинных младенцев, сломанными судьбами их родственников, жизнью Портгас Д. Руж и… Это было только начало.       Эйс давится всхлипами.       Дадан, растившая его, всегда ему напоминала о том, что он чудовище, из-за которого они все могут сложить головы.       Брат Сабо — мертв.       Да, было глупо думать, что только по его вине, но… Эйс был самым старшим. И он был слаб.       А дальше смерть приходила и издевательски забирала жизни дорогих людей вместо его.       Татч. Отец. Пираты Белоуса. Луффи, у которого он умер на руках, выдавливая слова о том, что не сожалеет.       Он солгал.       Дозорные.       Старик Гарп…       Все.       Он всем принес только несчастья.       Потому что был глуп, потому что жаждал любви и признания, потому что был слаб.       — Потому что ты идиот, Портгас Д. Эйс.       Еще-не-мертвые смотрели на него безжалостными, полными боли глазами, и Эйс хватался за несуществующую-существующую дыру в груди, теряясь между бредом и реальностью.       Беги.       Эта мысль была внезапной, резкой и хлесткой.       Дающей вдохнуть густой воздух глубже, раскрывая ранее прожженные легкие. Эйс скулит, Эйс стонет.       Эйс замирает на месте, пораженный.       Портгаса Д. Эйса не должно существовать. Не должно.       Умри-умри-умри.       Но он, даже решившись шагнуть с табурета, замирает на месте.       Они все погибли из-за него. За него.       Петля болтается над головой.       Эйс сбегает из дома.       Но на этот раз он не собирается возвращаться. Не собирается встречаться со светловолосым мальчишкой по имени Сабо, не собирается становиться братом для Луффи, не собирается быть частью семьи Белоуса.       Он должен стать никем.       Ничем.       Его просто не должно быть.       Но Эйс все же обязан жить и оберегать их всех.       Вспышкой в воспаленном мозгу проносится воспоминание-цель-направление.       Маршалл Д. Тич. Он не может умереть, пока эта тварь не сдохнет. Потому что Отец придет за любым из своих детей. За любым.       Но в этот раз ему не придется это делать.       Никем и ничем. Эйса существовать не должно.