Пиковая масть

      Это было больно.       Глаза неприятно кололо, словно выжигая их изнутри, в горле застрял ком. Его захватывала ярость, ненависть и что-то ещё. Довольно трудно судить, когда впадаешь в беспамятство.       Пику снился человек. Это был странный сон.       Он был королём. Он сидел на троне в огромном зале, обшитом в фиолетовых тонах, а ниже, у его ног, на одном колене стоял мужчина… нет, паренёк. Выглядел он лет на двадцать максимум. Парень кланялся. Он был одет так, словно был шутом, а его салатовые волосы закрывали бледное лицо. Во сне Пик не управлял своим телом. Но чувствовал презрение к этому человеку.       Пик встал и, спустившись со своего трона, приказал встать шуту. Тот повиновался, и тогда Пик увидел его лицо: яркие синие глаза, нервная, но деланно беспечная улыбка и знак Бубновой масти на щеке — ранее так было принято.       Шут низко поклонился и спросил, желает ли чего-то его король. Пик не ответил. Мальчишка его раздражал по необъяснимым причинам. Хотелось схватить за горло, удушить, порезать на кусочки, издеваться. Но он сдержал порыв. Этот шут на самом деле не представлял никакой ценности — так, военнопленный, захваченный при разбитии Сукхвати, дабы потешить своё и без того раздутое эго.       Пик не знал, что сказал шуту — пусть он и был уверен, что сказал что-то — однако тот после этого вздрогнул и упал на колени, что-то беззвучно бормоча. Потом шуту велели удалиться. Пик ощутил ликование.       Видение быстро переменилось. На этот раз тоже не было ничего слышно.       Пик ощущал негодование. Шут сегодня оплошал. Сам Пик не знал, чем тот провинился, однако король, от чьего лица он видел этот сон, явно знал, и знал слишком хорошо.       Шут на полу трясся в рыданиях. Король, видимо, сказал ему что-то, и он поднял голову. Король смотрел на лицо слуги с ненавистью. С насмешкой. С превосходством. Однако… что-то на лице шута переменилось. И это была даже не гримаса отчаяния, которую ранее заменяла деланно непринуждённая улыбка. Даже не несколько шрамов и более взрослый — примерно на пять лет — вид. Знак масти на щеке больше не обозначал Бубны. Там красовалось красное сердце — знак Червовых.       Пока Пик недоумевал, как этот парень смог изменить масть, король медленно подошёл к шуту.       Он что-то сказал. Что-то, что заставило шута закричать и вцепиться в края королевской накидки. Однако после этого произошло нечто необъяснимое.       Он отбросил ногой шута в сторону и огляделся. Развитая сенсорика предвещала беду. Он посмотрел вверх: на потолок и стены. Ничего не изменилось.       Он посмотрел на шута. Брезгливо. С ненавистью. Как вдруг шут вскочил на ноги и понёсся на него, держа в руках короткий нож. Король не шелохнулся. Он образовал щит вокруг себя, и шута отбросило. Нож с дрязгом вывалился из его рук, и шут свернулся калачиком на полу и глухо зарыдал. Ощущение опасности сразу пропало.       Вот оно что. Нож был напитан магией. Нерадивый шут решил убить своего короля. И будет проучен за это.       Кажется, шут дорожит не только своей семьёй, но и своим дорогим другом? Это упрощает задачу. Шут будет сослан на рудники, а всё, что ему дорого, будет уничтожено на его глазах.       Видение снова переменилось.       Пик умирал. Нет, умирал Пиковый Король. Однако его боль ощущалась Пиком физически.       Над его лежащим телом возвышался тот самый шут. Он был перепачкан кровью и держал в руке меч, тоже окровавленный. В этом видении масть на щеке шута не была ясна. Она была размыта и словно формировалась.       Пиковый Король ощущал лютую ненависть. Хотелось убить подонка. Умереть вместе с ним, своим дворцом, но забрать шута с собой.       Пиковый Король знал, что шут вернётся мстить. Но слишком много он повидал на своём веку подобных людей — у которых Король забирал всё, чем они дорожили, а самих оставлял в живых. И этот шут был первым и последним, кому удалось наказать своего мучителя.       Но Пик не мог воспользоваться ни крупицей своей магии. Меч, которым его убили после непродолжительной драки, был не только напитан магией (какой теперь?), но и явно отравлен.       Король последний раз посмотрел на шута, взглядом желая ему испытать в сто раз больше той боли, чем та, которую тот уже пережил. И тогда он увидел, что знак масти на щеке шута поменялась.       Шут смотрел с ответной ненавистью. Сейчас на щеке был чёрный знак Пиковых. Шут безумно улыбнулся, выронил меч и согнулся в приступе истеричного смеха.       Пиковый Король умер с ужасом на лице.

