Лето перед концом света

      Вечеринка не прошла даром — Майк чувствовал себя паршиво весь следующий день. Нэнси откровенно насмехалась над его первым похмельем прямо посреди семейного ужина, словно бы нотаций от отца, которого внезапно обеспокоило поведение сына, ему было мало.       Дело-то, по большому счету, было не в реакции тела на алкоголь, в конце концов, это весьма ожидаемый эффект от чередования пива и виски, пусть и не чистого. Майка обескуражила собственная истерика, потому что до нее он действительно не понимал, в какой запутанный узел скрутило все его чувства. Сейчас он припоминал, что именно говорил Крис о смерти. Он боялся, действительно боялся задумываться о своих чувствах, потому что от рефлексии, ему казалось, на его спине проступает четкая красная мишень. Кого выбирал Векна в качестве жертв? Разбитых, сломанных, тех, кто не мог совладать со своими чувствами. Сомнения делали его слабее, но действовать без них не хватало сил.       Прощание с Крис прошло тихо и мирно, особенно на контрасте с вечеринкой Стива: в доме у Байерсов, за просмотром «Лихорадки субботнего вечера», который каждый из них наверняка уже видел хоть один раз. Напряженность с Эл никуда не делась, они оба не предпринимали шагов как-то изменить положение вещей, и Майка пока это устраивало. Ему нужно было хорошо подготовиться к разговору, не просто подумать, о чем он хотел бы сказать, но и точно знать — как. В прошлый раз он ведь имел представление о предмете разговора, но, скорее, нападал, чем делился. И чем это обернулось?       Крис не скрывала радости от его появления, видимо всерьез думая, что он мог не прийти. Даже Уилл приветствовал его улыбкой, а большего Майку на данном этапе было и не нужно.       Дастин и Лукас не разговаривали подчеркнуто и даже немного комично. На вечеринке случилось то, чего никто не ожидал: Эрика поцеловала Дастина, это, очевидно, друг и рассказывал Майку в одном из слабо отложившихся в сознании эпизодах той ночи. Лукасу это не понравилось до такой степени, что он попросил отца забрать их с сестрой немедленно, а еще объявил бойкот всем и каждому, кто пытался его убедить, что ничего страшного не произошло. Майк не до конца понимал, чего он так бесился и аргумент — «Ей всего четырнадцать!» — не мог принять за чистую монету: и у него самого, и у Лукаса в том возрасте были девушки, и, соответственно, поцелуи. Впрочем, Майк не мог в своих чувствах разобраться, о других и говорить не стоило.       Не хотелось признавать очевидного, но он грустил от прощания с Крис. Пусть сам Майк сблизился с ней только благодаря собственному неумению пить и вовремя признавать имеющиеся у него проблемы, остальные ребята куда охотнее шли с ней на контакт с самого приезда. Он видел слезы в глазах Эл, и это отчего-то очень его тронуло. Ей страшно не хватало Макс — ее первой и лучшей подруги. Дженни была хорошей девчонкой, не принимавшей чудаковатость подруги в штыки, но Крис вписалась так, словно бы вообще не замечала все странности, либо приняла их с легкостью, так свойственной ей.       Впервые с момента ссоры Майка кольнуло сожаление — он мог бы утешить Эл, он всегда знал, как правильно это сделать. Видеть ее такой расстроенной было тяжело несмотря ни на что. Он мог бы сделать шаг в ее сторону прямо в этой гостиной, где они пару дней назад так страшно поругались, но не хотел, чтобы его порыв неправильно поняли. Майк не желал с ней мириться для того, чтобы их отношения продолжились. Ему хотелось сохранить их дружбу, по-настоящему сохранить, а не как в клишированном «давай останемся друзьями».       Теперь он не злился, но был обижен. Покопавшись в себе, Майк понял, что его задевали даже мирные попытки применения силы к нему. Эти шаловливые расстегивания рубашки, выхватывание предметов из рук без предупреждения, каждый раз словно подчеркивали разницу их положений. Да, она так долго была его супергероем, и она действительно особенная и сама по себе, и для него лично, но это все равно где-то на подсознании уязвляло. Они не ровня. Эл всегда будет выше не на одну ступеньку, на пару пролетов. Пусть это Майк стал для нее проводником в мир человеческих отношений, пока она испытывала трудности в социализации, их положение чуть больше напоминало равновесие. Сейчас ей уже не требовалась такая особенная помощь.       