***
Утро было на удивление ласковым и даже каким-то сладким. Игорь, с удовольствием натянув повыше тонкое летнее одеяло повернулся на другой бок, закидывая руку на что-то угукнувшую во сне Юлю. Она была мягкая, тёплая ото сна, и это крохотное мгновение уюта хотелось продлить бесконечно. Сквозь плотные шторы пробивался яркий свет — утро воскресенья давно не радовало так, как сегодня. Вчера вечером они с удовольствием «вспомнили молодость», как окрестила это Юля — до позднего вечера засиделись в ресторане, а после пошли гулять, со спокойной душой выключив телефоны и чуть не оставшись на другой стороне Дворцового моста, в последний момент вспомнив график разводки. Домой вернулись, можно сказать, почти засветло, продолжив вспоминать молодость уже в постели. Так что впервые за долгое время Игорь абсолютно любил окружающий его мир. Ровно до того момента, пока кто-то не начал трезвонить в звонок, разрушаю идиллию воскресного позднего подъема. — Я никуда не пойду, — буркнула Юля из-под одеяла. — Досыпай, — потянувшись, Игорь нашёл в изножье кровати свои домашние штаны и пошёл узнавать, кого же там принесло ни свет ни заря, хотя часы показывали далеко за одиннадцать часов утра. Как только мужчина открыл дверь, его чуть не снесла Диана, ворвавшись в квартиру беспокойным вихрем. — Вы что, спите ещё?! — возмущённо заявила она, будто в этом было что-то странное, и кинулась в гостиную включать телевизор и судорожно листать каналы. — Вы почему трубки не берете? Я вам трезвоню уже несколько часов, бабушка деда Федю к телевизору не подпускает, новости перелистывает, чтобы его снова удар не хватил. — Стоп, погоди, я ничего не понимаю, — Игорь отобрал у дочери пульт и усадил на диван. — Что случилось? — Максим… — Чего, БЛЯТЬ? — раздалось громогласное и хриплое из спальни, спустя мгновение оттуда вылетела Юля, пытаясь попасть рукой в рукав халата. — Игорь! Игорь привычным движением помог, на что женщина внимания не обратила, уставившись в рабочий телефон. И этот, и личный, включённые, разрывались сообщениями и звонками, но страшно напрягало не это, а трясущиеся руки жены и покрасневшие, повлажневшие от слез глаза. — Мне в этом доме объяснят, что вообще происходит? — возмутился Игорь, глядя на то, как начинает истерикой накрывать и жену, и дочь. Диана, вытянувшись на диване через отцовские колени, всё же умудрилась добраться до пульта от телевизора и переключила на нужный канал, где как раз только начался тот самый репортаж. Докладывали о небывалой спасательной операции авиалесоохраны в небольшом посёлке. Эвакуировали всех жителей и отправили вертолётом на базу. По неподтверждённым данным, докладывал ведущий, в ходе операции погиб один из сотрудников ведомства, сейчас он числился пропавшим без вести. Сердце Игоря неприятно дрогнуло — неужели этим самым пострадавшим был Максим? Да быть такого не может, тут же отмахнулся от этой мысли мужчина, но ему под нос тут же ткнули экран телефона. Плачущий мальчишка лет семи сидел на коленях у матери, кулачками вцепившись в её кофту. Ласковый голос за кадром спрашивал: — А как дядя выглядел? — продолжали расспрос. — Ты случайно не помнишь, у него на груди написано что-то было? На курточке жёлтой. — Он с нами одуванчики дул вечером, — всхлипнул мальчик. — Он сам на одуванчик похож, и ребята старшие стишок про него вспомнили, гром гремит, земля трясется, у него на форме написано было. Затылок будто кипятком ошпарило. Игорь раз за разом пересматривал это видео, надеясь, что на другой раз услышит что-то другое, не подтверждающие худшие опасения. Со своего телефона он пытался дозвониться до Максима, будто это могло быть возможно, но только это держало сейчас мужчина на плаву и в сознании. Ещё чуть-чуть, и точно потерял бы сознание от давления — частые сотрясения просто так не прошли, сосудики становились всё слабее. — Юль. Мамуль, — обратились они к Юле, на секунду прикрывшей