Заложник разума

Чонин просыпается с восходом солнца. Он медленно разлепляет глаза, осматривая неизменную комнату. Светлые стены мягко отражают желтоватые лучи, по полу разлились солнечные лужи. Пыль плавно парит в ярких струях света. Его глаза немного слепит, отчего невольно поднялась рука, закрыв лицо. Ян слышит, как шуршит занавеска у открытого окна, а там птицы только начинают щебетать, ещё не разыгравшись. Он бы хотел запеть с ними, но его горло немного першит от ночного сквозняка. Чонин не спешит подниматься с кровати, ведь под одеялом тепло и уютно, будто в объятьях ангела-хранителя. На лице Яна расползается улыбка совсем непроизвольно, будто так был задуман этот момент Создателем. На щеках парня утренний румянец, а руки быстро трут лицо в попытках придать пробуждение организму. Чонину пора вставать с кровати и приступать к работе. Священник помолился и перекрестился три раза, после чего умылся и надел свою роскошную робу. Его одеянье сверкало на солнечных лучах, проникающих в комнату через окно, что ранее ему не нравилось, но со временем свыклось. Он забрал с прикроватной тумбочки молитвослов, прихватив его, направился в храм. Путь не был далёким. Совсем скоро его встретил ряд ступенек, стремившихся выше, ко входу в церковь, маленький колокол, как украшение, а затем и главные врата — высокие двери, обрамлённые красивыми узорами, по бокам от них виднелись витражи, что отражались внутри бликами невиданной красоты. Священник рутинно сложил три пальца правой руки, приложил по лбу, животу, плечам, повторив движения точно по три раза и наконец зашёл в главный зал церкви. Одни уборщики и уборщицы возились с дырявыми тряпками, пока вторые на коленях вымывали каждую плиточку на полу, остальные вытирали пыль с золотых рамок образов. Ян медленно проходил по залу, осматривая в очередной раз всё те же неизменные иконы. Ещё чуть-чуть, казалось бы, и они задвигаются, выскочат из своих маленьких обитель, разыграют сценку и вернутся, будто ничего и не было. Чонину хотелось верить, что их персонажи не заточены в иконы навечно, а продолжают жить вне, обращаться к людям в разных обличиях. Он давно не встречал ни одного явления святых вокруг. Обычно Яну снились пришествия святых с образов, как они его проучают, наставляют на путь истинный, как даруют ему свет и хлеб насущный. Иногда после его молитв сразу начинал идти дождь или начиналась гроза — святые его услышали и пришли. Но не сейчас. Все голоса, знаки, явления, — все они приостановились. «У них и помимо меня есть другие дела,» — в шутку проговаривает Чонин себе под нос, широко улыбаясь. Его взор перехватывает поблёскивающие на витражных отражениях рамки икон на иконостасе, будто светило через крышу просочилось внутрь церкви. Глаз восторжен и радуется такой красоте. Ян заходит за невидимые с обратной стороны двери, приближаясь к главному алтарю. Вокруг него уже сидело два других священника, однако те даже не повернулись в сторону Чонина, будто бы специально его игнорируя. Они не были особо радушными, не пускали его в свой круг, казались сами по себе. Волки одиночки, которых связывало одно лишь положение. Чонин точно знал, что все работники почитали каждого из них, несмотря ни на что. Даже совсем маленькие дети, что внезапно оказывались в церкви, называя одного из них своим отцом, не смущали персонал. Для Яна это не было проблемой. Бог им судья. За иконостасом проиходят все приготовления для молитв. Большое зеркало, чья рамка отражает даже самые тонкие лучики света от свечей, красиво переливается в углу, манит Яна к