Константин задумчиво перемешивал руками мясо с маринадом, пыхтя второй по счету за сегодня сигаретой и наслаждался летним солнышком, приятно греющим спину. Аккуратно стряхнув в сторону пепел, он вернулся к медитативному занятию, уже представляя, какой вечером выйдет мировой шашлык. Юленька с Игорьком обитали где-то в районе гаража, где Гром всё пытался воскресить Федин еле живой ИЖ-49*. Игорь неровно дышал к этому устрашающему средству передвижения, так что с того момента, как Прокопенко обзавёлся дачей, ни одна поездка сюда не обходилась без копающегося в ИЖе Игоря. От того самого мотоцикла, на котором Федя ездил в участок и катал молодую влюблённую Лену, чтобы она к нему посильнее прижималась, осталась от силы только рама. К вящему удивлению Константина она не проржавела за столько лет, хотя чего только этот аппарат на своём веку не видел. Всё остальное меняли уже по несколько раз, а про полностью пересобранный двигатель тут и говорить нечего
— Ключ вот тот подай, пожалуйста, — скрючившись в три погибели около мотоцикла, Игорь перехватил у Юли нужный инструмент и продолжил самозабвенно копаться в ИЖе, будто это было не настоящее средство передвижения, а просто большой конструктор. Большим мальчикам большие игрушки.
— А сладенькое что-нибудь есть? — тихонько вздохнула Юля, с интересом разглядывая стеллажи в настежь открытом гараже.
С улицы тянуло свежескошенной травой и той самой июльской жарой, от которой не сбежать и не скрыться. К вездесущим полкам было страшно прикасаться: то тут, то там лежали какие-то инструменты, в отдельном закутке стояли многочисленные банки с закрутками, огурчиками, помидорчиками, салатами и любимыми Юлей компотами. Везде лежали болтики, шурупчики, какие-то трубки и непонятно для чего предназначенные железяки, в углу в специальной сумке висели удочки и спиннинги, рядом по особой схеме была свёрнута большая сеть, под ней приютились огромные сапоги-заброды. Привычно огладив большой живот, Юля продолжила с интересом рассматривать это мужское царство, когда вздрогнула от внезапно обозначившегося Игоря:
— Хочешь сладенького — будет сладенькое, сейчас подзатягиваю тут кое-что, и можем даже прокатиться, — заботливо улыбнувшись, Игорь стёр выступившую на лбу испарину и снова вернулся к мотоциклу.
Через пару минут на весь двор раздался утробный рокот двигателя, и все мужчины разом удовлетворённо улыбнулись. Игорь, по-детски восторженно глядя на этого зверя, стирал масло и грязь с рук какой-то тряпицей, Константин выглянул с летней кухни, отправив мясо дальше в холодильник, а Федя выплыл из дома, царственно подбоченившись.
— Игорёк, оно ещё живое? — выглянув из-за плеча мужа, на крыльце появилась Елена Прокопенко, аккуратно заложив какую-то беллетристику закладочкой, чтобы не потерять нужную страничку.
— На нём ещё наши внуки кататься будут, — хохотнул Фёдор Иванович, оправляя усы и подходя ближе, чтобы получше рассмотреть своего любимца.
Когда-то с ним он огонь, воду, задержания со стрельбой и гонки по трассам выдержал с честью, а сколько Федя дам своего сердца на нём искатал, пока Лену не встретил — он даже считать не брался. Эх, была у Фёдора Прокопенко неспокойная молодость, благо, она потихоньку перешла вот в такую пенсию в кругу семьи.
— Так тут благо, что осталось недолго, иначе это чудо не дотянет до внуков, — хмыкнул Костя.
Федя привычно уселся на мотоцикл и от души вхолостую газанул мотором, наслаждаясь моментом, он прикрыл глаза, хотя бы на пару минут возвращая себе то чувство былой свободы. Смущённо улыбнувшись, Юля уложила руки на выпирающий живот, и лицо у неё сделалось какое-то сложное, она застыла на несколько секунд, уставившись перед собой. Все тут же замерли, Игорь оказался тут как тут, уложил свою ладонь рядом с её.
