When June kissed December

      Редкие разговоры за ужином, да и те преисполнены неловкости. Как будто они откатили назад, в те первые дни после свадебной церемонии. Затем Вегас провожает его до отдельной спальни в апартаментах. Пит даже рад, что муж не интересуется, где он ляжет. Сегодня ему нужно побыть одному.       Почти.       Неугомонный малявка успевает прошмыгнуть внутрь, когда омега ещё не перешагнул за порог своего ночлега. — Макао, — спокойно, но одновременно строго зовёт тритона Вегас, — будет лучше, если ты дашь Питу отдохнуть. Пойдем со мной. — Не надо, — Пит качает головой, — воду я ему налил, да он и не мешает… так что пусть ночует у меня. Спокойной ночи, Кхун Вегас.       Оба смотрят на зарывшегося под одеяло Макао. Альфа вторит Питу: — Спокойной ночи, Пит. Отдохни хорошенько. Завтра ещё погуляем по острову. — Угу.       Со сдержанной улыбкой Вегас склоняет голову и удаляется к себе. Какое-то время Пит смотрит ему вслед, затем проходит в комнату и закрывает за собой дверь. Приняв душ, он довольно продолжительное время сидит на краю постели. Вдруг вспоминает тот вечер и танец… и отчего-то в голове звучит: почему его муж не поставил на место этого Кинна? Ни тогда… ни когда тот явился без приглашения к ним в поместье. Странно. Непохоже, чтобы Вегас боялся его… Но почему он что в тот, что в другой раз просто смолчал? Словно есть что-то, что сдерживает его. Не страх. Нет. Пит уверен, что его муж не боится своего "приятеля". Но что-то здесь не так. Быть может, он связан каким-то данным ранее словом или ещё чем-то… например, чувством вины? Но где, когда и при каких обстоятельствах Вегас «провинился» перед ним?       Позже Пит погружается в тревожный сон. Он лежит на боку, совсем по-детски подложив ладошку под мягкую щёчку. Макао снова подражает ему.       А неслышно вошедший в их комнату Вегас долго-долго задумчиво любуется спящими на боку… самыми дорогими ему сердцу созданиями. Собираясь уйти обратно к себе на рассвете, он не сдерживается и неосязаемо гладит Пита по волосам. Проснувшийся Макао открывает один глаз, хитренько «улыбается» и снова засыпает. Вегас и на нём поправляет край одеяла, печально вздыхая.       Молчаливый завтрак. Затем Вегас показывает ему некоторые достопримечательности острова. Они посещают Красный Храм, водопады Намуанг и просто гуляют, наслаждаясь видами. — Мм… можете меня подождать пять минут? — спрашивает Пит, когда они проходят мимо уличного рынка.       Вегас кивает, а сидящий на его плече Макао с подозрением смотрит на Пита. Омега возвращается через обещанные пять минут, зажимая в кулаке какой-то мешочек. — Сувенир на память? — Э-э… Позже покажу, Кхун Вегас. — Хорошо.       Обедают на веранде местного ресторана. За соседним столиком раздается детский смех: молодая пара делает селфи со своими малышами-близняшками. От Пита не ускальзывает грусть в глазах Вегаса, когда он смотрит на них. — Если бы вы взяли в мужья здорового омегу, через год-два уже делали бы такие же счастливые фото, — Пит опускает взгляд. — Я уже говорил тебе, что меня всё устраивает. — Но ведь это же неправда… знаете, а ваша жалость ко мне — она ещё даже более унизительна, чем упрёк в моей неполноценности. — Зачем ты так, Пит? Разве за всё это время я хоть раз посмел унизить тебя? Или обидеть иным способом?       Питу нечего возразить. Ибо всё это время Вегас только и делал, что оберегал его и заботился о нём. И много раз будто мимо глаз и ушей пропускал вспышки капризного недовольства. Но то ли он и без упрёков сам себя винит за то, что не может быть Вегасу мужем по-настоящему, то ли в нем кипит негласная обида за то, что накануне его слова прошли для альфы даром… одним словом, Пит, с паузами, на сбитом ритме дыхания, произносит: — Понимаете… Я ведь совсем по-другому представлял себе свою жизнь. С подростков знал, что обречён прожить её в одиночестве. Даже, — здесь звучит фальшивый смех, — даже котёнка собирался завести, чтобы было хоть какое-то живое существо рядом. А потом появляетесь вы и… всё моё представление о будущем рушится. О том будущем, которое я себе расписал. И я так много важного сказал вам вчера, но вы ничего не услышали.       Пит заканчивает говорить и переводит дыхание. Сталкивается взглядом с глазами Вегаса и замирает: ресницы альфы подобны острым граням лезвия ножа. А за ними — тёмный бурный водоворот. — Я всё услышал, Пит. И всё понял, поверь, — Вегас поправляет манжету на длинном рукаве рубашки. — Прошу тебя… наберись терпения. И ты будешь вознаграждён. Обещаю.       Я готов ждать. Если есть чего ждать.       Почти готов.       Этой ночью, долго промаявшись без сна, Пит берёт свою подушку, вторую оставляя под спящим Макао, и на цыпочках покидает свою комнату. Остановившись возле двери Вегаса, так и не решается постучать. Но дверь открывают с той стороны. Его муж, в длиннорукавой шёлковой пижаме, спешно застёгивает пару пуговиц на груди. Питу больно оттого, что альфа вынужден из-за него испытывать подобные неудобства в жару. — Не можешь уснуть?       Голос Вегаса звучит так тихо и утешающе.       Пит кивает, исподлобья, с чувством виноватой надежды заглядывая на мужа. — Проходи, пожалуйста.       Пит не сразу занимает место на другой половине кровати. Садится, разворачивая корпус так, чтобы быть лицом к Вегасу: — Можно вашу руку?       Вегас, сидящий на противоположном краю, протягивает ему ладонь, но Пит не принимает её, а берётся за запястье, которое до самой кисти скрыто шёлковой тканью. Затем свободной рукой выуживает из кармана тот самый мешочек, откуда вскоре появляются два парных браслета. Выделанная под серебро бижутерия, и внутри каждого браслета — по фигурке розового дельфина. Пит надевает один мужу, а другой застёгивает на своём запястье.       Вегас кажется лишившимся дара речи. Пит по-своему истолковывает его молчание: — Ну… конечно, это безделушки. Вы привыкли к дорогим украшениям. Но мне они показались красивыми и трогательными. Да и вообще хотелось для обоих оставить что-нибудь на память об этой поездке. — Они правда очень красивые, Пит, — Вегас гладит подарок, — я просто не ожидал. Спасибо тебе.       Пит улыбается, кладёт подушку рядом с ещё одной на его половине, — ладно, малявка ведь все равно не утерпит, прискачет посреди ночи, — и укладывается сам.       Они лежат лицом друг к другу, но достаточно далеко. — Вам необязательно так укутываться в жару. Оденьтесь полегче… если дело во мне — не переживайте. Для этого больше нет причин. — Мне комфортно, Пит. Но спасибо за заботу. Она очень приятна мне.       Да. Пит обещал самому себе, что готов подождать. Но голос Вегаса этой ночью так мягок, взгляд в ночи — ласков, а запах альфы — такой, что не пробуждает желание, но успокаивает, заставляет чувствовать себя в безопасности. Всё это вместе делает Пита очень храбрым. Он касается грубой кожи щеки альфы кончиками пальцев, отчего тот вздрагивает, но не уклоняется от прикосновения. А затем с губ омеги соскальзывает тихое, но уверенное: — Поцелуйте меня.