Оковы

Родословная Таргариенов от Эйгона I Завоевателя до Эйгона IV Недостойного. Начата архимейстером Вейгоном. Продолжена Великим мейстером Орвилем, септоном Юстасом и Великим мейстером Элфордом. Структурирована и отредактирована сиром Эймоном Таргариеном, отправлена им же на печать в Старомест. --- Введение. Сие творение было кропотливым, скрупулёзным трудом многих людей, начиная от архимейстера Вейгона, сына Джейхейриса I, заканчивая сиром Эймоном Таргариеном, сыном короля Визериса II. Эта история предназначена для изучения родословной правящей династии, которая была под оком мейстеров и септонов. Но изюминка сей книги в том, что сир Эймон Таргариен разоблачает множество мифов, написанных пером авторов очерков. К сожалению, все они либо принижали заслуги кого-либо, выставляя их в плохом свете (живой пример — королева Висенья), либо возвышая незаслуживших это… <…> Особенно пострадал период правления короля Визериса и — после востановленной в правах — кронпринцессы Рейниры, которой было суждено стать первой королевой в истории Вестероса. Из-за развернувшейся борьбы между Эйгоном II — именуемым Узурпатором (он и был Узурпатором, как отмечает сир Эймон) — и королём Эймоном I, которого впоследствии стали называть Великим, многие факты ускользнули из-под пера составителей Родословной. Большой труд был проделан сиром Эймоном, который находил дневники правителей (из уцелевших — письма принца Деймона Таргариена к покойной принцессе Рейнире; перечеркнутые, но расшифрованные записи принцессы Рейниры; краткие описания двора короля Эймона I; дневники королевы Дейны и старые упоминания ею же о дневниках королевы Алисанны, которая достаточно подробно описала события от Эйгона I и заканчивая началом правления её мужа Джейхейриса I). Сир Эймон сопоставлял сделанный ранее труд своего предка, мейстера и септона и редактировал текст, добавляя лишь комментарии от себя и убирая откровенную ложь. <…> Но, как бы нам ни хотелось, узнать всю правду нам не суждено. (комментарии сира Эймона для удобства помещены в скобках) *** <…> Невозможно сказать, что произошло между королём Визерисом и принцессой Рейнирой. Мы можем лишь утверждать, что принцесса была вынуждена уйти на полгода из Королевской Гавани и через месяц предстала перед двором с животом. Король был рад, отмечал септон Юстас. Королева Алисента, как поговаривали некоторые лорды, с возмущением приняла весть о беременности падчерицы. «На сносях — и без мужа!» — высказывала благочестивая королева, по словам всё того же септона Юстаса. (сама королева-консорт Алисента Хайтауэр, по словам принца Деймона Таргариена и воспоминаниям о слухах, которые сохранились у короля Эймона, моего знаменитого тёзки, была беременна своим сыном ещё до брака с королём Визерисом.) В то же время принцесса Рейнис не была задета таким пренебрежением. Наоборот, она решила прилететь на Драконий Камень и дать наставления своей племяннице (которая, как утверждал принц Деймон, боялась родов — пуще, лишь после того как её мать, королева Эймма, умерла, родив принца Бейлона). Леди Лейна, тогда ещё незамужняя дева, прилетела с ней к кузине и всячески поддерживала её. *** Лейна ободряюще улыбается и приносит чашу с водой. Та пахнет навязчиво, из-за чего Рейнире кажется, что в неё налили свинец. — Мама добавила туда лимон, — предупреждает она и помогает Рейнире сесть поудобнее, заставляя её поморщиться. Ребёнок едва-едва пинается и успокаивается, а появившаяся тошнота — нет. — Она сказала, что ей во время беременности очень помогало при болях в спине. — Не уверена, что мне что-то поможет. Рейнира со вздохом выпивает воду, морщась — лимон она ненавидит всем сердцем, — и прислоняется к спинке кровати, чувствуя голой кожей шёлковые подушки. Её беременность протекает тяжело, как бывало у матери, поэтому каждый спазм, сопровождающийся пиночком её ребёнка в утробе, вызывает страх родов. Срок ещё маленький, но дитя слишком активное, и мейстер беспокоится, что до положенной отметки он недонесётся. Она тоже беспокоится. Её мама часто боролась с недомоганием, тошнотой и жарой, которой у Рейниры иногда бывает в избытке — её горячая кровь разжигается, и Рейнира вынуждена всегда держать полотенца в своих комнатах, потому что невыносимо сражаться с последствиями беременности. Когда-то давно её мама искала общества лишь холодной воды, которая избавила бы её от мучений. Её дети всегда были драконами: они требовали свободы на третьем-пятом месяце и остывали под зимнем солнцем, которое слепило их драконьи чешуи, распространённые по маленьким тельцам. В те дни мама была безутешна, а Рейнира — одинока. Как сейчас. Рассеянно осматривая комнату и не глядя на портрет её бабушки Дейлы, который её мама привезла из Орлиного Гнезда, ещё будучи женой принца, Рейнира ловит себя на мысли, что непрочь снова посетить Драконий склеп. Её мама похоронена рядом с принцем Бейлоном, сожжённым Вермитором и находящимся около статуи принцессы Алиссы и принца Эйгона. Рейнира всегда, когда приходила навестить мать — а это было так часто и долго, — ставила горящие свечки рядом с ними, бабушкой Дейлой и принцем Эймоном. Насколько она знает, леди Джоселин не похоронили с ним, поэтому ему, должно быть, одиноко без любимой жены. Лейна, присаживаясь рядом на краюшек, приобнимает её и оставляет лёгкий поцелуй на лбу — жест, который так сильно напоминает её мать, её добрую, сильную, мёртвую мать. — Думаю, недолго осталось тебе терпеть. В комнате слышится болезненный вздох, а в голову лезут ужасные мысли. — Вот от этого и страшно. — Не волнуйся, — Лейна вновь улыбается и гладит Рейниру по животу — интересно, мама делала бы точно так же? — Лейнор тоже родился недоношенным и малюсеньким. Помню, я тогда здорово испугалась. Я думала, он будет больше. Кажется, именно так и сказала. Мама расплакалась, а отец не мог её успокоить. Мейстер не дал Лейнору и ночи. Но он выжил и даже заполучил дракона в кроватку. С твоим ребёночком, — она нежно поправляет на Рейнире сорочку, — тоже всё будет хорошо. Не может не быть. У него мать — воин. После последней реплики Лейны хочется плакать: Рейнира помнит другого воина в своей жизни. Который ушёл от неё и не вернулся, сколько бы она ни писала ему в Пентос. Она знала, что он всегда остаётся у тамошнего принца, но и от него нет ответа. Словно её намеренно игнорируют. Словно… она ему не нужна. Проглатывая комок горечи, Рейнира невольно прикладывает ладонь к своему ребёнку, и тот откликается пинком, который вызывает тошноту. — Может, лучше пойти на прогулку? Рейнира не спорит