— Ну что вы так напряглись, пихнулись просто, — расслабившись через пару мгновений, Юля приобняла Игоря, продолжающего мягко поглаживать живот.
Прокопенки и Константин Игоревич отмерли, облегченно выдохнув. Почти полгода все находились в чуть нервном предвкушении и постоянно интересовались, как Юля себя чувствует, ограждая ее от всяких переживаний и относясь как к сахарной. Саму девушку это время от времени начинало даже раздражать, но неподдельная забота со стороны Игоря и его семье была очень уж приятна. Беременные капризы, которых тот страшился по рассказам коллег, почти обошли Юлю стороной, но иногда в своё удовольствие можно было выпросить у Грома что-нибудь этакое просто потому что она могла так сделать и этим пользовалась не во вред Игорю. Попросить лишнюю шоколадку или поменять одеколон, потому что старый стал слишком резким? Без проблем, всем только в радость.
После тех нескольких совместных дней в больнице, они вообще сомневались, что теперь что-то получится, но стоило пережить месяцы ожиданий, многочисленные отрицательные тесты, после которых надежда всё реже посещала Юлю, и вот у них будет двойня.
У Грома сердце болезненно сжималось, когда из ванной каждый раз Юля выходила расстроенная и с мученическим смирением на лице. Но всего лишь один положительный тест дал им наконец-то почувствовать облегчение и ни с чем не сравнимое счастье. Уже известно, что это будут мальчик и девочка, им сказали точно на одном из последних скринингов, куда Игорь пошёл вместе с женой. Ночью, когда она уже заснула, поудобнее привалившись животом к Грому и закинув на него для удобства ногу, мужчина с каким-то неверием смотрел на этот самый живот и поглаживал натянутую кожу одними кончиками пальцев. Уже через несколько месяцев он сможет прикоснуться с дочери и сыну, увидеть их. Тут же пробрал какой-то иррациональный страх того, что он будет плохим отцом. Такое со всеми происходит рано или поздно, Игорь даже
книжку умную прочитал, так что старался пока над этим не задумываться.
Он не представлял, какая ядерная смесь получится из его и Юлиного характеров, но уже представлял, что места мало будет всем, начиная непосредственно с самих родителей и заканчивая многочисленными бабушками-дедушками. Тут не просто один ребёнок, а целый дует, который на двоих будет наносить пользу и вершить правосудие, главное, чтобы не наоборот.
— Я кружочек другой сделаю, проверю, чтобы не развалился на ходу, и поедем в магазин, — усевшись на законное место водителя, Игорь тяжело выкатил тарахтящий мотоцикл со двора и скрылся в облаке пыли.
— Это надолго, — вздохнула Юля и ушла в сторону летней кухни.
Там, между неизвестно для чего давно установленным столбом и углом дома, был натянут гамак. Пчёлкина с первой поездки на дачу облюбовала это место и частенько выгоняла отсюда прикорнувшего Грома, которого в доме постоянно дёргали: то в подвал залезь что-то достань, то из гаража компот принеси и тому подобное. Так что здесь он прятался на обеденный сон, прикрыв лицо какой-нибудь стыренной с общей вешалки панамкой.
Теперь же этот гамак был официально отдан Юле, только иногда по ночам Константин Игоревич спал здесь, а не на диване на первом этаже, ссылаясь на то, что в четырёх стенах душно и жарко. Неуклюже перевалившись в гамак, Пчёлкина вздохнула и наконец-то вытянула ноги. С каждой новой неделей она всё больше чувствовала себя неповоротливым хомяком.
Отражение в зеркале как раз на этого грызуна и походило: щеки увеличились в несколько раз, губы выглядели так, будто Юля сходила к косметологу и вколола несколько миллилитров, а былая тонкая фигурка куда-то пропала. Конечно, гормоны шарашили будь здоров, и Пчёлкина с завистью смотрела на других мамочек, наблюдающихся в той же клинике: они буквально парили, беременностью наслаждаясь, а не испытывали на себе прелести вынашивания двойни.