себе. Чонин подходит к зеркалу и осматривает себя. Он выглядит как обычно. Светлая роба с золотыми нитями, камни и металлы, блестящие на солнце. Смотря на себя, его мышцы немного напрягаются, что он принимает за духовное насыщение и отходит от зеркала поскорее. Странное и непонятное ощущение, в котором не хочется разбираться. Только часы пробивают семь, через двери церкви проходят первые утренние посетители. Сегодня воскресение, а люди, в большинстве своём пожилые, собираются в очередь за восковой свечкой и записью имён друзей «‎за упокой». Чонин, закончив молитву у алтаря, кланяется скульптуре распятого Хреста и целует серебряный крест у её подножья, после чего выходит в общий зал, чтобы проверить церковные подсвечники и свечи в них. Проходя через толпу, большое количество пожилых дам приветствует парня, расспрашивая его обо всём по пути. Чонина любили прихожане за то, насколько серьёзно он может предстать перед Богом на молитве, но каким приземлённым является при обычном разговоре. Его розоватые щеки собирались в два шарика над широкой улыбкой, пока он отвечал на очередной вопрос, уши немного краснели, но ответ всегда был окончательным и верным. Да и дети его любили. Чонин мог успокаивать даже совсем маленьких ползунов, только беря их на руки, смотрел в глаза и улыбался, что уже заставляло их расслабиться. Стрелка часов приближалась к восьми, зал был практически заполнен прихожанами всех возрастов и профессий. Много молодых семей с маленькими детьми, матерей и пожилых людей, что пробивались в первые ряды, у пьедестала. Осматривая толпу сверху, Чонин подмечал знакомые лица, постоянных посетителей, а также ребят, что ещё недавно еле стояли на ножках, но медленно начинали вырастать и меняться. Его сердце теплело при их виде. Ян объявил начало молитвы для зала, положил молитвослов на пьедестал и повернулся к церковному хору, чтобы обговорить неизменное начало. Это не заняло дольше трёх минут и вскоре богослужение началось. Голос священника громко и отчётливо отражался от стенок и потолка, резонировал и возвращался обратно к слушателям, хор монотонно подпевал. Чонин помнил все строчки воскресенской молитвы, в его словах никогда не было слышно волнения или неуверенности. Его сердце билось ровно, будто в такт со всеми находящимися в одном помещении. До сегодняшнего дня. Глаза Яна легко прошлись по лицам прихожан, однако на одном из посетителей они задержались подольше, чем следовало. Чонин начал запинаться, строчка молитвы буквально вылетела из его головы, слава Богу, молитвослов лежит прямо под глазами. Эта маленькая книжечка — единственное, что спасло Яна. Его пульс резко участился, не собираясь сбрасывать обороты. Он больше не может концентрироваться. Хочется снова посмотреть на него, того парня в толпе. Ян обращает глаза точно в молитвослов, считывая строчки молитвы с него, чтобы, не дай Бог, не запнуться снова. Держать внимание на бумаге становится всё сложнее, быстрый взгляд в толпу становится сладким запретным плодом, плодом искушения. Беглый взгляд снова, будто разряд пронизающего тока по всему телу. Его силуэт остаётся в сознании, как гравюра на металле. Чонин дочитывает молитву, с небольшим хлопком закрывает книжечку и быстро скрывается за иконостасом. Он проходит сквозь всё пространство напрямую к зеркалу, осматривая себя снова: розоватые щёки, с которых не сходит румянец, красные уши и шея, налитая кровью. Его руки опираются на рамку, голова опущена, пока он пытается отдышаться. Снова поднимает голову и видит в своих глазах огонь и яркие вспышки. Ян