Кастрюля, окроплённая утренней звездой

Мир — это удивительное место, где сплетаются тысячи судеб в единый узор. Он может быть неприятным, неопрятным и совсем неприглядным, но даже в уродстве можно найти что-то прекрасное. Отец меня учил зреть вглубь, не поддаваясь всяким там провокациям во внешности. И он прав. Мои друзья сплошь дети убийц или неприятных личностей, но это не делает их плохими изначально. Они всего лишь рабы этой мерзкой системы ярлыков. Как и я с братьями… К примеру, мой самый близкий и любимый друг… Мой соулмейт… Его называют за глаза фальшивым, вечно счастливым или же похищающим чужие эмоции, но не в лицо. А почему? Ответ прост: он ребёнок самого бездушного и самого позитивного скелетоподобных. Никому из этих сплетников не интересно, каков же Палли на самом деле. Проще сказать, что он копия своих родителей, что меня лично раздражает. Или другой мой просто друг. Он почти не вызывает никаких проблем, очень дружелюбен и добр, имеет хобби помогать всем, кому только можно. Однако, это ничего не значит, если ты случайный ребёнок Северных «Охотника» и «Наёмника», двух известных убийц и членов «Плохих Парней». Тебя будут бояться и презирать только из-за общих с родителями черт. А ведь мой друг имеет достаточно печальную историю, которую он жаждет закончить висящим как лампочка на проводе. Хотя, есть и обратная ситуация с моим лучшим другом, другом детства. Он выглядит безобидно и мило, вежлив, дружелюбен и позитивен пока ты не тронешь его, его же семью, друзей и соулмейта. Поверьте, он обнажает свою психопатичную натуру и становится достаточно опасным, чтобы убивать без жалости и сожаления. Хотя, это, скорей, из-за «Пыльного убийцы», который тоже является одним из «Плохих Парней», что видит в своих врагах только новую порцию «Безумного времени». Но его пагубное влияние с лихвой перекрывает гиперактивный супруг, которого чаще видели с детьми. Да и мой лучший друг, нося ярлык «милашка», обижается на всех, кто считает его милым, но с одним исключением. — Готти, опять завис? — спросил этот самый лучший друг, помахав мне пред лицом рукой. — Задумался, — поправляю его. — Знаешь, нам уже по двадцать лет, а ярлыки не исчезли. Это так странно… — Пф, так это нормальное явление, Готти! — он привычно покрутил в руке ножичек. — Смотри, — он взмахнул рукой с оружием, указывая на мир вокруг. — Всё это быдло, что окружает нас, считает, что мы — это грубая копирка с наших родителей, которая может быть либо злой, либо доброй! Никакой серости! Никакой индивидуальности! — Спринкл, но это же не так. По крайней мере, не в нашем случае, — я покосился на ножик в столь безобидной ручке моего лучшего друга. — Ну, ты же сын Северного бога и одного из самых страшных «Сансов» Запада, которые друг в друге души не чают!.. А не дитя самого эмоционального парня с огроменным шилом в жопе и жуткого маньяка, который утопил в крови и пыли свою родную АУ вместе с чужими… — мой друг вздохнул и кинул ножик в землю. — Кстати о всяких там гадостях… — он закрыл глаза и закусил губу. — Опять? — Спринкл кивнул. — Соболезную, — и я стукнул руку об дерево, на котором мы сидели. — Фух! Успел! — мой друг был счастлив. — Минута, и я вернусь! — он спрыгнул и исчез в портале. — Эх… — я посмотрел на руку. — Интересно, он вообще почувствовал это? -… на х*й! — послышались знакомые крики на небольшом расстоянии, поэтому я обернулся. — Локи, прекрати! Я же желаю тебе только блага! — Спринкл тоже кричал, плача, чем вызывал у своего соулмейта панику. — Эх… — я спрыгнул с дерева и завис над землёй. — Люцифер, привет! — я помахал своему доброму другу. — Ой, — он слегка смутился, заметив меня. — П-привет-т, малой!.. А я т-тебя и не замет-тил… — Люцифер отвёл взгляд. — Хм, — ножичек опасно так пошевелился в земле, обволакиваемый лиловым светом. — Опять пытался сбежать за грань, Люцилоки? — мой голос стал серьёзным с нотками хрипотцы. — Отцу не нравится, когда его гоняют просто так. Однажды он убьёт тебя, поверь мне. — Эм… — Люцифер начал нервно улыбаться. — Давай без этих