Уютно прикрыв ноги лежащим здесь специально для неё лёгким полупрозрачным пледом, Юля легонько оттолкнулась, чтобы гамак начал аккуратненько раскачиваться, убаюкивая её. Вокруг была не идеальная, но домашняя и прекрасная тишина: ветер шуршал листьями на деревьях, громко их перебирая, где-то в доме о чём-то говорили Прокопенко и Константин Игоревич, время от времени посмеиваясь. Пчёлкина не стала сопротивляться приятной обеденной сонливости и повернулась поудобнее, чтобы отдохнуть пару часиков.
Грохота и шума мотоцикла она уже не услышала, того, как Игорь подошёл к ней и заботливо поправил плед, натянув повыше, Юля тоже не почувствовала. Из окна выглянула Лена:
— Она заснула недавно только, не буди, пусть отдохнёт. Как мотоцикл?
— Живее всех живых, — удовлетворённо ответил Игорь. — Я в любом случае в магазин, нужно что-то?
— Я тебе сейчас списочек напишу, и отцу сигареты не забудь.
— Вот специально возьму и забуду, ему на осмотре уже говорили, чтобы смолил поменьше, а он ноль эмоций, — вздохнул Игорь, уткнувшись лбом в подоконник, у которого стояла Прокопенко.
Женщина ласково потрепала его по голове и протянула небольшую исписанную мелким почерком бумажку:
— Не сердись на него, ну представь, он больше тридцати лет курит, и вдруг бросит? Да ему от этого ещё хуже станет, пропитался же уже никотином насквозь, — сочувственно ответила Лена. — Давай, Игорёк, надо уже начинать готовить, не шашлыком же вашим единым.
— Уже бегу, — аккуратно чмокнув Юлю в макушку и пригладив волосы, Гром побежал в магазин, находящийся на другой стороне посёлка.
***
— Игорь, а ну-ка иди сюда, — в беседке уже восседали над тазиком с мясом Федор Иванович и Константин Игоревич.
Гром оторвался от розжига мангала, где дрова уже почти прогорели и потихоньку превращались в размеренно мерцающие угли. Июльский вечер был до ужаса душным, а около огня находиться вообще было трудно, потому синяя майка была свёрнута и накинута на плечи.
Из дома появились Юля и Лена с овощами и многочисленной нарезкой, о чём-то весело щебеча. Игорь на секунду застыл, вытирая пот измятой майкой, и засмотрелся на Пчёлкину. Он готов был буквально на руках её носить, боготворил и всячески радовал то любимыми вкусностями, то комплиментом. Ну какой она хомяк? Просто милый хомячок, которого любить, обнимать, нежничать и тискать до заливистого смеха. Он определённо не понимал, почему Юля так убивается по поводу своего внешнего вида. Ну прибавились несколько кг, так это же буквально их дети внутри набирают вес, значит, здоровые, значит, всё прекрасно. Ну и что, что губы некрасиво (по мнению той же Юли) расплылись. Игорю было только приятнее их сминать в поцелуе, когда Пчёлкина уже без былой лёгкости и томности, но всё равно прижималась, выпрашивая ласки.
Гром со смехом иногда наблюдал, как былая грация кошки вдруг стала ловкостью картошки, и Юля лежала звёздочкой на кровати не в силах даже встать и пойти водички попить или в туалет. Тут приходилось бежать на жалостливый голосок, просящий помощи, и со сдерживаемым смехом помогать подняться. Про шнурки и обувание Игорь вообще молчал.
— Игорь, ты бы, может, прикрылся, тут дамы всё-таки, не на пляже — нанизывая мясо на шампур, заметил Фёдор Иванович. — Да и искрами всю поросль свою сожжёшь.
— Федь, да чего эти дамы там не видели, — перебила его Лена, переглядываясь с Юлей. — Если ты не забыл, мы все вместе на море ездили, а потом Игорек у нас жил почти несколько месяцев.
