***
По обшарпанным стенам подъезда расползались трещинки штукатурки, которые Константин выучил все почти наизусть. Тяжело переставляя чугунные после суток смены ноги, он поднимался последний этаж, а в голове была блаженная пустота. Он ужасно устал и вымотался, что, казалось, засыпал на ходу, но, остановившись перед родной дверью, Константин вставил ключ в замочную скважину настолько тихо и аккуратно, насколько вообще мог, проскользнув в квартиру почти беззвучно. Он помнил, что Игорю сегодня ко второму уроку, а значит, скорее всего, он ещё спит, и мужчине совершенно не хотелось тревожить его сон. Насквозь мокрые ботинки, что давненько пора бы уже сменить, он отставил в сторону, чтобы хоть немного просохли и не хлюпали при каждом шаге. Пустота в голове, которой он радовался, резко пропала, сменившись мелкими и не совсем домашними проблемами: ему нужна была новая обувь, но из следующей зарплаты уже расписан каждый рубль, потому что Игорю требовались новые тренировочные штаны, а дальше у Феди День Рождения, надо хоть какой-то подарок придумать и так далее и тому подобное. Когда, скинув куртку на пошатнувшуюся вешалку, он прошёл в комнату, его уже ждала тёмная вихрастая макушка, застывшая около кухонного гарнитура. Игорь глянул на него заспанными глазами и тут же улыбнулся так счастливо, что у Константина не получилось бы не улыбнуться в ответ. Он надеялся только, что получилось не слишком натянуто. — Доброе утро, ты чего так рано подорвался? — Не спалось, — буркнул Игорь, похожий сейчас на маленького домовёнка с этими чуть отросшими и топорщащимися со сна кудряшками. Надо бы его подстричь, проскочила мысль у Константина, и он сразу достал машинку с верхней полки, чтобы потом не забыть за другими домашними делами. — Ты дома надолго? — с надеждой спросил Игорь, усаживаясь за кухонный небольшой столик и пропуская отца к холодильнику. — День точно весь дома, ночь скорее всего тоже, потом утром вместе собираться будем, — зевая вовсю, ответил Константин, потрепав сына по вихрам. Игорь втянул голову в плечи, мол, чего ты это меня тискаешь, но в душе был на седьмом небе от счастья, потому что отец вернулся домой целый и невредимый, и даже возможно, что Громы засыпать в эту ночь будут вместе. — Кашу я уже не успею тебе сделать, яичницей обойдемся, да, боец? — ободряюще улыбнувшись, Константин глубоко затянулся сигаретой и приступил к приготовлению нехитрого завтрака. Игорь глаз от отца оторвать не мог, вот он, его пример для подражания и буквально самый любимый человек на всём свете. Прокопенок Гром тоже любил и маму очень-очень, правда, но от неё остались смутные воспоминания, за которые Игорь всё ещё цеплялся, не желая забывать о ней, но с каждым годом они становились всё более расплывчатыми. Фотографии, бережно хранящиеся в нескольких больших альбомах, Игорь иногда доставал втайне от отца, чтобы пересмотреть их и снова воскресить её образ в памяти. На одном развороте были очень старые фото, где мама и отец ещё не встретились, а затем они уже вдвоём стояли счастливые на Дворцовой. Несколько свадебных фото, где мама такая красивая в белом платье, а папа даже серьёзнее обычного, но на одном кадре лукаво оглядывается на Федю, застывшего с широкой лентой друга жениха. Несколько поездок в санаторий, обязательные фото на камушке и с солнышком на ладошке, ракушки с той поездки до сих пор нестройным рядом лежат на окне. Маленьким Игорь часто слушал тот самый шум моря, приложив раковину к уху и затаив дыхание, только бы на секундочку там оказаться. А затем мама уже с большим животом, сидящая на лавочке в парке с тетей Леной. Игорь всегда с особой жадностью вглядывался именно в это фото, ведь здесь, по сути, уже был он, да