Куст сирени

Месяц, как в общем-то и год, пролетал до боли стремительно. Жара постепенно сходила на нет, наполняя вечера неприятным, не то чтобы холодом, но липкой, пробирающейся под кожу прохладой. Сухие листья на веточках деревьев вновь воспряли, будто бы весна опять поселилась в городе, и теперь готовились к своему последнему испытанию – скорой осени, которая безжалостно прервет их жизненный путь. Голоса птиц раздавались все реже, однако теперь их сменил горько-радостный гам детей и подростков, решивших в это воскресенье лета насладиться последними свободными деньками сполна. Неторопливо шествуя по пыльным разбитым улочкам, Пик с некоторой тоской в последний раз оглядывал знакомый пейзаж: низенькие каменные муравейники по привычке нависали сверху, стараясь скрыть небосвод, они то и дело натужно вздыхали, подставляя треснутые, шелушащиеся краской бока солнечным лучам, шумные машины пестрели на пустоватых улочках, изредка заглушая прочий шум, а вдалеке виднелась старая, видимо построенная еще в советские времена, детская площадка. Такая заброшенная сейчас, некогда она была наполнена беззаботным весельем, некогда ее не покидали многочисленные группы первоклассников, бодро выкрикивающих считалочки по утрам, или дети постарше, приходившие обычно вечером и декламирующие старые песни. Когда-то и сам парнишка, сначала со старшим братом в детстве, веселился здесь, а после приходил только с одноклассниками, мимолетными знакомыми, приглашавшими выпить и забыть о суете будней. После того как место облюбовали застройщики, решившие воздвигать, стало быть, новый дом, место и вовсе запустело, но практически не изменилось – появился лишь строительный мусор, который успели завезти, а вот забрать с собой бюджета не хватило. Завернув за угол, Королев бросил мимолетный взор на кафе, в котором по обыкновению останавливался с Ромео или Данте, если у того выдавалась свободная минутка, а таких было более чем достаточно. Засмотревшись на вывеску, он невольно вспомнил тот день, когда провожал Червова в путь. Юноша тоже ведь поступил в другой город и, когда узнал это, заявлял все Пику с таким неприкрытым восторгом и неконтролируемым довольством, что невольно и сам Королев тогда возгордился товарищем. День отъезда выдался особенно жарким и неприятным, однако это не помешало парню проснуться ни свет ни заря и отправиться на вокзал, где его уже дожидался Ромео, окруженный чемоданами, как неприступной стеной, судорожно сжимавший телефон в слабо трясущихся руках. Пик знал, при том очень хорошо, сколько внутренних сил нужно его бывшему однокласснику, дабы переступить через себя и наконец-то покинуть отчий дом. Червов, окруженный заботой и вниманием со стороны сестры, так пекущейся о нем, просто не был готов к столь радикальным изменениям и самостоятельной жизни, а потому доселе скрываемая паника, наконец поразила его, отдавая неприятной болезненной пульсацией в висках. Дыхание сбилось, и парень из последних сил сдерживал подступающую истерику. Хлопотавшая поблизости Хелен внезапно возникла рядом, заключая брата в объятья, нашептывая что-то успокаивающее, Пик же напротив не двинулся с места, наблюдая за разворачивающейся сценой. Он понимал, что подобные действия сейчас ни коим образом не улучшат ситуацию – уж больно чувствительной и эмоциональной натурой был его друг, а потому, дождавшись пока девушка не скроется в ближайшем магазинчике, дабы купить воду, Королев лишь встряхнул расклеившегося приятеля за плечи и бросил короткое «Крепись». На удивление, это сработало, пусть и не утешило. После, они уже втроем дожидались прибытия поезда, изредка перекидываясь шуточками. Затем были стук колес, неприятный, скрипучий и непонятный голос, доносящийся из громкоговорителей, крепкие, необычайно сильные дружеские объятия, последние обещание и вот Королев, попрощавшись с Хелен, уже в гордом