с Лейной, позволяя её облачить в лёгкое дорнийское платье, которое помогает не изжариться на солнце. *** (Со слов принца Деймона можно предположить, что положение принцессы Рейниры не было упрочнено. Конечно, предполагать можно много и долго, однако сохранившиеся записки принцессы Рейниры сообщают о том, что её место в Малом Совете было ужасным. Когда как короли давали официальное место своим наследникам, принцесса Рейнира оставалась виночерпием и — как же унизительно для неё это было — не имела голоса в решении политических, экономических, социальных и духовных вопросах. Принц Деймон подчёркивает, «каким дураком был его брат, что не позаботился о восприятии людей на эти обстоятельства». Также можно утверждать, что беременность принцессы протекала в тайне. Кто отец? Почему не был заключён брак? Осознавал ли король Визерис, что после его дочери, которую лорды и простой люд не воспринимали всерьёз, на трон взойдёт бастард? И примут ли это люди? Эти вопросы никогда не получат своих ответов. Множество слухов ходили об отце ребёнка. Принцесса никогда не говорила его имени, король не спрашивал (иначе знал бы Малый Совет, в который входил септон Юстас), а принц Деймон молчал. Подозревал ли он или правда не знал, никто не может сказать. Однако вот что можно сказать: при рождении у мальчика было родимое пятно (как утверждала королева Дейра, его жена), которое всегда было скрыто. Возможно ли, что он понимал, что с помощью него можно выяснить личность отца? Опять же, очень трудно утверждать без специальных источников. Знал ли сам король Эймон своего отца или нет, так и остаётся загадкой даже для Таргариенов.) *** «Я беременна. Я так боюсь. Пожалуйста, вернись.» Деймон с силой сжимает хрупкую бумажку, едва не разрывая её по краям. Он не знает, как реагировать на такое короткое и информативное послание. Рейнира беременна. У неё скоро будет ребёнок. Ребёнок. Не его. Даже ранее предполагая, что он будет рядом с ней в эти тяжёлые минуты, как был когда-то рядом с Эйммой при первых неудачных беременностях — он же не изверг, он всегда чтил свою кузину, — Деймон не может взять себя в руки и вернуться. Это так… сложно. Будучи уверенным в том, что Визерис не казнит его после того, что произошло, он не может даже думать о возвращении домой. Видеть Рейниру рядом с мужем, который наверняка бы тщеславно смотрел на него, — выше его сил. Видеть беременную Рейниру, которой лишь недавно исполнилось шестнадцать, — невозможно. Грёбаный Визерис! Зачем наказывать свою дочь ненавистным ею браком и вынашиванием детей, если она этого так боится? Разве он не подозревает о её страхах, как и полагается каждому отцу? Или корона настолько сжала его виски, что Визерис не думает, что творит? Неужели месть Деймону пересиливает его любовь к дочери? Он всегда любил Рейниру. Она была лучом света для его брата и отца. Как она могла ему не понравиться, если отец так носился с маленькой Рейнирой, укладывая её в кроватку и поя ей колыбельные, пока Эймма оправлялась после родов? Как он мог не полюбить её улыбку, если Визерис всегда радовался её движениям, её любознательными глазками, так похожими на глаза принцессы Дейлы и его матери, принцессы Алиссы? Как он мог ненавидеть этого ребёнка, когда она всегда счастливо булькала на руках бабушки Алисанны и деда Джейхейриса, которые пережили столько горя, столько потерь? Нет, это невозможно. Рейниру Таргариен невозможно возненавидеть, невозможно не любить. Она с самого своего рождения показывала задатки превосходного дракона: она выжила («Боги милостивые, Визерис, она дышит!»), цеплялась за понравившуюся вещь, считая её своей («Придётся тебе вечно её на руках носить, отец, потому что Рейнира не отлипнет от твоих волос»), умело помыкала всеми («Джейхейрис, дорогой, как же я могу отказать этому милому солнышку? Придётся нам расширить свои конюшни, потому что принцесса хочет своего пони») и не принимала ответ «нет» («Но, Эймма, любовь моя, почему мы не можем дать ей на ужин черничные пирожные?»). А помыкать родителями и дядей Рейнира очень любила. — Не стоит ей привозить эти дорогие платья, дорогой брат, — с усталостью говорит Эймма, обмахиваясь голубым веером, который отдала ей ещё в детстве её сводная сестра. — Она скоро скажет, что хочет слона из Лиса. Деймон усмехается и выпивает вино из чаши, любезно налитое одной из фрейлин Эйммы. — Значит, придётся взять её в Лис на представление. Ты же знаешь, Эймма, я никогда не смогу отказать ей в чём-либо, как и отец. Грустно улыбаясь, Эймма убирает веер от лица и смотрит в сторону играющей с Сиракс Рейниры. Её дракон выросла за последний месяц, став чуть больше лютоволка, и покладисто реагировала на крепёжку седла. Рейнира утверждала, что седло ей ни к чему, и Эймма боялась, что в свой первый полёт — не раньше шестнадцати, Деймон! — она отправится без него. Деймон не всегда старается успокоить её, клянясь, что Рейнира сядет на Сиракс в шестнадцать: лгать своей семье он не привык. — Тесть её слишком балует. — Она его единственная внучка, Эймма, — говорит Деймон и крутит кольцо, когда видит, что Рейнира со смехом, переливающимся колокольчиками, обнимает своего дракона словно послушного пса и трётся носом о нос промурлыкавшей Сиракс. — Дай ему насладиться ею. Отец встаёт ранним утром, чтобы покатать её на Вхагар, даже несмотря на то, что за завтраком он постоянно жалуется, что его кости уже не приспособлены на такие подъёмы. Он всегда даёт ей сделать ход с его покерных карт, хотя даже мне и Визерису такой привилегии он ни разу не давал. Иногда отец улыбается в день смерти нашей матери, а такого не было никогда до рождения Рейниры. Она лечит его — постепенно, медленно, но упорно. И… Он лечится ради неё. Эймма печально смотрит вдаль, и Деймон ощущает, что сказал лишнее. Она тоже потеряла мать, но никогда не оплакивает её. Обязанности жены принца и матери принцессы никогда не давали ей такую роскошь, хотя отец всегда остаётся рядом с ней в годовщины смерти принцессы Дейлы. У Эйммы никогда не было матери, но её сводные сёстры быстро приспособились к ещё одному ребёнку в Орлином Гнезде, а вот отец, хмурый лорд Родрик Аррен, не смог смириться с утратой его хрупкой Дейлы и отгородился от Эйммы — даже имя ей дала бабушка Алисанна, пока находилась в Долине. Отец Деймона смог восполнить ту часть дыры в сердце Эйммы, которая была открыта для отцовской любви, но это мало походило на отношения отца-дочери. Солнце слепит его глаза, и Деймон щурится. Именно тогда Эймма заговаривает. — Он её очень любит, с этим трудно спорить, — её