В завершении вечера они втроем с Крис и Дастином компактно складывали коробки из-под пиццы на кухне, пока остальные собирали в гостиной разбросанные подушки. Осознанное разделение всех конфликтующих сторон наверняка задумал тандем миролюбивых Уилла и Крис.       — Ты готов действовать? — спросила Крис тихонько, чтобы слышал только он.       — Я просто чувствую столько всего, и думаю столько всего, и иногда мои мысли противоречат друг другу…       — Майк, успокойся. Я подготовила для тебя почву, у тебя все получится!       — Что я слышу? — вклинился в разговор Дастин. Наивно было надеяться, что на небольшой кухне он не услышит их разговор. — Ты все же решил помириться с Эл?       — Пока нет. Мне нужно еще немного времени для этого, — признался Майк. — Я решил вернуть Уилла.       — Вернуть? Что значит вернуть? Он никуда не делся.       — Я хочу, чтобы мы снова стали близки, как раньше, — сказал он. — Вот ты был в его комнате?       — В комнате? — Дастин удивился этому вопросу. — Конечно. Много раз. Почему ты спрашиваешь?       — А я не был. Ни разу. Сколько они здесь живут? Два года? Дольше? Я ни разу не был в его комнате, хотя провел в этом доме чуть ли не больше времени, чем в своем собственном.       — Оу, чувак. Но как так получилось?       Майк знал ответ на этот вопрос, но не озвучивать же его на этой кухне, куда в любой момент могли войти. Вместо ответа он сжал плечо Дастина — мол я сам виноват и сам разберусь, а тебе спасибо — и вышел из дома, чтобы вынести мусор.       Он уже извинился перед Крис на глазах своих друзей за то, что так долго не принимал ее, не только потому, что ему действительно было жаль, а еще и потому, что он не сказал в свое время тех же слов Макс. Он надеялся, что этот его жест поняли правильно, ведь говорить такое искренне, вслух и при всех оказалось куда более сложно, чем он предполагал.       Крис обещала прислать им огромное письмо для всех-всех-всех, как только будет ясно, поступила она в Йель или нет. Уилл, веривший в ее успех сильнее нее самой, упрашивал не расстраиваться, если придется остаться в Лойоле, и Майк пришел к нему на помощь, заявив, что они могли бы всей гурьбой приехать к ней в Чикаго, раз уж теперь в их компании два водителя, и можно не бояться дальнего расстояния. Разговор завершился шуточной перебранкой Майка и Лукаса, решающих, чья же машина достойна такой чести.       Провожать Крис поехали большой компаний (считая Стива, Нэнси, Джойс и Хоппера) прямиком на северный контрольно-пропускной пункт. Майку хотелось выкроить минутку, чтобы перекинуться парой слов с Уиллом, но это, конечно же, было невозможно — они с Крис не отлипали друг от друга перед разлукой, что было понятно и ожидаемо. Уилл не выглядел расстроенным, он светился точно так же, как и в тот день, когда они вдвоем на белой Шевроле Камаро подъехали к пиццерии — видимо радость от самого факта ее недолгого пребывания в Хоукинсе и от ее будущих перспектив в университете затмевала грусть.       Отчего-то вспомнились слезные и тяжелые прощания с Байерсами перед их переездом, пусть Майк ужасно не любил думать об этом. Он чувствовал себя тогда таким сломанным и разбитым и так боялся испытать что-либо подобное снова, что старался вообще никогда не воспроизводить в памяти тот день. Он не один раз, бездумно бродя по городу, находил себя у руин Замка Байерса. Это был уже не шалаш: перед отъездом то ли сам Уилл, то ли Джонатан (что казалось Майку более вероятным) разобрал укрытие по хворост, свалив их кучей, на случай если они кому-то понадобятся. Ничего здесь уже не напоминало о тех славных деньках, что они детьми проводили внутри, читая комиксы или просто болтая. И месяца не прошло, как от когда-то значимого места не осталось ни следа. Просто лес. Просто точка на карте их небольшого городка. Просто еще одна оборванная ниточка, связывающая его с детством.       