***
«Капризная девчонка, правозащитница хренова, - возмущалась Эйлана, подъезжая к воротам лагеря. – Как забираться на плечи брата и прыгать в воду, так она первая, а когда нужно всего лишь поставить ногу на спину парня и сесть в экипаж, так сразу «Ему же будет больно!». Лицемерка». С самого утра вместе со своим гаремом она обучала Софи забираться в ландо, но все без толку. Мать показывала, как это делается на примере мужа и других парней, после чего демонстрировала целые тела и довольные лица. Полчаса назад в сердцах она даже велела сделать снимок спины Макса, по которому только что прошлась, вылезая из кареты. Но этой упертой девице все нипочем. «Я не могу, это неправильно. Так нельзя, они же люди, а не мебель!» Вот и весь сказ. А то, что этим людям нравится, когда их используют в подобном качестве, девушку не колышет. Чтобы не прибить родную дочь, Эйлана оставила мужа объяснять правила поведения госпожи в гостях, а сама позорно умчалась в лагерь лечить нервы, а заодно и вытрясти из Бэзила секреты особняка Шарлин. - Привет, Чарли, - кивнула хозяйка поклонившемуся охраннику. – Твой день визитов – завтра. - Благодарю за милость, госпожа, - довольно осклабился раб. «Ну, хоть кто-то мне благодарен», - хмыкнула молодая женщина, позволяя Мару перейти на рысь.***
Уже который день Луи не находил себе места от беспокойства. «Романтическое свидание» в космопорту, закончившееся ссорой с госпожой, не давало ему покоя, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове события того дня. Особенно тревожил последовавший звонок, сообщивший, что на блондина больше не сердятся и приносят извинения за горячность. Вечерний разговор с Крэгом, заявлявшим, что проблема решена, только усилил волнение блондина. На его памяти госпожи Дома Фламбо извинялись перед мужчинами только в день усыпления. Да и то, не столько перед рабами, сколько перед Ливерном - старшим мужем Великой Богини, духом плодородия за лишение жизни одного из его сыновей и передачу несчастного под опеку Морта - младшего мужа, духа смерти. Выводы напрашивались одни кошмарнее других. Время от времени Луи порывался поехать в особняк и броситься к ногам госпожи, вымаливая прощение, но каждый раз одергивал себя. Ему четко сказали, что зла не держат, а это означало, либо окончательное решение не продлевать жизнь неугодному блондину, либо амнистию. Луи предпочел больше не беспокоить своего верхнего напрасными терзаниями, а заняться наведением порядка в лагере. Эту нервозность хорошо чувствовали смертники, на которых, то и дело, срывался управляющий. Крупные мужчины при виде злющего блондина старались скрыться в своих комнатах, в укромных уголках особняка или в кустах, лишь бы не нарваться на его кулак. Недостаточно расторопные получали по шее и отправлялись на кухню помогать повару, чему были только рады. С Тони не связывался даже Луи, понимая, что ссора с поваром чревата несварением желудка, а то и отравлением, и парни чувствовали себя там в полной безопасности. – Луи, госпожа приехала, – раздался из коммуникатора встревоженный голос Чарли. – И, она, кажется, в бешенстве. Такого каменного лица я у нее давно не видел. Не дослушав охранника, управляющий вылетел из кабинета, чуть не по перилам спустился по лестнице и выскочил на крыльцо за минуту до того, как всадница на вороном коне подъехала рысью к входу в особняк. - Доброе утро, госпожа, - блондин одним прыжком преодолел ступеньки и склонился к земле, предлагая свою спину вместо лестницы. - Привет, мой сладкий, - сухо поздоровалась Эйлана, чтобы случайно не наорать на управляющего, а про себя подумала: «Здесь-то что могло случиться ужасного, если этот красавчик так унижается? Не иначе мою комнату разнесли или того хуже, сорвали замок с погреба и перепились в усмерть». В том, что смертники способны высадить толстую дверь, усиленную металлической дверной коробкой, у бывшей космодесантницы даже сомнения не возникали. В ярости она и сама могла это сделать. А чего только стоил «подвиг» Кнута, которого пираты как-то оглушенным заперли в каюте своего корабля. Очухавшись, этот Болван Брагге вынес косяк и придушил троих, прежде чем майор подоспела с подмогой… пиратам, и спасти бедолаг от