Весна

      Запрокинув голову, Суигетсу шипит, скалит острые зубы, крепче стискивает чужую талию коленями. Туман заволакивает голову, плотный и мягкий, в котором нет ничего, кроме инстинктов. Мир ограничен темной комнатой и влажным от пота футоном, где, насаживаясь на чужой член, Суигетсу чувствует себя почти даже хорошо.       Горячий лоб утыкается ему под ключицу, губы находят напряженный сосок, заставляя снова шипеть.       Раньше, чем услышать, а, тем более, понять, Суигетсу просто чувствует, как изменилась окружившая их тишина. Неровный выдох, почти всхлип, по ту сторону сторону двери и торопливый стук каблуков по коридору. Туман в голове становится прозрачным, уже не скрывающим неприглядность собственной жизни в целом и происходящего в частности.       Саске, разумеется, тоже все понимает. Но останавливается только на секунду, прежде чем продолжить.       — Плевать, — почти рычит он, за горло прижав дернувшегося было Суигетсу к футону.       Можно, конечно, пойти на принцип, вспомнить, что когда-то в нем воспитывали гордость и резкость характера, но тот предпочитает поддаться. В конце концов ему первому должно быть плевать на поехавшую суку Карин и ее трагедию, но сколько бы он не думал об этом голова не наполняется туманом снова. Суигетсу больше не весело и даже немного противно. Саске со своими острыми скулами, резкими росчерками бровей, пронизывающим насквозь взглядом вдруг кажется непереносимо скучным.       Тот пытается вернуть интерес к себе. Прижимается губами к плотно сомкнутому рту, обхватывает пальцами опавший член, но так и не получает ответной реакции. А потом перестает делать вид, что ему не все равно. Недолго еще он двигается, прежде чем до боли вцепиться в бедра.       Суигетсу не хочет принимать в себя чужую сперму, потому в последний момент растекается, впитываясь в ткань.       — Черт!.. — спуская в никуда, Саске злится. Возможно, чувствует себя униженным.       Внутри футона пахнет потом, пылью и плесенью. Суигетсу оставляет всю эту грязь там, вытекая на пол, где вновь формируется чистым. Хотя пульсирующее ощущение чужого присутствия никуда не девается.       — Я же просил, — Саске заправляет член в штаны и накидывает сползшую рубаху обратно на плечи.       — А я просил не кончать внутрь, — уже поднявшись на ноги, Суигетсу упирает руки в бока.       Саске проходится прохладным взглядом по его телу, хмурится.       — Я бы успел, — он не пытается доказать, просто ставит перед фактом. Как будто думает, что может заставить Суигетсу устыдиться поспешности своих выводов.       Тот только отмахивается:       — Пофигу. Ты бы лучше пошел поговорил с Карин, а то она мне башку снесет.       — Я не собираюсь перед ней оправдываться.       Спорить с ним что головой об стену биться. Суигетсу нравится Саске, по-своему, но вполне искренне. Иначе не было бы никакого смысла идти за ним, а тем более подставлять задницу.       — Знаешь, Саске, — говорит он, натягивая штаны, — лидер из тебя, прямо скажем, так себе.       Ответа на свой выпад он не получает, только очередной злой взгляд. Это задевает, но по касательной. Взаимное безразличие — кажется единственный способ взаимодействия с Саске без травм, без обид, без чувства унижения. Нужно быть таким же черствым ублюдком, который просто берет все, что хочет взять, и делает все, что может сделать. Суигетсу пытались воспитать таким же, но он никогда не преуспевал.       Поэтому, накинув плащ и взявшись за ручку двери, он все же сдает позиции.       — Не очень-то и хотелось. Сам разберусь, знаешь ли.       В коридорах убежища, что предоставили им Акацки, почти нет света. Не считая отдельных обжитых комнат, это место кажется заброшенным. Но здесь есть печь, которую можно затопить, есть вода, есть крыша и стены, достаточно надежные, чтобы выдерживать любую погоду, что делает его комфортнее любого другого ночлега, что был у них за время этого глупого путешествия.       Еще по удаляющимся шагам было понятно, что Карин сбежала из убежища. Хороший способ с ней разминуться, но Суигетсу идет следом. Хочет сказать себе, что собирается полюбоваться болью, что причинил этой поехавшей суке. Пусть даже жжение в разбитом сердце едва ли сможет сравниться с той агонией, что пережил Суигетсу в лабораториях Орочимару.       Только вот во рту горький привкус, будто он все же наглотался грязи из футона.       Суигетсу сплевывает, прежде чем выйти на улицу.       Искать долго не приходится. Карин сидит на траве под единственным деревом. Пусть она плачет беззвучно ее выдает поза лицом в колени и очки, сжатые в ладонях.       — Привет, — Суигетсу натягивает улыбку.       