голос понижается, переходя к шёпоту. — Но я боюсь, что он станет слишком зависим от этой любви. Я видела картины тёти Алиссы, и я вижу, что Рейнира унаследовала её глаза. Точнее, глаз. — И это должно что-то мне сказать? — Это должно говорить о многом, Деймон, — Эймма поглаживает свой плоский живот. Деймон не видит, но знает, что втайне она довольна, что пока не беременна. — Рейнира — не Алисса. Он непонимающе моргает. Эймма редко говорит загадками — в основном подаёт намёки Визерису, чтобы он больше не давал сладкого Рейнире, у которой стали щеки пухлее, чем Деймон помнит. Её характер не для двора, а нечеловеческая красота, доставшаяся от матери, принадлежит Визерису, который, честно сказать, всегда был падок до прекрасного. Только он не умеет обращаться с этим, а Эймма устаёт от упоминаний о том, что она принцесса и её поведение недостойно титула, который она носит словно саван. Её не воспитывали для Красного замка, у неё нет хитрости и амбиций: её единственное желание — подарить мужу много детей, с которыми смогла бы играть маленькая Рейнира и которые выигрывали бы турнир за турниром, лишь для того чтобы короновать её или Рейниру королевой красоты и любви. Деймону хотелось смеяться, после того как она честно призналась в своих мечтах, но потом понял, что её желания — это желания маленькой Эйммы Аррен, которая не получала то, что хотела. Вероятно, она даже не горела желанием выходить замуж за Визериса, не бывшего воином или обычным турнирным рыцарем: ей достался книголюб с валирийскими вырезками из камней. — Отец никогда не причинит Рейнире вреда. — Он Таргариен, Деймон, — шепчет Эймма, теребя пояс на синем платье; её кольца покоятся на тахте, а ветерок подымает подол платья, оголяя ступни без обуви. — Он постоянно сравнивает её с Алиссой, и я боюсь, что мою дочь постигнет та же участь, что и её. — Мой отец — добрый человек, Эймма. Ты думаешь, если он сравнивает Рейниру с матерью, то видит в ней её? Или ты боишься, что он захочет её в образе Рейниры? Эймма вздрагивает и не глядит на него, предпочитая наблюдать за резвящейся около чардрева Рейнирой, с восторгом играющей с Сиракс. — Он Таргариен. — Я тоже. И Визерис. Что же, ты думаешь, что мы захотим её? — Деймон, пожалуйста… — просит Эймма, сдерживая слёзы. — Я лишь хочу, чтобы моей дочери дали выбор. Чтобы она влюбилась, испытала все эти чувства, а главное — чтобы никто не был против того, кого она выберет. Я знаю дядю, но он так смотрит на неё… Я никогда не видела такой взгляд, Деймон, и я боюсь, что он может… — Потребовать помолвку с Рейнирой у короля? — усмехается Деймон. Да, он не раз видел направленные на Рейниру взгляды, но не понимал, как их можно принять за желание. Или любовь другого рода. Так отец смотрел на их мать? — Он будущий король, которому нужна королева. Кто может быть лучше крови дракона? — Никто, — задумчиво произносит он. Рейнира продолжает смеяться вместе с мурлыкающей Сиракс. Выдыхая и сдёргивая с себя оцепенение, он садится за стол и напряжённо смотрит на клочок бумаги и чернильницу неподалёку от него. Что написать ей? Что он рад? А рада ли она сама? Он не может сказать наверняка, ведь, когда он в очередной раз уходил, она не выглядела прельщённой перспективой выходить замуж и рожать детей. Эймма когда-то упомянула, что Рейнира слишком горяча для брака с лордом из Вестероса, который будет недоволен её непокорностью. Когда она вообще вышла замуж? Деймон уверен, что Визерис хотя бы известил бы его, если не пригласил бы на торжество. Ткнул бы его голову в грязь — снова. Да и от Корлиса ничего не слышно. Уж кто-кто, а Корлис обязательно сообщил бы — позлорадствовать или пожаловаться. Смотря, какой выбор бы Визерис обернул вокруг Рейниры — плащ с морским коньком или рыбой-соколом-львом. Беря чистый лист и перо, Деймон обнаруживает, что его разум пуст. Как непривычно для него. Он всегда знал, какие слова сказать и какие подарки преподнести племяннице. А сейчас? Что делать сейчас? Писать слова поддержки, радости? Или злости на её отца? Вряд ли это ей нужно. Он всё время видел, как она была несчастной, когда Эймма была беременна — после коронации Визериса это было часто. Её горе за мать, её боль, которую Рейнира хотела забрать себе, чтобы Эймма не мучилась, не позволяли ей понять, что материнство — не сплошь страдания, но никто не мог ей доказать обратного. А Деймон — тем более. Он лишь показал грани удовольствия, которые можно было бы найти в браке или за его пределами. Недолго думая, он царапает пером по пергаменту: «Не называй его Эйгоном. И Визерисом. И Висеньей». И сжигает листок, наблюдая, как обугливаются края подобно его душе. *** Тот год был ужасным для Королевства. Засуха, голод и, как следствие, смерти. Король Визерис пытался провести сельскохозяйственные реформы, добавив к некоторым обязанностям повышение подати на 0,2%, что было неподъёмным для людей — и простых, и зажиточных. Как и ожидалось, поднялись волнения, которые переросли в полномасштабное шествие ко дворцу. Люди требовали выдать им королеву Алисенту (никто этого не требовал — это добавили, чтобы показать важность такой фигуры, как Алисента Хайтауэр; если бы люди и взаправду требовали, то логичнее было бы предположить, что самого короля или хотя бы десницу), а также видеть принцессу Рейниру (это правда). Как сообщалось ранее, принцесса была беременна и предстала с этой новостью при дворе. Загвоздка была в том, что после этого выступления её на протяжении полугода никто не видел. До сих пор доподлинно неизвестно, что стало причиной её затворничества на Драконьем Камне — то, что принцесса находилась именно там, стало известно намного позднее. Некоторые современники предположил, что король Визерис тайно лишил свою дочь первенства в линии престолонаследия, некоторые же сходились во мнении, что она самостоятельно отправилась в свои владения. Причины разнились: септон Юстас утверждал, что королева Алисента добилась её переезда, мейстер Орвиль, который не был на тот момент в Королевской Гавани, говорил, что принцесса не желала находиться под присмотром Великого мейстера Меллоса, который, как предполагается, неправильно принял роды у королевы Эйммы, из-за чего она скончалась через несколько мгновений после рождения принца Бейлона. (Вторая версия наиболее правдоподобная, потому что принц Деймон в своих записях к покойной принцессе не раз упоминал, что мейстер Меллос — её причина боязни доверия к мейстерам.) Так и получалось, что посмотреть на живую принцессу людям не удалось. Королевская стража вкупе с Городской