бешеного «адского кота». Нет, вряд ли. управляющий-то трезв, но отчего-то чувствует себя виноватым. К радости Луи, хозяйка, спешиваясь, милостиво поставила ножку на «ступеньку». «Ладно, потом разберусь, - решила она. – Так, и, правда, слезать удобнее, но, когда тебя снимают с седла, гораздо приятнее». Эйлана ослабила подпругу, и, передавая поводья поднявшемуся мужчине, распорядилась: – Быстро найди мне Бэзила. Я буду в своем кабинете. – Слушаюсь, госпожа, - поклонился блондин и, отстучав сообщение, двинулся в сторону конюшни, чтобы передать коня дежурному. «Нет, определенно что-то здесь нечисто, - мелькнуло в голове молодой женщины. – Откуда у этого красавчика столько скорби на смазливом личике?». Ее мысли прервал вылетевший из приоткрытой двери вопль: «Так его!». Переглянувшись, госпожа и управляющий, не сговариваясь, хлопнули вороного по крупу и бросились в дом. Конь тряхнул гривой и неспешно пошел к конюшне. В холле первого этажа творилось «Черт-знает-что». Именно так выразилась хозяйка, проскользнув под локтем одного из смертников, столпившихся в углу холла. На импровизированном ринге сцепились Клиф и Рори. «Что, интересно, не поделили эти двое? - подумал Луи, прикидывая, как растащить драчунов, чтобы самому не попасть под горячую руку. – Только вчера вроде ладили». Наученные горьким опытом зрители и не пытались остановить драку, предпочитая делать ставки на победителя, выкриками подбадривая своих фаворитов. Большинство ставило на русого, но находились и такие, кто предпочитал медноволосого. - Клиф, отпусти его! – крикнула Эйлана, но в горячке боя любимчик не услышал команды и продолжал методично избивать прижатого к полу отчаянно отбивающегося рыжика. С рыком, достойным матерой крылатой кошки, госпожа прыгнула на спину русоволосому атлету. Клиф ударом локтя попытался сбить нового противника, но хозяйка увернулась и, захлестнув хлыстом шею ослушника, нежно мурлыкнула в самое ухо. – Отпусти бяку, радость моя. Ласковый тон и мягкое покусывание мочки подействовали на здоровяка как ушат холодной воды, да и перекрывший кислород хлыст немало способствовал проявлению покорности. Отрезвленный и слегка придушенный мужчина послушно отстранился от своей жертвы. Смертники, забыв о ставках, бросились на пол. Внезапное появление хозяйки, рискнувшей разнять борющихся атлетов, впечатлило рабов, но еще больше их беспокоило наказание за подзуживание драке в неположенном месте. – Вы, двое, в мой кабинет. Остальные живо возвращайтесь к тренировкам, пока я не нашла вам другое применение. И кто-нибудь позаботьтесь, наконец, о Марчелло, – ледяным голосом приказала Эйлана и, окинув свирепым взглядом распростершихся на плитках холла смертников, направилась к лестнице на второй этаж. Клиф помог Рори подняться, и они понуро поплелись за госпожой. – Пошевеливайтесь, ублюдки, – напутствовал их Луи и отправил Бора искать вороного, а зрителей пинками погнал на пробежку. Управляющий прекрасно понимал, что за это представление ему придется отвечать перед хозяйкой меньше чем через час, и отводил душу, вымещая злость на своих подопечных.***
«Как же не вовремя приехала Госпожа, ох как не вовремя... Еще пару минут, и наказывать меня было бы не за что, - думал Клиф, следуя за хозяйкой по коридору второго этажа. – Всего пара минут, и этот рыжий нахал зарекся бы обсуждать красоту нашего ангела неподобающим тоном. Как теперь объяснить любимой, что драка в холле произошла спонтанно, а не в насмешку над правилами лагеря. Скажет, что обнаглел, забыл, кому обязан нормальной жизнью, и чего доброго лишит своего внимания. Лучше, пусть выпорет, чем остаться без ласки. Вот ведь, я ж ЕЕ чуть не зашиб, когда принял за очередного мирителя, – выругался он, сообразив, что натворил. –. Ну, я и отличился. Кто ж знал, что сама хозяйка бросится разнимать нас. Богиня, научи, как убедить госпожу в отсутствии злого умысла». Хозяйка отперла кабинет, пропустила мужчин внутрь, прошла и присела на край стола, похлопывая хлыстом по каблуку. Переступив порог, мужчины приняли позу покорности и уткнулись лицом в ковер, ожидая приговора. – Рори, поднимись, – рыжик вскочил на ноги и осторожно взглянул на госпожу. Зря он это сделал, ох, зря. Ставшие