Горячий лёд

      В окно заглядывает веснушчатая, с головы до пят солнечная, физиономия — иначе обозвать данное существо у Чжун Ли и не вышло бы, до того ёмким и точным было это слово. Чудо чудное бодрым голосом приветствует таксиста и на задорно-повышенных тонах осведомляется, тот ли это «Моракс», что ему нужен. Акцент придаёт чужой речи некоторую грубость, и водитель мысленно отмечает, что та студенту, в общем-то, вполне к лицу.       — Ох, как хорошо, прохлада!.. — облегчённо стонет парниша, оказавшись в салоне автомобиля. Внимательный взгляд, что направлен на его блаженствующее лицо в зеркальце водителя, остаётся незамеченным. — Отдельное место в раю таксистам с включённым кондиционером. Целый день носиться по жаре и потом ещё лезть в печку — это просто ужас!       — Благодарю. Куда едем?       Низкий голос со спокойствием удава прерывает ещё не начавшуюся тираду со стороны Тартальи, тут же заставляя юнца притихнуть. Он восклицает: «Сек!» — и в мгновение ока разблокирует свой телефон, тут же начиная что-то в нём листать.       — Кленовая, 8, третий корпус, вход на северо-западе... С последним разбираться мне придётся, я так полагаю... Кленовая 8, — снова повторяет парень и гасит экран смартфона, тут же сталкиваясь с уходящим взглядом водителя в зеркальном прямоугольнике.       — Как скажете.       Немногословность водителя будто бы передаётся и студенту, ставшему не таким активным, стоило машине сдвинуться с места. Возможно, умные мысли наконец смогли ударить в рыжую голову, а быть может, и слова профессора, так удачно врезавшиеся в память Тартальи после одного инцидента («Тебе нужно набраться терпения и хотя бы иногда следить за обстановкой, если хочешь чего-то добиться»), о том, как ему следует брать интервью, да и в целом, жить, — во всяком случае, это нечто заставило рыжую бестию заткнуться и хотя бы ради приличия изучить своё окружение. Не зря ведь всё-таки криминальный журналист.       Машина была не то чтобы дорогой: потёртости кое-где и заедающие кнопки открытия окон сдавали горе-транспорт с потрохами, однако нельзя было сказать, что находиться в нём было неприятно. Педантичная натура водителя не могла позволить салону находиться в состоянии сколько-нибудь заметного беспорядка, несмотря на разношёрстность клиентов, в нём побывавших, что было главным секретом успеха не только «пятёрки», но и своего рода люксовости Экзувии — так гордо называл свою тачку сам Чжун Ли. Впрочем, разговорить его до таких подробностей было не самой простой задачей: нужно было быть достаточно образованным и знающим во всём меру человеком, чтобы водитель мог принять клиента "за своего" и рассказать о парочке интересных фактов без особой на то причины. Тарталья же не был таким клиентом, но распространяться о каких-то тонкостях в его компании мужчине всё-таки хотелось; правда, как считал последний, было ещё слишком рано раскрывать свои карты.       Мнимое спокойствие юноши кончилось ровно на том моменте, когда у водителя ни с того ни с сего зазвонил будильник.       — Надо же, какая приятная мелодия, — чесать языком Тарталья всё-таки очень любил.       — Пожалуй, — едва смущённо отвечает таксист: ещё бы, нечасто отложенный тысячу лет назад будильник "От улыбки станет всем светлей..." играет в моменты гробовой тишины на месте, можно сказать, деловой встречи. Встречи двух совершенно незнакомых друг другу людей, связанных чуть ли не напускной деловитостью.       Чжун Ли никогда бы не подумал, что простой будильник может обернуться такой бомбой замедленного действия — пассажир, словно погрузившийся под воду, в ту же секунду лопнул свой пузырный вакуум, и больше его было не заткнуть. Но стоит отдать ему должное: говорить тот умел, причём очень даже хорошо. Чжун Ли порой заслушивался его эмоциональными речами и даже изредка посмеивался над абсурдностью историй студента журфака(об этом он сам посчитал нужным упомянуть по ходу своего рассказа). Путь до практического занятия у какого-то особо известного деятеля был немалым и времени занимал достаточно много, что способствовало некоторому сближению этой пары, ограниченной общим личным пространством.       — ...такие странные дела вообще происходят. Мне вот на днях однокурсница заявила, что у меня был друг, да что там, он был со многими знаком, но, мол, все его просто забыли! И главное, показывает мне его фотки, — Тарталья протягивает "вещдок" водителю; тот бегло смеряет его взглядом и кивает, возвращая своё внимание на дорогу. На фото виднелся брюнет со стрижкой как "под горшок", стройный, с острыми чертами лица, и таким взглядом, что хотелось то ли обнять его, то ли как следует треснуть. Саркастичное выражение лица прямо говорило о колкости характера этого юноши, что не красило, но и не делало его внешность какой-то отталкивающей. — Не понимаю, как это вообще возможно. Вам, наверное, это фото ничего не даст, но уж не знаю, не самовнушение ли это, но его лицо и вправду кажется мне... Как будто знакомым? Не знаю, вот вроде и чувствую дежавю, а вроде и ничего вовсе.       — Надеюсь, ваша однокурсница пребывает в добром здравии.       Тарталья улавливает намёк водителя и заливисто смеётся.       — Да, и правда, — с улыбкой соглашается парень, но та вскоре сходит с его лица, уступая место беспокойной задумчивости. — Но всё же странно, она не из тех, кто любит так шутить.       — Она не похожа на вас?       До парня сперва не доходит, но тут ему удаётся увидеть край тихой ухмылки Чжун Ли и всё встаёт на свои места.       — А вы очень проницательный человек. Не в обиду таксистам, но я уже сомневаюсь, что это ваша основная работа.       Чжун Ли вскидывает бровь.       — Неужели?       — Да, что-то определённо не сходится, — Тарталья впервые обращает внимание на то, как сильны были руки напротив, а пальцы — изящны. Он прикусывает губу в раздумье, не решаясь предположить о настоящем роде деятельности мужчины, и мысли уводят его совершенно в другую степь. Водителям такси не пристало выглядеть так хорошо.       — Что ж, думаю, я могу утолить ваш интерес, — спустя непродолжительное молчание вновь подаёт голос Чжун Ли, мгновенно завоёвывая внимание студента. — Вы правы — я не таксист. Вернее, для меня это не профессия, а скорее смена деятельности, отдых. Я работник в ритуальном бюро.       Журналист на мгновение бледнеет и, нервно посмеиваясь, интересуется:       — Надеюсь, вы таксуете не с целью привлечь новых клиентов...       Спокойная улыбка служит ему ответом. Парень сглатывает, но весёлый настрой довольно быстро охватывает пылкое юношеское сердце — если так подумать, то и умереть не жалко в такой чудесной компании. Главное, что кондиционер работает.       — Знаете, я бы предпочёл если и умереть от ваших рук, то хотя бы в другой обстановке, — Тарталья дожидается недоуменного взгляда в зеркальце и с самодовольной улыбкой продолжает. — Возможно, в кафе, баре, постели, в конце концов.       На минуту машина погружается в молчание. С каждой секундой студент всё громче, правда, в мыслях, материл себя за такую вольность и всё сильнее обливался потом, хотя лицо его выражало исключительно доброжелательную улыбку. Мол, всё в порядке, да и вообще, разве что-то произошло?       — Мы на месте.       Тарталья чуть ли не смеётся от собственной глупости, и просто молча протягивает деньги, тут же ретируясь из машины в неизвестном направлении. Уже за углом какого-то дома он останавливается и закрывает лицо ладонями, чтобы издать приглушённый звук, полный стыда и невысказанных ругательств. Жара на улице прекрасно резонировала в тем пожаром, что сейчас находился у парня внутри.       «Так, ладно, мне не впервой... О, Царица, как же стыдно... Куда мне вообще идти?» — студент наклоняется над телефоном, пытаясь создать тень и хоть что-нибудь увидеть, когда взгляд натыкается на горящую иконку приложения по вызову такси. Скрепя зубами, он нехотя открывает его, готовясь к самому худшему.

Я свободен в субботу вечером. Можем куда-то сходить, но только за твой счёт.

Чжун Ли.

      Тарталья искренне пожалел, что в отзыв нельзя поставить больше пяти звёзд; ему было бы мало и миллиона.