разогнали толпу, хотя и с большим трудом. Пожилой Гаррольд Вестерлинг вспоминал, какая сильная давка была в толпе. По окончании миссии на дороге лежали сотни убитых. Никто так и не понял, почему именно принцессу Рейниру желали видеть люди. Они не слишком жаловали её: сцены спектакля, слухи о котором дошли до дворца и самого короля, всё ещё были больной темой для королевской семьи. И до сих пор не выявлены причины такой внезапной смены настроения. (Могу предположить одно: многие считали, что принцесса Рейнира как-то связана с мором. Не берусь утверждать точно, однако в народе всегда верили, что если с членом королевской семьи что-то происходило — как правило, что-то ужасное, возможно, родоубийство, — то мир страдает в наказание. Король Мейгор убил своего племянника, принца Эйгона Некоронованного, настоящего наследника престола после Эйниса I. Из-за волнений, которые происходили в Вере, и страха перед новым королём, летописцы (специально или нет, этого уже не узнать) не упомянули одного: после того, как претендент на Железный трон был убит, во всём Вестеросе начался ужасный голод. Люди гибли не только по приказам короля Мейгора, но и из-за нехватки еды и распространения болезней. Конечно, болезни не стали столь опасны, да и обращать внимания на них не стоит, потому что это были единичные, но зафиксированные случаи по всему Королевству: лихорадка поражала только 1 к 1000, что благоприятно влияло на популяцию по сравнению с когда-то прошедшим Поветрием. Именно этот случай удобно сошёлся (или нет), чтобы объяснить ужасы, происходящие в тот период времени. Убийство родственников карается богами, и те сделали так, чтобы Королевство, находящееся под властью (или лучше сказать — гнетом) Мейгора I, страдало из-за их короля. И, сопоставляя эти факты, я предполагаю, что люди решили, что принцесса Рейнира либо совершила с собой страшный грех, либо её убили. Король или кто ещё — вероятно, мало интересовало людей. А вот то, что они так и не увидели её, разносило ещё больше волнений…) *** Наблюдавшая за закатом у открытого окна, ставни которого скрипят при сильном порыве ветра, Рейнира гладит уже больше округлившийся живот и осторожно тянет свои волосы, закрученные на пальце. Лейна ушла всего несколько часов назад — Рейнира видела, как она взбирается на неповоротливую Вхагар, — и до сей поры от неё нет новостей. Дрифтмарк находится в трёх часах полёта на драконе, а это значит, что Лейна уже как два часа должна безопасно приземлиться в Драконьей Яме неподалёку от Высокого Прилива. Как только она приедет, Лейна отправит весточку, что с ней всё хорошо — по крайней мере на то расчёт. Но ничего так и не пришло. Она плотнее кутается в тёплую голубую шаль её покойной матери и шмыгает покрасневшим от холода носом. Мейстер Джерардис говорит, что свежий воздух пойдёт малышу на пользу, поэтому прогулки были заменены ежечасовыми проветриваниями комнат. Когда солнце заходит за горизонт, слуги обычно разжигают камин и на протяжении всей ночи ходят, чтобы подкинуть поленья. — Ночью самый холод, который может навредить вашему здоровью, принцесса, — говорил мейстер. — Поэтому лучше, когда воздух будет чуть теплее, прежде чем впускать его в ваши комнаты. Полдень — идеальное время. Едва ли её интересует, какой воздух пойдёт на пользу её ребёнку. Скорее она заботится о том, чтобы быстрее родить и больше не мучаться с ежедневной тошнотой. К сожалению, недавно наступил только пятый месяц, а недомогание, по оценкам Джерардиса, пройдёт примерно на полпути к седьмому. Это и радует, и печалит. Но хотя бы прошла рвота от запаха черничных пирожков, которые она теперь может есть тоннами. Ветер треплет её распущенные волосы, которые быстро путаются, а ткань платья не защищает от прохлады, наслаивающейся на кожу словно лёгкий крем. Сиракс, ютящаяся в Драконьей Яме и больше не сцепленная кандалами, которые надеваются в Королевской Гавани, легонько рычит в такт грусти в душе Рейниры. Она не может пойти и успокоить её, покуда запрет о прогулках воспринимается серьёзнее, чем когда-либо вопринимала это мама, а хранители — не наездники, которые разделяют одну душу с драконами. Вдыхая противно-колючий воздух, Рейнира выходит из комнаты, не закрывая двери и направляясь вниз по ступеням из тёмного камня, до самого первого этажа. Держась за каменные перила, она по привычке кладёт ладонь на живот, проверяя, не проснулся ли ребёнок. Его активность мешает даже сделать шаг, но Рейнира обнаруживает, что он, должно быть, сильно устал, раз не проснулся после спуска с четвёртого этажа. Радуясь, что маленькая прогулка может удасться, Рейнира спускается ещё ниже — до семейного склепа. Она давно не навещала свою мать: прошла уже неделя. Эта неделя самая трудная за всю её беременность. Рейнира начала молиться разным богам, чтобы ребёнок был менее активным, и тихонько плакала в подушку от усталости. Она и представить не может, как её мама выносила это раз за разом, оставаясь в силах выполнять свои королевские обязанности и проводить с ней время. Единственное, на что у Рейниры есть силы, — это черкать маленькие письма Деймону, которые она никогда бы не отправила ему. На последней ступеньке её ноги подкашиваются, но крепкие стены удерживают Рейниру в положении. К сожалению, освещения здесь не так уж и много, а идти до первых Таргариенов нет сил: иногда она проходит до королевы Висеньи и королевы Рейнис, прах которой так и остался в Дорне. Реже — до Дейнис и Геймона, находящихся в конце длинного коридора. Они — в числе первых похороненных в Драконьем склепе, поэтому идти нужно долго, но сил Рейниры хватит только до матери, которая тихим изваянием стоит последней с начала. Рядом место пустое, но к её ногам прижимается амфора с прахом маленького Бейлона. Привычным движением Рейнира зажигает свечу от факела и ставит её в раскрытую ладонь матери — её статуя, как и статуи принцессы Дейлы и принцессы Гейль, отличается: её руки чуть приподняты, будто собираются сложиться в молитве. Так Рейнира решила подчить её, потому что в Долине верят в Семерых, а мама была прежде всего воспитана на их вере. Сполохи свечи и неподалёку висящих на стенах факелов бросают тень на лицо её матери и делают его мрачнее всего драконьего острова, огороженного негостеприимными волнами, бьющимися о бесполезный песок и крепкие чёрные стены замка, который возвышается в самом конце клочка земли. Статуя матери не слишком похожа на неё настоящую, но это лучше, чем пустое место вместо её черт. Рейнира, не зная как и когда, теряет часть воспоминаний, связанных с