глаза, чтобы собраться с духом. — Тихо! Игорь — Соколову звони, Диана — к Косте езжай и мониторь телефон, чтобы ни одна собака до него не дозвонилась, — командирским тоном раздавала они команды, пока что-то со скоростью света печатала в телефоне. Они хотели ещё что-то спросить, добавить, но она одним жестом заставила их замолчать, набрала чей-то номер и начала без приветствия: — Шустов, блять, утро доброе. Кто твой источник? Не надо мне рассказывать про видео, контора что-то подтвердила? Нет? Ну так какого хуя ты пиаришься на моем сыне? Ты хоть представляешь, что я с тобой сделаю, мудила ты, этакий? Игорь и Диана тихонько замерли, наблюдая мать семейства в её стихии. Общее представление о том, кто такой Шустов, мужчина имел — несколько раз этот парень переходил Юле дорогу, то раньше всунувшись с похожим материалом, то замяв дела Разумовского московского разлива, Дениса Титова, к которому у Юли были большие вопросики. Диана сразу же зашла в канал Шустова и обомлела — он не просто в который раз повторял известные факты, но прямо утверждал, что тем самым пострадавшим был именно Максим Гром, не забывая упомянуть, что он является сыном той самой Юлии Пчелкиной, в замужестве Гром, одного из самых влиятельных блогеров и журналистов страны, и Игоря Грома, полковника полиции, начальника одного из многочисленных отделов полиции. Другие каналы и паблики сразу же подхватили эту новость, а в соц сетях Юле уже сыпались многочисленные соболезнования. Номер Соколова Игорь отыскал быстро, его телефон был у Грома с тех пор, как Максим умудрился сломать в последний день практики ногу, и это чудо на костылях пришлось забирать с базы. Дозвониться, ожидаемо, не получилось. Пока Юля разносила ещё нескольких горе-блогеров, у Игоря всё же получилось успокоиться. Он больше доверял официальным новостям, чем мелким новостным источникам — и пока пресс-служба МЧС молчала, надежда на сохранность и невредимость Макса в нём была жива. От раздумий его оторвал новый виток скандала от Юли: — Что на данный момент вы можете сказать о моём сыне? Я понимаю, что вы не имеете права в таком формате раскрывать информацию о сотрудниках, могу сделать официальный запрос, дайте мне контакты. Сколько ждать ответа? Месяц?! Да вы издеваетесь надо мной! Если мы лично приедем на базу? Да, хорошо, да, это будет замечательно, спасибо, — Юля выдохнула, будто разом обмякая. — Сказали, что Соколов перезвонит сам, у него есть контакты Громов. Из разъяренной фурии, готовой рвать любого, кто встанет на её пути, она вдруг превратилась в хрупкую и уставшую от потрясений женщину, украдкой вытирающую слезы. Гром притянул жену, заключая в объятия и потихоньку укачивая, пытаясь уложить всё происходящее у себя в голове. Скорее всего пострадал именно Максим, в этом сомневаться не приходилось, но вот записали его в героически погибшие ой как рано. — Дождемся официального ответа, Юль, не дрейфь. Прорвёмся, — пытался утешить Игорь, но получалось плохо. Отобрав из подрагивающих рук телефон, он наискосок пролистал несколько каналов, пестревших самыми различными заголовками и в том числе несколькими имевшимися в общем доступе фотографиями Максима с мамой или самим Игорем. Смотреть на это было больно, даже мысль о том, что сына больше нет, повергала его в ужас, сравнимый только с моментом, когда ранили отца или Юля оказалась в больнице с выкидышем. Об этой истории Громы предпочитали не распространяться, заставив всех старших дать слово, что дети об этом никогда не узнают. Смотреть телевизор и даже прикасаться к телефонам сегодня было противопоказано, так что чтобы хоть как-то отвлечься, они заняли привычными делами. В звенящей тишине Игорь принялся чистить картошку на ужин, но так погрузился в процесс, что начистил чуть ли не как в армии, почти на весь отряд. — Я надеюсь, ты очень голодный, — вздохнула Юля, оглядев мужа, сидящего на низенькой табуреточке с ножом и очередной