маленький, да ещё как бы не родившийся, но это первый совместный с мамой кадр. Интересно, отец так же пропадал бы на работе, если бы мама была ещё жива? Слишком часто в последнее время Игорь задавался этим вопросом, потому что помнил, мама, родная и любящая, всегда отчитывала папу за поздние возвращения и задержки, мальчик же не мог и слова об этом сказать Константину. Когда Игорь думал о маме, у него всегда слёзы градом на глаза наворачивались, но он же мальчик взрослый, ему плакать нельзя да и как-то несолидно. Отчётливо ему запомнился случай, когда он проснулся ночью от странного грохота. Оказалось, что Константин неудачно своротил табуретку на кухне, да так и остался сидеть на полу, прислонившись спиной к кухонным ящикам. — Пап, ты чего? — спросонья Игорь не мог ничего понять, только потом почувствовал стойкий запах алкоголя и заметил бутылку на столе. Приподняв тяжелую голову, Константин глянул на него мутными глазами и вдруг распахнул объятия, подзывая завернувшегося в плед мальчугана к себе. И только сейчас Игорь вспомнил, какая сегодня дата. День Рождения. Её День Рождения. — Игорь, иди ко мне, — моляще попросил мужчина, так и не поднявшись с пола. — Я так по ней скучаю, ты ведь тоже скучаешь, правда? Вот бы она над нами с тобой сейчас посмеялась бы, да? Сидим вдвоём на полу, когда уже давно спать надо. Голос его был надтреснутым, наигранно весёлым, Константин за этой бравадой и напускной смешливостью пытался скрыть, как же сердце разрывает от нечеловеческой тоски по Марине. Сразу перед глазами опостылевшие больничные палаты и сгоревшая за несколько месяцев лихорадки жена. А теперь оставалось ему эту безутешную печаль водкой заливать, да сына покрепче к себе прижимать, только бы и он не пропал из его безрадостной теперь жизни. Единственное, что у него от жены осталось, её продолжение, их продолжение. Боязливо усевшись рядом с отцом, Игорь почувствовал, как его тут же притянули на колени и уткнули вихрастой макушкой куда-то в плечо. Затаив дыхание, мальчонка пошевелиться боялся, только бы не разрушить этот момент. Он скучал по маме, по её улыбке и лёгким летним платьям, что до сих пор висят в шкафу. По её супу, он теперь готов только его есть, лишь бы она вернулась. Почувствовав на своей макушке влагу, Игорь себе не поверил. Папа плачет? Он прислушался, и правда, отцовское дыхание сбилось, стало прерывистым, а из груди рвался тихий скулёж. Мальчик ещё ближе прижался к отцу и тоже заплакал, тихонько так, почти неслышно, чтобы папу не расстраивать. — Пап, а ты меня не бросишь? Ты же никуда не уйдешь? — оторвав зарёванную мордашку от отцовской груди, Игорь уставился на мужчину своими невозможно большими глазами и всё ждал ответа на свой вопрос. — Игорёк, ну ты чего? — Константин в мгновение ока протрезвел и, испуганно глядя на сына, взял его бедовую головушку в свои ладони, пальцами стирая несколько слёзок. — Зачем ты такое говоришь? Никуда я не уйду, куда же… Как такое только в голову пришло? Мама нас не бросала, она… — он проглотил подкативший к горлу ком, чтобы голос не дрогнул. — Ты же знаешь, что она нас не бросила, она бы по своей воле никогда бы от нас не ушла.***