мамой, а её образ становится более абстрактным. Спустя столько лет удивительно, что она смогла сохранить столь много от мамы. Её портрет весит в её девичьей комнате в Орлином Гнезде, и Рейнира боится, что Джейн Аррен не обрадуется письму с просьбой предоставить ей картину Эйммы Аррен на Драконий Камень. Имя её матери с момента её смерти священно в Долине, а её комната заперта под тяжестью тысячи замков, не позволяя зайти или остановиться дорогим гостям. — Мне так страшно, мама, — шепчет Рейнира, поглаживая живот. Скорее инстинктивно, чем от привязанности к ребёнку. — Ты умерла, бабушка Дейла, бабушка Алисса… Все вы умерли из-за детей. Что, если меня постигнет та же судьба? — по её пепельному лицу скользит одинокая слеза. — Ты должна быть рядом со мной в этот момент. Ты обещала. Воздух в склепе сырой, и Рейнира кашляет, стараясь не тревожить живот лишними движениями. Ребёнок едва-едва успокоился, и столь долгое отсутствие пинков даже настораживает, но приносит облегчение её измученному телу. — Я боюсь, мама. Нет ни папы, ни тебя, ни Деймона, — её ладонь накрывает пальцы статуи. — Я больше не могу его носить. Я знаю, он убьёт меня. Я не хочу умирать. *** Поскольку принцесса Рейнира пребывала на Драконьем Камне, королеве Алисенте выдался шанс укрепить свои и сыновьи позиции. В их фракции насчитывалось около сотни мелких домов Простора, Запада и Речных Земель. К их огромному сожалению, не все дома при выяснении беременности принцессы отвернулись от неё. Были даже те, кто всецело преданно служили ей до её смерти, а после боролись за права её сына, несмотря на то, что благодаря королеве Алисенте за принцем закрепилось прозвище «Бастард». (Не все Речные Земли поддержали принца Эйгона и его мать. Только те, которые не имели особой власти. Сам лорд Гроувер Талли (а после его внук) поддерживал сына принцессы Рейниры, несмотря на то, что он славился патриархальными взглядами. «У наследницы родился сын», — говорил Талли по записям принца Деймона Таргариена к покойной принцессе. — «Мальчик сядет на трон, его регентом будет мужчина, так чего же мне противиться воле моего сюзерена?») *** Маленькая Элинда тихонько подкидывает поленья в камин и встаёт, отряхивая подол красного платья от пыли. — Вам что-нибудь нужно, принцесса? Рейнира, покачивая головой, не отрывается от пергаментов, которые прислал мейстер Джерардис. Экономические дела требуют усилий: Драконий Камень — весьма большая крепость, а за его стенами простирается городок с народом, о котором нужно заботиться. — Да, Элинда. Принеси грелку. Элинда Мэсси кивает и ретируется, аккуратно прикрывая дверь. Откладывая записи о запасе мяса и соли, использующейся для дольшего его хранения, с шумным вздохом, Рейнира массирует виски. Разбирать финансы Драконьего Камня как никогда сложно, особенно в тот момент, когда ребёнок слишком активен. Тошнота прошла, но рези стали беспокоить всё чаще. Мейстер говорит, что роды наступят в этот месяц, поэтому всю работу перенесли для Рейниры в её покои, а Джерардис сам приходит с подготовленными отчётами о финансах или прошениями от крестьян или купцов. На самом деле её уже не так страшит мысль о рождении. Долгое ожидание и вынашивание приспособили её к тому, что ничего сложнее в жизни быть не может. Как только роды останутся позади, Рейнира сосредоточит своё внимание на воспитании своего наследника, будь это мальчик или девочка. Она не позволит, чтобы трон отошёл полузелёным слюнявцам, у которых вселенская проблема — запрет на сладкое. Алисента потворствует каждой прихоти своих детей и упускает самое главное: контроль. Такой ошибки Рейнира не допустит. Материнская шаль согревает и приятно прилипает к телу, поэтому Рейнира скатывает финансовые пергаменты с хозяйственными угодьями и откидывается в удобном кресле. Живот вырос до невозможных размеров: даже самый крупный ребёнок матери — малыш Дейлон — не выглядел так, как её. Это её пугает до сих пор, потому что мейстер предположил, что она вынашивает двойняшек, но потом отказался от своих слов, прощупав живот и послушав дыхание малыша. Хотя от некоторых опасений эта уверенность не помогает. Расплетая косы, Рейнира поочерёдно расчесывает волосы, предпочитая делать это самой, а не доверять своим фрейлинам. Лейны, которой она могла бы даться, нет, Элинда Мэсси робка до безумия, Араманта Селтигар достаточно строга в своих рамках, чтобы признать в Рейнире товарища, если не друга, а Риона Тарт ещё даже не освоилась в мрачном замке. Пребывание на посту принцессы Драконьего Камня многим обязывает, и узнать фрейлин так близко, как хотелось бы, не представляется возможным. Лейна всегда была рядом, до того как улететь на свадьбу Лейнора и Кассандры Баратеон. Её нет уже два месяца, а для Рейниры прошло будто пару лет, не меньше. Конечно, она отправила поздравления и Лейнору, и Кассандре, которой предложила должность ещё одной фрейлины, а также попросила искреннее прощение за своё отсутствие. Тётя Рейнис не стала бы её винить, но Корлис — гордый человек. Он до сих пор не может простить пренебрежение своему дому, и Рейнира даже не осуждает его. Она тоже не простила отца за то, что он выбрал жену из семьи второго сына, вдобавок бывшую служанку его деда. Она — неровня Лейне, хотя Рейнира отчасти благодарна, что её отец не смог отобрать ещё и её. Без Лейны она не выжила бы. Элинда возвращается с маленьким полотном в руках и направляется к Рейнире, освобождая место на верху живота, чтобы положить грелку. Её тело всё ещё слишком холодное для ребёнка, и мейстер посоветовал раз в день использовать греющие вещи, чтобы дитя получало тепло. — Может, вам принести жареные пирожные? — Не стоит, Элинда, — улыбается уголками губ Рейнира. — Можешь идти отдыхать. Напоследок Элинда делает книксен и притворяет за собой дверь, толкая ее, чтобы она заперлась и не выпускала тепло камина. Её ноги слишком опухли, но увидеть их невозможно из-за живота. Рейнира не считает это неудобством, однако крайне неприятно видеть лишь половину себя, а другую — только через зеркало. Её платья перекроили, и теперь те не облегают живот, как было на первых месяцах. Мейстер говорил, что это может навредить ребёнку, а рисковать Рейнирой он также не хотел. После того как комната нагревается и становится жарко, Рейнира отбрасывает шаль и грелку, которая начинает неприятно давить на живот. Она встаёт с мягкого кресла и ходит медленными шагами, комично расставив ноги. Отсчитав пять минут, которые Рейнира обязана ходить после сидячей работы, она расстёгивает пуговицы на платье, и то падает