мотает головой, стараясь прогнать все мысли из неё, как его подзывают остальные священнослужители проводить причастие. Чонин забрал все атрибуты у алтаря и, глубоко выдохнув, решился выйти. Он стоял посередине, держа серебряный крест в одной руке, пальцами почти не касаясь рисунка. Он старался максимально рассеять свой взгляд, игнорировать толпу, не пропускать никого в свой разум, но снова проиграл, только он появился пред его глазами. Относительно высокий парень, с воздушными тёмными волосами, что еле доходили до его широкой линии плеч. Рельефная шея, которую, будто невзначай, открывал сильнее юноша, ключицы выпирали из медовой кожи, что так манила к себе прильнуть. Глаза того парня были глубочайшими, однако в них что-то блестело мимолётно. Его лицо завораживало и лишало дара речи Яна. Парень подошёл ближе, чтобы причаститься, однако его губы так и не коснулись креста. Пальцы Чонина почувстовали нежное, горячее прикосновение, что сводило его с ума. Губы того молодого человека на ощупь были мягче хлопка, теплее костра и милее самой прелестной иконы в церкви. После такого краткого касания Ян не успевал за своими мыслями. Его рука кратко потянулась машинально к удаляющимся губам в надежде на продолжение, однако была перехвачена разумом. Неизвестный поцеловал остальные части креста с некой задержкой (или так показалось только следящему за его губами Чонину), затем быстро проговорил своё имя. — Хван Хёнджин. Священник Ян, отстранившись, взял серебряную ложку с просфорой, вымоченной в вине, и протянул парню напротив, не в силах себя сдерживать, следил за каждым его действием. Хван положил ложку на язык, скрывая широкую часть затем во рту и из подлобья посмотрел прямо в глаза Яну. С тихим чмоком он высунул ложку вскоре, облизав обсохшие губы, ни разу не разрывая зрительного контакта со священником. Чонин крутил его имя у себя в голове с этого самого момента. Его воображение не покидало его лицо, улыбка, глаза, губы... По окончанию службы священник не мог выкинуть мысли о нём из своей головы. Его глаза всегда искали того в мечущейся толпе, будто он вот-вот из неё выйдет Яну навстречу, как в невероятных сюжетах. Горло быстро пересыхало, тело бросало в жар в ожидании чего-то. Чонин не здоров, он явно не здоров. Возвращаясь в свою комнату, парень закрывает двери на ключ, скатывается вниз по ней, обхватывая колени, зарывается головой в ногах. Голову разрывает на части, пальцы сжимают и оттягивают волосы на макушке от всех неверных мыслей. Ян тихо скулит и мотает головой, пытаясь выбросить из черепной коробки все мысли. Для него это чувство настолько ново и непонятно, как грешно и желанно. Этот юноша... Что-то в нём сильно манит и притягивает, а одни мысли о нём заставляют сердце сбиваться с привычного ритма, ускоряться. Уши и щёки моментально приобретают красноватый оттенок. Попытки отвлечься тщетны. Молитвы перестают отвлекать разум от образа того парня. Хван Хёнджин, змей-искуситель наяву. Эта ночь пришлась Яну серьёзным испытанием. Что он ни смыкал глаз своих, всё видел того юношу перед собой. Его глаза, лицо, руки и шея, все открывалось для него, он будто близился, а затем огонь в очах и губы, язык — заточали его в клетке, из которой нет больше выхода. Чонин не знал, что было хуже: закрывая глаза, увидеть его снова или же, закрыв, больше не захотеть открывать никогда. Однако было то, что страшило его больше всего, — приятное ощущение напряжения во всём своём теле, будто его натянули как струну, но, плавно играя, приносят удовольствие. Хочется всё больше и больше.

