Королева и разбойница

      Слова ди Шарентона застряли у Криссы в голове и не желали уходить. «Сходите в пагоду, » — сказал он. Крисса думала, как это может быть осуществимо. Возможно, ди Шарентон ждал, что она обратится к нему за помощью, он проведет ее внутрь — и так сделает своей должницей. И Крисса не торопилась отказываться от этого варианта. Но она приберегла его на случай, если у нее не останется выбора.       Крисса до сих пор не была уверена, кому может вполне доверять во дворце. Эйгре? Тиксье? Оба могли ее предать, если сочли бы, что она не вполне королева. Или если им это будет выгодно. Или всё сразу. Крисса давно не чувствовала себя в безопасности, но теперь ее почти ежеминутно снедала тревога.       Тем не менее, идти в одиночку она тоже опасалась. Ее богатое воображение нарисовало множество печальных исходов: вот она заперта внутри, некому позвать на помощь, некому даже вообразить, что она в пагоде… Страшная смерть от голода и жажды. Или: некому подать знак, что их могут увидеть — и наказать за подобную вольность. Позор, изгнание из дворца… Крисса пыталась убедить себя, что у страха глаза велики. Но бесстрашие, насколько она знала, не всегда есть чистая храбрость. Иногда это глупость. Если полагаться только на судьбу всегда и во всем, воображая, что ты не можешь предвидеть ничего в своем будущем, так нет нужды и готовить пищу и ополаскивать овощи: а если желудок скрутит, так это судьба, которую, как ты решил, не перехитрить.       Не думала Крисса, конечно же, и того, что ее не ждет никакого неприятного сюрприза впереди. Но, как известно, подходя к пчелам, закрой лицо.       Так что она взяла с собой Эйгру.       Пагода вблизи оказалась вовсе не такой нарядной, как Крисса успела навоображать. Синий купол, мраморные колонны, под мрачным небом казавшиеся серыми… Если бы Крисса не подозревала, что внутри, была бы вовсе не так заинтересована попасть за двери.       Отдаленно пагода напоминала обычный храм Демиурга, но и старинные апимские святилища тоже: узкий ступенчатый шпиль, дотягивающий пагоду до высоты в полтора этажа, пологие углы стен, расползающиеся книзу. Пагода выглядела так, словно сам Демиург насыпал ее сверху прямиком на дворцовый сад. Вход имелся только один, и, что изумило Криссу, представлял собой обычные створки двери. Белые, украшенные резьбой, как многие двери меж комнатами во дворце. Прочными они отнюдь не выглядели. Замка Крисса не видела.       — Позвольте мне, госпожа, — сказала Эйгра, отодвигая королеву плечом. Крисса хотела возразить и первой коснуться двери, но капитанша уже ткнула дерево кончиком шпаги.       Ничего не произошло. Эйгра толкнула дверь ладонью, еще, сильнее, надавила плечом: тщетно.       — Быть может, закрыто изнутри? — Эйгра пожала плечами. — Может, жрец проникает внутрь по подземному ходу и отпирает дверь королеве?       Звучало почти правдоподобно. Но это не объясняло, почему дверь представляет собой столь тонкую пластинку дерева. Криссу посетила идея.       — Может, дело в каком-нибудь заклинании? Сюда не могут войти те, кто не принадлежат к королевской семье? Или те, кого никак не касалась магия? — Она подняла руку, показывая волшебную вязь на пальце. — Но, по счастью, у меня есть немного и того, и другого.       Крисса осторожно толкнула дверь, и та поддалась под ее рукой, как крыло бабочки.       По крайней мере, одно из предположений оказалось верным. Эйгра скрылась в кусты, чтобы следить за дорожкой и предупредить Криссу, если возникнет риск, что ее увидят. А сама молодая королева вступила под своды священной пагоды.       Внутри было прохладно, но освежающе — не больше. Высокий потолок пронизало кружево солнечных лучей. Крисса повернулась кругом, оглядываясь: стены поделены на десять частей, и в каждой — узкая фреска. Ни одну из сцен Крисса узнать не могла. Должно быть, что-то из мифологии культа Демиурга, подумала она.       