одиночестве шествовал домой. Он не был расстроен, но все еще чувствовал, как цепкие пальцы сжимают его футболку на спине, как хватают его, будто спасательный круг, в надежде, что он не позволит утопающему с головой окунуться в новую реальность. Тогда Пик подумал, что это, стало быть, их последняя встреча, более они никогда не увидятся, потому как их обоих затянет круговорот жизни, не давая и секунды на передышку. Возможно, будь он, таким как раньше, погряз бы в пучину апатии без промедления, потому как в то время Червов был его единственным, пусть и не близким другом, но хорошим знакомым, однако сейчас, Королев понимал что уж более не одинок, что теперь ему не нужно самому цепляться за проходящих мимо людей, как за последнюю сухую соломинку, ведущую к счастливой жизни. Размышления прервал нарастающий вокруг шум - юноша и сам не заметил, как оказался на вокзале. Обнаружив свободную лавку, он тяжелым вздохом опустился на нее, складывая сумки рядом, и только сейчас осознавая сколь нечеловечески напряжены были его руки, какой неприятной и тянущей болью наполнялись. Потянувшись и размяв затекшие конечности, он отклонился к спинке и, сощурив глаза, с интересом принялся наблюдать за снующим на перроне народом. Сейчас толпа уж порядком поредела, так как последний проходивший мимо поезд участливо подобрал часть из них, прочие же либо продолжали ждать с нескрываемым раздражением, либо покидали территорию вокзала. Где-то вдалеке мелькнула знакомая копна ярких красных волос, так забавно зачесанных вверх, топорщащихся в стороны словно иголки ежа. Это был Данте, который уже давно дожидался Пика, так ловко не заметившего товарища. Неторопливо пробираясь сквозь гудящие живые стены, продавец вальяжно покачивался, натягивая приветливую улыбку и вскидывая брови, от чего лицо его приобрело самое расслабленное выражение, на которое только было способно. Кажется, только сейчас Королев младший в полной мере осознал то, что теперь именно он стал тем, кого будут провожать, кого будут с великой неохотой отрывать от сердца, как нечто очень важное, сакральное, от чего в груди юноши расплылось приятное, слегка эгоистичное тепло, усилившееся в момент падения знакомого на место рядом. - Ты был так погружен в свои мысли, что даже не заметил меня, - вместо приветствия начал Данте. - Да, прости, задумался, - бодро отозвался Пик. – Давно тут сидишь? - Около получаса – решил ненадолго покинуть магазинчик. Пусть напарник уму разуму учится. - Значит отлыниваешь? – получив на свою реплику удивленно-возмущенный взгляд, юноша прыснул, а спустя время уже на пару с другом весело гоготал из-за всей ситуации и нелепого диалога. Щемящее чувство, вызванное осознанием скорой разлуки, нарастало все больше, однако Пик и не думал проигрывать мерзкой печали, особенно в такой приятный для него момент. Сейчас он, кажется, даже не старался держать лицо сдержанного и слегка циничного человека, позволяя самому себе расслабиться. - Да, уж ты читаешь меня, как открытую книгу, - отсмеявшись, выдавил Данте. Он никогда не был особенно серьезен, проживая свою жизнь как придется, всегда следовал за течением, помогая другим, но игнорируя чрезмерную твердость, которую изредка стоило показывать, но сейчас, будто делая исключение для товарища, он намерено прервал поток напускного спокойствия, показывая свое волнение, намереваясь поддержать возможно опечаленного отъездом друга. – Ты как? Волнуешься? - Если только самую малость, - вмиг стерев с лица улыбку, отозвался Королев, не желая рассказывать о том, как острые когти досаждающей тревоги и грусти впиваются в самое сердце, сжимая металлическим холодным капканом, силясь раздавить маленький живой моторчик. – Больше всего меня беспокоит то, что Вару все еще не объявился. Опаздывает. – воспрепятствовав тяжелому вздоху, он продолжил. – Как и всегда. - Вольтов всегда таким был – непунктуальным, - резюмировал продавец. - Тебе-то почем знать? - Так мы же в одной школе учились. Мы с ним не были особенно близки, у него другая компания была, о которой, к слову, по школе много слухов ходило, но ты-то и сам это знаешь, верно? – получив кивок, парень продолжил. – С ним в одном классе мой коллега учился. - Тот ушастый? – вновь спросил Королев, припоминая, что прочих работников магазина он и не видел, даже не знал существовали ли таковые вообще. - Именно, - проигнорировав прозвище напарника, продолжил Данте. – Он-то мне все и рассказал и про Вару, и про его неоднозначных приятелей. Они мне никогда не импонировали, но дружба приумножает радости и дробит печали. В любом случае мне всегда была безразлична их компания, вот я и не вдавался в подробности. С ними уж пословица «меньше знаешь - крепче спишь» точно работает. Пик кивнул, переводя взгляд на опустевший перрон – людей смыло будто волной, а редкие счастливчики, которые, видимо, станут попутчиками, скрылись из виду где-то внутри здания вокзала, или за ним, быть может, где-то еще, но, впрочем, их судьба юноше была не интересна. Сейчас он просто-напросто наслаждался присутствием умолкшего товарища, рассматривая кристально чистое, пронзительное голубое небо, расстилавшееся над ними. Казалось, оно было совсем близко – протяни руку и коснешься ледяного небосвода, по пальцам пробегут мурашки от холода и контраста температур, затем непременно пронзят и остальное тело, заглянув на секунду в легкие и сердце, после живую оболочку разорвет от могущества бесконечной атмосферной силы, а вселенная схлопнется, не оставляя после себя ничего живого. Все станет единым целым, как и прежде, и после ничего уже не будет иметь значения. Куромаку бы сказал, что это бред. «Вселенная бесконечна и постоянно расширяется, не глупи. Лучше бы энциклопедии мои почитал, чем эту свою ерунду» - всегда отвечал он на слова младшего брата, когда они, сидя на старенькой карусели, вроде бы гуляли, а на деле просто созерцали окружающее их пространство. Вернее, его изучал маленький Пик, у которого всякий раз живым огнем сияли глаза, стоило ему только наткнуться на странный разноцветный камушек или слишком зеленый листик. Тогда он еще не знал, как красиво сможет описать их в будущем, но тяга к прекрасному уже просыпалась. Старший Королев же по обыкновению таскался везде со старой потрепанной книжкой и часто вместо разговоров или игр терялся в страницах, изучая различные техники счета или электрический ток – его увлекала красота математики и неопределенная четкость физики. Пику же казалось, что брат за ним вовсе не следит, не обращает внимания, погрузившись в науку с головой и часто обижался на это, но не докучал и учился развлекать себя самостоятельно. После парнишка и думать перестал об общих разговорах и посиделках с близким родственником, отстраняясь от него все дальше, потому как не ощущал ожидаемого тепла. Действительно старший всегда был скуп на эмоции, привлекали его лишь собственные увлечения, за что в детстве он часто слышал в свой адрес, то звонкое раздраженное «камень», то разочарованное «сухарь». Но таковым в полной мере назвать его было трудно: он правда временами переживал за слишком уж активного брата, а после, когда тот стал спокойнее, тревога за него, пусть и поутихла, но не прошла до конца. Это Пик понял совсем недавно. Всегда безразличный к нему Куромаку всего-то желал младшему брату добра и спокойной жизни. Уже в детстве он старался оберегать незадачливого ребенка, частенько кидая взгляды поверх книги, дабы найти скрывшегося в кустах или стоящего на качели мальчишку. Королев часто с излишней раздражительностью и серьезностью отчитывал провинившегося юнца, успевшего измазаться в грязи или поранить колени, но сразу оттаивал, стоило ему только увидеть виноватый взгляд и те самые камень и лист, покоившиеся в протянутых