стальными глаза хозяйки пригвоздили бедного парня к полу, лишили способности шевелиться и думать. Рыжику очень захотелось снова лечь на пол и прикинуться ковриком, лишь бы укрыться от этого взгляда. – Успокойся, Рори. Я не стану тебя пороть или пытать. За драку, учиненную в неположенном месте, я лишаю тебя трех дней жизни. За повторную провинность наказанием будет неделя. Вопросы есть? - Нет, госпожа, - пролепетал раб, рассматривая узор на ковре. - В таком случае, марш на тренировку, - велела хозяйка. Мужчина поклонился и вышел вон. Едва за ним закрылась дверь, Эйлана поднялась, положила хлыст на стол и что-то достала из шкафа: – Пойдем, Клиф, в гаремный зал, потанцуем. Летающая трость уже заскучала без дела. В гаремном зале хозяйку ждали Луи и Бэзил. Кивнув коленопреклоненным смертникам, что их заметили, госпожа прошла в центр помещения и взяла трость за середину. Клиф покорно проследовал за хозяйкой в холл второго этажа и встал напротив нее, с неудовольствием отметив присутствие Бэзила и Луи. Свидетелей наказания фавориту совсем не требовалось. Уклонившись от летящего в плечо набалдашника, раб понял, что не может ответить ударом на удар. У него рука не поднялась причинить вред любимой, даже зная, что она лучший боец в лагере и пробить ее защиту еще никому не удавалось. Клиф верил, что госпожа увернется и сторицей воздаст за нападение, но все равно не мог… не мог и не хотел. Дело было не в законе, карающем смертью за любую агрессию в адрес женщины. Здоровяк искренне считал, что не должен подвергать опасности своего ангела, пусть опасность была и мнимой. Свою силу он хорошо соизмерял и при желании умел при большом замахе нанести удар не сильнее прикосновения крыла бабочки, но экспериментировать не желал. Рискуя навлечь гнев госпожи, русый перешел в глухую оборону, блокируя атаки, с которыми мог справиться, от других уходя, отпрыгивая и отступая. «Вот, зараза! Этот мальвиец, похоже, решил доконать меня окончательно. Какого черта, он уходит от атаки, когда его задача нападать?» Клиф мастерски уворачивался от ударов, подныривал под трость, но ни разу не сделал попытки перейти в наступление, словно проверял маневренность хозяйки или издевался над увечьем. Сперва Эйлане показалось, что он не понял свою роль в этом спектакле, но когда этот гад в очередной раз перепрыгнул трость и отскочил к входу в зал, вместо того, чтобы воспользоваться заминкой и пробить защиту, терпение у нее лопнуло. Вращая трость, как крылья мельницы, майор бессистемно атаковала любимчика, отрезая пути отступления, медленно, но верно оттесняя к диванам. Любые попытки вырваться на простор зала жестоко пресекались ударами по различным частям тела. Дело закончилось тем, что госпожа зажала его в угол между диваном и креслом, приставила к горлу основание трости и, слегка надавив, велела проследовать обратно в кабинет. На рабов, видевших провал ее воспитательной системы, Эйлана предпочла не обращать внимание. Не хватало еще их сочувствия. Клиф надеялся, что госпожа поймет причину его поведения, но она не захотела это сделать. Бросив взгляд на товарищей по лагерю, с открытыми ртами и расширенными глазами застывших на коленях как статуи, он понял почему. - Какого дьявола, Клиф? – тихо спросила Эйлана, убирая трость на место. Атлет снова распростерся на ковре в позе примерного раба. Смерив любимчика обиженным взглядом, она упала в кресло и скрестила руки на груди – С какой стати ты выделываешься? Получил бы пару ударов, оба выпустили бы пар и мирно разошлись. Я сама бы тебя пролечила, а может и приласкала. А теперь что мне с тобой, прикажешь, делать? Парни видели, как ты изгалялся, и наверняка расскажут остальным, что тебе сходят с рук любые фортели. Ты хоть понимаешь, что своей выходкой окончательно подорвал мой авторитет, державшийся на каком-никаком уважении мужчин. С сегодняшнего дня я вынуждена пересмотреть и ужесточить систему наказаний. Первым пунктом пойдет использование карцера, а вторым - битье кнутом до полусмерти. Я и без этого цирка знала, что ты ни во что не ставишь мои запреты, но раньше тебе хватало ума хотя бы не так это афишировать. Думаешь, я не в курсе хронических избиений парней за невинные