картофелиной в руках. Они попытались друг другу улыбнуться, но вышло натянуто и фальшиво. Игоря пугала безысходность, какая-то особая тоска в глазах Юли, он видел такое частенько на лицах безутешных родителей, чей ребенок пропал или, что ещё хуже, был украден. Когда по сути от них самих уже ничего не зависело, им нужно было просто сидеть и ждать, надеяться, что люди в погонах или ярких манишках смогут что-то сделать. Нечто подобное ощущал и сам Игорь, опустошение и полное отсутствие сил. Раздавшийся через несколько часов звонок стал катализатором бурной химической реакции: Юля, схватив чужой телефон и услышав заветные слова, тут же стала носиться по квартире, собирая какие-то максовы вещи первой необходимости в спортивную сумку. Она поставила на громкую связь, чтобы Игорь тоже смог поучаствовать в разговоре: — Куда его направили? — Сейчас он в крайне тяжёлом состоянии в медицинском центре имени А. М. Никифорова МЧС России. Ему предстоит серьёзная операция, — мужчина на секунду замолчал, будто переводил дух. Видимо, за годы службы горестные новости родственникам пострадавших говорить он так и не привык. — Он очень сильно обгорел, ожоги второй и третьей степени. — Мы приедем, уже собрались почти, — выпалила Юля. Вариант того, что собранные в сумку вещи сына ему уже не понадобятся, она даже не рассматривала, не могла просто даже допустить эту мысль. Как добрались в больницу Игорь не запомнил. Он со всей дури жал на газ, больше ста в самом центре города, но вцепившаяся в подлокотник Юля не сказала ни слова, понимая, что каждый справляется со стрессом по своему. Пока в больнице им дали целую кипу документов на подпись, Юля боролась с подступающей дрожью — больницы она ненавидела до панической атаки, а при звуках медицинской сирены замирало сердце, пропуская удар. Но ни в тот день, ни на следующий их не пустили даже в реанимацию. Единственным источником информации оставалась милая девушка медсестра, которая не смогла отказать отчаявшимся родителям, попросившем о весточке, когда им можно будет к сыну.***
Первые секунды пробуждения были подобны возвращению к жизни. Хотя по сути своей это так и было — его буквально вытащили с того света во время многочасовой операции. Лёгкие были тяжёлые, горели огнём будто изнутри, глотка и нос воспалились так, что Максим буквально не мог вздохнуть. Заполошно закашлявшись, он стянул мешающуюся кислородную маску. Где-то внутри клокотало, он хрипел, не в силах избавиться от першения. Казалось, ещё немного, и он выплюнет себе на колени лёгкие вместе со всем их содержимым. Максима разом накрыло звуками-запахами-ощущениями. Больничные приборы раздражали тревожным писком, отбивающим ритм его зашедшегося сердца. Запахов из-за обожженной слизистой он почти не чувствовал, но на языке оседал привкус больничной палаты, а под руками мягко шуршала чистая простыня. Кое-как справившись с приступом, он внимательно оглядел себя: руки от кончиков пальцев до самого края какой-то сорочки были замотаны бинтами, по ощущениями — лицо тоже почти полностью было заклеено пластырями. Обессиленно откинувшись на подушку, Макс попытался восстановить в памяти последние события. Перед глазами снова вертолёт, к которому они пробирались, стена огня, забытая на базе гитара, грохот поднимающегося ввысь вертолёта и рёв огня. Испуганно распахнув глаза, он вцепился пальцами в лёгкое покрывало, которым был укрыт. Разом заныла спина — как ему казалось — со стороны он был мумией, с ног до головы покрытой бинтами. Как оказался в больнице — неизвестно. И тут его будто обухом по голове ударили — а знают ли родители, что он здесь? Знают, что он жив, и с ним всё более или менее хорошо? Дышать стало тяжело, так что он натянул обратно маску и огляделся вокруг в поисках кнопки вызова врача.***