ноток Роллера в голосе?.. Это же несложно. Всего лишь нужно не давить этой своей аурой. — Давай без попыток повеситься хоть день? — я сложил руки на груди, переиначивая его слова. — Это же несложно. Всего лишь не пихать голову в петлю, не отталкивать стул и не заставлять Спринкл-посыпку волноваться и совсем не спать. — Что? — Люцифер посмотрел на моего друга, который вытащил из земли свой ножик. — Детка, почему ты мне не сказал? Я же просил тебя говорить, если тебя что-то беспокоит! — Я волнуюсь за тебя, Локи! — и он отвернулся, напустив слёзы и всхлипы. — Детка… — и он обнял Спринкла. — Прости. Я такой му**к… Я правда очень и очень, бл**ь, сожалею, что так мешаю тебе жить нормально… — его голос был печальным и действительно сожалеющим. — Заткнись и просто поцелуй меня, Локи! — и я отвернулся. Знаете, а я им завидую. Люцифер готов сделать всё что угодно, лишь бы Спринкл был счастлив и здоров. У моего лучшего друга такая же позиция по поводу своего соулмейта. Они будто были созданы друг для друга, так как их связь позволяет им влиять на действия друг друга, стоит им лишь немного сосредоточиться. А у меня… — Ой, Готти, извини! — Спринкл вспомнил обо мне, явно краснея, но я был сосредоточен на другом занятии. — Эм… А зачем ты бьёшь дерево?.. — он явно не понял, что же я задумал. — Хочу, чтобы и ему было больно, — сознался я, ударяя кулаком по дереву. — Уже седьмой год пошёл, а его всё нет. Может, он забыл обо мне? Так я напомню! — Крепись, Гот. Роллер у нас занятой. Видите ли, нравятся ему, отцу помогать. П***р радужный, — Люцифер приобнял Спринкла за талию. — Это же не пачка сигарет у тебя тут? — Она самая. С голубичкой, — он заулыбался, а потом переключился на меня. — Но разговор был о Палли, которого с тринадцати лет мы с Готти не видели. — Не переводи тему, детка! — Люцифер был серьёзен. Я услышал хруст. Кажется, слишком сильно ударил… С руки капала кровь, но боли не было. Только холод и пустота на душе. Не зря же я обезболивающие у папы таскаю. — Готти, твоя рука! — ужаснулся Спринкл, смотря на мою руку. — Она в порядке. Просто ссадина, не более, — и он не пришёл даже после этого… — Не пи**и, она сломана, — Люцифер, поцеловав своего парня в лоб, пристал к моей руке, которую я тут же одёрнул. Мне было очень одиноко. И где же все эти обещания, что мы будем вместе? Я ждал, верил, а он… Это была самая ужасная ложь от него… — Эх… Гот, — Спринкл положил мне руку на плечо. — Если он попадётся мне на глаза, я притащу его силком к тебе. — Знаю… Люцифер, могу ли я?.. — протягиваю ему руку. — Можешь. Только для полного исцеления понадобится время. И фиксирующие бинты, — он начал лечить мою руку. Через десять минут у меня на руке было несколько слоёв бинта, что фиксировали кости кисти вместе. Мои друзья очень заботливые, как и родители, которым лучше не знать о моей руке. Если отец просто начнёт давить взглядом, то папа… Бр-р-р, даже думать об этом не хочу! Ещё немного погуляв с этой парочкой, я полетел домой. Телепортироваться на огромные расстояния я не мог, а вот парить и летать — запросто. Особенно, когда тебе, как и младшему брату, достались шикарные, по мнению папы, крылья отца. Правда, я, в отличие от Рейвена, могу их прятать, что и вещает на меня ярлык «сын старшего бога смерти из Рипертейла». Наш дом был особенным и находился в Афтертейле, достаточно забагованной АУ. Снаружи он выглядел как произведение искусства: резные элементы декора из какого-то камня хорошо сочетались с деревянными стенами и кирпичными вставками придавали дому особый шарм, как и мёртвый сад вокруг. Да, было только начало весны и кое-где виднелся снег, но это не отменяло ощущение заброшенности и старины сего места. На пороге с книжкой сидел мой ныне средний брат. Он был укутан в тёплую рясу отца, а на ногах были папины тапочки. Эх, опять сбежал в чём и успел. Только бы наш младший братишка не начал подшучивать над ним. — Вечер добрый, Сереф, — вежливо проговорил я, подходя к нему и убирая крылья. — Сей вечер уже добрым быть не может, хермандо, — проговорил