шутки в мой адрес? - Простите, госпожа, - негромко произнес Клиф, вжимаясь в мягкий ворс ковра. – Я не хотел создавать вам проблем. Что еще он мог ответить на справедливые обвинения? Сказать, что любит и готов сражаться со всеми, кто посмеет хоть взглядом, хоть словом оскорбить светлый образ его ангела? Для такого признания момент явно вышел неподходящий. Да и никогда подходящего не будет. Клиф боялся, что госпожа не поверит его словам или решит, что это попытка подольститься к ней, дабы избежать заслуженной кары и получить больше привилегий. Куда уж больше? Мужчина итак занимал одну из самых верхних ступеней, с ним опасался ссориться даже Пирс, а остальные предпочитали поддерживать дружески-нейтральные отношения. «Я и без этого цирка знала, что ты ни во что не ставишь мои запреты, но раньше тебе хватало ума хотя бы не так это афишировать. Думаешь, я не в курсе хронических избиений парней за невинные шутки в мой адрес? - повторил про себя Клиф и выругался. - Значит, она давно меня раскусила, но пришла к противоположенным выводам. Жаль… Жаль, что в холле торчали парни и все видели. Если с Луи еще можно договориться, то Бэз может и заартачиться, а новую драку госпожа точно не простит. Хорошо, если спустит на тормозах эту». Следующие слова хозяйки показали, что ему ничего прощать не собирались. - Может и не хотел, но создал и немаленькие, - фыркнула Эйлана и хлопнула по подлокотникам. – Значит так. Раз уж ты не желаешь подчиняться моим приказам и сводишь на нет мои попытки хоть как-то организовать для себя спарринг, будь по-твоему. Можешь забыть о конных прогулках в лесу и пеших - с коляской по лагерю. Мужчин у меня много, найду другого провожатого. Свободен. Пшел вон. Фаворит вздрогнул и еще сильнее вжался в ковер, словно боялся, что его унесет вихрем. Не таким ему виделось наказание, совершенно не таким. Мужчина рассчитывал, что госпожа в ярости наорет на него, отлупит хлыстом или пошлет за кнутом, но она даже не повысила голос. Хуже того, с каждым словом в комнате становилось все холоднее от ледяного тона, которым ему выносили приговор. Это был конец всему. Хозяйка выбрала самое страшное наказание, какое мог себе представить Клиф. Рабу отказали в милости служить компаньоном госпожи, отняли все привилегии кроме одной, ради которой его собственно и покупали, но и за это Клиф был благодарен любимой. - В память о счастливом времени, проведенном вместе, я не стану продавать тебя или отправлять куда-либо на перевоспитание, - мрачно продолжила Эйлана, видя, что раб не двигается с места. Обида обидой, но оставаться без партнера по танцам, ценного источника информации и, что немало важно, уютной жилетки для проявления слабости, ей не улыбалось. - Это непрактично, и, честно говоря, для моего бизнеса нерентабельно. Джонни до сих пор не пришел в себя после борделя. Как его такого брать в космопорт? Можешь радоваться, я никого никуда не собираюсь сдавать, только пугаю. Луи прав, сейчас вы способны драться по моему приказу, а после борделя я получу шлюх, годных разве что служить угощением гостям на домашнем празднике. Все, разговор окончен. Вали по своим делам. Твой статус остается за тобой, ваша иерархия меня не касается. Убирайся, не позорь меня еще больше. Не вынуждай выкидывать твою тушку за дверь силой. «Сейчас или никогда!» - решился Клиф и, подобравшись к ножкам хозяйки, заглянул в потемневшие от обиды глаза цвета стали: - Я люблю вас, моя госпожа. Сказал и затаил дыхание в ожидании вспышки гнева за наглость. Даже мужьям не часто позволялось так называть хозяйку, а в устах обычного наложника «моя» звучало как редкостная дерзость. Но по-другому Клиф выразиться не мог. «Моя госпожа» вырвалось у него само помимо воли, как единственный аналог слова «любимая». - Я знаю, - спокойно ответила Эйлана, проигнорировав дерзкое обращение, а про себя подумала: «Какой смелый парень. Признаться в любви – это подвиг для любого мужчины, тем более для раба, которого строго наказывают. Надеюсь, это не уловка с целью воззвать к моей доброте. Обидно будет, если это банальная попытка смягчить наказание». – Именно поэтому и лишаю тебя моего общества на пару недель. Любого другого я бы пропустила через гарем