Сидя на собственной кухне за столом с матерью, Майк страшно собой гордился. Конечно, он пока сделал крошечный шажок в сторону налаживания своих дел, но зато какой! Перед ними пестрели яркими обложками и завлекающими слоганами буклеты и брошюры колледжей, и пусть сейчас от них разбегались глаза, сам факт того, что он заговорил об этом с мамой, что она добыла всю эту полиграфию в Общественном центре, и сейчас не давила, а просто обсуждала варианты, много стоил. Майк без подробностей просветил Карен даже в свою размолвку с Эл, безапелляционно заявив, что с этим он разберется без посторонней помощи. На этот счет у него не было никакого плана, но и объяснить маме все он тоже не мог. Зато разговор о будущем не только помог снять с его плеч изрядную долю тревог, но и добавил необходимые для репутации хорошего сына очки. Не то чтобы он задумывался об этой ситуации так, но постоянные придирки родителей уже изрядно надоели.       — Смотри, в ИУПИ с твоими оценками ты пройдешь без труда, а если будут какие-нибудь общественные достижения, то можно даже попытаться получить стипендию, — мама выписывала в блокнот то, что их обоих заинтересовало.       — Общественные достижения? В Старшей школе Хоукинса? — после события восемьдесят шестого года у них едва оставалась пара клубов и спортивных команд. Школу вообще хотели закрыть, и тогда учащимся пришлось бы ездить в соседние городки.       — Ты прав, милый.       — Вот если бы ты играл в бейсбол, Майкл, — в кухню вошел отец в домашних штанах и с газетой в руках, — можно бы претендовать на спортивную стипендию. Но ты даже в баскетбол не играешь.       — Чтобы добиться успеха не обязательно быть спортсменом, Тэд, — не поднимая головы, сухо заметила Карен. — У нашего сына столько наград за научные ярмарки.       — В средней школе?       Майку за столько лет уже стоило бы привыкнуть к своему отцу, но сейчас, в этот миг, когда он наконец-то осмелился взять на себя ответственность за свое будущее (пусть они просто перебирали буклеты, это ощущалось таким значимым сейчас), его ужасно задели отцовские замечания. Пусть у них с мамой не было такой близости, как, например у Уилла с Джойс или даже у Дастина с миссис Хендерсон, но она все еще являлась его матерью, и ее реакция на его робкое «Мам, может посмотрим информацию про колледжи вместе?» внушала надежду на душевный и конструктивный процесс в этом вопросе. Майку правда требовался союзник. Он никогда бы не признал этого вслух, но от мыслей о колледже ему становилось страшно до тошноты. Те опасности, что уже выпадали на его долю, ощущались совсем иначе: Майк подбирался и начинал действовать по наитию, словно шестым чувством осознавая, как именно нужно поступать. Правда, так он наделал изрядное количество ошибок. Может поэтому теперь даже перекладывания с места на место брошюр казалось великим делом?       — А почему ты отодвинул в сторону Чикаго? Это не так далеко, а в университете Де Поля отличные программы.       — У меня слишком маленькие шансы на стипендию в таком месте, а стоимость в разы выше, чем в любом колледже Индианы.       — У тебя впереди целый год, чтобы поправить оценки и придумать ещё что-нибудь, что поднимет тебя в рейтинге абитуриентов, — продолжала подбадривать мама. — А раз ты отказываешься поступать сразу после школы, можно потратить свободный год на какой-нибудь интересный проект или на стажировку.       — Он не будет пропускать год, Карен, — заявил Тэд. — Это уже решенный вопрос. Не поступит — пойдет в общественный колледж!       — Я вообще-то все еще здесь! — не выдержал Майк. Он всегда старался игнорировать отца, когда тот нес чушь, но самому быть вот так проигнорированным ему совершенно не понравилось.       — Вот именно, здесь. Живешь в моем доме, а значит по моим правилам.       «С каких это пор у тебя вообще существуют какие-то правила?» — хотел выкрикнуть Майк в ответ, но сдержался (что стоило ему немалых усилий). Вместо этого он произнес:       — Я буду совершеннолетним, когда закончу школу, а значит по закону могу решать, что мне делать дальше. Я понимаю всю ответственность этого выбора и мне нужно чуть больше времени, чтобы его принять, — эти слова казались более реальными, чем Векна, который изначально был причиной такого решения. — И я не буду сидеть у вас на шее, я и сейчас хотел устроиться на подработку, но в городе вакансий нет, а в Фултоне или Адамсе и слышать не желают о тех, кто из Хоукинса.       — Ты найдешь тысячи причин, чтобы ничего не делать. Я тебя знаю, Майкл. Наверняка про работу ты придумал только что, чтобы произвести впечатление на свою мать.       — Я не собираюсь это выслушивать! — Майк рывком поднялся, так, что некоторые буклеты подлетели и в беспорядке разметались по столу.       Пусть он и скрылся в своей комнате, где царила полная тишина, не было сомнений в том, что родители остались в кухне ругаться. Это никогда не происходило на повышенных тонах или хоть немного шумно. Если бы существовали иллюстрированные словари, то семейный портрет Уилеров мог успешно красоваться напротив определения пассивной агрессии. Обычно Майк относился к родительским ссорам как к белому шуму — привык к напряжению за столько лет жизни в этом доме. В этот раз он даже немного жалел, что оставил маму с этими надуманными претензиями отца один на один, а ведь она так искренне и с готовностью откликнулась на его идею посмотреть колледжи. Майк правда чувствовал от нее поддержку, но не мог ответить тем же. Впрочем, не все сразу, по одному шагу за раз.       Раз идея с колледжами встала на паузу, следовало разобраться с остальным ворохом его проблем.       Пусть он и дал Крис обещание сделать все, чтобы помириться (хоть они и не ссорились) с Уиллом, в первую очередь, этого хотел сам Майк. Мириться же с Эл он, напротив, совершенно не желал, как и вообще разговаривать с ней. Беда заключалась в том, что эти двое жили в одном доме, а значит позвонить или прийти к одному, означало почти стопроцентную вероятность нарваться и на второго. Дастин, посвященный в планы Майка, по рации докладывал, если Эл одна или с кем-то заходила к нему на работу или просто проходила мимо прачечной, и тогда приходилось стремглав мчаться к телефону и набирать номер Байерсов. Вот только сколько бы раз за последние дни Майк не проделывал это — к телефону либо никто не подходил, либо отвечал Хоппер, сообщая, что ни Эл, ни Уилла дома нет.       Связаться по рации не получалось тоже — то ли Уилл вообще забыл о существовании своей, то ли она была попросту неисправна, сути это не меняло. У Майка зрел альтернативный план связи. Он задумал передать Уиллу записку через миссис Байерс — ее легко можно было найти в ратуше, где она теперь трудилась секретарем мэра (не без протекции людей доктора Оуэнса, но все же). Джойс всегда хорошо к нему относилась, поэтому она точно не отказала бы, а главное, что немаловажно, обязательно передала бы записку сыну. Вот только что именно следовало написать?       Слова не шли, Майк мог часами сидеть над белым листом, словно его пристальный взгляд мог перенести сумбурные и неоформленные мысли на бумагу. Дурацкая была идея: коль уж у него не выходило писать Уиллу в Ленору Хиллс, когда между ними все было более нормально, чем сейчас, то о чем вообще речь?       Видимо, вариантов у него не было. Завтра же он возьмет себя в руки и придет к Байерсам, а если дверь откроет Эл, то так тому и быть. В конце концов, поговорить с ней все же стоило. Аналогия, пришедшая на ум, казалась чудовищно смешной и неуместной, но при этом совершенно точной: нельзя перейти на следующий уровень, пока не победишь босса на предыдущем. Майк все еще не чувствовал уверенности в своих силах по поводу предстоящего разговора, пусть периодически и подбирал слова, выстраивал в голове верные фразы и надеялся, что не забудется в пылу эмоций и не сорвется, как в прошлый раз. Перспектива напоминала минное поле, которое хотелось обойти за пару миль, а не идти напрямик.       С Уиллом же все обстояло иначе. Майк точно так же слабо представлял, что именно хочет сказать, но почему-то он знал, что в нужный момент слова появятся сами, что если в какой-то момент что-то пойдет не так, если он снова все испортит, у него всегда будет шанс поправить положение.       Их первая ссора случилась уже в младшей школе — Майк хорошо ее помнил, потому что сам был во всем виноват. Честер тогда заболел, а Уилл очень переживал, оттого был рассеянным и не откликался на идеи друзей с должным энтузиазмом. Майка это очень задело, и он специально позвал только Лукаса обустраивать тогда только отремонтированный для будущих игр подвал. Уилла это сильно расстроило, ведь они все втроем ждали окончания ремонта, чтобы украсить это место, сделать его особенным. Майк бросил тогда что-то вроде: «Ты был слишком занят своей собакой, поэтому мы все сделали без тебя», но когда увидел полные слез глаза Уилла, сразу понял, что в глупых обидах зашел слишком далеко. Специально задел самого близкого человека? Какой он после этого друг!       