детских руках, таких же перепачканных и изодранных. Тогда он лишь тяжело вздыхал, тер переносицу и трепал по голове брата, а затем, как мог, выражал свое восхищение найденными безделушками, которые хранить в квартире было нельзя, но так хотелось. - Этот камень же такой красивый, - канючил по пути домой Пик. – Наверное, какой-то драгоценный. - Глупости не рассказывай, - пресекал попытки убеждения Куромаку. – У нас здесь ничего такого нет. Да и зачем он тебе нужен? - Красивый он, красненький такой, - повторяя одно и тоже, настаивал на своем младший, уже становясь серьезным и самую малость злым. - Много таких, - безразлично бросал старший, но, дабы не начинать ссору продолжал. – Давай оставим его у дома? Может быть кому-то он нужнее – для поделки, например, - аргумент был странным и неубедительным для ребенка, но более тогда Королев ничего не сумел выдумать. – А если нет, будешь на него хоть каждый день смотреть. И лист этот тоже брось. - Куромаку, почему он такой зеленый? – все-таки сложив находки у скамейки перед подъездом, спросил Пик, в последний раз бросая взгляд на свои сокровища. - Я же тебе уже рассказывал про хлорофилл, - утомленный беседой и прогулкой вздохнул старший. - Нет, почему он зеленее чем другие не такие зеленые листья? – не унимался ребенок, заныривая в темноту многоэтажного дома. - А, это, - Куромаку потребовалось некоторое время, чтобы понять младшего. – Ну смотри, яркие прямые солнечные лучи могут разрушать часть молекул хлорофилла, это называется эффект фотовыцветания и хлоропласты, в зависимости от направления лучей, стараются встать так, чтобы спрятаться от них. – заметив легкое непонимание, он добавил. – Проще говоря, чем меньше солнечное освещение, тем насыщеннее окраска. Пик с минуту обдумывал сказанное, нелепо семеня за старшим, уже поднявшимся на площадку и отрывшим входную дверь, а просияв, поняв смысл сказанного, первым ворвался в квартиру, сбросил обувь и, обернувшись, крикнул: - Хорошо, что ты все-таки такой нудный заучка. Королев вынырнул из захлестнувших его приятных воспоминаний. Теперь он точно мог сказать, что благодарен брату, как минимум за то, что тот недавно немного отложил все свои дела и приехал сюда, еще и взял на себя и заботу о решении дальнейшей судьбы их старого дома. Как бы Пик не хотел, но злиться на старшего уже не мог: пусть, тот и любил сказать лишнего, был слишком требовательным и серьезным, но человек он все же не плохой, тем более близкий, а таких юноша не избегал, старался помогать и не слишком эмоционально реагировать на их промахи. Задумавшись об этом, он перевел взгляд на все еще сидящего рядом Данте, который казалось и вовсе скоро уснет. - Ты как, со мной до прибытия поезда посидишь? - А что уже гонишь? – открыв глаза, продавец сладко потянулся и, закинув руки за голову, хмыкнул. - Просто интересно, - безразлично отозвался Пик. – Не потеряют тебя там? - Не должны, вроде, - неопределенно выдал Данте, однако все же поднялся с насиженного места, заставляя и Королева сделать то же самое. - Но ты прав, лучше я пойду сейчас. Очень уж мне не нравятся долгие прощания, друг мой. Они всегда оставляют в сердце неприятный осколок скорби, заставляют думать, что ты теряешь человека навсегда. Он будто бы умирает, но это не так. – погрустнев, продавец вздохнул с какой-то еле уловимой неприятной тоской, резанувшей сталью по обоим собеседникам. - Если бы он погиб, ты бы мог навещать его на кладбище, а так ты не уверен в порядке ли он, что с ним, как протекает его жизнь. Это больнее чем просто окончание пути, это отбирает у тебя нечто дорогое и будто бы глумится, напоминая, что оно все еще есть, просто ты уже не имеешь к этому никакого отношения. - Да ладно тебе, - Пику не хотелось признавать, однако большая доля правды в словах его товарища была, что начинало злить. – Еще увидимся, - Королев не был намерен