Птенчик

      0       Удар.       — Что за ребячество, — говорит Дилюк.       Хруст под каблуком.       Эола надеется, что это ломаются кости.       Судя по тому, как трудно прямо стоять без помощи Рагнвиндра, у неё сломался каблук.       — Не предложишь даме присесть? — невесело склабится Эола, пытаясь встать как-нибудь поудобнее.       — Ну, садись.       Он, судя по голосу, улыбается.       Из всего, что можно назвать мебелью, в этой комнате есть только матрас. Ещё есть узкий подоконник, но его Дилюк подпирает своим задом. Эола подозревала, что у Рагнвиндра есть какая-то тайная нора в городе: всякий раз ездить в Монд, в Долю Ангелов, с фамильного шато слишком много, а время — деньги; но отчего-то ей казалось, что тут должно быть более обжито.       Эола, недолго думая, ковыляет к голому матрасу, но, вместо того чтобы сесть, ложится на него. Добротный. Крепкие пружины почти не прогибаются под её весом.       Повернув голову набок, Эола видит на полу тёмные, маслянистые пятна, оставшиеся от её сапог. Кровь.       — Впервые вижу, чтобы Эола Лоуренс реально кому-то отомстила, — подумав немного, замечает Дилюк.       Его крупные руки ложатся ей на талию. Секунда — и пол уходит у неё из-под ног.       — Пусти!       Дилюк быстрым, уверенным жестом взваливает её на плечо. Переполненный бухлом и гренками желудок сворачивается в тугой узел.       — Меня сейчас вырвет!       Но самое страшное — то, что она не может больше дотянуться ногами до Этой Мрази, свернувшейся клубочком рядом с перевёрнутым столом.       — И что ты мне сделаешь теперь? Добавишь в чёрный список?       — Стоило бы, — вздыхает Рагнвиндр. — Вы, Лоуренсы…       — Всё, я пошла, — рассерженно перебивает Эола, порываясь скатиться с матраса, но когда переворачивается на живот, то голова начинает кружиться. Никак не подняться.       — …вы всегда перегибаете палку, когда надо кого-то оскорбить, — беспощадно заканчивает Дилюк. — Но бить своих… Эола, что там произошло? Это на тебя не похоже.       Эола слегка поднимает голову на скрип. Это Дилюк, скрестив ноги, уселся на краешек матраса.       — Долгая история. Давай как-нибудь обойдёмся чёрным списком Ангелов?       — Нет.       — Или хотя бы вернёмся к этому, когда я буду трезвая и не вонючая?       — Я могу набрать ванну, — обещает Дилюк.       — Большую ванну кипятка, — бурчит Эола.       — Договорились.       I       — Хватит называть меня своим “племянничком”, — говорит Мика.       — Что?       Капитан разведотряда Эола Лоуренс аж поперхнулась. Река полусухого сидра вместе с насыщенной газами пеной тут же течёт по её пищеводу вверх. Эола предусмотрительно прикрывает лицо ладонью; вовремя, учитывая, как опасно начинает жечь в носу.       Вообще-то, Эола хочет рассмеяться. Обычно Мика, следуя за ней на работе, всё время молчал. Иногда, когда к нему обращались напрямую, говорил “да, мэм” или “хорошо, мэм”, иногда даже “замечательно, мэм”. Эта его последняя фраза включала в себя больше слов, чем капитан услышала от него за последнюю неделю, и больше, чем за всю историю их недолгого знакомства — слов, которые Эола не рассчитывала услышать вообще.       По правде говоря, гораздо больше он ей нравился, когда молчал. Даже минуту назад было менее неловко, когда тишина за их общим столом была гуще, чем желе, забытое на морозе; и даже учитывая, что ему одному до сих пор не позволено пить в Доле Ангелов, что пьёт одна Эола — а он сидел и смотрел своими несчастными синими глазами поверх пустой тарелки. Эола даже подумывала заказать ему что-то за свой счёт, всё равно он не смог бы возразить.       А потом он сказал это.       — Извините. Мне бы не хотелось, чтобы… чтобы…       Мика заливается румянцем по самые уши.       — Да. Я услышала с первого раза, — шмыгнув носом, говорит Эола.       Встаёт на ноги. Делает короткую зарядку. Потом кричит:        — Чарли! Повтори мне. Два раза.       — Мэм…       Мика складывает руки в замок и принимается нервно ковырять заусенцы на аномально узких руках. На его молчаливом языке это значит “а не хватит ли вам?”       — Это для тебя, племянничек, — поясняет Эола шёпотом. И подмигивает: — Дилюка сегодня нет и не будет, а Чарли слишком занят, чтобы следить и за вторым этажом тоже.       Мика так раскрывает свои большие круглые глазищи, что они становятся ещё больше и ещё круглее. Хотя, казалось бы, куда уже. А потом хмурится, запоздало осознав, что просьба его беспощадно проигнорирована.       К кружке он не прикасается, но с её появлением, по крайней мере, пялится на густо стоящую пену, а не Эоле в глаза.       — У разведотряда сейчас… интересные времена, — говорит она, хлебнув свежего сидра и перебив резко металлический привкус во рту. — У меня не было нормального геодезиста лет сто. А недавно, когда я его всё-таки нашла — в твоём лице — ко мне явился один рыцарь и попросил — нет, даже потребовал! — выгнать тебя из разведотряда и вообще исключить из Ордо Фавониус.       — Мой брат? — уронив взгляд себе под ноги, спрашивает Мика.       — Не знаю, — врёт Эола, — мне, по большому счёту, всё равно. Я напомнила ему, что капитан первого разведотряда — по-прежнему я, направил тебя ко мне магистр Варка, а распределением кадров занимается Рыцарь Одуванчик. Поэтому, если у него есть претензии, то пускай предъявляет им. После этого его энтузиазм подвыветрился. Но что-то мне подсказывает, что лучше тебе ассоциироваться с моим опальным кланом, чем со своей фамилией.       — А вас не обвинят…       — В кумовстве? Пф. В Ордо Фавониус нет посторонних людей. Каждый — чей-то кум, сват, брат.       — Ясно, — говорит Мика. — Спасибо, мэм.       От улыбки на его щеках появляются небольшие красивые ямочки. Совсем как у Эмбер.