Часть 22
4 ноября 2022 г. в 20:00
— Я пытался помочь иным путём! Подходил ко врагу с другой стороны, так сказать! — Оправдывался ди Шарентон. Но его не слушали.
Де Бонбенор скомандовал возвращаться. По лесам отряд петлял уже достаточно, все вымотались, запасы еды подошли к концу. Даже прибавив к этому дичь, которой пока что удавалось подкреплять свои силы, остатков провизии должно было хватить ровно на обратный путь.
И потом, барон хотел принять ванну. Нормальную, чистую, горячую ванну.
Он собрал достаточно сведений, чтобы иметь материал на грядущий год. Можно было закрыться в кабинете и разбирать полученные сведения, пока не получится текст, хотя бы отдаленно готовый к печати. Несмотря на смертельную усталость, физическую и душевную, де Бонбенор с любовью поглядывал на свой улов, заключенный под клеенчатой обложкой тетради.
Однако следовало подумать и о другом приобретении, которым разжился отряд за время этой миссии. Арника… Де Бонбенор настолько был уверен, что девушка куда-нибудь денется сама, что теперь никак не мог сообразить, что лучше предпринять. Он сказал ей, чтобы она решала свою судьбу, и Арника ответила, что ее место рядом с Джеромом. Казалось бы, вот ответ — один-единственный. Но он барону не нравился. А потому, он считал, что ответов у него вовсе нет.
— Мы не можем просто взять и привезти из лесов ведьму, — говорил барон.
Джером не понимал, отчего же.
— Но Вы же знамениты именно тем, что больше всех знаете о ведьмах!
— Я пишу о них книги. Одно дело: слова на бумаге. И совсем другое — живая девчонка, на которую будет коситься весь город.
Джером взъерошил волосы на затылке, размышляя.
— Я могу сказать, что это моя сестра…
— Да, совсем у тебя от сказок голова опухла, — протянул барон. Ему не нужно было даже оборачиваться на Арнику, чтобы вспомнить, насколько она смугла. Никто в своем уме не поверил бы, что она приходится хоть кем-то Джерому, чьи светлые волосы с первым днем мая выгорали с ржаного до цвета белого золота.
Кем-то кроме жены, разумеется, но ведь и женаты они на деле не были. Ритуал, которым пользовались крестьяне, действительно все еще существовал в Кавернвале, пережиток влияния бралентийской культуры: если в день солнцестояния парень и девица перепрыгнут через меч, на худой конец, метлу, скажут такие-сякие ритуальные слова при старейшине, даже не при жреце — то вся деревня отныне будет считать их супругами. Но теперь это было не больше, чем милым обычаем перед походом к магистрату. Даже если бы Джером и Арника сделали все, как было принято по этому представлению о брачном ритуале (чего они, насколько видел барон, не совершали), они не считались бы мужем и женой. Уловка в деревне оборотней вышла славная, но теперь не осталось причин воображать, будто кто-то еще этому поверит. Уж точно не в Кавернвале. Никогда.
— Я могу сказать правду. — Джером стиснул кулаки. Барон непонимающе посмотрел на юношу, медленно бледнея. — Она моя жена. Пусть пока только по законам Апима. Но это до поры.
Барон покачал головой.
Можно было сказать, что Арника просто прибыла издалека. С юга Эльзила или бабка ее оказалась с Кисивачету. Труднее было объяснить, откуда она взялась в компании мужчин, отбывших в Апимские леса.
— Мы уедем в мою деревню, — пообещал Джером. — Вас это не обременит.
Действительно, в таком случае барон мог сделать вид, что никакого отношения к этой странной девице он не имеет. Соблазнительно было бы — снять с себя всякую ответственность. Но Джером… барон не говорил, что он ему как сын, которого у него никогда не было. Он и про Эджертона хотел бы такое сказать. Но, так или иначе, если одному из парнишек, которые заменяли де Бонбенору никогда не существовавших сыновей, требовалась помощь и защита, барон считал своим долгом оказать посильную помощь, не дожидаясь просьбы.
Он все еще ломал голову, чем же может подсобить — кроме как оставить Джерому и его суженой немного денег. Или даже изрядную сумму… Золотом можно откупиться от жандармерии и магистрата, но нельзя унять слухи, бродящие по деревне. Монета, вынутая из кармана в неурочный час, порой может сделать только хуже.
Но сама судьба помогла Арнике.
— Так оно обычно и бывает, — произнесла она и убрала от лица прядь, которую ветер бросил ей в глаза. — кому-то беда, кому-то спасение.
Отряд наткнулся на перевернувшуюся повозку на самом краю леса. Еще немного — и они выехали бы на песчаную пустошь Межевых земель, а за ними, всего в дне пути, уже маячил Кавернваль.
Арника опустилась на корточки, исследуя место трагедии. Джером стоял рядом с нею, барон — в нескольких шагах позади. Остальные члены отряда не стали и спешиваться. Арника повела носом, точно животное. Оборотницей она не была, но повадки переняла прекрасно: и от отца, и от матери. Протянула руку, но Джером не мог предположить, что она почувствовала, кроме жара от углей. Мало что еще осталось от повозки и большей части пассажиров. Несколько тел лежало в отдалении, вывернутые и изломанные при падении. Арника сказала, что оборотни тут ни при чем, и Джером согласился: следов зубов не видать было ни на одном из тел. Барон подумал, что тем вероятнее как раз обратное.
Ведьмы, по словам Арники, также не прилагали к этому рук. Просто невезение: в обитую железом повозку ударила молния. Тут, меж редких низкорослых деревьев и кустов та и впрямь могла притянуть к себе небесное лезвие.
Среди выпавших из повозки тел была и женщина: выше и толще Арники, но ведьма все равно принялась раздевать ее. Других-то вариантов не было. Непочтительно это было к мертвой, и уже после барон завернул в плед оставшуюся в одном исподнем торговку. Вечером Эджертон, ди Шарентон и остальные вырыли могилы и похоронили тела. Арнику решили представить единственной выжившей в этом несчастье.
Одежду хорошо было бы если не постирать, то хотя бы сполоснуть в воде или почистить песком: даже если забыть, что наряд Демиург знает сколько пробыл на мертвом теле, на белой блузке расплывались отчетливые бурые пятна крови от выворотивших грудную клетку ребер прежней обладательницы. Арника, впрочем, не затруднила себя даже брезгливой гримасой. Деловито стащила с тела одежду, не отказавшись от помощи Эджертона, и кивнула Джерому: посторожи. Она не хотела погибнуть голой, пока голова ныряет в ворот блузы.
В ее народе считалось, что переодевание — маленький ежедневный ритуал. На своих рубахах, платьях и юбках апимцы вышивали разные картины, символизирующие время, землю, воду или что-то еще, чему принято было меж них поклоняться. На белой сорочке рисунков не было, и на бежевой блузе тоже, что смутило Арнику. Но она подумала о том, что это вполне вписывается в ее понятия о ритуале. Она начинала новую жизнь — с чистого листа. И поклоняться, возможно, ей предстояло чему-то новому, неизведанному. Она узнает, что это будет, и вышьет на своей рубашке сама.
Ди Шарентон, наблюдавший за тем, как девушка переодевается: стройный силуэт смуглого тела на фоне заката превратился в черный, точно нарисованный тушью портрет на камее.
— Не торопись жениться, — сказал ди Шарентон, проезжая верхом мимо Джерома, когда тот отдал платье Арнике и отступил на несколько шагов. — Я к вам наведаюсь. Посмотрю на твою молодую.
Джером проигнорировал эти слова.