лгать, только утешить, дабы не видеть огорчения в глазах приятеля. С другой стороны, кажется, юноша и сам себе верил, ему ведь в отличие от Вару вовсе не хотелось прерывать долгую дружбу, на это не было ни единой причины, потому, пообещав себе вернуться сюда на любой из многочисленных праздников, он крепко пожал протянутую ладонь, вкладывая в этот жест все переполнявшие его чувства. Но, походу, такого сухого прощания Данте не ожидал, потому внезапно сжал плечи дорогого товарища, стиснул в объятьях не крепко, а как наставник, отпускающий ученика в долгое путешествие, так будто бы не прощается, а благословляет на удачу в жизни, вселяя уверенность, даруя радость, вызванную тем трепетным, приятным чувством означающим понимание того, что тебя ждут, тебе есть куда вернуться. Отстранившись, Данте с неподдельной серьезностью и благоговением смотрит в чужие глаза, после удовлетворенно улыбаясь. - У тебя получится, но все-таки есть у меня одна просьба - как подарок от тебя на прощание. – твердость пропадает, оставляя место печали и ноткам ностальгии по давно ушедшему времени - Прочитаешь мне последнее стихотворение как в то январское утро? - Куда я денусь. Пик усмехнулся подобной просьбе, однако желание порадовать напоследок друга, показать ему сколь сильно он был на самом деле дорог помогли быстро нащупать необходимое произведение в закромах памяти:

Так щедро август звёзды расточал. Он так бездумно приступал к владенью, и обращались лица ростовчан и всех южан — навстречу их паденью. Я добрую благодарю судьбу. Так падали мне на плечи созвездья, как падают в заброшенном саду сирени неопрятные соцветья. Подолгу наблюдали мы закат, соседей наших клавиши сердили, к старинному роялю музыкант склонял свои печальные седины. Мы были звуки музыки одной. О, можно было инструмент расстроить, но твоего созвучия со мной нельзя было нарушить и расторгнуть. В ту осень так горели маяки, так недалёко звёзды пролегали, бульварами шагали моряки, и девушки в косынках пробегали. Всё то же там паденье звёзд и зной, всё так же побережье неизменно. Лишь выпали из музыки одной две ноты, взятые одновременно.

- Как всегда великолепно, мой друг, - отозвался Данте, стоило только чтецу окончить. – И, походу, прав был Уильям Шекспир: «Благодарность есть единственное достояние нищего». Надеюсь, мы еще свидимся. Согласный кивок Королева уже не увидели: продавец скрылся быстро, вопреки его расслабленной привычной походке. Теперь Пик вновь был один, застывший в ожидании, как мраморная статуя, он не двигался, сверля взглядом выход на перрон. Часы уже показывали половину двенадцатого, люди все прибывали, а вместе с ними пришел и поезд. До отправления оставались считанные минуты, но пересилить себя и уйти Королев не мог, смиренно выжидая опаздывающего возлюбленного, который как по волшебству уже пробирался к парню, расталкивая народ. Вару сегодня был не в духе с самого утра. Накануне вечером ему вновь звонил Чарли, но их разговор изначально был провальной затеей, потому после короткого диалога, который так ни к чему и не привел, номер бывшего друга был благополучно удален, забыт, стерт абсолютно везде. Тогда Вольтов перепроверил чемодан и, убедившись, что ничего не забыл, начал готовиться ко сну, но, бросив это дело, вернулся к незаконченному полотну, которое с некоторой обидой смотрело на творца, от чего тот чувствовал едкие уколы вины, но и с рисованием у парня тоже не задалось, потому он просто-напросто старался скоротать время как придется, от того и сам не заметил, как погрузился в дрему. Из забытия его выдернул надоедливый звон: это была Эмма, решившая удостовериться, что ее незадачливый братец не проспал. Лишь благодаря ей, Вару успел наспех собраться и вылететь из снятой на некоторое время квартиры, чудом не забыв закрыть дверь и оставить ключи у соседки, начал свой марафон. Спотыкаясь о