волной на пол. Утром Риона поднимет его и унесёт в гардероб, а Араманта принесёт новое и поможет одеться. Её столик около кровати всё ещё переполнен черновиками писем Деймону и ждут своей отправки, но Рейнира смахивает их и отправляет в долгий ящик забытия. Ни на одно из шести отправленных он не ответил, а седьмое она посылать не будет. Устала. Если Деймон не желает возвращаться и быть с ней, то кто она такая, чтобы требовать этого? Она знает грани свободы и скучает по этому чувству, поэтому не мешает дяде наслаждаться ею. Засыпая и надеясь провести завтрашний день с Сиракс, которая уже начала плохо себя вести с драконоблюстителями, Рейнира закрывает глаза. И просыпается с криком, потому что её простыни в крови, а живот разрывается на части. *** Принцесса Рейнира, как говорили её фрейлины, недонесла ребёнка: срок был мал, а дни, которые проходили для неё в тумане, не предвещали ничего хорошего. Насколько можно судить, принцесса сама была по сложению не подготовлена к рождению: бёдра узкие, тело тощее, а судьба королевы Эйммы Аррен висела над ней словно меч. При родах присутствовали фрейлины принцессы Рейниры: леди Араманта Селтигар, леди Элинда Мэсси и леди Риона Тарт. Леди Лейна прибыла намного позже — в последний день родов. С ней же прилетела принцесса Рейнис, которая, по словам леди Рионы, поддерживала роженицу как могла. Но поддержка ни к чему не привела, а молитвы не были услышаны богами. (после родов принцессы леди Лейна прокляла короля и всех его детей, если верить тому, что рассказывала леди Араманта Селтигар принцу Деймону Таргариену). *** Боль невыносима. Её разрывает на части. Всё тело покрыто потом, лицо искажено, и Рейнира даже не чувствует, как её лоб протирают тёплой тряпкой. И не видит, кто это Араманта или Риона. Между её ног что-то движется и прорывается, заставляя Рейниру скулить: кричать она не может, потому что сорвала голос. Это движение становится более интенсивным и режущим, её руки цепляются за мокрые простыни и едва-едва сжимают их пальцами. Она так слаба, что не может двигать ногами, которые её фрейлины закрепили в одном положении, упрощая работу акушеркам и неподалёку стоящему мейстеру Джерардису. Он не вмешался в процесс и, насколько Рейнира может иногда слышать сквозь плёнку паутины, наставлял в те моменты, когда ей требовалось маковое молоко от боли. — Кто-нибудь отправил письмо леди Лейне? — Элинда занималась этим. Рейнира замечает её. Элинда будто постарела за те часы, которые она провела в безуспешных родах. Поправляющие подушку руки трясутся у головы Рейниры, и она приподнимается, хотя в тот же миг задыхается от боли, поднявшейся ниже живота. — Я отправила, но не получила ответ, — говорит Элинда едва громче шёпота, словно боясь ранить Рейниру. Но с этим великолепно справляется ребёнок, выталкивающийся из её тела. — Она должна уже быть здесь! — восклицает Риона. — Принцесса то и дело зовёт или её, или свою мать! Мы не можем привести к ней королеву Эймму, но эта Веларион должна была прибыть ещё в первый день! В первый день? Она лежит здесь не пару часов? — Но что мы можем сделать, Риона? — совсем рядом звучит голос Араманты. — Плыть до Дрифтмарка по меньшей мере два дня. За это время… Она внезапно замолкает, и в комнате повисает давящая тишина, которую нарушает лишь тяжёлое частое дыхание Рейниры. — Осмотрите её, — велит Риона. Одна из акушерок выполняет приказ и приподнимает полотно с запёкшейся кровью. Рейнира даже не чувствует распространяющийся по нагим ногам холод и не может видеть паники на лице старой акушерки, которая с беспокойством смотрит на двух других акушерок, ёрзающих около входа у балкона. Выдыхая и хмурясь, Рейнира поглаживает живот. Тужиться она прекратила, а толчки внутри успокоились. — Разрыв ещё слишком мал. Она не может рожать. Араманта выплёвывает, как не подобало благовоспитанной леди. — Вы сделаете всё, чтобы этот чёртов разрыв был нужного размера и чтобы принцесса родила своего ребёнка! Я ясно изъясняюсь? Акушерка напряжённо кивает, и Рейнира видит, как она напугана. Конечно, если на её руках умрёт принцесса, а с ней и королевский ребёнок, то её голова окажется в бочке, а тело — в Черноводной. — Нам придётся разрезать вход, если другого выхода не останется. Мы сошьем всё обратно, однако три дня схваток — не очень хорошее начало для жизни дитя. Если принцесса не сможет тужиться, мы простимулируем её, но вся работа должна быть выполнена ею. Чья-то рука поглаживает спутанные волосы Рейниры, которая с трудом держит налитые кровью глаза открытыми. Склонив голову в сторону, она отмечает, что это Элинда. Она — самая младшая и нежная фрейлина, Рейнира даже не рассматривала её кандидатуру на эту роль. Однако Аланнис Селтигар — племянница жены лорда Мэсси, поэтому Араманта передала просьбу своей матери, а Рейнира решила, что уважит леди Селтигар лишь потому, что в её жилах течёт капля крови Веларионов. Элинда предстала перед двором Рейниры, и Рионе она не слишком понравилась из-за молодого возраста и наивных глаз, но Лейна с радостью стала наставлять юную Элинду. Сама Лейна, будучи главой её фрейлин, не показывала, что занимает какую-либо должность выше, и с нежностью относилась к Элинде, говоря, что когда-то, до помолвки с браавосским лордом, она была такой же. Ох, где же милая Лейна, почему она покинула её в такой тяжёлый момент? Она обещала, что прибудет к родам. Что же, Лейна врала, как и мать Рейниры? Лёгкие капли слёз стекают по красным горящим щекам, и Рейнира тихонько хныкает: ребёнок двигается и заставляет её тужиться, но она не может. Нет. Так больно ещё никогда не было, а живот не успокаивается. Её дитя полностью перевернулось, но выходить не желает, а с этим Рейнира не может иметь дело. Зевая, она задыхается от толчка ребёнка, а акушерка, заметившая перемены под простынёй, восклицает: — Всё готово! Тужьтесь, принцесса! Рейнира делает всё так, как говорят, испытывая мучительную агонию, которая разрывает её нутро. Она чувствует, как голова ребёнка прорывается сквозь неё, крича так сильно, что не слышит рёв дракона. Это Сиракс? Бедная девочка, Рейнира даже не может пойти и успокоить её, заверить, что всё будет хорошо… всё будет хорошо… Спустя минуту тщетных попыток вытолкнуть из себя ребёнка Рейнира обессиленно стонет и откидывает голову на подушку. Она не слышит, как акушерки переговариваются, но ощущает, как по её спутанным и мокрым от пота волосам проходится незнакомая рука. — Рейнира? — Принцесса? — слабо, едва слышимо шепчет Рейнира, глядя в фиолетовые глаза Рейнис. — Тише, племянница. Всё