Константин сгрузил пакеты с продуктами около холодильника и стал раскладывать не такие уж и грандиозные покупки по полочкам здесь и в шкафах. Деньги утекали водой сквозь пальцы, и он, по правде сказать, уже задолбался придумывать варианты, откуда их ещё взять. Работает и без этого сверхурочно, лезет в самые убийственные дела и передряги, только бы за травматизм накинули, да на радостях за пойманного сумасшедшего премии больше выписали. Старенькое радио, которое он удачно обменял на Удельной, похрипывало заезженными песнями, но от них становилось по тёплому грустно на душе. Выкрутив погромче регулировку и блаженно зажмурившись, Константин прислушался к песне и улыбнулся воспоминаниям. Марина очень любила «Мираж», они даже на концерт ходили. Вот там у них получилась настоящая романтика: медляк под «Музыку», она тогда так игриво и многообещающе улыбалась, что Константин еле руки при себе держал, а потом встреча рассвета и прогулки всю ночь. Позабудь об этом дне, спор не нужен никому. Не читай нотаций мне, — мама, это ни к чему. Снова к друзьям я своим убегаю, что меня тянет сюда — я не знаю. Без музыки мне оставаться надолго нельзя. Музыка нас связала, тайною нашей стала. Всем уговорам твержу я в ответ: «Нас не разлучат, нет!» Музыка нас связала, тайною нашей стала. Всем уговорам твержу я в ответ: «Нас не разлучат, нет!»* Константин выставил на стол небольшую бутылку колы для Игоря, туда же отправился киндер за сочинение по литературе, о котором ему напомнила Лена. Святая женщина, подумал мужчина, ведь Елену Прокопенко по-другому называть не получалось. На своих хрупких плечах она выносила все тяготы трёх мужчин, неуёмную работу Феди и Кости, маленького Игорька помогала ставить на ноги и в некотором смысле заменяла ему материнскую фигуру. Он же ей был именно сыном, которого, к сожалению, у них с Федей никогда не было и уже быть не может. Усевшись поудобнее на маленькую табуреточку прямо под огромным окном, где было больше всего света, Константин затянулся, отложил подальше в пепельницу сигарету и повнимательнее присмотрелся к новой дырке на носке. Вздохнув, он подвинул ближе к себе жестяную банку со всеми принадлежностями и взялся штопать уже раза три точно зашитый носок. На плите вкусно потрескивала жарящаяся картошечка, и в данный конкретный момент Константин, в общем-то, был рад своей жизни и тому, что имеет. У него есть прекрасный сын, упрямец и шалопай, но куда без этого, любимая работа, забирающая уйму времени, верные друзья. Его одинокую идиллию прервал звук падающего портфеля в прихожей и какое-то уж слишком долгое копошение там сына. — Игорь? Ты где там застрял? — вытягивая шею и хмуря брови, позвал того мужчина. — Вкусно пахнет, пап, — бросил Игорь и скрылся в ванной. Откинувшись спиной на подоконник, мужчина сразу заподозрил что-то неладное, но решился дождаться, пока вернётся Игорь. Тот появился в кухне через пару минут и сразу полез за своей кружкой. Наметанным глазом Константин сразу заметил нервные и чуть дерганные движения сына и то, что он старается к нему правой стороной не поворачиваться. — А рубашка где? Утром же в ней уходил, — будто бы невзначай поинтересовался Константин, но всё поглядывал на сына, не понимая, что случилось. — Да физра была последней, лень было переодеваться. Пап, — восторженно воскликнул Игорь, заметив вкусности на столе. — Спасибо большое, — он повернулся к отцу, и тут же радость погасла в его глазах, когда пришло понимание. Отец всё увидел. По правой скуле шла неприятная рассечённая царапина, наливался болезненной синевой яркий фингал, к тому же с той же стороны была подбита в уголке губа. Игорь выглядел так, будто не со школы вернулся, а с поля брани. Изумление сменилось злостью, а затем расстройством. — Где, с кем и почему? — жестко приподнимая лицо Игоря за подбородок, спросил старший Гром, пытаясь припомнить, куда в последний раз переложил бинты, и прикидывая, не нужно ли здесь зашивать. Игорёк насупился и в глаза не смотрел, отводил взгляд, не желая оправдываться перед отцом, хотя понимал, что рассказ от него всё равно получат. Папа же не зря в милиции работает, он и не таких молчунов раскалывает, Игорю с ними не тягаться. Но не хочет он жаловаться на то, что его половина двора и