брат, поднимая на меня пустые глаза. — Рейвен устроил хаос в библиотеке, сломав семнадцать полок там. Молчать не буду, многих книг спасти мы не смогли, ибо станиц, что лишь шнурком держались вместе, имелось слишком много. Про то, что всё написано вручную я тоже не смолчу. Папа был очень плох, узнав сие событие. От этого я здесь застрял на время. — М-да… Ох уж этот Рейвен… Вечно у него шило в причинном месте торчит и не даёт покоя… — не вовремя я решил вернуться домой. — Сереф, помни меня молодым и здоровым! — и я вошёл в дом под скептичный взгляд брата. Первое, что было отмечено мной, так это тишина. Это был плохой знак. Очень плохой. Второе, меня не встречали. Но были громкие всхлипы. Похоже, что мелкому за уничтожение чужих трудов влетело только так. — Косячишь, Рейвен? — тихонько спросил я у стоящего в углу брата. — Гот-т-ти! — рыдая и обернувшись, проговорил он. — Рейвен! — раздался громкий голос папы, заставив мелкого отвернуться и начать шмыгать носом ещё громче. — Здравствуй, Гот. Как дела? Как погулял? Не устал? «Мы в дерьме!» — раздалось у меня в голове и не без причины. Понимаете, папа, когда злой или недоволен, ведёт себя очень… специфично. Наказываются все, кто попадает в радиус его зрения, даже если они не причастны к содеянному или мимокрокодилы. Особенно влетает отцу, но это отдельный разговор. — Папа, привет! — я обнял своего родителя, чмокнув в щеку. — Всё хорошо, спасибо, что спросил! Могу ли я помочь чем-нибудь? Ты только скажи! Первое, что нужно делать в такой ситуации — подлизаться. Лучше лишний раз выслушать папины нотации по поводу своей работы, чем упрёки по поводу несделанного. Поверьте, я за двадцать лет это выучил. — Если ты сможешь… — похоже, что это будет лёгкая победа. — Со своей рукой, — серьезный голос и взгляд на сломанную кисть обрубили пути отхода. — А! Это? Не поверишь, пока со Спринклом по лесу носились, я её ударил, из-за чего мы отправились к Люциферу. Он-то и наложил бинты, — сказал я, отойдя от родителя на два метра. Второе, правда лучше, чем ложь. Лгать папе сейчас, когда он читает каждое моё движение — самоубийство. Уж лучше получить за правду, чем за папины нервы и истерику. Хотя, сейчас он явно разразится гневной тирадой… — Гено, милашка, я дома! — а вот и моё спасение! Отец, я принесу стакан к твоей кровати за то, что ты ну очень вовремя пришёл! Папа же, вздрогнув от объятий сзади, попытался ударить его в бок. — Придурок! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не пытался подкрадываться ко мне сзади! — папа начал закрывать лицо шарфом, чтобы скрыть смущение. — Готти, привет! — отец подлетел ко мне и поднял на руки. — Отец, я уже не маленький! — привычка папы передалась и мне, поэтому половину моего лица сейчас скрывал шарф. — И Рейвен тут! — он поставил меня и пытался подобраться к младшему брату, но папа потянул его за рясу к себе. — Прекрати уже вести себя как идиот! — мы с братом переглянулись и медленно начали отступать. — Гено, милашка, я ТВОЙ идиот! К тому же, тебе это нравится! — отец улыбался как дурак, а его руки устремились под рубашку папы. — Придурок! Убери от меня свои сосульки! Идиот! — начал зло кричать папа, пытаясь спрятать своё смущение, а мы с братом быстро эвакуировались из места будущей бойни. Сереф, увидев, как мы дружно сбегаем из библиотеки, резко развернулся и быстрым, но тихим шагом пошёл явно в свою комнату. Мы прекрасно знаем, что сейчас начнётся, поэтому считаем побег самым хорошим решением. Раздался крик, и Рейвен втопил быстрее меня, прячась в своей комнате. Я тоже спрятался, но к себе. Ругань папы и смех отца пугали ещё с детства своим размахом. В первую их такую ссору меня отец вытащил из-под обломков дома, так как я молча лежал и плакал. Я бухнулся на кровать лицом в подушку. Да, родители и их взаимоотношения грели душу, наполняя каким-то хрупким чувством, что всё будет хорошо, но это было не так. Я… Я завидую и им… Сколько же раз они ругались, спорили, ссорились и мирились… И они до сих пор вместе… Не то, что мы, верно Палетт Роллер?..