и организовала бы нескучную неделю в качестве лагерной шлюхи. - Две недели, госпожа? – удивленно переспросил фаворит, явно ожидая иной реакции на свои слова. - Ты же знаешь, что капризы и жалобы усиливают наказание, - напомнила Эйлана, сдерживая порыв потрепать по волосам своего фаворита. Что ни говори, а долго сердиться на этого парня у нее не получалось. Не считая драк, Клиф был идеальным компаньоном, тонко чувствующим настроение молодой женщины и умело избавляющим от хандры и переживаний. – Будешь спорить, останешься без сладкого на месяц. «Всего две недели. Хвала богине, госпожа отказала мне в милости всего на две недели. Да, хранит тебя Мать Жизни, добрая госпожа», - ликовал в душе Клиф, целуя ковер рядом с сапогом любимой, чтобы скрыть свою радость. - Благодарю за милость, госпожа, - склонил голову Клиф, радуясь, что его опала все же не вечна, а шестнадцать дней он как-нибудь выдержит. – Мне сходить за кнутом, госпожа? - Тебе мало клоунады с тростью, хочешь выставить меня зверюгой? Вот, спасибо. Софи и так через день обвиняет меня в жестоком обращении с рабами. Твоя разлинованная кнутом спина станет отличным подтверждением ее правоты, – усмехнулась хозяйка, с интересом разглядывая влюбленного мальвийца. Ее всегда удивляло, как он в присутствии хозяйки ухитрялся держаться раскованно и вместе с тем, ни на йоту не отступая от правил. Ни у Крэга, и тем более у Луи так ловко не выходило. В некоторых вопросах Клиф давал сто очков вперед ее Лапочке и Солнышку. «Пора придумывать ему новое ласковое прозвище. «Котик» подойдет, - размышляла она, борясь с желанием поднять и затискать наглеца. – Вон, как ластится возле ног, и лицо, совсем как у нашкодившего кота. Решено, помурыжу парня полмесяца, а там, глядишь, он и сам образумится». – На мой взгляд, пары недель хватит, чтобы остудить твою голову, горячий мальвийский парень, и проверить наши чувства. Может, я тоже тебя люблю, а может быть, и нет. Я еще не решила, - изрекла я, царапая свежим маникюром подлокотник кресла. Губы мужчины сами собой раздвинулись в улыбке. Госпожа сказала, что любит его. Такое признание равносильно сошествию на землю Великой Богини. Плевать, что она добавила: «А может быть, и нет. Я еще не решила». Клиф знал, что хозяйка умеет любить и не стесняется в этом признаваться, называя мужа «Любовь моя» и «Любимый». Каждый мужчина в Доме Смитерс втайне мечтал оказаться на месте Крэга, хотя бы на час, а русоволосый искренне надеялся занять вакансию второго супруга, прекрасно понимая, что без высшего образования его шансы не велики. Испытав в юности на собственной шкуре, как переменчива удача и каково стать надоевшей игрушкой, он не рвался в любимчики, но и выпавшего счастья упускать не собирался. С тех пор, как Клифа в двадцатилетнем возрасте подарили подруге Старшей госпожи и после нескольких сеансов жесткой игры забраковали за несдержанность, мужчина научился избегать женского внимания, используя свой главный недостаток в качестве козыря в борьбе за возможность вести спокойную жизнь в гаремах, куда его продавали или дарили. Разумеется, время от времени его использовали молодые хозяйки, и участия в праздниках избегать не удавалось, но, тем не менее, своей цели Клиф добился. По достижении двадцати семи лет раба оставили в покое, позволив доживать свой век в гареме. Сломав ногу, он окончательно поставил крест на своем и так не радужном будущем. Не понятно за какие заслуги Великая Богиня вдруг сжалилась над его судьбой и прислала на праздник в Дом Леруа светло-русую красавицу, решившую сделать хромого «старика» партнером по танцам. За полгода жизни в Доме Смитерс Клиф сделал головокружительную карьеру, поднявшись на третью ступень иерархии и став компаньоном Старшей госпожи. Фаворит. Как ласкали слух слова, сказанные Сидом вполголоса новичкам «Это Клиф – фаворит госпожи». Обычно мужчина не мечтал о несбыточном, трезво оценивая последствия своих действий и, впервые влюбившись в женщину, посчитал разумным держать свое чувство в секрете. Клиф не навязывал свои услуги, но немедленно исполнял любые желания предмета своих мечтаний, радовался ежедневным прогулкам верхом по лесу, наслаждался мимолетной лаской и сходил с