Громко хлопнула дверь в палату, Максим вздрогнул, неудачно дернувшись и чуть не сверзившись с кровати — ему только-только удалось задремать, по привыкнуть к ноющему чувству, наполнившему всё тело. — Максимушка, — к кровати вихрем подлетела мама, села рядом, чуть сдвинув покрывало, и тут же потянулась к нему, силясь обнять, прижать к себе, но не причинить неудобств. Наплевав на взвывшие от боли руки и спину, он прижался к матери, в одночасье заметив и размазанную под глазами тушь, и выделившиеся без яркого макияжа морщинки. Рядом стул, который откуда-то принёс отец, уселась Диана, тут же стукнув кулачком по его плечу. — Не смей так больше делать, — насупилась она, но в глазах всё равно стояли слезы ни то пережитого страха, ни то наступившей радости. Отец ничего не сказал, только казалось, что за эти пару дней добрал все года на свой реальный возраст, хотя раньше выглядел максимум лет на сорок, теперь же пятый десяток явно отпечатался в чуть потряхивающихся руках, глубоких складках около рта. Макс даже испугался того, насколько он стал походить на деда Костю. Попытавшись сесть поудобнее, Максим подтянулся на кровати и не смог сдержать болезненного вздоха, когда спину снова обожгло болью, она катком прокатилась на всему телу, его бросило в пот. — Макс, — взволнованно оглядывая его, мама потянулась как-то помочь, поудобнее уложить непутевое чадо. — Что случилось? Мы сами узнали из новостей, они… Многие мне уже соболезнования присылать стали, — Юля отвернулась, утирая слезы, и, скрипя зубами, сдержалась, чтобы не заплакать навзрыд от облегчения, что это не оказалось правдой. — Я не очень… Давайте потом об этом поговорим, хорошо? — Максим глянул на окружающих так, будто его насильно заставили бы рассказать, но наткнулся лишь на понимание в отцовских глазах. С таким нужно переспать пару ночей, смириться, внутренне пережить и придумать, как сгладить углы, чтобы не побеспокоить и без того многое перенёсших мать и сестру. — Очень извиняюсь, мамуль, но надо кстати решить как-то вопросик с соболезнованиями, — по делу заметила Диана, не отрываясь от телефона. — Тут продолжают мусолить эту тему дальше, дошли уже до меня. «Продолжатель династии или ещё один бесполезный сотрудник полиции? " — протянула противным голосом Диана, явно копируя кого-то из новостных блогеров. — Пап, они ахуели? — Не выражайся, — одернул её Игорь, тяжело растирая лицо в надежде хоть немного взбодриться, спал он за последние несколько суток от силы пару часов. — Но да, ахуели. — Это я ещё не начинала, — фыркнула Диана, настраивая камеру. — Братик, скажи «сыр», все должны знать, что ты жив и я тебя ещё не довела, — она быстро сделала снимок, на котором рядом видна мужская фигура, на больничной койке спиной сидел однозначно узнаваемый красноволосый силуэт, а в середине этой композиции Максимка, замотанный в бинты, но явно живой, хоть и не совсем здоровый. — Мамуль, закидывай к себе в канал с громогласным разрушением карьер всех этих горе блогеров, я жду разъеба. — Диана! — снова влез Игорь. Его корёжило каждый раз, когда дочь начинала материться, хотя он и сам бы высказал пару очень ласковых оборотов, которые при русских детях точно использовать нельзя. — Я с этим позже разберусь, — тяжело вздохнула Юля, почувствовав, как рядом сел Игорь и позволил чуть откинуться на себя. — А пока надо бы твоего лечащего врача найти, поговорить. Тебе нужно что-то? Мы вещи кое-какие привезли, но, судя по всему, куковать тебе здесь долго. Солнце моё, — женщина снова приобняла сына, прижавшись к виску губами и чувствуя, как от волос чуть пахнуло гарью. — Всё хорошо будет. Дверь скрипнула несмазанными петлями, и в палату вошла невысокая миловидная девушка, та самая медсестра, которую Юля искренне благодарила совсем недавно за помощь. Она катила перед собой небольшую тележку с многочисленными бинтами и пластырями. — Добрый день, — улыбнулась девушка, безуспешно пытаясь спрятать тёмную прядку под медицинскую шапочку. — Перевязка.***
