Погоня за призраками

            — Вы совсем спятили?!       Я не люблю будильники. Как и любому другому благоразумному человеку, мне больше всего нравится просыпаться самостоятельно, хорошо выспавшимся, обёрнутым мягкой тишиной комнаты. Но если бы меня спросили, как мне нравится вставать больше: по будильнику или от закладывающих уши криков Толкина, — я бы, без сомнения, выбрал первый вариант.       Я открыл глаза и уставился на грязный подвальный потолок, к которому заметно привык за последние годы. От Толкина же я уже успел отвыкнуть, поэтому первым чувством, испытанным мной с утра, было замешательство.       Потом оно сменилось раздражением.       — Какого хрена ты так орёшь?       Я подавил зевок и поднялся на локтях, щурясь на Толкина. Выглядел он точно так же, каким я запомнил его в день нашей давней ссоры. Злым, взъерошенным, с дёргающейся бровью, только старше.       — Какого хрена вы решили ограбить чьи-то дома?       Я повернулся к Клайду. Он вжался в кресло, словно пытаясь выглядеть как можно меньше, и смотрел на Толкина испуганными глазами. Моего взгляда он упорно избегал. Конечно, я должен был сразу догадаться, что он быстро расколется и выложит на стол все подробности наших ночных похождений, стоит только кому-то вроде Толкина посильнее на него нажать.       — Это было не ограбление, — возразил я. Толкин прищурил глаза и медленно подошёл ближе к дивану, сосредоточив всё внимание на мне. Клайд вне его цепкого взгляда стал снова оживать.       — Да? И как это по-твоему называется тогда?       — Осмотр места преступления? В Ненси Дрю вроде было что-то подобное.       — Она никогда не вламывалась на частную собственность без приглашения, — возразил Толкин, сложив руки на груди.       — Ты не можешь это утверждать, ты в неё даже не играл, — разумно заметил я. — И к тому же у нас расследование. Что-то я не припомню, чтобы ты вчера бросался другими блестящими идеями. Так что мне пришлось ограничиться своими.       — Всё вроде нормально прошло, — вставил свои пять копеек Клайд.       — Пиздец.       Толкин протяжно выдохнул, закрыл лицо руками и упал на диван рядом со мной. Стоило ему перестать маячить перед моими глазами, как я заметил необычайно тихого Джимми, который тоже сидел в кресле, и не издал ни звука за всё время нашего спора. Я успел поймать его странный взгляд на себе, прежде чем тот обратился на Клайда.       Я тоже решил молча подождать, пока Толкин переживал свой небольшой эмоциональный кризис, в надежде, что скоро он снова начнёт нормально функционировать. Минуты в такой напряжённой тишине текли медленно, словно я попал в какой-то нуарный фильм и на заднем плане должен звучать пафосный диалог, зачитываемый моим охрипшим голосом. Я не успел придумать тему этого монолога — Толкин пришёл в себя раньше. Он тяжело вздохнул, напоследок протёр руками лицо и снова посмотрел на меня.       — Так, ладно. Что вы нашли?       Я с готовностью потянулся за рюкзаком, оставленном накануне рядом с диваном, и достал сначала ноутбук, а затем дневники Баттерса. Джимми кинул осторожный взгляд на Толкина и, видимо, убедившись в том, что он в норме, пододвинулся ближе.       — Ч-чей ноут?       — Твика.       — А домашка?       — Это не домашка.       Я взял первый попавшийся дневник и демонстративно медленно его полистал перед всеми, показывая датированные записи на страницах.       — Твою ж мать! Это же ещё хуже! — воскликнул Толкин, пробежав глазами по строчкам. — Это вмешательство в частную жизнь!       — Тут может быть что-то полезное? — предположил я, оглядываясь на него.       — Нет, Крэйг, — сказал Джимми. — Это и п-правда слишком. Мама равзе не учила тебя не читать чу-чу-чужие дневники?       — Это пиздец, — повторил Толкин, снова впадая в какой-то транс.       — Мы об этом как-то не подумали, — пискнул Клайд, снова забиваясь в своё убежище в недрах кресла.       Стоило отдать ему должное, до этого момента он вообще не знал, что именно я взял из комнаты Баттерса. Скорее всего, это была невнятная попытка меня оправдать. Я постарался оценить её по достоинству, пусть она и была напрасной.       — Отчаянные ситуации требуют отчаянных мер, — ответил я.       — Я не могу поверить, что ты реально пошёл на это, — пробормотал Толкин, всё ещё глядя на дневник в моих руках немигающим взглядом.       — Это и п-п-правда чересчур, — продолжал поддакивать ему Джимми.       Моё раздражение продолжило пухнуть и разрастаться.       — Других источников информации у нас нет. Не похоже, что Баттерс в ближайшее время придёт в себя и сам расскажет, что произошло и где Твик.       — Почему тебе вообще есть до него дело? — спросил Толкин, смотря на меня взглядом, полным разочарования.       — Потому что его нет на занятиях. Это раздражает.       Толкин сидел, зажмурившись, и неверяще мотал головой. Без него Джимми нечего было мне возразить. Наступила вторая мёртвая пауза, пока Толкин снова приходил в себя. Он ещё раз медленно протёр лицо и поднял на меня какой-то непонятный взгляд. Он смотрел на меня так, словно получил свыше подробную инструкцию ко мне, и теперь все мои помыслы, даже те, о которых я не знал сам, были у него на ладони.       — Мне недавно передали, что Лола очень хочет, чтобы ты позвал её на свидание, — вдруг сказал он невпопад. — Что думаешь об этом?       — А у неё самой язык отсох или что?       — Ну, может быть, она просто не знает, как к тебе подступиться. Ты мог бы сделать первый шаг.       — И зачем мне это?       — А почему бы и нет? Она довольно милая, а ты как раз свободен. Плюс этим ты можешь помочь паре наших одноклассников в одном, как я понял, важном деле. И я тоже был бы тебе благодарен. Одно свидание ни к чему не обязывает.       — И кому же я мог бы этим помочь? — спросил я, уже заранее догадываясь об ответе.       — Знаешь, неважно. Я и так уже понял. Я вообще в последнее время многое начинаю понимать.       — Например, что?       Толкин протяжно выдохнул и прошёлся пальцами по волосам.       — Возможно, я слишком сильно тогда вспылил из-за Николь. Может быть, ты и не полностью виноват в том, что был тогда таким мудаком.       Из недр кресла донеслась нервная икота Клайда. Джимми снова превратился в безмолвный элемент мебели. Толкин теперь смотрел на меня с каким-то вызовом.       — Знаешь, я бы им вообще не был, если бы ты научился пользоваться словами, а не дуться где-то в углу, а потом обвинять меня во всех грехах, — процедил я.       — Я не "дулся". Я был закономерно возмущён твоей чёрствостью и наплевательским отношением к, как я считал, любви всей моей жизни.       — Ну да, конечно, в этом всё и было дело.       — Ну да, — Толкин словно непонимающе нахмурился. — А почему ещё, ты думаешь, мы поссорились?       — Из-за того, что я не отказал ей?       — Что? Нет! Я же говорил тебе, что в этом не было проблемы.       — Но она была! — давно подавленное разочарование снова проснулось и сдавило мне горло так сильно, что стало трудно дышать. — Я бы бросил её, стоило бы тебе только намекнуть на это, но нет, ты решил строить из себя само благородство, как ты это делаешь всегда. Мне твоя долбаная Николь нахер не сдалась, это ты решил меня кинуть из-за какой-то девчонки!       — Вот оно! А о её чувствах ты хоть раз подумал? Девушки, знаешь ли, не вещи, которыми ты можешь просто разбрасываться.       — Да неужели? А ты-то здесь при чём?       — Потому что я любил её, придурок! Даже когда мы расстались, мне было важно, чтобы она была счастлива. А ты, в свою очередь, был полным мудаком, и это меня злило.       — То есть только поэтому ты решил разрушить нашу дружбу? Потому что я не прыгал вокруг твоей бывшей, как заведённый?       — Не знаю. Я решил, что ты козёл по всем возможным фронтам, и никогда не изменишься. Тебе же всегда на всех было насрать.       — А почему мне должно быть не насрать на кого-то, кроме вас? Меня что, назначили всеобщей нянькой, а я не в курсе?       — Как оказалось, не всеобщей, — Толкин выразительно пнул стол, на который я сложил ноутбук и дневники, и поднял бровь.       — Это совсем другое, тут…       Меня прервало приглушённое соло электрогитары со вторящим ему звуком сильной вибрации. Получив мелкую передышку, я снова набрал воздуха в грудь, чтобы продолжить, но Толкин предупредительно поднял вверх указательный палец и стал спешно шарить в карманах в поисках телефона. Я застыл.       — Да? Да, мы как раз говорили об этом. Извини, нет, не выйдет. Да, совсем. На самом деле я сейчас довольно занят, так что лучше потом обсудим. Ага. Ага, давай.       