часть школы за человека не считает. Ментёнок. Ментовской сынулька. Так и било по ушам постыдными оскорблениями, которые он слышал за своей спиной. Многие, конечно, не стесняясь совершенно зло говорили ему это в лицо, потому что их близкие или друзья как раз преследовались Константином Игоревичем. — Во мнениях не сошлись, — поджал губы Игорь и снова попытался вырваться из крепкой хватки отца. — Тебя в школу вызывают. А рубашка порвалась. — Прям сама порвалась, да? — смирившись с данностью, попытался пошутить Константин, морально готовясь к тому, что выслушает об Игоре очень много приятного. — Да, — ответил Гром и вытащил из портфеля комок, несколько часов назад бывший выглаженной рубашкой. — Да ну еб твою… Изумлённо глядя на вырванный с мясом воротничок с левой стороны, Константин потерял надежду, что здесь обойдётся какой-нибудь небольшой заплаткой. Его умений точно не хватит, значит, надо будет либо просто покупать новую, либо идти в ателье. Многозначительно цокнув, он прикинул, что влетит такой вариант в копеечку и заначку придется всё-таки доставать. — Лене отдадим, она, может, придумает что-то. Тот хоть такой же помятый? — лукаво улыбаясь, спросил Константин. — Даже больше, — хвастливо ответил Игорь, понимая, что буря миновала. Через несколько минут Громы уже сидели за обеденным столом, только Игорь прижимал к щеке пакет с пельменями, благо, их в этом доме всегда водилось в достатке. Кола и киндер, конечно же, переехали в шкаф с глаз подальше, потому что за такое Игорю они уже не полагались. — Играем партию, если выигрываю я, то ты рассказываешь, с чего вдруг драка и моешь посуду, — назидательно качая вилкой с наколотым кусочком поджаристого картофеля, предложил мужчина. — А если я, то ты ночью остаёшься дома и моешь посуду сам, — улыбаясь так, будто уже выиграл, ответил Игорь, но тут же охнул, от резкого движения стало саднить скулу. — Договор, — хлопнул Константин в ладоши. — Тащи шахматы. Быстро расставив фигуры на доске, мужчина оценил ситуацию и со скрытым смешком глядел на Игоря, пытливо высматривающего удачные комбинации. Молодость и горячность схлестнулись с опытом. Уже через несколько минут Константин удовлетворённо откинулся на стуле и смотрел на Игоря, которому не помогла ни любимая присказка думай, ни шахматные схемки, что он чертил после особенно интересных партий. Потому сидел Игорь надувшийся, сложив руки на груди и отгородившись от отца, замершего напротив. — Это Хомяков был с своими дружками из 6 Б, — сверкая пластырем на половину обиженной моськи, доложил Игорь, будто на самом деле сидел на допросе. — У него отец… — Хомяков, — тяжко вздохнул Константин, припоминая, что не так давно поймали группу форточников, среди которых как раз был один с такой интересной фамилией. — Мне претензии высказать не могут, теперь тебя достали, — мужчина обвёл квартиру взглядом, задумавшись о том, чтобы такого посоветовать сыну. — Честно, начал не я, но я первым ударил, он когда за рубашку хватать стал, — сбиваясь и тараторя пытался объясниться Игорь. — Про то, что меня в школу вызывают, даже не думай, всё хорошо будет. А про Хомякова, я бы посоветовал не обращать на него внимания, но он же не отцепится теперь. Постарайтесь с Игнатом не попадаться ему на глаза, пацан не забудет, но поостынет, — его прервала звонкая трель телефона, от которой Игорь вздрогнул и затравлено глянул на аппарат. Только бы не работа, только бы не работа, только бы не работа, повторял мальчик про себя, но по изменившемуся лицу Константина было ясно, что это именно та служба, которая не дремлет и отлагательств не терпит. — Ты уходишь? — глядя исподлобья, спросил Игорь, вытирая нос рукой. Ну правда, ещё чуть, и в слезы. — Надо