— А можно не при мне это обсуждать, — у Игоря стыдливо покраснели кончики ушей, он уселся рядом с отцом, взявшись помогать с мясом.
Через несколько секунд по стопкам уже разлилась первая порция ягодной Прокопенковской наливки, о которой по всему управлению легенды ходили, но допуск к ней получали только избранные — если угостили, то можно считать, что почти как родной. Пока такой чести удостоились, самой собой, старая гвардия в лице Грома, Юрки Смирнова, сейчас укатившего в Москву, Игорька. Диме Дубину тоже торжественно передали одну из бутылочек, ну и за особые заслуги Зайцева с Цветковым тоже пробовали на одном из корпоративов.
Юля и Лена чокнулись стаканами с компотом, производство которого Прокопенко наладила чуть ли не в промышленных масштабах, потому что Пчёлкина только его и пила, отказываясь от даже соков. Ей они отдавали химией, и она всячески кривила нос, когда Гром притаскивал какую-нибудь колу или газировку чисто для себя на вечер.
— Между первой и второй, — разливая дальше, приговаривал Прокопенко. — Сейчас бы на море, помните, как в санаторий ездили?
— Я тогда ни одной ночи не спал, кровать жесткая и неудобная была, — пожаловался Игорь, который только после начала совместного проживания с Юлей познал радость ортопедического матраца.
— Кукуруза варёная, чурчхела свежая, — нараспев протянула Лена, копируя манеру продавцов на южных пляжах. — Пирожки жареные.
— Шаурма тоже свежая, утром ещё мяукала, — вспомнила любимую присказку Игоря Юля.
— Шаверма, — не отрываясь от вливания в себя очередной стопки, поправил её Гром.
— Это у нас шаверма, а у них пусть как хотят, хоть кебабом, хоть гиросом зовут, главное, чтобы вкусно было.
Игорь пересел поближе к Юле и после очередной стопки наклонился к ней, шумно вдыхая около её макушки. Расслабленно откинувшись, Гром поглаживал девушку по голому плечу, уши и щёки у него покраснели одной широкой полосой. Пчёлкиной всегда было забавно наблюдать за чуть подвыпившим Игорем, он всегда становился ласковый и до ужаса тактильный, лез ко всем трогаться и обниматься, чем видимо компенсировал свою обычную угрюмость. Сегодня Юля запрещать ему ничего не собиралась, мужчине иногда нужно было просто расслабиться, тем более здесь он ничего натворить не сможет: вокруг природа, а не хмурый Питер, родные и близкие, а не преступники и проблемы.
— Вы тут сами с шашлыком справитесь? — поинтересовался Игорь, всё чаще поглядывая в сторону гамака, скрытого за углом дома.
— Ну без сопливых как-то разбирались столько лет, и в этот раз мясо пожарим. Кыш отсюда, у тебя лицо слишком довольное для того, кто отцу родному сигареты не купил, последняя пара осталась, — пыхнул в него дымом Константин, прекрасно понимая, что сделал это сын сознательно, не с его прекрасной памятью забывать о таких мелких просьбах.
***
Удобно упершись в руки Игоря, замершего рядом, Юля упала обратно в гамак и заискивающе глянула на Грома. Он стоял рядом и прикидывал, как бы ему тоже туда забраться, да так, чтобы и гамак не упал, и Пчёлкину не придавить. В итоге усевшись с ногами по обе стороны от упругой поверхности, он прихватил Юлины босые пятки и уложил к себе на колени.
— Ты просто чудо, — догадавшись о намерениях мужа, Юля блаженно прикрыла глаза и улеглась поудобнее.
Шлёпки сиротливо лежали на траве под гамаком, пока Игорь старательно и мягко оглаживал икры и ступни. В последнее время ноги и особенно пальцы на руках стали ужасно отекать. Юля с грустью даже снимала время от времени обручальное, что стало иногда под вечер передавливать безымянный палец. Про лицо девушка вообще молчала, по утрам из зеркала на неё раз в несколько дней смотрело ужасное нечто, выпившее с вечера несколько бутылок крепкого алкоголя.