*

*.................*

      — Ну привет тебе, предатель.       Риккардо, услышав над собой знакомый голос, не шелохнулся. Он знал, почему Чарли, обладатель этого голоса, здесь. До этого его посещали Родеф и Мим, так называемые друзья Риккардо, так что появление Чарли было неудивительно.       — Что, игнорируешь меня? — Чарли издевательски улыбнулся. — После всего, что ты сделал? Когда мне было шестнадцать, прятался у меня дома от властей, почти отбил у меня желание рисовать после своего ареста… и теперь даже посмотреть мне в глаза не можешь? Чёртов… Пиковый.       Риккардо нахмурился, но наконец поднял голову, состроив деланно скучающее выражение лица.       — О, надо же! — всё тем же тоном продолжал Чарли. — Соизволил посмотреть на меня!       — Чарли, — нудным голосом оборвал того Риккардо, — может, заткнёшься?       Чарли отшатнулся, словно ему только что дали смачную пощёчину.       — Сам подумай, — Риккардо потёр лоб, с трудом подняв закованную в кандалы руку, — имеют ли сейчас значение обиды двадцатилетней давности? Ты сам прекрасно знаешь, что я тогда просто-напросто использовал тебя. А ты лишь пытаешься проецировать на меня идеализированный образ лучшего друга. Я, если что, ещё не забыл твои жалобы о том, что тебя все игнорировали в школе. Быть может, хватит? Ты же до сих пор пытаешься найти мне оправдание. Но я убил собственных отца и сестру. Есть ли мне после этого прощение? Или ты до сих пор будешь оправдывать меня в глубине своего разума?       — Х-ха-а! — Чарли дёрнул рукой, словно замахиваясь, но остановился. — Оправдание? Тебе? Ты же в курсе, что я тебя ненавижу, да? Ты… ты мне едва жизнь не испортил! Если бы не поддержка от моей бабушки, я бы навсегда забросил кисть и холст!       — А разве ты не благодарен? — Риккардо странно улыбнулся. — Я заставил тебя наконец-то повзрослеть. Шестнадцать лет — не думаешь, что давно бы пора?       Чарли вздрогнул и хотел уже было что-то возразить, но Риккардо заговорил вновь:       — Ты сюда вроде как пришёл выведать что-то об убийстве моей дорогой сестрёнки, которую я, увы, даже не знал? Эти идиоты надеются развести меня на откровения только потому, что рядом есть тот, кого я якобы считаю другом. Увы, это не так. Ты, Чарли Батлер, абсолютно мне безразличен.       Чарли сглотнул, подавляя дрожь в голосе.       — Тебя приговорили к казни, ты в курсе?       Риккардо вновь опустил голову и хмыкнул.       — Я знал это уже давно. Даже, может, раньше внесения приговора. У меня, знаешь, есть одна примечательная птичка, снабжающая меня информацией.       Проболтался. Ну и пусть. Истинный убийца Клеопатры всё равно вряд ли попадётся этим жалким полицейским. А Риккардо всё равно умрёт, этим самым наконец заслужив облегчение.       Чарли тоже опустил голову и вытер глаза рукой.       — Что-то… в глаз попало. — Недовольно бросил он и снова посмотрел на Риккардо, вернее, на его затылок.       Риккардо не ответил, только тихо усмехнулся. Всё же обидно, наверное, за этого паренька. Ведь он считал такого прогнившего человека, не знающего ничего, кроме ненависти, жажды признания и мести, как Риккардо, другом.       Риккардо почти до крови закусил губу, когда у него что-то неприятно закололо в груди. В тот же момент Чарли развернулся и, словно задумавшись на секунду, бросил напоследок:       — Прощай, мой когда-то единственный друг.       — Прощай, — вторил ему Риккардо, — человек, что единственный понял меня когда-то.       Когда чугунные, напитанные магией решётки захлопнулись, Риккардо послышалось, что откуда-то издалека доносятся приглушённые всхлипы.       Когда он коснулся своей щеки, то понял, что тоже плачет. Второй раз в жизни… ибо первый раз был тогда, когда он прикончил собственного «отца».       — Скольким же я сломал жизни?.. Было ли это зря? — Тихо прошептал Риккардо, ложась на бетонный пол. Скоро он уснёт, но уже навсегда.