идти, там… — стиснув переносицу пальцами, мужчина прервался, не желая пугать и расстраивать сына ещё больше. Константин видел, с каким выражением просьбы, страха и какой-то надежды, смешанной с волнением, он отправлял его на работу каждый раз. Особенно вот в такие моменты, когда резко срывали с выходных. Значит, что-то на самом деле серьёзное и опасное. — Игорь, ну не смотри ты на меня так. Я всё это делаю ради тебя, — грустно улыбнувшись, потрепал сына по макушке мужчина. — Ради меня останься дома, — буркнул мальчонка, отворачиваясь от отца. — Я хочу сделать так, чтобы родителям можно было не бояться отпускать детей на улицу, чтобы они не волновались, не случилось ли чего, пока они в школу шли или гуляли. Не хочу переживать за тебя. — Возвращайся только поскорее, ладно? — Конечно, как разберёмся, что там, так сразу, — приобняв сына и незаметно для того чмокнув его в макушку, Константин пошёл собираться.***
В тот вечер не шёл ливень, как это обычно бывает в фильмах, не разверзлись небеса, изрыгая гром и молнии. Наоборот, вечер был необычайно тих и спокоен, лёгкий ветерок ерошил редкие листья на деревьях. Игорь сидел на подоконнике резного окна и что-то чёркал в большом альбоме. Рядом стояла шахматная доска, на которой он время от времени от скуки двигал фигуры. Телевизор как обычно разгонял тишину, новостная сводка пестрела криминалом и разбоем. Ему было как-то привычно-грустно, как и всегда, когда отец был не дома. Интересно, что такого нужно сделать, чтобы папа посвятил целый день, целые сутки, только ему одному? И вот тут варианта было два, но абсолютно противоположных. Нужно сделать что-то такое, чтобы отец понял, что он уже немаленький, то есть выиграть какой-нибудь конкурс, на карате победить в турнире, ну, или на крайний случай, тоже пытаться подзаработать. Сейчас есть варианты даже для таких мальков, как он. Второй же вариант был бы использован, будь Игорь уже подростком. Вот там взыграли бы гормоны и подростковый максимализм, он бы лез во все переделки и передряги, Константин бы, стыдливо пряча глаза от коллег, забирал бы сына из приёмника. Да, вот тогда бы отец точно обратил бы на него внимание. Но приносить папе лишние проблемы в планах Игоря не было, так что оставалось только улыбаться, зарабатывать пятёрки да участвовать в олимпиадах. О которых отец почти всегда забывает. В дверной скважине скрипнул ключ, и Гром дёрнулся, выжидающе глядя на входную дверь. Отца он ещё даже не ждал, понимая, что того до завтра точно не будет дома. Отложив все свои принадлежности и поправив сползшую с плеча домашнюю майку, мальчонка пошёл в прихожую и столкнулся там с Фёдором Ивановичем. — Дядь Федь, привет, а папа с тобой? — улыбаясь, Игорь стал заглядывать мужчине за спину, выглядывая там отца, но Прокопенко был один. Он стоял потерянный, глаза остекленели, и у него не нашлось привычной доброй улыбки и крепких объятий для Игоря. Прокопенко выглядел так, будто его самого сейчас нужно было обнять, погладить по голове и дать выпить водки или успокоительных. А может, всё вместе, только бы подействовало и прекратило весь этот кошмар. Заговорённый Костя, пробивной, с долей здоровой хитрости и пренебрежения правилами, сейчас лежал в морге. Накрытый простынёй, в окровавленной майке и с пулями в грудине. Эта картина стояла у него перед глазами, он зажмурился, пытаясь её отогнать, и ненадолго это даже помогло. Взгляд мужчины ненароком зацепился за неполную пачку сигарет, оставленную на кухонном столе и Костин магнитофон, который они вместе ездили покупать, пораньше отпросившись из участка не так давно. Вся эта квартира была прямым олицетворением Константина, да, именно таким он стал за те несколько лет, когда остался