хорошо. Сейчас тебе нужно немного отдохнуть, а потом ты должна родить его. Понимаешь? Рейнира незаметно качает головой, но Рейнис замечает и посылает ей в ответ дрожащую улыбку. — Как идут роды? — спрашивает… Лейна? Она тоже здесь? — Не так хорошо, как должны быть, — шепчет Араманта. Её голос доносится как из-под толщи воды. — Сколько? — раздаётся над ухом Рейниры. — Уже третий день подходит к концу, — отвечает Элинда и шмыгает носом. — Много, — недовольно ворчит Рейнис, а после утешительно гладя волосы Рейниры, которая разомлела от спокойствия. — Рейнира? — её руку покрывают другой, и голос Лейны звучит так тихо, как она никогда не слышала прежде. — Ле… Лейна? — Я здесь, — всхлипывает она и по скрипу кровати, простыни которой Рейнира разорвала в клочья, ложится рядом, с другой стороны от места Рейнис. — Я всегда буду здесь. — Спасибо, — шепчет обессиленная Рейнира и напрягается, морщась. Изо рта у неё вырывается шипение, которое сопровождается очередным рвением ребёнка вылезти из её тела. — Тужьтесь, принцесса! Она, содрогаясь всем телом, давит, пытаясь помочь ребёнку, но терпит поражение, когда острая боль превращается в тупую. — Всё тщетно, мейстер. Дитя не выходит. Мейстер Джерардис, судя по шуршанию мантии и цепи, подходит к её кровати и вместе с акушеркой смотрит ей между ног. Рейнира скулит от унижения и страха. Мейстер Меллос не смог спасти её мать. Мейстер Джерардис может не спасти её саму. — Я не так близко знаком с родами, поэтому могу лишь посоветовать надавить на живот. Некоторые мои коллеги говорили, что дополнительное давление помогает выталкивать ребёнка. Акушерка слушает мейстера и давит ей на живот, отчего Рейнира визжит, словно ей отрезали крылья. — Не трогай её! — кричит Лейна и защищающе накрывает её живот своей рукой. — Вы имеете дело с принцессой, а не с какой-то леди, — выплёвывает Рейнис и гладит Рейниру по голове. — Будьте предельно осторожны с советами и действиями. Вдалеке слышится рёв дракона. А Рейнира начинает учащённо дышать: так, что она боится задохнуться. Её тело само тужится, а внизу всё полыхает огнём, который съедает заживо всё, что знает Рейнира, заставляя вырывать из горла нечеловеческие крики. Её глаза изумлённо распахиваются, когда ребёнок продирается вперёд, а её низ как будто что-то переламывает. Слышится противное скольжение, внутри Рейниры всё ломается, и она без сил откидывается назад, в безопасные объятия Рейнис и Лейны. — Мальчик! — кричит Риона; она отбирает младенца из рук облегчённой акушерки и подносит к тазу, у которого стоит Араманта и Элинда с тканевой тряпкой. Риона быстро обмывает ребёнка и, пеленая его в тряпку, передаёт на руки Рейниры. Точнее, кладёт на грудь, потому что сил поднять руки, чтобы приласкать своего мальчика, она не может найти. — Эй… Эймон, — шепчет Рейнира и тихонько стонет, чувствуя, как из чрева продолжает вытекать кровь. — В честь… Договорить она не успевает: весь мир превращается в кляксы чёрных чернил. «Мама, мне холодно». *** Рождение принца Эймона сопровождалось смертью принцессы Рейниры. Как только леди Араманта Селтигар отправила весточку в Королевскую Гавань о печальной новости, король лишился сил. Септон Юстас утверждал, что король Визерис вскрикнул и приложил руку к сердцу, а по его лицу начали течь слёзы. Как говорила королева Алисента, король пролил слёзы, но сказал, что «такова судьба». Конечно, вряд ли версия королевы Алисенты правдивая. Некоторые отцы теряют своих дочерей в родах, и каждый скорбит о своём ребенке, а любовь короля к принцессе была, как знали все в королевстве, безусловна и превышала любовь к детям от Алисенты Хайтауэр. Всё же версия септона Юстаса более правдива, потому что далее он сообщает, что король после вести о смерти своей дочери слёг на три дня, и никто не смел его беспокоить. После трёх дней оплакивания король Визерис прибыл на Драконий Камень, чтобы увидеть тело принцессы и новорождённого принца Эймона. Говорили, что при виде внука он упал на колени, рыдая и повторяя, что это всё его вина. Другие же указывали на то, что король даже не посмотрел на принца, а подошёл к погребальному костру своей дочери, желая прыгнуть в него. Его остановил лишь сир Гаррольд Вестерлинг, который смог удержать короля в своих руках. Однако что можно утверждать точно, так это возвращение принца Деймона Таргариена из Эссоса прямо к погребальному костру принцессы Рейниры. Он спешился со своего дракона и подошёл к возвышению, на котором лежало тело принцессы. Никто не мог сказать, что он чувствовал в тот момент, но после принц развернулся и понёсся на короля, и только сир Риам Редвин удержал его. «Это всё из-за тебя, ублюдок!» — сказал принц Деймон, по словам Араманты Селтигар. — «Ты убил её! Свою дочь! Дочь Эйммы! Внучку наших родителей! Кто ты после этого?» (Очевидцы говорили, что король лишь лил слёзы и молчал. Видимо, признавал за собой вину, ведь, как стало известно после Гражданской войны, король Визерис послал принцессу к своей тёте Сейре, чтобы принцесса смогла забеременеть. Как и зачем, никто до сих пор не может сказать. Даже сам король Эймон не знал причин — а, может, просто молчал…) Зажёг погребальный костёр Караксес, потому что Сиракс, как поговаривали, была безутешна. До конца остались лишь принц Деймон и принцесса Рейнис, на руках у которой находился принц Эймон, будущий король, которого назовут «Великий»… *** <…> Принц Деймон взял принца Эймона к себе на воспитание. Так как король продолжал горевать по своей дочери, никто не мог достаточно заботиться о младенце. Принц Эймон вырос на рассказах о своей матери, которая слыла самой прекрасной девушкой в королевстве. <…> (Когда наступили восьмые именины принца, он поднялся в Драконью Яму и увидел Сиракс. Та, всё такая же безутешная, как и на момент смерти принцессы Рейниры, лишь фыркнула и чихнула, будто увидела мышь. … Но позволила сыну своей мёртвой наездницы оседлать себя.) <…> Король Визерис умер при весьма странных обстоятельствах. По версии септона Юстаса, он настолько долго и отчаянно горевал по своей безвременно ушедшей дочери, что отцовское сердце не выдержало столь сильных испытаний. Королева Алисента утверждала, что король болел подагрой, хотя мейстер Меллос не ставил такой болезни. Мейстер Элфорд в будущем говорил, что печаль и траур могли спровоцировать некоторые болезни сердца, а уж от него пойти дальше по организму. Всё-таки одной из причин смерти короля смело можно поставить умершую принцессу Рейниру. *** <…> Когда королева Алисента вместе со своим отцом Отто Хайтауэром подняли