Толкин убрал телефон в карман и снова вернул мне своё внимание. К этому моменту я уже успел потерять основную мысль своего возражения, так что просто пялился на него в ответ. Подвал на какое-то время погрузился в неловкую тишину, прерываемую лишь громким сопением Клайда. Он всегда больше всех переживал, когда кто-то ссорился.       — В любом случае, — наконец решил прервать молчание Толкин, — к дневникам я не притронусь.       Я с досадой выдохнул, разжал кулаки и тоже попытался успокоиться. Злоба, всколыхнувшая меня, не было такой обжигающей, как та, что росла во мне, когда я смотрел на Пита и вспоминал его небрежно брошенные слова о смерти Твика в интервью. Это не было тупое привычное раздражение на Стэна, когда он снова мешался у меня под ногами. Она была наполнена обидой и горечью от потери дружбы, и поэтому так легко снова пустила в меня когти. Но раз Толкин решил отпустить свою обиду на меня, я мог бы попытаться сделать для него то же.       Да и были у меня дела поважнее, чем ковыряние старых ран.       — Я ими займусь.       Клайд и Джимми, разнее застывшие в немом оцепенении, наконец в унисон выдохнули и переглянулись.       — Я принесу что-нибудь поесть, — сказал Клайд с явно натянутой улыбкой и, вскочив на ноги, резво побежал наверх.       Джимми придвинулся ближе к Толкину и начал гуглить, как он пояснил, «всякие компьютерные штучки».       Я же снова взял последний дневник. Как и остальные, он представлял собой обычную толстую тетрадь в жёлтой обложке, со слегка подбитыми краями. У меня самого были в прошлом году похожие — мама накупила нам с Тришей их по скидке в Воллмарте. Я пролистал пару страниц, обращая внимание лишь на даты, пока не наткнулся на запись, выделенную жёлтым маркером.       «Аквапарк теперь собираются на неделю закрыть, из-за траура. И как раз завтра мама решила купить мне чёрную рубашку, чтобы было, в чём ходить на похороны (так сойдёт?). Но, скорее всего, завтра с аквапарком всё уже будет в порядке, а я снова останусь без рубашки. Может, всё равно предложу ей сходить в магазин, просто на будущее.»       Что-то я не помню, чтобы аквапарк хоть раз закрывался. Да и при чём тут траур? Никаких трагедий за последние лет шесть, со времён потопа, там тоже не происходило. А дата стояла точная — август прошлого года. С другой стороны, я не был там лет сто, за новостями до прошлого месяца почти не следил, да и мало ли, что у Баттерса считалось трагедией. Может, какая-то малышня массово переломала ноги в лягушатнике. Ну и чёрт с ними.       Другие выделенные записи за разные даты ничем примечательным не отличались. Их было немного, и принцип, по которому Баттерс решил их маркировать, мне пока оставался неясен. Помимо жёлтого маркера моё внимание привлекли странные пропуски, незаполненные места на страницах, то тут, то там разрывающие текст. Я подумал о невидимых чернилах, но следы нажима на бумаге отсутствовали. Да и дневник принадлежал всё-таки Баттерсу, а не Твику, от которого можно было бы ожидать подобной конспирации. Выделенный текст обычно соседствовал как раз рядом с этими пропусками, возникая то перед пустыми местами, то после.       Я снова открыл последнюю запись и решил идти от неё в обратном порядке. Возможно, Толкин хоть и немного и не во всём, но был прав, и лезть просто так в жизнь и мысли Баттерса было, мягко говоря, некруто.       25-е августа сразу начиналось с пропуска. Дата казалась знакомой.       «25.08. Снова. Да, это оно. Я знаю, ты, будущий Баттерс, знаешь, и никакой тайны тут нет. Так странно, я прекрасно понимаю, что завтра всё будет в порядке, но боль никуда не уходит. Твик сказал, что уже всё подготовил. Контрольная дата — завтра. Он в ужасе, я, честно говоря, тоже, но решительности у него хватит на нас обоих. Я уверен, что у нас всё получится! Так что никаких прощальных записок. И совсем скоро больше никаких пустых страниц и потерянных дней. И ты тоже верь в нас, Кенни.»       Я перечитал трижды, но так и не понял, о чём, собственно, шла речь. Ясно было лишь то, что Баттерс и Твик вдвоём к чему-то готовились, и это было каким-то образом связано с Кенни, но выражено это было как-то очень странно. Я продолжил листать записи назад. Многие из них не были никаким образом выделены, остальные же немногие, рябившие в глазах жёлтыми строками сквозь белые провалы, несли не так уж много смысла.       «04.05. Это было ужасно!                                                                                                                                                                                Я вроде как верю ему, но, если честно, это не имеет никакого смысла. Я ничего не понимаю в последнее время. Завтра ведь всё будет в порядке?»       Влияние Твика налицо: Баттерс решил писать загадками в собственном дневнике, который и так не предназначен для чтения ни для кого, кроме него самого. Спасибо, что без шифров. Я продолжал листать страницы, читая лишь вскользь. Но и таким образом я узнал о том, что Баттерс любит смешивать газировку с чаем, о череде неудач местной футбольной команды, о том, как лучше всего очищать духовку, и о сексуальной ориентации мистера Сточа. К сожалению, ничего из этого я знать не хотел, и груз этих фактов осядет в моей голове на долгие годы. А потом я, наконец, нашёл то, что привлекло моё внимание.       «10.01. Даже не знаю, с чего начать. Я случайно рассказал ребятам о том, что веду дневники. Кенни смеялся минут десять! Он, конечно, потом извинился, но всё равно как-то некрасиво с его стороны вышло. Зато Твик, наоборот, отнёсся к этому слишком серьёзно. Когда мы уже разошлись, он позвонил мне и попросил перечитать их и выделить как-то моменты, которых я не помню. Странная просьба, знаю, но я всё равно это сделал. И вау, такие записи и правда есть! А ещё какие-то странные пробелы между фразами. Не знаю, зачем я решил так писать, этого я тоже не помню. На самом деле он ещё попросил показать мне эти моменты потом, но я как-то не уверен. Твик мой друг, и он классный. Но дневники — это моё личное. Нужно подумать.»       «15.01.                                                                                     Я ревел весь день, но мне нужно выполнить просьбу Твика. Я записал это, так что, завтрашний Баттерс, если ты не видишь первую фразу и не помнишь, как писал эти строчки и зачем, то знай, что он прав.»       «16.01. Дерьмо.»       Теперь выделенный текст обретал новый смысл. Ещё больше смысла приобретало отсутствие в нём какой-либо связности, скачущее повествование и нелепая загадочность. Теперь, когда Баттерс угодил в психушку, этот дневник казался хроникой развития его болезни — от провалов в памяти до спутанности сознания и паранойи. Пытался ли Твик таким образом помочь ему разобраться в своей голове без обращения к врачам?       Насколько я знаю, сам Твик психотерапевтов недолюбливал. Как-то раз я слышал, как он сказал, что они только больше запутывают его, и от них нет никого толку. Если посмотреть на результат, то Баттерса всё же стоило показать специалистам до того, как у него случился нервный срыв.       Теперь из-за скрытности Баттерса я так и не смог понять, что за планы были у Твика даже приблизительно. От безысходности я полистал ещё пару его дневников. Как и ожидалось, каждый из них пестрил пропусками и желтым маркером, пустившим свои корни вглубь годов, как и явная болезнь Баттерса.       — А теперь зайди в па-па-параметры запуска.       Я переключил внимание на Толкина и Джимми, всё ещё копошившихся в ноутбуке. Клайд сидел чуть поодаль, поглощая бутерброды, которые он уже успел принести, и я тоже взял один.       Под терпеливые подсказки Джимми и клацанье клавиш я полистал первый по хронологии дневник и нашёл первую жёлтую запись. Ей, как и следовало ожидать, предшествовал пустой кусок страницы. Баттерс страдал от частичной амнезии как минимум с младшей школы.       «23.06.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                 Это было жуткое зрелище. Весь кабинет был в крови. Меня чуть не вырвало! А ещё Крэйга и Твика забрали в больницу. А сначала нам казалось, что было весело.»       Я помню этот день. Наша с Твиком драка в третьем классе, закончившаяся разбитыми лицами обоих и выпотрошенным самомнением лично у меня. Но я не помню, чтобы всё было так плохо, чтобы отмывать кабинет от брызг крови. Одно ребро у меня тогда треснуло, но не более того. И Твик выглядел явно не хуже меня.       С другой стороны, в третьем классе любое событие могло казаться нам более значимым, чем есть на самом деле. Драки ожесточённее, мультики смешнее, а будущее светлее.       — Ну, вроде готово.       