Восемь лет до событий, описанных в прологе
Рассеченная ладонь саднит. Порез, наскоро залатанный пластырем, все ещё кровоточит, но это — последнее, что меня сейчас волнует. Мандраж, совершенно естественный для Церемонии Выбора, до сих пор не отпускает. Мелко дрожа, прижимаюсь спиной к стене несущегося на всех парах поезда, обнимаю себя за плечи и выдыхаю, закрывая глаза. «Вирджиния Эндрюс — Бесстрашие!» — звенит в голове ровный, лишенный всяких интонаций голос наблюдателя–правдолюба. Губы тянет глупая улыбка. Счастливая, мысленно поправляю себя я. Улыбаюсь, потому что не могу не улыбаться; потому что сегодня, черт возьми, моя детская мечта осуществилась. Ещё маленькой девочкой, наблюдая за родителями, лихачами до мозга костей, я знала, в какую чашу упадет моя капля крови. Уверенность, что преодолевать себя, защищать слабых и наказывать тех, кто этого заслуживает, — и есть мое предназначения казалась просто непоколебимой. До того злополучного момента, когда отреченный, проводивший тест на Профпригодность, озвучил результаты. — Эрудиция, — сказал он совершенно будничным тоном, не подозревая, что в режиме реального времени мои розовые очки бьются стеклами внутрь. — У тебя острый ум и неплохие аналитические способности. Думаю, ты станешь прекрасным ученым или преподавателем, Вирджиния. — Джина, — машинально поправила я и на ватных ногах поковыляла к выходу. Уже стоя на пороге, выдавила из себя неуверенное: — Спасибо. Не знаю, ответил ли он. Дверь хлопнула слишком громко — я немного не рассчитала силу. В любом случае короткая благодарность была куда более достойным ответом на вежливость, чем предельно честное «Пошел на хрен, убогий! И результаты дурацкого теста с собой забери». Я бездумно бродила по улицам Чикаго до глубокого вечера, много думала, пыталась понять, когда все пошло наперекосяк. В какой момент я перестала вести себя, как бесстрашная, и начала походить на эрудитку? Откуда во мне эти задатки? Всю свою сознательную жизнь я провела в кругу лихачей. Тренировалась, изучала азы военного дела, пыталась, насколько это возможно, самостоятельно подготовиться ко второму этапу отбора, выискивая различные психологические практики для борьбы со страхами. В этом дело? Слишком сильно интересовалась жизнью фракции? Но ведь многие мои приятели тоже часто спрашивали у старших, что к чему, читали довоенные книги об искусстве войны и часами просиживали в компьютерном клубе, чтобы найти очередной список советов, как стать сильнее, быстрее, ловчее. Я более чем уверена: тест показал, что, по крайней мере, процентов восемьдесят из них — бесстрашные. По сути, фракция — не столько про увлечения, сколько про образ мыслей. Значит, я думала, как эрудит, с самого начала. С таким дефектом наверняка ничего нельзя сделать. Или можно? В конце концов, тест на Профпригодность — просто наводка, подсказка, в какую сторону лучше двигаться. У меня есть все шансы стать той, кем я всегда хотела. На моей стороне знания, опыт, полученный за годы жизни в Бесстрашии, и огромное желание поменять заданный генами вектор, в конце концов. Осознание, что многое зависит от меня и моих стремлений, немного успокоило. Когда дома, за ужином мама спросила, как все прошло, привычная роль девочки, у которой все в порядке, далась на удивление легко. — Как и ожидалось, — ответила я, уплетая за обе щеки праздничный шоколадный торт. — Я уже давно все решила, и сегодняшний тест был всего лишь формальностью. — Это твой последний шанс передумать, сестрёнка, — в своей привычной манере пустил шпильку Нолан. Я мгновенно изменилась в лице, но, почти сразу опомнившись, взяла себя в руки и ответила не менее колким: — Это и тебя касается, между прочим, дурья башка. Подумай, может, гора мышц больше сгодятся на фермах Дружелюбия, чем в армии? Мама закатила глаза: с тех пор, как папа перестал пресекать наши словесные перепалки во время семейных посиделок, обмен «любезностями» стал привычным делом. Совершенно непохожие друг на друга двойняшки, рожденные с разницей в семнадцать минут, — я, между прочим, старше, — мы просто не могли не соперничать, понарошку или всерьез. С трудом верилось, что раньше было иначе. За столом стояло четыре тарелки, под стук приборов звенел смех, а любые попытки выяснить, кто лучше — я или Нолан, заканчивались ёмким: — Отставить! Воспоминания об отце только усилили душевный раздрай. Отчасти именно он стал причиной моей одержимости лихачами. Папа не входил в командный состав, но всегда был у начальства на хорошем счету. Отличный разведчик, ролевая модель «Ты тоже сможешь так, если будешь прикладывать достаточно усилий», он учил мечтать и вселял веру в свои силы. Я никогда не сомневалась, что победить свои страхи и стать хорошим солдатом более, чем реально. А что в итоге? Неужели