Close my eyes
Hold me tight
And bury me deep inside your heart
HIM "Bury me deep inside your heart"
Капсула с цианистым калием, кажется, совсем ничего не весит. У меня на раскрытой ладони пять с половиной грамм мгновенной смерти — от одной мысли об этом мурашки бегут по спине. Яд ощущается совсем не так, как огнестрельное оружие, к которому я привыкла за годы жизни в Бесстрашии. Рукоять пистолета — естественное продолжение моей кисти, а цианид — нечто инородное, почти инопланетное. Я не решаюсь даже сжать капсулу в руке. Это за меня делает Эрик. Движение невесомое, осторожное, почти нежное — мои губы расплываются в горькой улыбке. Как катастрофически мало времени нам было отведено на такие милые глупости! — Ты знаешь, что должна делать. В голосе звенит сталь, но это не приказ — скорее напоминание о моем давнем обещании, умноженное на беспокойство. Как будто я могла забыть. — Другого выхода нет, так ведь? Из груди вырывается нервный смешок. Эрик смотрит пристально, взгляд цепкий, оценивающий, будто он анализирует, взорвусь я или нет. Смех ещё на октаву выше, слышатся истерические нотки. Чертов эрудит, он нисколечко не изменился с того дня, как из стерильного мирка книжных червей и научных открытый свалился в насквозь пропахшую порохом и дымом Яму. Нутро, — холодный расчетливый ум и чрезмерную внимательность к деталям — форма лихача, тату и пирсинг скрыть не в силах. — Таких, как мы, не берут в плен, Джин, — почти шепотом. «Живыми» мысленно добавляю, и неотвратимость приближающегося поражения бьет наотмашь с неожиданной силой. От накатившего ужаса, необъятного, не поддающегося контролю, буквально перехватывает дыхание. Ноги подкашиваются, и Эрик едва успевает поймать меня, прежде чем колени встречаются с дощатым полом. Руки в черных кожаных перчатках бережно обхватывают там, где под тонкой хлопковой майкой прячутся ребра. От контраста, — безопасность, которая в моей голове стойко ассоциируется с близостью Эрика, совсем не сочетаются с паническим страхом, — окончательно сносит крышу. Плачу навзрыд, беспорядочно барабаня по крепкой мужской груди кулаками и громко проклиная на чем свет стоит Макса, его дурацкие политические интриги и свою непреодолимую тягу к риску, которая привела нас в ту точку, где мы сейчас находимся. Если бы я только знала, если бы только могла предвидеть, чем закончится очередная идиотская авантюра… От ярости на собственное бессилие хочется кричать. Все сводится все к простой, до жути примитивной мысли: — Я не хочу умирать! Это становится последней, завершающей нотой моей истерики. Выдыхаю, совершенно измотанная и опустошенная. Прижимаюсь к Эрику крепче, настолько близко, насколько это возможно. Глаза все ещё щиплет от слез, дыхание неровное, глубокое, но в его объятьях так тепло и уютно, что воспоминания о пережитом ужасе меня больше не тревожат. А когда одна из теплых ладоней, лежащих на моей спине, поднимается выше, к растрепанным русым волосам и начинает мягко, размеренно гладить меня по голове, я и вовсе на короткое мгновение теряю способность думать. — Легче? Киваю, не говоря ни слова в ответ и снова грустно улыбаюсь. Наверное, если действительно по ту сторону жизни что-то есть, как пишут в нелепых довоенных книжках, я буду за этим скучать. Не лезть на рожон, позволить самостоятельно прожить горе и просто быть рядом, чтобы оказать молчаливую поддержку, а затем констатировать «Ты успокоилась» — в этом весь Эрик. Не уверена, что хотела бы, чтобы в кризисные моменты рядом со мной был кто-то другой. Не без сожаления выныриваю из объятий и встаю на цыпочки, чтобы наши лица были на одном уровне. — Я люблю тебя, — шепчу лихорадочно в губы, на которых играет горькая, точь-в-точь как моя, усмешка. — Ты знаешь? Рваный вдох, взгляд глаза в глаза, от которого меня с ног до головы окатывает волна жара, и хриплое: — Знаю. Поцелуй выходит смазанный, терпкий до одури и какой-то дикий — мы как будто не можем надышаться друг другом, насытиться. Уже неясно, на чьей стороне инициатива, да это, в сущности, не так важно. Главное, не останавливаться, задержать мгновение, в котором мы всецело принадлежим друг другу ещё чуть-чуть. Катастрофически мало кислорода, времени, самой жизни. Я не верю, что это в последний раз, — не хочу верить, — но наше время на исходе. Отрываюсь от губ Эрика, запечатляя в памяти драгоценные минуты близости. — Готова? — спрашивает он, судорожно дыша. Киваю. — Так точно. Почти синхронно закидываем в рот капсулы с цианидом. Ни пуха ни пера, умник. Надеюсь, встретимся в аду.