собственные ноги, он то и дело чертыхался, поправляя сползающие очки и щекочущие нос растрепанные волосы. От дома до вокзала было всего несколько кварталов, но и минуты неумолимо утекали, заставляя перебирать ногами все чаще, попутно вырывая застревающий то в прохожих, то в неровном асфальте чемодан и соображая не забыл ли Вольтов чего. Уже оказавшись на перроне, Вару принялся судорожно искать Пика, а, приметив оного, поторопился к нему навстречу, после чего передумал, осознав, что и его заметили. Кивнув в сторону нетерпеливого поезда, опоздавший стремглав помчался к железной махине, краем глаза замечая, как его спутник также оперативно подхватывает свои сумки и направляется следом. Лишь проникнув внутрь, отыскав купе и упав на сидения, Вольтов сумел перевести дух и только сейчас заметил какой именно вещицы при нем не было. Картина, все еще незавершенная, осталась немым стражем стоять посреди комнаты, переставая надеяться на скорое возвращение хозяина. От этого раздражение усилилось, а легкая обида на самого себя взметнулась в душе, пронзая голову острой болью – до того сильно парень сжал челюсти. Решено было по приезде немедленно написать хозяйке квартиры и потребовать, чтобы та как можно скорее отправила недоделанное произведение искусства следом за художником, однако неприятный осадок волнения, все еще продолжал теплиться внутри Вару. Однако долго пребывать в отчаяние ему не позволил ввалившийся следом Пик, который теперь лишь нервно хрустел пальцами и готовился сказать что-то колкое и ядовитое. - Ты бы еще завтра пришел. Как раз вовремя было бы. - Да не нуди ты. Я в отличие от некоторых, не горю желанием приходить за час до отправления. – в ответ съязвил Вару, отвернувшись к окну. - Никто и не просит, но мог бы и пораньше выйти, - нахмурившись ответил Королев, после чего отпихнул сумки и повалился навзничь, заложив руки за голову. - Да проспал я, сорян, - буркнул Вольтов, взлохмачивая волосы на затылке. - Скажи спасибо моей сестре, это она меня разбудила. Дозвониться умудрилась. - Век ей благодарен буду, - кивнул сам себе парень, начиная отходить и от внезапной перепалки, и от их беготни до поезда. - Этого, пожалуй, многовато будет, - улыбаясь, хмыкнул Вару и, последовав примеру своего парня, умостился на сидении напротив, скрестив руки на груди. – Я так понимаю у нас попутчиков не будет. - Рано радуешься, - буркнул Королев. – Не сейчас так на следующей остановке зайдут. На это Вольтов лишь разочаровано выдохнул и наугад пошарив в кармане выудил телефон, дабы написать сестре, а после придумать как бы скоротать время. В этот момент поезд уже тронулся, набирая скорость: приятный холодный ветерок дул из окна, охлаждая горячие головы чудом не опоздавших ребят, колеса начинали постукивать все громче и чаще, а после их гул стал равномерным, постоянным, что вовсе не раздражало, скорее напротив умиротворяло, да и к нему парни уже успели привыкнуть – не первый раз они в этот город путь держат. Прекратив отчитываться перед сестрой, Вару все же поднялся, прислонившись к спинке, сел, и на пару с Пиком начал дожидаться проводника, который, кажется, не торопился заглядывать к ним. Вновь уставившись в окно, Вольтов в очередной раз приметил отдаляющиеся очертания родного городка, теперь сменившиеся на виды бескрайних голых полей, потом, он был уверен, пейзаж начнет плавно меняться, появится все больше деревьев, потом поезд проедет мимо леса, укрывающего холм, а что будет после юноша не помнил, потому как почти всегда спал до самого прибытия состава. Но пока что все что он мог созерцать было очень знакомым, а от того, что мелькало так часто, стремительно трансформируясь, скучно, ибо глаз никак не мог зацепиться и сфокусироваться на чем-либо. Бросив попытки привести себя в порядок, то есть создать подобие прически на голове, Вару, вновь потянулся было за телефоном, но