ума от счастья, вальсируя по рингу. Только страх навсегда лишиться милости подвиг его признаться в любви. Раб, который годами бегал от женщин, сейчас был готов на все, лишь бы любимая не отсылала его прочь. - Как пожелаете, госпожа, - смиренно проговорил раб. – На все ваша воля. «На все ваша воля, госпожа!» «Как же мальвийские мужчины любят это повторять. Того и гляди, я поверю этому заявлению и начну вести себя так, словно все мне должны, и весь мир у моих ног», - подумала Эйлана. - «Заманчивая мысль, но очень опасная. Такая вера толкает людей совершать необдуманные поступки, лезть на рожон и нарываться на неприятности. Впрочем, в этом Лагере, и, правда, мое желание - закон для всех его обитателей. Как Крэг в свое время говорил: «Госпожа – это свет в окошке, солнце на небе»? Что ж. Клифа стоит наказать точно так же, как и Пирса после фокусов с флаером. Хорошая идея: и настроение себе подниму и красавчику напомню его место. А то ишь распустился: устраивает драки, где попало, да еще и смеет демонстрировать свои нежные чувства ко мне весьма оригинальным способом, срывая спарринг с тростью». - Хватит валяться, ворс помнешь, - произнесла вслух она и рассмеялась нелепости получившейся фразы. – Разбери диван и застели простыней. Постельное белье хранится на третьей полке за крайней левой дверцей Насмешливый голос госпожи ворвался в мысли Клифа восхитительной музыкой, даря надежду. Смех означал, что, если хозяйка и сердится, то уже не на него. Мужчина мгновенно оказался на ногах и с рвением бросился исполнять приказ, стараясь не думать, кому предназначена постель. Некстати вспомнились Бэзил и Луи, сидящие в гаремном зале. С Бэзом Клиф совершенно не желал делить внимание госпожи. Только Крэга и Луи соглашался он терпеть в качестве конкурентов, остальных же нещадно гонял за любой заинтересованный взгляд в адрес возлюбленной. - Я обдумала твое предложение о наказании и решила, что ты прав, – продолжила Эйлана, задумчиво наблюдая за работой любимчика. «Какой умница, сам все нашел и с механизмом дивана быстро справился. Может простить на первый раз? Не стоит, иначе совсем обнаглеет».– Опала, конечно, вещь хорошая, но вас – мужчин лучше пронимает воздействие грубой силой. Бить я тебя не стану. Избиение Пирса убедило меня, что лупить несопротивляющуюся жертву, да еще и подставляющуюся под удар, совсем не интересно. Гораздо забавнее наблюдать за борьбой раба с собственным телом. Этим мы сейчас и развлечемся. Выдержав драматическую паузу, Эйлана приказала: - Раздевайся и ложись на спину. Руки за голову. Клиф споткнулся на ровном месте: «Госпожа желает поиграть? Поиграть в меня? Хвала богине!». Торопливо разоблачившись, он вытянулся на постели, сплетя пальцы на затылке. – Молодец, – похвалила госпожа и распорядилась. – Чтобы не происходило в этой комнате, тебе запрещается до специального разрешения: шевелиться, возбуждаться и издавать любые звуки кроме внятной человеческой речи. Любое нарушение запрета карается дополнительным днем опалы. Если тебе понятен приказ, кивни. Мужчина осторожно кивнул. Хозяйка одобрительно хмыкнула, положила на журнальный столик свой браслет связи, включила на нем негромкую приятную мелодию, разулась и, покачивая бедрами, босиком прошлась по ковру. Остановившись в изножье дивана, так, чтобы Клиф хорошо ее видел, не поворачивая головы, Эйлана взялась за подол персиковой блузки и медленно потянула ткань вверх, обнажая аккуратный животик и полную грудь, удерживаемую персиковым же бра на широких тесемках. Глаза мальвийца широко раскрылись, а с губ едва не сорвался вздох восхищения. Никогда прежде ему не выпадало счастье лицезреть обнаженное женское тело, вот так, средь бела дня. Разумеется, на вечеринках госпожи иногда спьяну сбрасывали одежду и голыми насиловали рабов при притушенном свете, но чтобы хозяйка показывала стриптиз мужчине…Такого Клиф даже вообразить себе не мог. Изящно извиваясь под музыку, женщина неторопливо сняла блузку, небрежно кинула в кресло и расстегнула ремень на темно-серых бриджах для верховой езды. Клиф и не подозревал, что госпожа умеет так возбуждающе двигаться. Вращая бедрами, Эйлана заставила штаны упасть на ковер, переступила через