без Марины. Всё ещё человек, которому можно доверять, всё ещё добрый и гордый, но внутри, прямо как это ужасная плесневелая плешь на потолке, уже зарождались циничность, отрешённость и злость. Глядя на Игоря, Федя всё не мог собраться с мыслями. У него самого убили друга, брата по долгу службы и жизни, а этот солнечный и наивный мальчик, у которого только отец в этой жизни и остался, забрали последнее. Уже сейчас в нём проглядывали истинно Громовские черты как внутренне: упрямство, незаурядный ум, вера в то, что этот мир можно на самом деле сделать лучше, так и в внешне: непослушные темные вихры, внимательный цепкий взгляд, который он точно пытается скопировать у Кости, чтобы со стороны показаться старше. Мужчину замутило от внезапно нахлынувших перспектив будущего для Игоря, и он не сдержался, тяжело опустился на колени перед мальчонкой, как-то растерянно поправляя на том яркие домашние трико: — Прости, Игорёк, — не в силах посмотреть вмиг посерьезневшему Грому в глаза, он рассматривал его ладошки, которые держал в своих руках. — Дядь Федь, вы чего? — испуганно протянул Игорь, понимая, что что-то не так. Куда делся балагур и шутник, который проспорил ему новенькую кепку? Где тот Федя, что всегда расспрашивал у него, как дела и не забыл ли он позавтракать, пока Кости нет. Даже когда тетя Лена внезапно перестала быть беременной, а ребёнок у них так и не появился, Игорь его таким не видел. Это его и пугало. Что могло такого случиться, что дядя Федя выглядит вот так и пришёл к Игорю? — Не уберёг, говорил же ему, дождись… — Нет, нет-нет-нет-нет, — заметив, что именно достал мужчина из кармана куртки и протянул Игорю, тот затараторил, вырываясь и отворачиваясь. — Не надо, пожалуйста. Несколько слезинок уже покатились по щекам, Игорь мальчик умный, он заподозрил что-то неладное с самого начала. Но вот только не думал, что всё будет так страшно. Мир будто разом краски потерял, разбился на мелкие кусочки несбывшихся надежд и будущего, которого у него и папы никогда не будет. А как же…? Папа же обещал, что он его не бросит и не оставит. Игорь ему верил так, как только дети и умеют верить в Новогоднее чудо, зайчика и лисичку, передающих подарки, когда родители идут с работы, и в эту самую несокрушимость родительских обещаний. Игорю глупо вспомнились гематогенки с ёжиком, которые он попросил купить отца. Папа обещал-обещал-обещал! Мальчонка сжал в ладошке большие отцовские часы, которые часто примерял, прикидывая, когда же они станут ему впору. Железные уголки циферблата больно впились, будто бы даже отрезвляя, но мертвенная бледность всё равно не сходила с его лица. Для него в этот самый миг жизнь кончилась, а былой задорный и озорной огонёк в глазах потух, сбитый ураганом взрослой жизнь и разочарований. На глазах Феди Игорь будто застыл, но не просто физически, а именно внутренне. Разом всё потеряло смысл, а его мелкие проблемы вдруг стали несущественны. На второй план отошли тёрки с Хомяковым, старые обиды на отца, как он вообще мог на него злиться?. Он вспомнил, с каким недовольством отправлял того на работу, ну вот зачем он туда сегодня поехал? Это была даже не его смена, не его дело, но он всё равно полез. — Игорёк, у тебя папа герой, он до последнего держался, всё говорил, что ему к тебе нужно… — Фёдор Иванович что-то говорил, только бы не молчать, только бы не слышать, как тишину квартиры рвёт надрывный Игорев скулёж и плач. — Мне папа нужен, а не герой! — утирая слёзы ладонями и кинувшись к дяде Феде на шею, рыдал Игорь. Был бы здесь кто-то другой, Игорь бы поглядел волчонком и ушёл бы к себе, скрыв боль и тоску за серьёзным взглядом. Заглушил бы все всхлипы подушкой и тяжелым одеялом, но здесь был дядя