После того, как Максим пришёл в себя и все осознали, что больше его жизни ничего не угрожает, к нему стали ездить как на паломничество. Сначала живого внука предъявили бабушкам и дедушкам, кому при личной встрече, кому по видео связи, а потом развеивать скуку приезжали попеременно то родители, то сестра. После очередной перевязки и обмена милейшими колкостями с Мариной, той самой медсестричкой, его посетила целая делегация: отряд во главе с Соколовым. — Максимка, тебя тут на убой кормят? Откуда такая харя, — ущипнув друга за щеку, поинтересовался Рома, улегшись поперёк больничной койки. — На базе кормят намного лучше, — хмыкнул Гром, пощипывая струны на привезённой гитаре. Делать это было тяжело и даже немного больно, всё же обожженные и замотанные бантами пальцы слушались плохо, но упорства ему было не занимать, так что на всю палату раздавалось тихое и чуть меланхоличное бренчание. — Мы тебя обратно ждем, ты когда вообще к нам? — Журавель, сидящий рядом на стуле, как-то странно глянул на Макса, намекая на то, что его из больнички ещё не скоро выпустят. Гром неловко дернул за очередную струну, противный звук наполнил палату, заставив скривиться всех присутствующих, но с особым пониманием ситуации кивнул только Соколов. На его веку, к сожалению, было несколько таких случаев. Он видел, когда самые сильные и смелые, бесстрашные ломались даже после менее серьёзных потрясений, чем то, что пережил Максим, именно поэтому реакция подопечного была ему абсолютно понятна. После этого разговор потёк в совершенно другое русло, травились старые байки, парни делились тем, как почти умудрились снова спалить табор, благо, вовремя заметили изменившееся направление ветра и смогли быстро собрать лагерь. Но сегодня и правда у Максима был день гостей, так что совсем скоро в палату почти без стука зашли Юля, Игорь и Диана. Рома тут же оживился, чуть подпихнув друга и поинтересовавшись так, чтобы девушка точно услышала: — Это что за красота неземная? — он бросил в сторону Дианы то самый взгляд, который считал неотразимым и беспроигрышным. Она даже бровью не повела, уткнувшись в телефон и невзначай выставив средний палец. — Добрый день, — Игорь поздоровался и пожал всем присутствующим руки, даже улыбнулся, решив сбалансировать хмурый настрой жены, которая даже в сторону сослуживцев сына смотреть не хотела. Эта оранжевая форма была ей красной тряпкой, а от любого упоминания пожаров и всего, что с ними связано, ей теперь бросало в дрожь. — Нам нужно поговорить, — чуть отведя Юлю в сторону, начал Соколов. — Как я понимаю, вы сейчас полностью занимаетесь документами и оплачиваете операции. Я могу пообещать, что все затраты покроет министерство, главное, собирайте всё, каждую бумажку, — говорил он мягко, пытаясь успокоить и заверить в лучшем уставшую и обеспокоенную мать, но Игорь свою жену знал больше двадцати лет, он видел, как холодеет взгляд и стискиваются челюсти, а лицо становится маской, которой Гром и сам время от времени побаивался. — Да подавитесь вы своей компенсацией! — не выдержала она, по-змеиному зашипев. От этого и Макс, и даже Диана будто окаменели, подобный тон мамы означал, что она не просто зла, Юля была в ярости. — Кто мне вернет здорового сына? Кто ему вернёт здоровые лёгкие? Да кто вы вообще такой… Она не стала договаривать, устало отмахнувшись, отвернулась, чтобы никто не смог заметить, как предательски заблестело в глазах. Макс сидел на больничной койке совсем потерянный и притихший, он переводил взгляд с матери на старшего, ища поддержки хоть в ком-нибудь. Два человека, которых он считал своей опорой и поддержкой, ругались именно из-за него, он был яблоком раздора. Все замерли, не ожидав такого поворота событий, хотя Соколов всё же нечто подобное предполагал — взрывной характер Макса и молва о его матери позволяли сделать определенные выводы. Юля вдруг развернулась и, резко хлопнув дверью, вышла из палаты. Диана тихонько выскользнула за ней. — Как