В центре, перекрещенная солнечными лучами, возвышалась высокая резная тумба, укрытая кружевной вуалью. На ней, распахнутый на одной из страниц, лежал Фолиант Желаний — артефакт, в существовании которого сомневался весь Кавернваль. И весь же Кавернваль судачил.       Крисса рассматривала Фолиант: на вид он выглядел почти обычно. Почти… Книга как книга, что касается переплета и страниц. И если смотреть издалека. Стоило Криссе шагнуть к нему, как слова заискрились золотом, и сияние взмыло вверх — но, конечно, можно было решить, что это так только чудится. Просто полуденное солнце вышло из-за облаков и плеснуло яркими лучами прямо на Фолиант. Однако Крисса понимала, что все не так. Она чувствовала. Магия дрожала над страницами, как воздух над костром. Крисса протянула руку, и сияние угасло, буквы потемнели. Однако Фолиант ощущался, как живое существо. Можно было его погладить или же ущипнуть. Крисса не собиралась делать ни того, ни другого. Она видала за свою жизнь вещи и более причудливые. Фолианту пришлось бы подождать, пока королева обратит на него свое внимание.       Крисса сдвинула тумбу и увидела, что под нею в полу виднеются тонкие линии, очерчивающие темный прямоугольник. Крисса снова прижала руку к животу в волнении. Что это было? Плита? Но вынуть ее она не могла, и только успела сдвинуть тумбу с Фолиантом на прежнее место, заслышав неумелое и едва слышное уханье Эйгры (слишком тихое, чтобы предупредить Криссу заранее), и приближающиеся шаги. Сразу несколько пар ног хрустели гравием. Но внутрь вошла одна королева Норберта.       — О, Демиург, а я-то думала, в нашем замке не водится крыс, — вздохнула она с притворным спокойствием. Но Крисса видела, что королева-мать изумлена и едва сдерживает ярость.       — Ты дорогие шелка так и носишь, как дерюгу. Как лохмотья, из которых тебя вытащил мой сын.       Крисса, как ни старалась, не привыкла, что дряхлая старуха вдруг так заметно помолодела, что сама совершала прогулки и стала говорить зычным контральто. Больше того, казалось, королева-мать стала еще свежее, чем в прошлую их с Криссой встречу. Глаза блестели молодым огнем, спина совершенно выпрямилась, с рук пропали темные пятна.       — Ты — паразит. Скорпион, заползший в наш дом. — Произнесла Норберта неодобрительно и скучающе. — А скорпионы, как известно, без причин жалят все, до чего могут дотянуться.       — На свете нет ни одного существа, сколь угодно малого, нападающего без повода.       Крисса и у Норберты видела причины так себя вести: алчность. Жажда магии, бессмертия — недостижимого, но королева-мать была готова согласиться на его иллюзию… Даже банальная жажда денег: Кавернваль давно не заключал союзов с другими государствами, и Норберта еще помнила, что когда-то была герцогиней. Ее взлет был в свое время не столь головокружительным и стремительным, как у Криссы. Но наверняка Норберта ощутила разницу. То, что можно королеве, для герцогини табу.       — Ты думаешь, что мы враги, маленькая замарашка?       — Не знаю, — Крисса пожала плечами. — Только если Вы захотите.       Она сделала несколько шагов к алтарю, и Норберта заметно напряглась.       — Когда я была гораздо моложе, нежели сейчас, и королевский жандарм держал меня за шею под затылком, он сказал мне кое-что… — Крисса действительно помнила каждое его слово до сих пор. — «Просто сдайся. Просто прими, что мы правы.» И я это запомнила.       Она сделала еще несколько шагов к Норберте, и та отпрянула, так что ощутила поясницей холодный мрамор постамента с Фолиантом Желаний.       — И с тех пор для жандармов и тех, кто отдает им приказы у меня только один ответ. Тот же самый. Я возвращаю эти слова.       — О, ты не скорпион. — Нос Норберты сморщился. — Ты чудовище.       — Уверена, что для вас так и есть.       Крисса невольно вспомнила, что сказала баронессе де Бонбенор во время одного из ее визитов: «Я служила Вам три месяца, и, клянусь, дольше быть услужливой я не умею.» Здесь, во дворце, она пробыла ровно столько же.       Норберта бросилась к двери мимо Криссы, но властный голос девушки остановил королеву-мать на полпути.       — Вряд ли вы помните… королевские особы редко даже пытаются запомнить такие вещи. Но когда-то на границе вашей страны стояла деревенька Ватуаз. Там я жила… — Крисса положила руку на живот, перевела дыхание. — жила и была счастлива. Но Вы, королева Норберта, и ваш благовоспитанный сын Бергат, решили, что Ватуаз прекрасно подойдет для того, чтобы стать примером для других. Кто вздумает позволить себе лишнего.       — Это была мятежная область! — В голосе Норберты еще звучала сталь. Но даже она не делала ее слова сколько-нибудь убедительными. — Рядом с Апимом!       — А в Апиме, как известно, ведьмы, — Крисса ухмыльнулась и показала пальцем на Фолиант Желаний. — Что делает колдунью колдуньей? Нужно родиться таковой, и без толку, если в жизни не произнесешь ни одного заклинания? Или достаточно использовать магию? Пусть ты и обычная женщина.       Норберта фыркнула, не удержавшись. Обычной она себя не считала, ни по каким меркам.       — Как подожги Ватуаз? Ночью, это я знаю. Но — факелами? Или, как королева Фабиола, заклинанием?       Норберте нечего было сказать. Она знала, что это ее вина. Нет, она помнила, что отдала такой приказ. А вот в том, что она раскаивалась, Крисса сомневалась.       — Деревня сгорела дотла, и я стояла в отдалении, но голыми ногами чувствовала, как горяч песок.       Крисса положила пальцы на страницу Фолианта Желаний.       — Вы боитесь магии и превозносите ее, потому что не понимаете ее сущности. А это предмет простой, не сложнее лопаты. Я бы немало посмеялась над людьми, воображающими, будто их могущество обеспечено тем, есть у них или нет лопата.       Пальцы заскользили вниз, и Крисса подняла их к глазам — даже чернильного следа не осталось.       — И уж точно лопате можно найти применение. Не говоря уж о Фолианте желаний.       Королева-мать вздохнула. Крисса только что была уверена, что ей удалось впечатлить Норберту, но та отвечала, точно ее ничего не смутило в словах невестки.       — А ты — одна ли из нас?       Крисса не успела среагировать, разнеженная обманчивым чувством победы, и жесткие пальцы Норберты уже стиснули ее подбородок. Любимый жест дворян. Если крестьянка не слишком чумаза и ты хочешь, чтобы она подняла на тебя глаза — можешь оказать подобную милость и коснуться ее.       — Да… я… конечно.       — Я не о твоих жалких отметинах. — Норберта шлепнула Криссу по руке. Та и поднять ладонь как следует не успела. — Говоришь, ты из деревни близ Апима?       — Я была обращена в веру Демиурга. Как и многие мои соплеменницы и соплеменники. — Крисса кивнула, подтверждая свои слова и одновременно выбиваясь из ослабшего захвата Норберты. Крисса подцепила пальцем шнурок на своей шее и показала висящий на нем кулон — серебряный треугольник, знак Галлиопа Горгиноя, символ Абсолюта, посылаемого Демиургом. Десять лет покоясь у нее на груди, серебряный амулет потемнел, придавленный к разгоряченной коже не знающей отдыха крестьянки.       Королева мать вздохнула и сделала шаг назад. Разве что ладонь о юбку не вытерла.       — Останьтесь здесь. Раз уж Вы такая негодница, что суете нос, куда не следует, пусть, по крайней мере, это пребудет в тайне. — Норберта качнула головой, намекая, что ее ждут у крыльца фрейлины. — Когда мы уйдем, можете выйти.       И, полная достоинства, королева-мать вышла из пагоды, раздраженно толкнув обеими ладонями легкие дверцы.