его прервал голос попутчика: - И что мы будем делать дальше? - В каком смысле? – непонимающе моргнул Вольтов, очевидно ожидая продолжения реплики, но, когда оной не последовало беспечно предположил первое, что пришло на ум. - Издадим твою книгу. Все-таки этот рассказ должны увидеть все. - Я имел в виду что-то более глобальное, - стушевавшись после предложения ответил Пик и как-то сконфужено, от того, что слова были непривычными, добавил. - и связанное с нами обоими. - Знаешь, я об этом не думал, - честно признался Вольтов, мимолетно взглянув на собеседника, продолжая все также наблюдать движение пейзажа за окном. – Я не хочу давать тебе ложных обещаний, потому что ты стал действительно близким мне человеком. Не хочу, а если буду, то меня накроет гигантская волна экзистенциального кризиса. – хохотнув, будто над шуткой, он вновь стал чрезмерно серьезным, будто бы эта самая серьезность была не подлинной. - Жизнь слишком сложная штука, чтобы так просто настроить планов и побежать их выполнять. Может произойти что угодно, но тебя бы я терять не хотел. Однако, все же мы не знаем, что нас ждет завтра. Хотя, юлить не буду, я продумал тысячи вариантов дальнейшего развития событий, но так от скуки. – вспомнив о своих мысленных рандеву, похождениях по чертогом разума в компании себя любимого, Вару раздраженно вздернул рукой и отмахнулся от чего-то невидимого, как от назойливой мухи. - Многие из них до ужаса глупые. - И все-таки есть достойные? – заинтересованно парировал Пик, немного приподнявшись, но не решаясь вставать полностью. - Без понятия. – Вольтов вновь бросил многозначительный взгляд, который говорил красноречивее предшествующих слов о том, что парень и впрямь не был доволен проделанной мыслительной работой. - Я до этого всегда думал, что вот окончу школу, универ, поработаю несколько лет и вот я уже богат и дом у меня на берегу моря и сам я знаменитость. Тупо, не правда ли? – гоготнув, он помедлил, стараясь отыскать нужную мысль, которую некогда долгое время смаковал в мозге, рассматривая ее со всех сторон. -Переезд? – словив на себе удивленный, полный непонимания взгляд, Вару спешно добавил. - Погоди, не говори ничего. Я люблю этот новый для нас город до беспамятства, я долго был буквально помешан на нём, но я понимаю, что в мире есть столько всего прекрасного, что останавливаться на одном - себя не уважать. – собирая расползающиеся слова в кучу, Вольтов все размышлял вслух. - Даже если мы и не переедем жить в другую страну, то хотя бы изредка выбираться стоит. На месяцок или больше. Потом возвращаться. Я не могу остановиться на одном городе, мне этого недостаточно. Мелким я вон вообще хотел исколесить страну на трейлере, как все типичные американские подростки, а теперь понимаю, что этого мало. – детская мечта позабавила не только говорившего, но и слушателя, подметившего, что это желание у них было общим. - Я хочу увидеть весь мир, даже больше, чем весь, но это увы невозможно. - В чем проблема? – смысл последнего сказанного предложения, как-то не вовремя, не хотел доходить до Пик, поставленного в тупик. - Это слишком трудно объяснить. – со вздохом ответил Вару, принимаясь разъяснять возлюбленному все в мельчайших подробностях. - Да, я могу видеть, чувствовать и понимать больше других, но и этого для меня слишком мало. Звучит как-то нарциссично, но что поделаешь. – горделиво улыбнувшись, он смахнул лезущую в глаза прядку. - Я погружаюсь с головой в искусство оживляя новый мир, трансформируя существующий, но это лишь кроха того, что могло бы быть. Понимаешь? – получив утвердительный кивок, Вольтов продолжил. - Это маленькое окошко, а сам я не могу выйти из камеры реальности и обречён вечно вглядываться в сменяющиеся образы фантазии. Она бесконечна в своих масштабах, но мой человеческий мозг не может её разом объять, поэтому познать её всю невозможно, но я