бы вы к этому не относились, моё предложение всегда будет в силе, — обратившись к Игорю, закончил Андрей Павлович. — Пока, Макс. Надеюсь, что ещё увидимся, — он грустно улыбнулся в усы, оправил их как-то нервно и вышел, парни потянулись за ним. — Пап, ну зачем она так? — Масянь, — вырвалось вдруг у Игоря детское прозвище сына. — Она очень за тебя переживает, днями и ночами третирует врачей и весь интернет, только бы ей сказали, что лёгкие поражены не полностью и не понадобится пересадка кожи на полтела, — мужчина присел к нему на кровать, невидящим взглядом рассматривая что-то в углу комнаты и пытаясь поправить бинтик на руке Максима. — Мы все очень за тебя переживаем. — Пап, вам же рассказали всё? Да и по телеку вы наверное уже всё видели, но мне страшно. Мне до сих пор страшно, — он вцепился в отцовскую руку, крепко её сжимая. — Я, знаешь, глаза ночью закрываю, и снова в том лесу. У меня перед глазами огонь, шум и рёв, — Макс придвинулся ещё ближе, укладывая голову папе на плечо и чувствуя что-то противно мокрое на щеках. — Я от группы отстал, шёл замыкающим, отвлёкся на секунду, чтобы сук какой-то обрубить зацепившийся, и всё. Просто стеной огня отрезало, и я полз куда-то, лишь бы двигаться, лишь бы на месте не оставаться. Мне теперь холодно постоянно, я там перегрелся будто. — Макс, — тяжело вздохнул Игорь, аккуратно поглаживая сына по спине, позволяя выплакаться, выплеснуть всё, что копилось внутри на протяжении этих дней. — Масянь, ну глянь на меня, — мужчина взял чужое лицо в ладони, пытаясь стереть текущие слёзы. — Я понимаю, что тебе страшно. И тогда, и сейчас, когда ты можешь полностью осознавать свои действия, особенно сейчас. Тебе это будет снится постоянно, но со временем сойдёт на нет, ты научишься с этим жить, и в какой-то момент поймёшь, что страха больше нет, ты пережил это, прошёл с высоко поднятой головой, — при виде плачущего сына у него болезненно трепыхнулось сердце, больно ударилось о ребра. — Я заснуть пытаюсь, но не могу. Там дети, вертолёт улетает, я его вижу в небе, и такое облегчение, что они спаслись. А я на земле, и мимо какой-то заяц, у него шкура горит, я его поймать не успел, чтобы потушить. Я не хочу туда, в огонь снова не хочу, — Максим отвернулся, бинтами на руках промакивая слёзы. — Можешь попросить Машу, чтобы снотворное мне сегодня сильнее дали, пожалуйста, она не откажет. — Хорошо, если это тебе не повредит, думаю, разрешат, — вздохнул Игорь. — Понимаю, что говорить об этом рано и тяжело, но ты вообще возвращаться туда собираешься? Максим, откинувшись на подушки, глянул из-под обожженных кудряшек как-то совсем жалко, будто одним взглядом просил, чтобы отец не давил на больную мозоль. Чувства сына Игорь понимал, у него самого несколько раз в жизни были моменты, когда он уже тянулся к заявлению по собственному. Почти дотянулся в тот момент, когда они с Юлей оба попали в больницу. Да, его тогда подстрелили, да, он был на грани жизни и смерти, но он отдавал полный отчет в том, к чему могут привести его действия. Максим же, его жизнерадостный и жизнелюбивый мальчик, попал под гнёт стихии, которая не щадит никого. И его нежелание возвращаться к подобной работе было абсолютно ясно, только вот сможет ли он найти своё признание в чем-то другом? — Ничего страшного, — улыбнулся Игорь, потрепав светлые кудряшки. — На этом жизнь не заканчивается, хоть тебе и может казаться наоборот. Мы все тебя поддержим, к какому решению ты бы не пришёл. — Спасибо, пап. А мама… — парень глянул в сторону выхода из палаты и после неприязненно отвернулся от инвалидной коляски. — Поможешь прогуляться? Аккуратно пересадив сына в коляску, костыли ему пока не разрешали, Игорь помог поправить свободные пижамные штаны и совсем тонкую, мягкую майку, которые они первым делом закинули в сумку для больницы. Больничные коридоры встретили их нестройным гулом глухих мужских голосов и звонкими и