носить синие тряпки, решать дурацкие ребусы и делать вид, что какая-нибудь нейробиология — это элементарно, мое? Что бы сказал папа, если бы узнал, что в системе фракций мне уготовано место среди всезнаек? Как отреагируют мама и Нолан, если на Церемонии Выбора я, следуя совету отреченного, предпочту бесстрашным заносчивых эрудитов? Даже думать об этом катастрофически не хотелось. День и без того тянулся слишком долго. Я чувствовала себя настолько уставшей на фоне эмоциональных американских горок, что казалось, вот-вот просто упаду без сил. Даже многочасовые изнуряющие тренировки не оказывали такой убийственный эффект. Быстро помыв за собой посуду и пожелав всем спокойной ночи, я отправилась спать. Мама не возражала, хотя, судя по всему, тот вечер был тем редким случаем, когда ей хотелось поболтать до полуночи за чашечкой кофе и сигаретой. Потом. У нас ещё будет время. Сон, вопреки всем законам логики, не шел. Я долго вертелась, выискивая идеальную позу, ненадолго проваливалась в вязкую, беспокойную полудрему, но уснуть по-настоящему, чтобы забыться, никак не получалось. Совсем отчаявшись, я решила пойти проверенным путем. «Если не знаешь, куда идти, просто иди домой», — гласил эпиграф в глупой довоенной книжке без обложки, которую кто-то невесть откуда притащил в мой любимый бар в Яме. Я знала, где мой дом. Точнее, кто. Поплотнее укутавшись в тонкое одеяло, на цыпочках вышла из комнаты и тихо, чтобы не разбудить маму, постучала в дверь соседней спальни. Шаги послышались почти сразу. Видимо, Нолану тоже не спалось — не мудрено, предстоящая Церемония Выбора была чертовски волнительной для нас обоих. — Ты чего? — спросил он хриплым ото сна голосом, нервозно ероша пятерней копну светлых волос. Возможно, касательно «не спиться» я поторопилась. — Можно зайти? — прозвучало даже немного жалобно. То, что я стояла на голом паркетном полу босыми ступнями, определенно не шло мне на пользу. — Конечно, — он освободил дверной проем, отступив на три шага назад. — Так что случилось? Это как-то связано с тестом? Я кивнула и осторожно прикрыла за собой дверь. Не хотелось бы, чтобы наш разговор услышала мама. У неё в жизни итак предостаточно вещей, разбивающих сердце. Убедившись, что дверь закрыта, сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Нужные слова не приходили на ум. Нолан, скрестив руки на груди, терпеливо ждал, пока у меня прорежется голос. Я была ему за это бесконечно благодарна. — Я эрудитка, — на выдохе, полушепотом. — Бред, — категорично заявил Нолан, — тест всего лишь… — Показывает, к чему мы больше всего расположены, — закончила мысль я. — Но… — Никаких «но»! Ты, черт возьми, всю жизнь готовилась к инициации в Бесстрашии, Джин. Выбрось эту бурду из головы. Разве нельзя быть и умным, и смелым одновременно? — А если это не то, что мне нужно — быть смелой? — Потому что так сказал какой-то дурацкий тест? — Нолан, кажется, начал терять терпение. Голос на тон выше, движения более порывистые. — Это вполне может быть ошибка системы. Всезнайки все время что-то ремонтируют и улучшают. Где гарантия, что сейчас тест на Профпригодность работает идеально? — Наверное, ты прав. Сдаюсь без боя. Толи Нолан был слишком убедителен, толи мне самой так хотелось наконец-то избавиться от гложущего чувства неопределенности. Выкинуть из головы мысли об Эрудиции. Вспомнить, кто я. Сделать правильный выбор. Алгоритм до смешного простой. Именно то, что мне нужно. Свободная от сомнений, я наконец-то выдохнула с облегчением. Нолан мягко улыбнулся и жестом подозвал меня к себе: — Иди-ка сюда. Запрещенный прием: донельзя тактильная, я никогда не отказывала себе в удовольствии прикоснуться к близкому человеку. Тихо смеясь, я нырнула в раскрытые объятья и с наслаждением вдохнула знакомый запах мыла и пряного древесного парфюма, которым насквозь пропахла его черная пижамная футболка. Теплый, родной, Нолан чувствовал меня лучше, чем кто-либо другой. Я просто не могла от него отказаться. Даже сам факт того, что всего несколько минут назад я рассматривала вариант уйти из своей фракции внезапно показался дурным сном.***
Из воспоминаний вырывает громкое улюлюканье. Урожденные бесстрашные, шумные, взбудораженные и веселые, как положено неофитам, приветствуют знакомые пейзажи. Вот-вот мы начнем прыгать. Растерянные переходники смотрят во все глаза, не понимая, что происходит. Это даже немного забавляет. Улыбаюсь одними уголками губ, занимая очередь на выход, аккурат за Ноланом. Поезд достигает цели. Терпеливо жду, пока первые смельчаки приземляться на гравий, а затем и сама заученным движением отталкиваюсь от пола. Полет длится несколько коротких мгновений. Именно в эти секунды последние сомнения улетучиваются и приходит приятное осознание: я сделала правильный выбор.