Огрубевшими руками Гром старался максимально ласково гладил маленькие аккуратные пяточки, и Юля мурчать готова была от того, как становилось хорошо, только бы отвлечь её от неприятных мыслей, отразившихся на милом личике. Большими пальцами мужчина надавил на свод стопы и повёл наверх к пальцам, от чего они сразу же поджались, и Юля смешливо улыбнулась ему. Руки грубые, привыкшие в несколько движений скручивать сильных и зачастую вооруженных преступников, для неё всегда были родными и любимыми. Очень часто Пчёлкина в задумчивости начинала пересчитывать все мозоли, царапинки и ссадинки, почти никогда не пропадавшие с чужих запястий и пальцев. Резко наклонившись и клюнув Юлю в коленку, Игорь выпрямился и будто бы ни в чём не бывало продолжил своё медитативное занятие. Он царапнул ногтями подушечки больших пальцев и выпустил одну ногу, полностью переключившись на икру другой.
— И всё-таки мы тогда не закончили, — явно вспоминая недавний разговор, начал Игорь. — Андрей?
— Сразу вспоминается «привет, Андрей» и «Пусть говорят», — отрицательно покачала головой Юля. — Александр? Гром Григорий Игоревич? Марк?
— Тебе самой от количества Г не дурно? Про Марка Игоревича молчу, — хмыкнул Игорь, почувствовав, как другой ножкой Юля продвигается всё ближе к его животу, удачно подлезая под майку.
— Мы так никогда к компромиссу не придём, ты к каждому имени, что я предлагаю, придумываешь обидное прозвище, у детей не такая богатая фантазия, — насупилась Пчёлкина.
— Я хочу обезопасить детей, они пойдут в обычную Питерскую школу, где и не такое первоклашки придумывают, поверь мне. Помнишь стишок про «Гром гремит, земля трясётся»? Так вот я с этим с первого класса живу, и им придётся.
— Горь, — смеялась Юля. — Божечки, запишу их тогда Пчёлкиными, чтобы все «Бригаду» вспоминали. Но ты не отвлекайся. Виктор, Давид, Андрей, — неустанно перечисляла она, пока у Игоря не начала голова кругом идти.
— А может, Костей, — даже не глядя на жену, с невинным видом поинтересовался Игорь, особенно приятно прожав под коленкой.
— Ты меня извини, но даже при всём уважении к твоему отцу, давай не будем продолжать эту традицию? И вообще, Вера, Надежда или Любовь?
— Зато мне было просто вспомнить в детстве полное ФИО отца, — не стал настаивать Гром. — Я, конечно, понимаю, что они долгожданные, — он наклонился поближе к большому животу Юли, через каждое слово целуя его. — Но давай не впадать в крайности, я будто в сериале на России-1.
— Ладно. Валерия? Виталина?
— Валера и Виталя. Мы собираем новый состав Арии? — у Игоря даже не получилось скрыть улыбки от такой удачной шутки и чувства, что Юля с совершенно невинным лицом спускалась свободной пяточкой всё ниже.
Перебор длился ещё минут двадцать, пока Юля устало не откинулась на маленькую подушку и не попросила принести компотика. Игорь с кряхтением вылез из гамака, удачно хрустнув позвоночником, и поплёлся в беседку за питьём и перекусом, чтобы несколько раз туда-сюда не ходить. Дальше лежали в тишине, наслаждаясь пением цикад и сверчков, активизировавшихся под вечер. Скоро потянуло шашлыком, и можно было уже возвращаться за стол.
— Диана? Как богиня охоты и женственности, — внезапно предложила Юля и вдруг обхватила живот, от удивления широко распахнув глаза.
Игорь рядом подорвался, сильно качнув гамак, и Пчёлкина, схватив его руку, прислонила рядом со своей. Грому прямо в ладонь ткнулась острая пяточка, явно болезненно натянув кожу, от этого Юля сморщилась, глубоко дыша и пережидая танцы внутри себя.
— Ну хоть с одним определились, — счастливо улыбнулся Игорь.