громкими женскими. Несколько мужчин сидели на лавочках в рекреации, тоже замотанные в бинты: у одного — рука, а у второго — ноги. Специализированный центр принимал в основном пожарных и других мчс-ников, либо же пострадавших от огня. Так что за физическое выздоровление сына Игорь не переживал, врачи были квалифицированные и умелые, а вот с его головушкой они разберутся чуть позже, Юля точно подскажет. — Добрый день, девушки-красавицы, — проезжая мимо поста, очаровательно улыбнулся Максим, пока Игорь пытался приноровиться в управлении коляской. Тот даже удивился, ещё пару минут назад сидел на кровати побитым щеночком, а сейчас уже сияет, одаривает всех хорошим настроением. — Добрый, Максим Игоревич, — улыбнулась Маша, перебирая результаты анализов. — Не забудьте, через пару часов перевязка. — Мари, как же о вас забыть? — мечтательно вздохнув и подперев кулаком щёку, парень продолжал расточать улыбки. — Ох не знаю, не знаю, — смущённо отвела девушка взгляд, подхватила какие-то папки, попрощалась и скрылась где-то в недрах больницы. — Ма-акс, — усмехнулся Игорь. — Ну вот чего сразу Макс? — возмутился парень, пытаясь состроить вселенскую обиду. — У меня тут, может, искренние чувства и светлые намерения. — Молчу-молчу. Лучше вон мать успокой, — кивнул Игорь в сторону сидящей на одной из скамеечек Юли. — Ты здесь останешься, а мне с ней домой ехать и выслушивать гневные распинания твоих сослуживцев не с руки, честно сказать. Следующие несколько дней Максим не выпускал из рук гитару, хоть лечащий врач был и не в восторге от того, что пальцы, с которых только сняли повязки и бинты, были в постоянном напряжении и цеплялись жесткими струнами. Но это хорошо сказывалось на общем настрое пациента, так что ему просто оставалось смириться. А настрой Грому был крайне важен, потому что поврежденные легкие давали о себе знать — клокочущая мокрота, хрипы не давали спать, время от времени он все же пользовался кислородной маской. Операции по пересадке кожи тоже шли одна за одной, да ещё и пристальное внимание журналистов к этому пациенту — пришлось даже дать официальные комментарии, которые его мать использовала в собственном видео. Его смотрели всей больницей. Юлия, которую многие здесь видели почти сломленной и в слезах, в интернете блистала в своей первозданной и абсолютно обоснованной ярости. Не забыла упомянуть о тех, кто, не разобравшись в ситуации, сразу стал присылать соболезнования и похоронил её родного и любимого сына. Это видео, хоть и необычно короткое для её канала, сразу вырвалось в топы просмотров, ещё несколько дней обсуждали буквально все. Ток-шоу меняли расписание своих программ, Юля не успевала разбирать рабочую почту, столько приглашений на шоу и подкасты посыпалось со всех сторон. Максим же в это время был всё ещё в больнице со строгим пропускным контролем, благо, стал время от времени выбираться на улицу подышать свежим воздухом. Но сегодня с самого утра зарядил дождь, так что оставалось сидеть в палате и грустно бренчать на гитаре да болтать по телефону с кем-нибудь из бабушек или дедушек, им было только в радость. Но вот в комнату заглянула Маша, сдержать улыбки не получилось. Он понимал, что скорее всего со стороны лыбится, как деревенский дурачок, но ничего с собой поделать не мог. Пока девушка занималась осмотром его обгоревшей спины, руки были свободны, так что пальцы сами собой стали играть знакомый мотив: — Встанет солнце над лесом только не для меня, Ведь теперь без принцессы не прожить мне и дня, — пел он мелодичным, чуть хрипловатым голосом — Что же это такое, что случилось со мной В королевских покоях потеряла покой, — неожиданно для него подхватила девушка, закончив песенку. — Я очень любила в детстве этот мультфильм. А у вас есть принцесса, Максим Игоревич? — А это у неё надо спросить, будет она моей или нет, — ответил в тон Максим, натягивая обратно майку и даже не поморщившись.