хочу. Я хочу всю эту бесконечность и не могу получить, поэтому единственный выход для меня - искать другие так называемые окна. В других странах, городах, местах, которые помогут мне посмотреть на все под новым углом. Я хотел бы рассмотреть это поближе, но увы. И именно поэтому путешествия – единственное, что мне остается. Выслушав тираду своего парня, Пик задумался. Сейчас он чувствовал себя в точности как в те моменты, когда брат рассказывал ему что-то совсем очевидное, но не для мозга ребенка. Вот и сейчас Вару будто бы повествовал ему о принципах существования бытия, того, на чем держится все мироздание, делая это слегка криво, но вдохновенно и уверено. Однако было отличие, действительно значительное, которое невозможно было не заметить: пусть Куромаку всегда и говорил о приземленных, но сложных вещах, они никогда в полной мере не были понятны и интересны Пику, но то, о чем размышлял Вольтов вызывало пылкое любопытство, вернее не совсем это. Королев чувствовал, что ему это знакомо. Он тоже всегда искал что-то новое, но, видимо, не забредал в своих поисках в те болота, где его собеседник уже успел осмотреть каждый сантиметр. Устроившись поудобнее на не очень мягких сидениях, Пик только сказал: - Против я точно быть не могу. Тем более нам позволяют наши будущие профессии. – казалось бы фраза не несла в себе ничего сакрального, но по телу разлилось приятное тепло, стоило только Королеву увидеть загоревшиеся энтузиазмом глаза напротив. - Может быть, тогда попробуем накопить на первое путешествие? Куда хочешь? – идея была толковой и вполне ожидаемой, особенно после того, как Пик согласился, потому Вару начал наперебой предлагать варианты. - Италия? Испания? Португалия? Или, я знаю-знаю, я так давно хотел побывать в Германии. Или может Норвегии? – мечтательно выдохнув, парень поубавил свой пыл. - В любом случае, не в этом году - нужно хотя бы первый курс осилить, а там разберёмся. – и забавно скривившись добавил. - Главное, чтобы не пришлось с военкоматом возиться - не хочу терять ещё один год своей жизни в армии. И так много времени просрал. - А я не против отслужить, это же недолго. – задумавшись теперь уж над новой задачей бросил Пик. – Тем более это можно использовать как материал для какого-нибудь произведения. - Это, конечно, здорово, но что я без тебя буду делать целый год?! – пораженный неожиданным ответом, воскликнул Вольтов. - Спать, жрать, бухать, - с напускной серьезностью и задумчивостью принялся перечислять Королев загибая пальцы. – Как обычно, в общем. До этого же жил как-то, значит справишься - До этого я тебя не встречал, - подражая плохо отыгрывающим девицам из любовных драм причитал парень, театрально вскидывая руку ко лбу, но заметив, что его стенания были напрасны, потому как на них не реагировали, уже будничным тоном продолжил. - И все равно, мне будет скучно без тебя. - Не говори так будто на мне мир колом сошелся. – Пика слегка смущало такое чрезмерное, как казалось, внимание к собственной персоне. – Это, конечно новый город все дела, но ты-то точно найдешь друзей и не будешь изнывать от тоски по мне в маленькой квартире, склонившись над очередным холстом. - Разумеется, так и будет, - кивнул Вольтов, подобрав колено и облокотившись на него. - Да ну? – ехидно улыбнувшись, отозвался Королев. - Ну да, - как-то по-взрослому серьезно ответил Вару. И так половину пути, они перебрасывались подобными фразами, коверкая их, подтрунивая и передразнивая друг друга. Как и говорил Пик, на одной из следующих остановок в их купе зашли двое попутчиков, с виду довольно странных, но приличных ребят, которые так же, как и любовники, спешили покорить новый город. Под мерный стук колес, завязалась беседа, затем заварился чай, после начали звучать песни, отрывки из книг, шутки, а еще позже они затихли, давая быстрому поезду погрузиться в сонливую тишину.