Я захлопнул дневник и пододвинулся ближе к Толкину, заглядывая в разблокированный ноутбук. В отличие от, мягко говоря, неряшливой и перегруженной комнаты своего владельца, он оказался почти чист. На стандартном незатейливом пейзаже рабочего стола была одна папка «Новая папка» и несколько ярлыков: браузер, корзина и антивирусник. Толкин, подбадриваемый вычитанными Джимми лайфхаками по поиску скрытых файлов, цокнул языком и полез проверять жёсткий диск, но я уже разочарованно откинулся на спинку дивана.       Как я и думал, Твик оставил нас ни с чем. Он снёс с ноутбука даже игры. Чем не признак глубоко параноидальной зачистки?       — История п-поиска? Кэш? Временные л-логи?       С каждым разом голос Джимми звучал всё менее воодушевлённо.       Толкин хмурился и начал перепроверять всё по второму разу, а я чувствовал, как мои губы растягиваются в усмешке. Он меня уделал, снова. Как всегда. Но самым важным был последний факт — он планировал собственное исчезновение и поэтому подчистил за собой все следы. А значит, он жив.       Как только это осознание как следует улеглось в моей голове, меня затопило чувство небывалого облечения. Оно тёплой волной прокатилось по моему позвоночнику и осело в кончиках пальцев. Я и не чувствовал, насколько напряжённым я был до этого момента. Вероятность смерти Твика висела надо мной, словно ловушка с каменной плитой, подвешенной над моей головой на старой протёртой верёвке. Я догадывался о её существовании, но не мог заставить себя поднять голову и проверить всё своими глазами. Весть грёбаный месяц я провёл в страхе быть раздавленным, а мой первый свободный вдох был наполнен пылью подвала Донованов.       Кажется, я и правда слишком зацикливаюсь на переменах в своей жизни.       — Да тут вообще ничего нет! — воскликнул в итоге Толкин, оторвавшись от ноутбука.       Выглядел он раздосадованным.       — А ты-то что у-улыбаешься? — недоверчиво спросил Джимми.       — Он всё почистил, — просто ответил я, пытаясь привести уголки своих губ в обычное положение. Удавалось плохо.       — И? Разве это не плохо? — уточнил Клайд, невесть когда примостившийся рядом.       — Он думает, что он тут самый умный, и всё понял, — фыркнул Толкин. — Твик удалил всю информацию с ноутбука, а значит, это было частью какого-то плана, как и его пропажа. Полиция серьёзно просчиталась, решив, что он мёртв.       Я надкусил ещё один бутерброд. Вкус у него был божественным, намного лучше, чем у предыдущего, точно такого же. Мне вдруг показалось, что он был лучше, чем вся еда, которую я когда-либо до этого пробовал.       — Так это хорошо? — озадаченно уточнил Клайд.       — Не совсем, — ответил Толкин, и я вместе с остальными удивлённо перевёл на него глаза. — На самом деле даже дважды не очень хорошо. Во-первых, это преждевременный вывод. Твик всегда был немного параноиком, так? Он вполне мог чистить свой ноутбук по расписанию. Например, каждую пятницу.       — Протестую, — возразил я. — Он мог бы чистить историю и кэш, но никак не удалять, а потом переустанавливать все программы. Это тупо, а Твик не тупой.       Толкин с готовностью кивнул, словно ожидал моего возражения.       — Разумный аргумент. Тогда, во-вторых. То, что всё пошло по какому-то лишь ему пока известному плану, тоже плохая новость.       — И почему же?       — Потому что труп Кенни в его комнате показывает этот план не в лучшем свете.       — Ну, мы не знаем точно, как Кенни мог быть с ним связан, и связан ли вообще. Это вполне может быть совпадением.       Слова Клайда хорошо вписывались бы в защиту Твика если бы только…       «Твик сказал, что уже всё подготовил. Контрольная дата — завтра.»       «верь в нас, Кенни.»       Вот дерьмо.       — Кстати, а что там с дневниками Баттерса?       Твою ж мать.       Ребята обернулись ко мне, каждый с выжидательным выражением, а я молчал и судорожно пытался придумать, что именно и в какой формулировке сказать. В риторике я никогда не был хорош. Я до сих пор не мог всерьёз рассматривать вариант того, что Твик, забавный парень за соседним столом, который повсюду таскался за Кенни, мог каким-то образом приложить руку к его смерти.       Но пока факты раскрывались не в его пользу.       — Баттерс с Твиком вроде как что-то планировали, но я так и не понял, что именно.       — И Кенни тоже? — уточнил Толкин.       — Нет, — ответил я, но, поняв, что слишком явно недоговариваю, добавил: — Он только упоминается.       