***

У Ян слоняется по залу, осматривая подсвечники, разглядывая образа вокруг. Что-то в их взгляде изменилось. Они будто больше не смотрят на него или просто позируют для картины, не хотят выходить из своей рамки. Витражи не оставляют разноцветных зайчиков на полу без света из-за облаков, что скрывают за собой солнце в небе. Глазу священника не за что зацепиться, взгляд бегает по всему помещению. Редкие посетители слоняются и робко спрашивают наставления, которые Чонин только и рад дать. Всё больше людей подходит к нему с вопросами, на что он охотно отвечает со своей фирменной улыбкой на лице. Его сердце радуется вновь ощутить эту нужду в нём простых людей, его глаза сияют чистым светом Божьим. Оторвавшись от толпы, священник бесцельно обходит зал, замечая вытянутую фигуру, что за ним наблюдала до этого самого момента. Даже с такого расстояния, Ян понимает, кто есть этот загадочный герой. Хочется сбежать, но ноги будто вросли в пол. Коленки Чонина медленно и еле заметно начинают подрагивать, тело напрягается. — Я не осмелился подойти к Вам, пока рядом было так много людей, — Хван расплылся в улыбке и коротко облизал пересохшие губы, — Священник Ян, прошу Вас, не могли бы Вы направить меня, грешника, на путь истинный? — Хёнджин приблизился и совсем близко к его уху прошептал, — Я совершил слишком много грехов, чтобы так просто ступать по этой священной обители. — Что Вы имеете в виду? — тихо переспросил Чонин, чуть ни запинаясь. — Знаете, я не должен Вам об этом говорить не на причастии, но... — его рука медленно скользила по робе от груди до живота, — Ваш голос свёл меня с ума. Я не мог выбросить его из головы, сколько бы ни старался. Каждый раз я вспоминаю его и такое приятное чувство растекается по моему телу. Я перестаю ровно дышать, моё сердце уходит в радостный пляс, а руки мои плавно двигаются по телу без моей команды, — он шепчет с улыбкой, поглядывая на лицо Яна, — Ах, будто Вы ими управляете! — ладонь Хвана отстраняется от торса Чонина, пальцы оставляют последние горячие касания внизу живота, — Прошу, что же мне делать? Ян в замешательстве. Его горло не может издать ничего кроме тихого, обрывистого вздоха. Разум затуманен неизвестной дымкой, что не даёт правильных ответов. — Хван Хёнджин-щи, прошу, приходите завтра в нашу церковь. Я Вам обязательно дам ответ, — священник неуверенно и медленно проговорил, стараясь не выдавать рваного дыхания. Юноша отстранился от уха Яна, посмотрев ему точно в глаза, поблагодарил и быстро скрылся за дверьми церкви, оставив Чонина одного в пустом углу. Парень опустил взор вниз, наблюдая за своими красными руками, что немного потрясывало, в них чувствовалась пульсация неспокойного сердца. Этот человек сводит его с ума. Прийдя в свою комнату, Чонин сразу лег на кровать. Его тело ныло и тряслось, будто не терпело чего-то, хотело вырваться из непонятных оков. Внизу живота неприятно тянуло. Он старался игнорировать все приходящие в голову мысли, однако это мало помогало, они брали верх. Ян закрыл лицо руками, будто вжимал его в подушку под затылком, что, к сожалению, не получалось. Хотелось скрыться от всего мира, уйти в не просветную тьму, как только его рука снова ощущалась на животе, в голове говорил его шёпот, проявлялись его губы в улыбке. Тело извивалось в возбуждении. Его таз машинально подался вперёд и ноющий полутвердый член столкнулся с плотной тканью, что вызвало табун мурашек, прошедший по спине и груди, вызвав у него тихий стон. Мимолётное облегчение с ещё более сильным желанием вперемешку захватили его разум. Чонин закинул голову назад и очень неуверенно, легко, закусив предплечие зубами, снова подался бедрами наверх, ощутив молниеносный заряд удовольствия. Его лицо краснело с каждой секундой всё больше, тело ныло и извивалось, а