них, и, оставшись в кружевном комплекте, с кошачьей грацией забралась на постель. - Плюс один день, мой дорогой, - мурлыкнула она, взглядом указав на стояк, однозначно сообщавший, что представление не оставило мужчину равнодушным. - Простите, госпожа, - пробормотал Клиф и, закусив губу, заставил предательский орган опуститься. Взгляд мужчины невольно скользнул по волнующим холмикам, едва прикрытым кружевом, и бедняге пришлось крепче сцепить пальцы, чтобы снова не опозориться. Явно желая помучить, соблазнительница поцеловала его глаза, щеки, лизнула уголок рта и мягкой лапкой легонько царапнула пресс. Напрягая бицепсы, раб удержался от непроизвольного выгибания и виновато улыбнулся. – Я – не мастер сохранять неподвижность, госпожа. - Вижу. Но ради меня можно и постараться? Чего не сделаешь для счастья любимого человека, – игриво подмигнула Эйлана, переключая свое внимание на торс жертвы. Нежные ладошки гладили плечи и грудные мышцы, острые ноготки несильно задевали живот, ловкий язычок дразнил шею и соски, а сладкие губки покрывали тренированное тело горячими поцелуями. Клиф впился ногтями в ладони, стиснул зубы, про себя умоляя всех богинь разом, даровать ему выдержку, чтобы только не разочаровать любимую. Колено госпожи скользнуло между ног раба, осторожно потерлось о его хозяйство, и в комнате раздался глухой рык. – Плюс еще один день, мой нетерпеливый котик. Доведем число дней твоей опалы до двадцатки или остановимся на восемнадцати? - Как пожелаешь, моя Эйлана, - плохо соображая с кем и что говорит, срывающимся от возбуждения голосом произнес мужчина. Все его существо разрывалось между стремлением угодить хозяйке и желанием опрокинуть обольстительницу на постель и самому заставить ее стонать от удовольствия. Страстные слова фаворита, пробудили в памяти Эйланы события полугодовой давности. «Крэг прижал ее к стене комнаты наказаний, зафиксировав запястья над головой, и таким же дрожащим от страсти голосом произнес: «Моя Эйлана», после чего чуть не изнасиловал.» - Что ты сказал? – Эйлана отстранилась и требовательно посмотрела в затянутые поволокой глаза фаворита. «С какой стати он решил назвать меня именно так? Почему именно сейчас, в такой момент? Почему он?» – Повтори, что ты только что сказал! - Как пожелаете, госпожа, - растеряно проговорил Клиф, не озадаченный прекращением восхитительной пытки. Раб смиренно опустил взгляд, не понимая внезапного изменения поведения любимой. Еще бы, откуда ему знать о преступлении Крэга, если супруги никому об этом не рассказывали ... и не расскажут. - Нет, ты сказал по-другому, - сощурилась хозяйка, беря лицо раба в ладони, и проникновенно заговорила. – «Моя Эйлана» - вот, что ты выдал, мой дорогой. К твоему сведению, «Моя Эйлана» меня однажды назвал Крэг, и это чуть не закончилось плачевно. Никогда не смей так ко мне обращаться. Ты меня слышишь? Никогда! «Нечего сыпать соль на мою едва зажившую рану. Мы с мужем только-только разобрались с этой проблемой, а тут такой удар. Пусть лучше «Элькой» или «Ланой» зовет», - решила она. - Да, госпожа, слышу, – пробормотал Клиф, моментально приходя в себя. «Обратиться к госпоже по имени! Парень, да, ты перешел все границы наглости, - наорал на него внутренний голос. – Теперь тебе не опала, а усыпление светит, и, возможно, уже через пару минут. Госпожа такое тебе точно не простит. Так забыться и прибавить к имени вместо «госпожа», слово «моя»! Ты точно псих. Даже майор Смитерс при всей ее доброте не спустит подобной вольности». – Простите мою дерзость, госпожа… Если сможете. В прояснившихся глазах любимчика читались ужас и безысходность. Эйлане стало не по себе от догадки, какую казнь он сам себе назначил за сказанное. - Клиф, я не против, чтобы ты наедине обращался ко мне так, как тебе хочется, но «моя Эйлана» - забудь навсегда, - глядя глаза в глаза, проговорила хозяйка, как можно мягче. «Главное сейчас не дать любимчику довести себя до нервного срыва. Не так уж сильно он провинился, даже на порку его оговорка не тянет». – Мое имя прекрасно сокращается до «Эйла» или «Лана», а мой отец и брат до сих пор зовут меня «Элька». - Отец, госпожа? – осторожно переспросил фаворит, несколько удивленный тем, что его