Толкин поджал губы, и по его взгляду я понял, что он уже делает какие-то скоропостижные выводы.       — Звучит как-то подозрительно.       — А по-моему, нет.       Джимми и Клайд в который раз переглянулись и отсели подальше от нас, как они это делали недавно, и ещё раньше. Всегда, если мне не изменяет память.       — Я не буду ничего утверждать, — терпеливо заверил Толкин. — Давай просто рассмотрим все варианты.       — И к какому варианту ты сможешь привязать марш-бросок от человека к овощу, проделанный Баттерсом?       Толкин тяжело вздохнул.       — Ни к какому. В этом-то и дело. Что бы они ни планировали, в итоге всё пошло наперекосяк, если не сказать хуже. Мы точно не знаем, является смерть Кенни причиной или следствием этих обстоятельств, так же, как и состояние Баттерса. У нас мало информации. Что мы знаем точно, так это то, что Твик очень серьёзно вляпался, это факт.       — Тогда мы должны ему как-то помочь, — решительно заявил Клайд, и я с готовностью кивнул. В этом-то и был смысл.       — Мы даже не знаем, к-как и с чем ему нужно п-п-помогать.       — Плюс мы не можем с ним связаться. Его телефон сейчас у полиции, а в сети он не появляется со дня исчезновения.       — А может, всё-таки… — начал Клайд, но Толкин жёстко его прервал:       — Мы не будем взламывать базы данных полиции, мы это обсуждали. И такой инструкции на WikiHow точно нет. И вообще, больше не будем совершать ничего незаконного. Каждый из нас.       — Тогда мы снова в тупике, — сказал Джимми. — Больше источников информации н-не осталось.       — Остался один, просто вы уже его просрали, — Толкин бросил в мою сторону недовольный взгляд. — Про Пита вы уже забыли?       — Может, он тоже ничего не знает, — предположил Клайд.       — Он был первым подозреваемым. А ещё парнем Твика незадолго до дня Х. Он самая близкая к этим троим фигура на данный момент.       — Но они расстались, — напомнил я.       — Мы знаем об этом только с его слов.       — На что ты намекаешь?       — Давайте прикинем один предположительный сценарий, — Толкин наклонился ближе, поставил локти на колени и посмотрел на каждого из нас поочерёдно. — Посмотрите на ситуацию со стороны Твика. Случилась настоящая катастрофа, а он оказался прямо в её эпицентре. Тут самая первая мысль — бежать и прятаться. Место должно прийти на ум быстро, быть достаточно безопасным и, желательно, с максимально предсказуемым окружением. Трейлерный парк, который обходят с той же опаской, что и Сода-Сопу, и где тебя может прикрывать твой парень, подходит идеально. А чтобы к нему было меньше вопросов, он может всем заявить, что ты ему уже и не парень вовсе, и со всеми вопросами они могут пойти нахер. Ну как вам?       — Ну, как-то сомнительно, — ответил Джимми. — Пита уже задерживали и заодно обыскивали трейлерный парк.       — И Твик не стал бы сидеть сложа руки, пока его парня держали в полиции по подозрению в убийстве.       — Это был лишь один из возможных вариантов, — Толкин в капитуляции поднял руки над головой. — Я просто пытаюсь здесь показать, что Пит может многое скрывать.       — Ладно, я понял, — с неохотой сказал я, — я всё просрал.       — И как нам теперь быть? Расшифровывать загадочный символизм в его стихах? Он вообще их где-нибудь публикует?       — Мы можем просто нормально перед ним извиниться, — заявил Толкин.       Я поморщился. Мне вообще не прельщало извиняться перед кем-либо, тем более перед тем, чьё лицо вызывает у меня несварение больше, чем лицо Марша. Но в словах Толкина было здравое зерно — он действительно мог знать больше, чем говорил. Да и кто был бы лучшим источником информации, чем он?       — Ладно, — согласился я сквозь зубы. — Я попробую.       — Отлично! — подбодрил Клайд, жуя очередной бутерброд.       — Ну вот и решили, — кивнул Толкин. — Есть что-то ещё на повестке дня?       — Грязные секретики Баттерса? — Джимми лукаво пошевелил бровями. — Вычитал что-нибудь интересное?       Я опустил взгляд на выкладку дневников, от которых успел отвлечься.       — Как сказать. Как оказалось, он уже давно упорно ехал крышей.       — Ох, блин, — улыбка Джимми погасла. — Серьёзно?       — Это объясняет его нынешнее состояние, — предположил Клайд, заинтересованно поглядывая на ближайший к нему дневник.       Толкин тоже бросил на них быстрые взгляды.       — И как это выражалось?       Я пожал плечами.       — Провалы в памяти, например. Он забывал, что писал до этого, а потому перечитывал свои дневники и выделял всё, что забыл. Ещё иногда писал совсем уж запутанную чушь.       — Я что-то не замечал за ним подобного, — задумчиво проговорил Толкин. — И давно это у него началось?       — С третьего класса, как минимум.       — Может, он забывал что-то определённое? Заметил какие-нибудь закономерности?       — Не знаю, я ничего общего не увидел. Можешь глянуть сам.       Толкин с сомнением пожевал нижнюю губу. Джимми и Клайд следили за ним вместе со мной в ожидании его решения. Наконец он протянул руку и взял одну из тетрадей.       — Ладно, может, ты был не так уж и неправ, забирая их, — нехотя согласился он. — Давайте проверим, а то это как-то странно.       Джимми и Клайд с готовностью расхватали остальные дневники. Мне достался предпоследний, его я до этого просматривал только мельком, но и в нём было достаточно жёлтого текста.       — А что за пропуски? — спросил Джимми, тыкая пальцем в один из пробелов на странице.       — Он и сам не знает, — ответил Толкин, опередив меня. В руках он держал, по всей видимости, последний дневник. — Полагаю, он забывает, зачем именно оставлял их, и ему кажется, что на месте пробелов какие-то пропавшие предложения.       — Кажется, проблемы с головой были у всех троих, — заключил Клайд.       Я хотел было как-то возразить, но так и не нашёл достаточно слов.       — Заткнись, Клайд, — вместо этого сказал я.       Толкин фыркнул.       Какое-то время мы провели в молчании, нарушаемом лишь сопением и тихим шелестом переворачиваемых страниц. В дневнике, что я держал в руках, не было ничего нового. Зачастую Баттерс пускался в водянистые описания своих дней, часто упоминал Твика и Кенни, но ничего нового о Твике я так и не узнал — простого наблюдения со стороны в этом плане было вполне достаточно. А потом я снова натыкался на жёлтый маркер. В этих местах Баттерс становился беспокойным, чаще всего он писал, что ему страшно или грустно. Иногда текст был размыт, словно он плакал над страницами. А следующие записи снова были нормальными, словно никакой истерики до этого не было.       — Хе-хе, а вы знали, что в четвёртом классе Баттерс очень хотел вступить а компанию Стэна? Он так часто об этом упоминает.       Толкин оторвался от чтения и сердито зыркнул на Клайда.       — Да какая разница? Ты вообще в четвёртом классе мнил себя Казановой и вёл себя как идиот.       — А разве было не так? — надулся Клайд.       Джимми, усмехнувшись, ткнул его в плечо, а потом обратился к нам:       — Так он вроде какое-то время как раз тусовался с ними, разве нет?       — Да, — ответил я. — И Твик тоже.       — Да я просто посчитал это забавным! — защищался Клайд. — Типа, раньше Стэна считали таким крутым.       — Я не считал его крутым, — слукавил я. — Вот я всегда был крут. Он — нет.       Я посмотрел на Толкина, ожидая его возражения, но он задумчиво созерцал дневник в руках Клайда.       — А кто помнит, почему Твик и Баттерс вообще с ними тусовались? — спросил он, переводя взгляд да нас.       — Они вроде как искали замену Кенни, — ответил Джимми, но немного неуверенно. Клайд перестал улыбаться и медленно кивнул. Меня тоже посетило странное призрачное чувство сомнения.       — А зачем им было искать замену Кенни?       — Он, ну, — Клайд в замешательстве взъерошил волосы, — его вроде не было.       — А где он был? Я, например, не помню, — заявил Толкин. — А кто-то из вас помнит?       — Нет, — ответил Джимми.       Я тоже не помню. Хотя до этого момента мне казалось, что я хорошо помню всё, что происходило в классе.       — Может, он уезжал куда-то с семьёй? — предположил Джимми, но Толкин отрицательно покачал головой.       — Его семья не может позволить себе какие-либо поездки.       — Кажется, он был в больнице, — сказал Клайд после небольшой паузы. — Вспоминается плохо, но я что-то помню про больницу.       — Точно, — Толкин щелкнул пальцам. — Да. Теперь я вспомнил, Кенни был в больнице. А с чем именно?       — Да чёрт знает, — ответил я, пытаясь отогнать неприятное чувство, топившее меня в себе, словно в сиропе. — Мы не должны запоминать, кто чем переболел в детстве.       Толкин ещё немного полистал дневник.       — Но разве это не странно? Получается, Кенни провалялся в больнице кучу времени, но никто из нас не может вспомнить почему. Я вот помню, как вы с Твиком загремели в больницу после драки. Я знаю про диабет Скотта Малкинсона, я даже помню, что Кайл как-то попал в больницу из-за геморроя. Это вы помните?       — Ага, смешно было, — ответил Джимми. — Я тогда ещё пытался повесить на него смешную кличку, но она не прижилась.       — А ещё Картман как-то сиганул с крыши и тоже провалялся в больнице какое-то время, — вставил Клайд.       — Вот именно. Поэтому и странно, что мы не помним про Кенни.       Толкин передёрнул плечами и снова продолжил чтение. Я же не смог больше сосредоточиться. Я знал, видел по лицам ребят, что не у одного меня от этой ситуации по коже пробежал холодок, а воспоминания стали больше похожи на кисель — мутный и тягучий. Ещё ни разу в жизни я не жалел, что не вёл дневник.       Я снова обратил внимание на выделенный текст. Если что-то и связывало эти разрозненные записи между собой, то, пожалуй, это была общая атмосфера тревожности. В один день Баттерс писал что-то, что выдавало его шоковое состояние.       «я в это не верю»       «это был сущий кошмар»       «мне стало так плохо, что меня вытошнило на Кайла»       А на следующий же день перечислял актуальное меню в школьной столовой. Жутковато.       Я слышал о чём-то подобном: люди могут подавлять травмирующие воспоминания — это типа какого-то защитного механизма психики. Но в таком случае Баттерс получал десятки психологических травм в год, это просто смешно.       — Кто-нибудь знал о том, что Баттерса до сих пор сажают под домашний арест? — снова спросил Клайд, оторвавшись от чтения.       — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать жизнь Баттерса, Клайд! — уже зло ощетинился Толкин.       — Да я так, к слову.       — Какая уже разница? — спросил Джимми. — Не думаю, что он вообще в ближайшее время выйдет из больницы.       — Это всё равно неправильно, — повторил Толкин, продолжая читать.       Я же решил, что закончил. От этой тревожной бессмыслицы мне самому становилось не по себе. Баттерса даже было немного жаль, но сейчас он точно находился в единственном месте, где ему смогут оказать необходимую помощь. Я кинул дневник на столик, и он приземлился с громким хлопком.       — Нашёл что-то важное? — спросил меня Толкин, подняв взгляд.       — Нет, просто галиматья, которая нам ничем не поможет.       — Я пришёл к тому же выводу, — Толкин вздохнул и последовал моему примеру. — У меня от них мурашки по коже. Поверить не могу, что не замечал за Баттерсом ничего странного.       Я проверил время на телефоне. Оказалось, что на бесполезное сидение в подвале и дотошное изучение повседневной жизни Баттерса мы потратили весь день.       Никто из нас этому факту не обрадовался, но и жалоб я тоже не услышал. Более недовольный, чем обычно, Клайд вылез проводить нас, но потерялся, пока мы шли мимо кухни.       Свежий воздух ощущался чем-то новым и даже роскошным после суток, проведённых в пыльном тёмном подвале, и по пути до дома я ни о чём особо не думал — просто дышал.       Дома я наткнулся на Тришу. При моём появлении она тут же сморщила нос.       — Я думала, ты уже сдох, — сказала она и после привычной взаимной демонстрации средних пальцев ускакала наверх в свою комнату. Я, временно забыв о том, что большую часть времени считаю её несносным подкидышем, какой-то магией оболванившем моих предков, чтобы проникнуть в дом и раздражать меня, решил, что вечер можно считать удавшимся. Нечасто она со мной разговаривает.       Я плюхнулся на диван в гостинной и, отмахнувшись от вопросов пришедших родителей о прошлой ночи, посмотрел новости. Полиция продолжала искать тело.       С чувством выполненного долга я поднялся к себе. Во время чистки зубов, пока пена стекала по моему подбородку, я всмотрелся в своё отражение и попытался представить, что я — это Кенни. Пена текла у меня изо рта, потому что меня душит Твик. А потом он вешает меня на дверную ручку и, схватив собранный заранее рюкзак, исчезает во тьме ночи, выскочив в окно, чтобы больше никогда обо мне не вспоминать. Фантазия вышла совсем нереальной, хотя кислый привкус на языке остался.       Ночью мне снился телефон Твика. Он снова и снова вибрировал от звонков с моего номера, а потом сел и и совсем замолк.