Федя, который поймёт его и не станет потом стыдить за слёзы, что катились не переставая. Солёная влага неприятно жгла только подзатянувшуюся царапину на скуле. — Ну Игорёк, всё, тихо, мы с Леной тебя никому не отдадим, я Костю не заменю, родной, он тебя любил, очень-очень, но ты же его барана упёртого знаешь, в самое пекло полез, — усадив уже несопротивляющегося мальца к себе на колени, Фёдор чувствовал, как того бьёт крупная дрожь. Игорь пытался что-то ему сказать, но истеричная икота не давала и слова вымолвить. С каждой секундочкой он всё сильнее прижимался к мужчине, искал хоть какую-то частичную тепла и заботы, Игорь ведь человека, что был его домом и согревающим костром, у которого можно было обогреться в любую непогоду, потерял. Запахнув свою куртку и укутывая в неё Грома, Федя вспомнил, что вообще-то от неё скорее всего несёт порохом и затхлым старым складом, где они с Костей как раз и лежали в засаде, но тормошить затихшего и впавшего в апатию Игорька не хотелось. — Всё хорошо будет, — измучено прикрыв глаза, Федя медленно выдохнул, понимая, что хорошо точно не получится, но он очень-очень постарается, чтобы Игорь не закрылся в себе и смог пережить эту потерю. Уложив кудрявую голову на плечо Прокопенко, Игорь из-под ресниц смотрел на входную дверь, желая сейчас только одного: вот папа её распахивает так, что побелка с потолка сыплется, широко распахивает объятия, ловит в них Игоря и говорит, что всё это неудачная шутка. На самом деле никто никого не убил, или просто чуть задело по касательной, а врачи, эскулапы этакие, неправильно всё поняли, Костя просто в обморок упал. Но никто так и не пришёл.***
В холодном поту подорвавшись среди ночи, Игорь лежал на кровати и пытался прийти в себя. В груди клокотало, а нос заложило, только через несколько секунд он понял, что всё лицо мокрое от слёз. С удивлением смазав остатки влаги в глазах, Гром тихонько выполз, чтобы не разбудить рядом заворочавшуюся Юлю. Всего лишь кошмар, это просто плохой сон, он устал на работе, и организм вот так ему мстит, как мантру повторял он про себя. Но отойти от полусна-полувоспоминания не получалось, как бы он себя ни убеждал в беспочвенности таких сновидений. Тяжело усевшись за столом на кухне, он тут же уставился в телефон, где хранились несколько жизненно-важных сейчас фото. Именно они сейчас могли развеять все сомнения. Сейчас бы позвонить отцу, всего лишь пара слов, чтобы удостовериться, что всё хорошо, и можно было бы спокойно вернуться в кровать. Но звонить по наизусть знакомому номеру было что ли даже как-то стыдно. Ему сон плохой приснился, а он из-за этого отца будит в непонятно каком часу ночи, будто ему снова лет шесть. Зайдя в галерею, Гром сразу открыл одну из папок, где хранились сканы старых фотографий, которые он давно ещё в порыве какой-то сентиментальности сделал и скопировал к себе. Папа на кухне как-то по утру сладко растягивает первую сигарету, вот они на выпускном Игоря стоят вдвоём обнявшись, а через грудь у него тянется алая лента выпускника. Серьёзный и вроде бы взрослый Игорь на присяге, а у самого в глазах довольные смешинки, ведь рядом стоит по форме гордый Константин и не менее радостные Прокопенко. И много-много ещё фотографий. На юбилее отца, с какого-то мероприятия, где Константин Игоревич выступал спикером, совместная с дачи. И так в душе сразу тепло и спокойно стало, что сон на самом деле просто сон, а в реальности всё в порядке и все живы-здоровы. — Горь, ты чего тут? — сонно щурясь, на кухню заглянула Юля, поправляя на голове мягкий ободок с ушками. — Всё хорошо, Юль, не спится просто, — открыто улыбнувшись, ответил Игорь только сейчас замечая, как за окном уже начинается новый день.