пока не убивают и даже не бьют. - Жив, мой отец, и по его словам, совершенно здоров, - усмехнулась Эйлана, радуясь, что фаворит вернулся к своей обычной невозмутимости. - Ром хвастался, что дед обошел его на полосе препятствий на целых две минуты и показал результат в двадцать пять минут, против стандартных тридцати. Неплохо для старого семидесятилетнего «адского кота», ты не находишь? Учитывая, что моему сыночку позавчера исполнилось восемнадцать, он успешно прошел отбор и зачислен рядовым в отдельную роту космодесанта «Адские Коты». - Благодарю за разъяснения и оказанную честь, госпожа, - ответил красавчик, впечатленный откровенностью любимой. – Поздравляю вашего сына с удачным поступлением. - Не расслабляйся, дорогуша, хватит мне зубы заговаривать, - Эйлана перебралась на бедра фаворита и бросила в кресло кружевную тряпочку. – Ты со мной еще за цирк в холле не расплатился. Давай, возбуждайся, и поехали. Я хочу приятную компенсацию за все доставленные тобой сегодня неприятности. Пошевеливайся, котик. Должна же я получать удовольствие от владения гаремом? Получив такое напутствие, Клиф превзошел самого себя, стараясь показать, как сильно он влюблен. Все его существо самозабвенно отдалось безумной скачке, моментально подстраиваясь под любое изменение темпа или угла проникновения. Судя по тому, с каким сладострастным криком рухнула ему на грудь порозовевшая возлюбленная, мужчина угасающим сознанием понял, что справился. - Клиф! – щеку раба обожгла пощечина. Он открыл глаза и увидел, как ручка хозяйки замахивается для второй пощечины. – Ты что творишь, кошак весенний? - Все, что прикажете, госпожа, - машинально ответил фаворит, дебильно улыбаясь. - Кто тебе кончать разрешил? – строго уточнила свой вопрос госпожа, и раб, наконец, сообразил, отчего ему так легко и лениво. Ко всем своим прегрешениям Клиф самовольно излился в хозяйку, и это открытие заставило его похолодеть. - Прос…, - начал мужчина. Ладошка, которая минуту назад отвешивала оплеухи, закрыла ему рот, не позволяя и слова сказать. - Молчи и слушай, киска моя, - медленно произнесла Эйлана, выделяя каждое слово. Говорила она жестко, но ясные серые глаза горели огнем сытой кошки. – Если ты, мой бесценный танцор, еще раз посмеешь устроить драку в неустановленном месте, я отправлю тебя следить за порядком в аптеке и лишу возможности видеться со мной до твоего дня рождения. Мне без разницы, кто при этом будет инициатором конфликта, накажу, как обычно, обоих. Выкручивайся, как хочешь, но чтобы больше не возникало столкновений в коридорах и холлах особняка. Кроме, разумеется, спортивного и гаремного залов. В конце концов, укромных уголков в лагере хватает, чтобы решить разногласия без свидетелей. Не смей меня больше подставлять, мой дорогой. Все ясно? Не имея возможности ответить, Клиф кивнул. Госпожа убрала руку и, нежно поцеловав в губы, слезла с дивана. - Одевайся, и чтобы к моему возвращению духу твоего здесь не было, - велела она, собирая вещи. – Передай Луи, что они с Бэзилом могут войти минут через десять. «Киска моя!» - так она сказала. Правильнее, кошак озабоченный, - фыркнул фаворит, натягивая штаны. - Воистину, доброта моей любимой госпожи не знает границ. Простить три наглые выходки подряд, такое мне даже во сне не снилось. Разрешить то, за что в лучшем случае, избивают до полусмерти. Любимая, ты – настоящий небесный ангел. Только крылатая дочь богини может наказать, не причинив боли, так жестко, что я никогда впредь не осмелюсь нарушить правила лагеря». - Клиф, - из ванной выглянула госпожа, прикрываясь махровой простыней. – Забыла спросить. Что в лагере случилось экстраординарного? Ну, кроме твоей драки. - Ничего, вроде, - пожал плечами фаворит, надевая рубашку. - С утра все спокойно. - Почему же тогда Луи так раболепствует? - спросила она, перехватывая сползающее с плеча полотенце. - Не знаю, госпожа, - почесал затылок Клиф. - Он сам не свой после вашего прошлого визита: на всех срывается, парней зашугал по самое не хочу и постоянно запирается в своем кабинете. Только Джонни, да мы с Пирсом рискуем его урезонить, но срабатывает это ненадолго. - Ясно, можешь идти, - задумчиво сказала Эйлана и скрылась в ванной.