Карин — не Саске, она всегда реагирует. Импульс, действие.       — Ублюдок! — быстрый, почти змеиный бросок. Суигетсу мог бы пропустить удар, если бы не ждал его.       Он не ставит блок, просто позволяет своему лицу распасться на воду, окатив Карин фейерверком капель.       — Слушай, я не виноват, что Саске не по девочкам, — отступив на шаг, он поднимает руки в сдающемся жесте. Хоть Суигетсу и старается выглядеть расслабленным, он полностью готов к новому нападению. Но Карин не нападает. Набирает воздуха в легкие, открывает рот, но вместо слов линия ее губ плаксиво ломается.       — Ты идиот, — Карин резко отворачивается. Замирает, запрокинув голову, а потом снова начинает плакать, не сдерживаясь, громко и отчаянно, как, кажется, умеют только маленькие дети, фрустрированные несовершенством этого мира.       Суигетсу забывает, что хотел сказать и какие обиды вернуть, просто смотрит на нее, как на дурной сон. Вывод, что напрашивается, кажется глупым, взятым из ниоткуда, но очень вписывающимся в его представления о Саске.       — Так… вы с ним тоже того этого самого, что ли?..       — Да!.. — судорожно выплевывает Карин и снова садится на траву.       Вместо злости Суигетсу чувствует неловкость. Все происходящее — не та ситуация, в которой он был готов оказаться. Лучше бы Карин извелась от ревности, кидалась на него с кулаки, а он бы, уходя от ударов, откровенно издевался над ней и ее болью. Так было бы просто и понятно. Не пришлось бы смотреть на нее, такую маленькую и уязвимую сейчас, что кажется не то что рукой, а неосторожным словом переломать можно.       — Я не знал…       С заметным усилием взяв под контроль хотя бы голос, Карин отвечает:       — Да какая разница?! Он-то знал!..       — Знал… — эхом повторяет Суигетсу, потихоньку все больше осознавая неприглядность происходящего. В равновесии удерживает мысль, что ему-то Саске ничего не обещал.       Он недолго мнется, прежде чем сесть рядом. Удивительно, но Карин не отталкивает, не отстраняется, только проглатывает очередной всхлип и утирает слезы, хотя от этого уже мало толка. Красные пятна, искусанные губы, распухший нос выглядят как будто бы даже неправильно на ее лице.       Ни разу, отпуская шутки про Саске, Суигетсу не думал о том, насколько глубоко это болезненное чувство, которое Карин зачем-то называет любовью, засело в ней.       — А у вас все серьезно, что ли?.. — спрашивает он неловко.       Она сглатывает, облизывает мелкие трещинки на губах.       — Я думала, да…       — А он что?       — Ничего!.. какая же я дура! Дура-дура-дура! — Карин колотит себя по лбу так отчаянно, что Суигетсу приходится перехватить ее руку. Осознав, что сделал, он ждет, что вот теперь она точно нападет. Карин действительно делает рывок в его сторону, но только за тем, чтобы прижаться к плечу щекой.       Истерика накрывает ее новой волной. Суигетсу больше ни о чем не спрашивает, только держит за руку и гладит по непослушным волосам. Первая мысль — отступить, чтобы не преумножать чужие страдания. Свет клином на Саске не сошелся. Но все внутри противится, будто этот план равносилен предательству. Карин поплачет, забудет и снова прыгнет в постель Саске с надеждой, что еще немного и все у них точно будет серьезно. И в конечном итоге ничего не изменится вне зависимости от того, отступит Суигетсу или нет.       — Эй, — он треплет Карин за плечо. — Да дался тебе этот Саске…       — Дался, — тянет она жалобно, не поднимая головы.       — Да ну. Он же мудак! И трахается, кстати, так себе, — Суигетсу задирает нос с самым авторитетным видом. Ему все также горько, но слова льются сами собой, как будто какая-то абсурдная шутка может починить то, что сломано.       — Тебе будто есть с чем сравнить, — фыркает Карин после паузы.       — А тебе?       — Я, между прочим, берегла себя для него! — Карин распрямляет спину, поджимает губы в попытке вернуть лицу куда более естественное для него стервозное выражение.       — Не знаю тогда… пойдем Джуго спросим? Его Саске, наверное, тоже разложил.       — Придурок! — Карин пихает Суигетсу в плечо, в ответ на что он только заливается смехом.       — Ну, хочешь, тоже потрахаемся? Тогда будет с чем сравнить!       — Заткнись!       — А представь, какое у Саске будет лицо, когда он узнает!       — Я не собираюсь с тобой трахаться, понял? — шипит Карин и переходит на кулаки, но вполсилы, а не как обычно.       Суигетсу позволяет повалить себя на траву, не сопротивляется, только привычно группируется и прикрывает лицо. Ему смешно, до боли в ребрах, до удушья, до жжения в глазах. Даже слезы текут от того, насколько смешно.