наболевший орган давал о себе знать. Ян не мог просто не думать о Хване. Этот парень забрал себе половину места в его голове. Все в нем кричало: "Искушение". Он ненавидел Хёнджина, что вызывал в нём столь сильные эмоции, невероятное притяжение и желание. Все мысли заняты им, каждая клеточка мозга, отвечающая за его воображение, придумывала новый убийственных сюжет с ним в главной роли. Зажмуривая глаза, Ян всё равно видел, как Хван своими тонкими пальцами проходился по каждому бугорку на своём теле, как плавно двигался под шаловливыми ладонями, слышал, как тот томно вздыхал и тихо постанывал, чуть задевая чувствительные точки. Чонин в очередной раз подался бедрами вперёд, но ткань больше не спасала его тяжёлую лихорадку. Его глаза прошлись по окружению в надежде найти что-нибудь, что бы спасло его от этих мук. Ян взял из-под головы своей подушку, которую положил на низ живота. Ладонью парень закрыл свой рот, дабы не произнести ни малейшего звука. Рука Чонина уже находилась на лице, в то время как парень начал медленно и спокойно двигать бёдрами вверх. Каждое движение отдавалось приятной волной, однако этого было недостаточно. Вторая рука, что до этого бездействовала, начала придерживать подушку, создавая сопротивление, которое снова вскружило Чонину голову. Ладонь, закрывавшая ему рот ослабла, пальцы прошлись по губам. Воспоминания об этом "случайном поцелуе" Хвана снова возникли в его голове. Длинные пальцы парня снова прошлись по влажным губам, а затем проникли в рот. Это работало лучше, чем простое сдерживание стонов. Он посасывал пальцы, пока его член не стал болезненно изнывать под плотной робой. Отвлекшись, парень поднял платье до талии, стыдливо смотря на свою красную, измазанную в предэякулярной жидкости головку. Его рука обжигающе коснулась органа, заставив стон сорваться с губ бездумно. Ладонь прошлась по всей длине, от чего Ян закинул голову назад, стараясь не издать ни звука, продолжал водить рукой, наращивая темп до самого предела. Его вторая рука быстро схватилась за рот, чтобы заткнуть любой звук, когда парень излился себе на живот. Приятное ощущение сменилось пустотой и неприязнью. Липкая, тёплая жидкость на его коже ощущалась мерзко, а всё тело потрясывало, хоть и казалось, будто все силы его уже успели покинуть. Чонин убрал с живота семя, разделся и залез под одеяло. Противное ощущения грязи от него хотелось смыть, однако сил в парне больше не уставалось. Чуть не забыв о ночной молитве, парень отключился до следующего утра.

***

На утро Ян чувствовал себя намного лучше. Его разум казался чище прежнего, тело не было скованно. Парня это очень радовало, — больше нет надобности держать себя в оковах, сдерживаться, отвлекаться через силу. Свободная, светлая голова снова принимала божественное снисхождение. Однако всё же сердце его не было так забывчиво. В груди опустело, хоть и сначала казалось, будто это облегчение, вскоре оно обернулось тоской и скукой. Лежа в кровати сразу после пробуждения, Чонин не мог почувствовать то тепло, что избаловало его ранее. Обычное обволакивающее ощущение от одеяла было ему прохладным, совсем ненасыщающим. Хотелось быть в чьих-то руках, чувствовать биение сердца и дыхание макушкой. Хотелось чувствовать его. Встав на ноги, Ян принялся за утреннюю рутину: прочитал молитву и умылся. Подойдя к вешалке с робой, заметил, как на ней осталось маленькое пятнышко от вчерашнего вечера. На его лице промелькнула улыбка, после чего он, как ни бывало, накинул платье на себя. Раньше даже из-за маленького пятнышка Чонин бы немедля сдал робу на чистку, взяв одну из запасных на день, однако сегодня ему и мысль такая в голову не пришла. Он знал, что не оставит в чистоте эту одежду. После восьми большая толпа наполняет зал церкви. Чонин стоит у самого подножья