У него и тогда получилось все исправить: Уиллу хватило искренних извинений, хотя сам Майк готов был валяться у него в ногах и снести любую кару — так он сожалел. А уж когда Уилл увидел, что новехонькие, обшитые вагонкой, стены подвала украшают его собственные рисунки, он накинулся на Майка с объятиями, красноречивей которых ничто не могло сообщить, что все обиды забыты. Самому себе же тогда пришлось пообещать — что бы не случилось, никогда и ни за что больше не обижать Уилла. Никогда продлилось семь лет. Неплохой срок для детского обещания самому себе, но не достаточный, когда речь шла о Уилле.       Майк решил поехать на велосипеде, а не на машине, хотя с момента получения прав толком и не садился на него. То ли чтобы лишний раз не спорить с Хопом по поводу подъездной дорожки, то ли чтобы иметь возможность срезать переулками и задними дворами пустующих домов, а может, чтобы обмануть самого себя, убедить, что прошли считанные месяцы с их последнего доверительного разговора, а не чертовы два года. Они грозили стоять нерушимой стеной, препятствием на дороге, но Майк не думал о них, вообще не думал, сконцентрировавшись на шуме ветра в ушах, сопротивлению педалей после разгона, и на непривычно светлом небе.       Удача оказалась на его стороне — дверь открыл Уилл. Старая футболка горчичного цвета пестрела разноцветными каплями и мазками краски: уже выцветшими и совсем свежими. Видимо, визит пришелся в самый разгар сеанса рисования. Кисть зажимали зубы — видимо торопясь открыть дверь, он забыл отложить ее в сторону, а тяжелый дверной замок, установленный Хоппером, требовалось открывать двумя руками. Брови Уилла поднялись вверх, пока он вынимал изо рта кисть.       — Майк?       — Привет.       В этот раз не пришлось проситься войти: Уилл сразу же отступил в сторону, пропуская нежданного гостя и кистью указывая в направлении гостиной, не кухни.       — Эл рассказала мне, что у вас случилось, — начал Уилл сам, не давая Майку даже секунды передышки, чтобы собраться с мыслями. — Ты был не прав, когда сказал, что я приму ее сторону.       — Несмотря на то, что она сделала, себя я правым тоже не считаю, — ответил он честно.       — Я и не говорил, что ты прав с ней, — его губы растянулись в слабой улыбке. — Я лишь сказал, что ты был не прав со мной.       — Поэтому я пришел, — подымая взгляд на Уилла, просто сказал Майк. — Потому что был не прав с тобой.       Уилл, все еще стоявший, сел на подлокотник дивана с тяжелым вздохом.       — Продолжай.       — Возможно ты заметил мои неловкие попытки с тобой поговорить в последнее время…       — О, да! — Уилл перебил его. — «Давненько не зависали, дружище» — что это было вообще? Как в каком-то шоу из прошлого десятилетия.       — Знаю-знаю. Я просто не знал, как к тебе подступиться, потому что прошло так много времени.       — И что изменилось?       — Все. Или ничего. Я понял, как сильно мне тебя не хватает, — эти слова были действительно честными. — А еще изменился ты.       — Ты, наверняка, тоже.       — Может быть. Но мы же знаем друг друга большую часть жизней! У нас было потрясное детство. Не без проблем и всего такого, но это же жизнь, все не может быть идеально даже когда мы маленькие. А потом случилась Изнанка, она изменила все, кроме одного — мы все еще оставались лучшими друзьями, хотя тебе пришлось через столькое пройти, а мне… Я никому не пожелаю пережить смерть лучшего друга в двенадцать. Да в любом возрасте, на самом деле! — Майк сглотнул. Слова шли легко, но на вкус были горькими до дрожи в голосе и кома в горле. — И, наверное, в какой-то момент я решил, что твоя жизнь — этого достаточно. Но это не так! Мне мало просто знать, что ты живой, я хочу знать, как ты. О чем ты думаешь. Что ты делаешь. Что рисуешь. Я это все упустил.       — К чему ты все это говоришь? — Уилл смотрел на него во все глаза, взволнованный и растревоженный его словами.       Пора.       — Я не хочу больше тебя упускать. Я хочу снова познакомиться с тобой. Уилл, хочешь ли ты быть моим другом?