*

*.................*

      — Смотрите-ка, проснулся.       Пик вяло открыл глаза. С минуту осознавая, где находится и в каком он положении, он пялился в потолок. Он лежал на белых простынях, а всюду пиликали различные приборы. Больница, выходит…       Собственное тело ощущалось странно. Будто что-то, неуловимое глазом, изменилось. Придало ему сил. Однако Пик точно не смог понять, что именно.       Когда он окончательно открыл глаза и вспомнил события вчерашнего дня (они сильно бурной реакции не вызвали, вопреки ожиданиям), то наткнулся на спокойное и, как обычно, бесстрастное выражение лица Куромаку, своего дяди.       — Дядя?.. Что вы здесь…       — Как ты себя чувствуешь? — оборвал Пика Куромаку. — Тебе нужно воды?       Изрядно ошарашенный таким нетипичным для дяди проявлением заботы, Пик рассеяно кивнул и принял полулежащее положение, параллельно отмечая, что приборы вокруг к нему не подключены. А значит, случай был не особо серьёзным.       — Сегодня первое октября, — начал Куромаку, наливая Пику воду в прозрачную кружку. — прошло около десяти дней с момента… твоего магического выброса.       Пик нахмурился, чуть отпивая воду.       Куромаку с десять секунд наблюдал за ним, но вскоре продолжил:       — Ты быстро оправился, хотя только проснулся. Не заметил?       Пик, допив, отложил кружку и резко вздрогнул.       — Да, вы правы, дядя, — он закусил ноготь большого пальца. — А что до того всплеска… Значит, мне уже можно заранее определить масть?       — Видишь ли, тут такое дело… — Куромаку вздохнул, — я не хотел говорить тебе это в лоб, сразу после того, как ты очнёшься, но раз уж ты сам спросил…       Пик нахмурился ещё сильнее. Интуиция вопила, что всё это неспроста.       «Я Бубновый?» — пронеслось в голове у Пика.       — Устройство показало, даже спустя несколько проверок…       Куромаку выдержал паузу.       — Ты Пиковой масти.       — А?..       Пик застыл. Он понятия не имел, как такое возможно. Он точно знал, что родословная Куромаку и Клеопатры состоит полностью из Трефовых, а его отец просто не может иметь в родственниках Пиковых, ибо иначе Бубновым он уж точно не был бы.       Тогда каким образом? Но Пика сейчас не это волновало. И дело было даже не в том, что Пиковых по обыкновению казнят…       — Зонтик! — резко воскликнул Пик. — Раз я Пиковой масти, он мог пострадать во время пробуждения моей магии!       Куромаку с минуту сидел в ступоре, явно не ожидав такого вопроса, однако даже с какими-то весёлыми нотками произнёс:       — Амбрелл ещё не очнулся, но с ним определённо всё будет в порядке.       Пик облегчённо вздохнул и слабо улыбнулся.       — Хорошо… — он кивнул и посмотрел Куромаку в глаза. — Тогда, дядя, меня ждёт казнь, правильно?       Пик откинул белое одеяло, отмечая, что спал он в майке и шортах, и сел на кровати.       Куромаку одарил его холодным взглядом.       — Нет. — Вдруг твёрдо сказал он.       — Дядя?.. — Пик ошарашенно посмотрел на него.

*

*.................*

      Двадцатое сентября, день.       Риккардо медленно шёл по бетонному полу, заведя руки за голову. В спину ему смотрели два дула пистолета. Риккардо шёл к стулу — месту, где обычно умирали когда-то Пиковые. Неудачные эксперименты его же «отца» в том числе.       Тут умрёт и последняя, самая большая ошибка бывшего мэра.       Риккардо сел на стул. Стул был проводником чрезвычайно мощного микса из магии всех мастей, поэтому выжить на нём не было ни единого шанса.       Риккардо в последний раз посмотрел на такой же бетонный потолок. Он был рад своей смерти. В своей жизни он сделал слишком много плохого. Убил отца и сестру, сломал жизнь своему брату, которого причин ненавидеть, впрочем-то, на самом деле не было, сломал психику Чарли, насильно заставив того повзрослеть, повредил своей магией речь и психику Родефа, создал психологическую травму и без того немой Мим. А хорошего — ничего. Только Чарли, вроде как друг, продолжит искать ему оправдания и искать в нём что-то хорошее. А зря.       Ведь Риккардо Де Карли так и остался ничейным дитя, жаждущим отцовского признания. Признания от создателя в лице отца, хотя отца у него никогда не было.       Когда железные кандалы сковали его руки и ноги, намертво прицепляя его к смертельному устройству, Риккардо почувствовал давно забытую, пусть и инстинктивную жажду жизни.       Увы. Слишком долго. Слишком долго он ждал своей кончины. В то, что он наконец покинет этот котлован страданий, почти не верилось.       Единственное сожаление — его так называемые друзья. Больше всех жалко Чарли. Наверное.       Дверь со скрипом захлопнулась, и Риккардо увидел в стеклянном окне — которое, конечно, было магически укреплено, — с помощью которого полицейские наблюдали за казнью, знакомую фигуру.       — А, Куромаку. Видишь? Я беспомощен и скоро умру! Теперь ты доволен?       Куромаку не ответил на вопрос.       — Твои последние слова?       Риккардо заметил горечь в глазах названного брата. И впервые в жизни он почувствовал… что это за слово? Раскаяние?       — Простите меня, Чарли и брат, — ровным голосом произнёс он.       В тот же миг стекло разбилось, и Риккардо, не в состоянии активировать магический щит, вжал голову в плечи и зажмурился, дабы осколки не выцарапали ему глаза.       Среди крови полицейских, пыли, разбитого стекла и разящей направо и налево магии показались очертания высокой мужской фигуры. Едва пыль осела, Риккардо смог узреть знакомые салатовые волосы и широкую улыбку.       И тогда сердце его ушло в пятки.       — Ну что, не ждал меня, мой дорогой друг-стукач?