иконостаса, рассматривая толпу. Конечно его глаза ищут одного конкретного человека, ищут его глаза и лицо, однако движущаяся очередь мешает его планам. Всё мелькает и не даёт рассмотреть никого, лишь мимолётные силуэты нужного человека виднеются сквозь десятки голов. Сердце Чонина затрепетало в предвкушении жданной встречи, на лице расцвела широкая улыбка. Между молитвами священник Ян стоял у аналои, выслушивая откровения прихожан, признавая их грехи, что его не так сильно волновали в данный момент. Подходя, каждый человек говорил лишь о каких-то привычных вещах, на которые Чонин бездумно отвечал, давая своё благословение. Дыхание резко перехватило, появившись в очереди перед ним знакомый парень. Его тело скрывала белая рубашка, расстёгнутая на две пуговицы сверху, и облегающие чёрные штаны, что выражали его бёдра на фоне остальной вытянутой фигуры. Чонин задержал дыхание, как только горячий шёпот коснулся его уха. — Святейший, мне так жаль... Мои прошлые откровения не кажутся больше такими серьёзными как эти... — в его голосе явно чувствовалось, как его губы расплываются в сдерживаемой улыбке, — Вчера, придя домой, я мог думать только о Вашем теле. Я горел и изнывал, представляя, как Ваши руки касались меня вместо моих собственных, — манера Хвана сменилась на фальшиво виноватую, — Это было куда приятнее. Затем я представлял, как Вы меня ласкаете, как своими пальцами проникаете в меня, и становилось так приятно и хорошо, — ладонь Хёнджина снова приближалась к телу Яна, но на этот раз ниже, — Священник, это серьёзный грех? Мне его отпустит Бог? — пальцы его коснулись члена под робой Чонина, от чего тот томно выдохнул. — Хван-щи, я уверен, что отпустит. Одно условие, — Ян оглянул людей вокруг, удостоверяясь, что их никто не слышит, — вам придётся пройти процесс очищения со мной. Выйдите из главного зала и поверните налево от церкви. Там будет небольшой дворик, в котором вы найдёте небольшое строение. Рядом никого не должно быть, поэтому Вы останетесь незамеченным. Дождитесь меня там. Я приду, как только закончу, — Чонин шёпотом проговорил наставление во внимательно поглощающее его голос ухо, при этом перехватывая чужую руку совсем близко у его паха, отводя её от себя. Хёнджин оставил на последок лишь съедающий взгляд и скрылся в толпе снова. Яну же оставалось совсем немного до конца службы, а на вторую молитву оставаться он не собирался. Закончив с последним человеком в очереди, Чонин в спешке показался местной медсестре, жалуясь на температуру и головную боль. — Я прогуляюсь по саду немного, надеюсь боль уйдёт со свежим воздухом. Чонин покинул обитель и поспешил к маленькому сараю среди невысоких деревьев. Ян вошёл и запер дверь изнутри на ключ. Он развернулся, встретившись со съедающим его взглядом напротив. Два парня стояли друг напротив друга, не осмеливаясь сделать ни шага навстречу друг другу. Их глаза горели ярким пламенем, разум быстро затуманился непонятной плотной дымкой. Чонин уверенно приблизился к Хёнджину, прижав его податливое тело к стене. Из Хвана вышел один лишь не сдержанный похотливый вздох, губы расплылись в улыбке. Он запрокинул голову назад, открывая голую шею и ключицы голодным глазам и губам Яна. У младшего закружилась голова. Он, не медля, прильнул к шее парня жаждущий, словно вампир крови. Мягкие губы сменялись острыми зубами с несильными укусами, после которых Ян сразу зализывал больное место на шее, двигаясь всё ниже. Руки Хвана оставались на плечах священника, но с его движениями стали спускаться ниже по груди, затем пальцами обводя рёбра. Чонин, одной рукой опираясь на стену над Хёнджином, второй дальше расстёгивал ему рубашку, пока не освободил его верх окончательно. Ладонь старшего ухватила Яна за подбородок и подняла на уровень своих глаз, смотря, как