Престарелые инвалиды

У Хаширамы, получившего только-только свой первый мобильник, была ужасная привычка звонить своему другу, надоедливо что-то тараторя. Он без умолку болтал, хихикал и обижался, нагоняя по дому круги, пока собеседник лениво чистил зубы в послесонной дымке. Это обычно бывало по утрам, часам к десяти, когда этот несносный парнишка уже съел свой завтрак, выкрав у младшего ломтик хлеба чтобы доесть полусырую яичницу, приготовленную самостоятельно Тобирамой. Родители уехали, теперь всё сами. Он шумно смеялся, таща за руку сопротивляющегося брата, и что-то кричал в динамик. Мадара - сова. Он только проснулся и нет, господи, нет, это слишком рано для него, в ответ лишь бурчал, пытаясь подняться с мягкой и тёплой постели, и шикал на подкалывания. - Ну ты и соня, Мадара. - Хаширама говорит это уже в сотый раз. - А ты - идиот. - Отвечают ему в миллионный и пару сотен тысяч раз, доводя до резкой грусти и мрачного "прости". И так каждое утро нового летнего дня, или осеннего, пока длится "бабье лето", или даже весной, в мае, то бегая от гроз и ливней под крышами, то спеша им же навстречу, ловя в глаза молнии и на одежду дожди. И простуды они ловили, или упрёки - всё равно убегут, смеясь. Они спешат через зной и ветер, бьющий оконными рамами, все лесные тропинки обходят и теряются, них, ссорясь и рассаживаясь в тихой обиде у пней. И мирятся, снова держаться мизинчиками и улыбаются, не желая отпускать друг друга. "- Лучше потеряться вместе, чем по одиночке, Мадара! – С таким придурком страшно оставаться, знаешь ли." Тобирама редко бывает в восторге, хмурится и уходит в дом. Он причитает и читает, улыбается прозрачно и редко, смеётся лишь в одиночестве. Для ребёнка он уже слишком серьёзный сидит в кабинете отца и перечитывает заумные книги, скучные детективные романы и фэнтезийные сказки, ещё непонятные юному разуму своими "утопиями". Но Хаширама перед сном всё слушал, восторженно охая на сюжетные повороты на драконах, летающих в адских топях. – Потом Клео и его длуг отплавляются в новую стлану. - Младший Сенджу картавил, забавно хмурясь, когда брат улыбался с неправильно произнесённых слов, а после, иногда поддерживающе, иногда со смешком, повторял также. – А что же стало с той класавицей, котолую они отвел- – Дурак! - Первое слово, которое он научился выговаривать правильно. - Хаширама! - Второе слово, пара первому, разозлясь, кричал юный рассказчик, пиная братца в бок. И ведь каждый раз, смеясь в глухой ночи и подмигивая звёздам, они ругались, мирились, дрались и обнимались. Прибегали тихо-тихо Каварама и Итама, усаживались на украденные из гостинной подушки и слушали истории, затаившись. Будто рой грибочков у пня, скучившись, хихикают и расспрашивают, вынуждая рассказывать всё больше и больше. Не дышат, внемлют каждое слово и, после упреждающего приказа отца или замечания мамы, уносятся обратно видеть яркие сны, где замки и драконы, старшие братья и леса, полные эльфов и гномов. Они жили в своей маленькой сказке, юные звёздочки. А с другой стороны улицы - Учиха. Отец днями в городе, да и мама тоже. Сорванцы уже привыкли, что разгромив комнату придётся самим и убирать.