его веки от наслаждения наполовину прикрывают взор. Хван улыбнулся и, облизав губы, прильнул к чужим, легко касаясь и отстраняясь. Чонин же в ответ наоборот голодно вцепился в его губы, рука проскользила по открытому торсу парня, холодные пальцы которой заставили того прогнуться в спине. Ян углубил поцелуй, проникая языком в рот Хвана, затем резко оттягивая нижнюю губу парня, повторял снова. Хёнджин будто плавился в его руках, потом снова натягивался струной, пока по чувствительному телу блуждала рука, щекоча и будоража прохладными кончиками пальцев. Задев сосок, старший громко простонал в поцелуй, сдавая очередную из своих слабостей Яну. Чонин нарочно зацепил чувствительное место на груди, слушая ласкающий уши стон парня. Он отстранился от его губ, наблюдая, как лицо Хвана меняет своё выражение, когда он изучает его эрогенные точки: Хёнджин жмурит глаза, с губ срывается вздох или стон, затем расслабляется, а уголки губ стремятся наверх. Невероятное зрелище. Старший свёл колени вместе, ощущая, как в штанах становится неудобно и больно. Он бы хотел попросить Чонина, но очередной стон срывается с его губ вместо отчётливых слов. Чонин отстраняется и наконец снимает с себя робу, под которой уже виднелся сильный стояк. Его рука прилегает к бугорку в штанах Хёнджина, отчего тот буквально сходит с ума. Он неспеша расстёгивает пуговицу и молнию, нарочно задевая чувствительную кожу под тонкой тканью намокших боксёров. Голосовые связки Хвана не отдыхают ни секунды — каждый раз Ян находит новый способ выбить из него желанный стон. Когда штаны с боксёрами были отброшены подальше, Чонин начинает медленно двигать рукой по всей длине Хвана, наблюдая за его реакцией. Вторая же рука Яна гладит того по щеке, будто успокаивая, но становится быстро перехвачена Хёнджином. Смотря прямо в глаза, под такт движениям младшего, Хван принимает пальцы Яна, сначала водит ими по губам, а затем проникает себе в рот, вылизывая и посасывая. Он приглушенно скулит и мычит, когда вторая рука младшего касается головки, закатывает глаза и глубже продвигает пальцы во рту. Слюна стекает с уголков его губ. От такого Хёнджина в его руках Чонину сносит крышу. Его движения становятся всё быстрее и неряшливее, от чего Хван стонет громче и отчётливее, даже с двумя пальцами во рту. Ноги старшего дрожат в коленях, он слишком близок к своему пределу. Осознав, что скоро кончит, Хёнджин освобождает рот от пальцев Яна и склоняется к подрагивающему, нетронутому прежде члену Чонина. Намочив слюной ладонь, Хван начал быстрые движения от основания, горячими губами прильнув к головке. Младший протяжно застонал, ощущая, как парень внизу начинает продвигаться всё дальше по длине. Надрывистые вдохи, сменяемые стонами, Яна слышны даже ушам Хвана внизу, хоть и обращены потолку. Хёнджин ускоряет темп, приближая оргазм Чонина, его рука двигается у основания ещё быстрее, язык прижимает головку, от чего ноготки Яна царапают стены, на которые опираются. У него больше не осталось воздуха в лёгких, он надрывисто вдыхает, но это не помогает. Хван свободной рукой начинает проводить по своему члену в такт, доходя до своего предела. Отстраняется от чужой головки, продолжая только движения рукой у основания. Звёздочки перед глазами. Яркие вспышки. Звон церковных колоколов, отдающийся болезненной вибрацией в голове. Два парня, по спинам которых стекают капли пота, смотрят друг другу в глаза, ища в них ответы, которых никогда не получат. Они не хотят упускать этот момент так же, как и хотят уйти без объяснений. Колокола продолжают биться в такт их горящим сердцам. Ни один из них больше не надеется на встречу, хоть и невероятно этому жалеет. Вскоре они разъедутся по разным местам и заживут каждый своей жизнью, вспоминая друг друга с глупой улыбкой сожаления.