зелёные знамёна, принцу Эймону было лишь девять лет от роду. Он не знал о смерти своего дедушки, а также о том, что его трон узурпировали. Весть о произошедшем достигла Драконьего Камня и принца Деймона спустя семь долгих дней <…> Чёрный совет собрался незамедлительно. Союзниками в этом нелёгком деле оказались Веларионы: не стоило забывать, что леди Лейна была главной фрейлиной принцессы Рейниры, а принцесса Рейнис — Таргариен по крови. Также присоединились Баратеоны: лорд Боррос был ярым сторонником короля Эймона, после того как тот навестил Штормовой Предел во время тура по королевству, — и Селтигары с Мэсси. После смерти леди Рионы Тарты сохраняли нейтралитет, но леди Лейна была уверена, чтобудь она жива, то смогла бы убедить своего отца встать на сторону короля Эймона. Не счесть, сколько много времени принц Деймон вместе с лордом Корлисом провели в зале Расписного стола. Принцесса Рейнис нередко присоединялась к ним, однако предпочитала быть рядом с юным королём. Тот, насколько было известно при дворе Драконьего Камня, любил проводить время в Драконьем склепе рядом со своей почившей матерью, статуя которой была воспроизведена в точности как при жизни. (Принц Деймон позаботился об этом. В своих записях к принцессе он сообщает, что её сын сможет помнить лицо своей матери). Поэтому принцесса Рейнис часто сопровождала короля Эймона к статуям принцессы Рейниры и королевы Эйммы, к которой никто не приходил, кроме них. (Леди Араманта Селтигар упоминала, что принцесса Рейнира во время беременности очень часто посещала склеп, чтобы почувствовать единение со своей матерью, а после её смерти никто не посещал королеву Эймму). Юному королю не разрешалось быть на военном совете, однако каким-то образом он знал, о чём шла речь во время заседаний. Он предлагал свои идеи, но они отвергались, потому что принц Деймон не мог рисковать королём и молодой Сиракс, которая не видела битв. <…> Король Эймон встретился с братом узурпатора, Дейроном Таргариеном, у Глотки, где Сиракс с рёвом перегрызла глотку Тессарион. Юному королю на тот момент было лишь одиннадцать лет. <…> Вхагар леди Лейны Веларион схлестнулась с Среброкрылой, на которой летал принц Эймонд Таргариен. С огромным усилием Среброкрылая, вдвое меньше Вхагар, увильнула в сторону брюха большого дракона и вцепилась в него зубами. Вхагар, горестно завывая, полетела вниз и пала, погребя под собой леди Лейну Веларион, двадцати девяти лет отроду, мать двоих детей. <…> За леди Лейну отомстила её мать, Рейнис Таргариен со своей Мелеис. В то время как Эйгон Узурпатор сторожил Королевскую Гавань на Солнечном Огне на небе, земля была открыта. Мелеис не была так огромна, как Вхагар, поэтому смогла добраться незамеченой до холма Рейнис, где были расположены Среброкрылая, Вермитор и Пламенная Мечта, на которой летала Хелейна Таргариен, не участвовавшая ни в одном бою. Оставив Мелеис у входа, принцесса Рейнис смогла пробраться в Драконью Яму. Пламенная мечта скулила от скорби — принц Джейхейрис умер от лихорадки. Вермитор и Среброкрылая вились вокруг друг друга. Под лапами Среброкрылой виднелись маленькие детёныши — наверняка недавно вылупившиеся. Имея тогда мысли об убийстве Среброкрылой, Рейнис Таргариен, убитая горем мать и бабушка, закончила жизни маленьких детёнышей, пустив в пещеру Вермитора и Среброкрылой отравляющий газ. После такого детёныши не выжили, а сама Среброкрылая слегла от горя. Вермитор стал беспокойным и метал огни на каждого, кто подойдёт к его уязвимой паре. Однако пробраться мимо драконоблюстителей принцессе Рейнис удалось уже с превеличайшим трудом. А у входа в Драконью Яму столпились белогвардейцы, а сам Узурпатор блестел зубами. Никто не знает, какой разговор произошёл у Узурпатора и Почти Королевы, однако ожесточённая битва между ними унесла жизни принцессы Рейнис и Солнечного Огня. Сам Узурпатор спасся, но ходить не смог до самой смерти. *** <…> Отвоевав Королевскую Гавань огнём и кровью, Деймон Таргариен не мешкая взял управление в свои руки. Для начала он казнил принца Эймонда Таргариена, который лишь попросил защиты для сестры Хелейны и её детей. (Защита не потребовалась: принцесса Джейхейра выбросилась из окна, как её мать после смерти принца Джейхейриса, а принц Мейлор поскользнулся, упал рядом со столом, и, когда он потянул за ткань стола, чтобы подняться, вилка проткнула ему глаз; мейстер Орвиль утверждал, что мальчик умер мгновенно, не испытывая мучения). Принц Деймон повторно короновал Эймона Таргариена и провозгласил его королём Семи Королевств. А сам назвался принцем-регентом, при том что взял себе титул Защитника Царства. (Так и было. Однако некоторые записи говорят о том, что свои полномочия он сложил в утро совершеннолетия своего внучатого племянника. Далее он улетел на Драконий Камень, где продолжил жить до своей смерти, не имея ни жены, ни детей). *** Правление Эймона Таргариена можно назвать периодом Золотого Века в Вестеросе. Его жена, королева Дейра Веларион, была до безумия красивой и до безумия обожаемой всем двором, а особенно королём. Замок всегда был в пирах, как при короле Визерисе, однако король Эймон был более чутким к вопросам и нуждам простого люда. Он каждые три дня принимал прошения от народа и самостоятельно решал каждый вопрос: будь то убийство или воровство чужой козы. Для королев появилось место в совете: официальная должность называлась «королевский советник». Наследники — и наследницы, как неустанно подчеркивал король, — объявлялись на семилетие ребёнка. Так король Эймон почтил свою матушку, которая в семь лет оседлала дракона и стала виночерпием своего отца. В семье короля Эймона Таргариена и королевы Дейры Веларион было трое детей: принц Эйгон, который взойдёт на престол после смерти своего отца, принц Визерис и принцесса Висенья, которая заложит основу для начала династии Блэкфайров — самых известных претендентов на престол, который они пытались узурпировать. <…> У короля Эйгона Таргариена и королевы Дейнейры Веларион родилось много детей, но до зрелого возраста дожили лишь пятеро: будущие короли Дейрон и Бейлор, а также принцессы Рейна, Дейна и Элейна. <…> К сожалению, оба сыновья короля Эйгона III остались бездетными, поэтому встал вопрос о преемственности короны. Король Эймон I издал закон, который подтверждал права девушек на престол. Первенец короля — или королевы — независимо от пола взойдёт на трон. Самой старшей из оставшихся детей короля Эйгона была принцесса Дейна, которая отличалась буйным нравом. Совет не знал, передавать ли ей трон, однако она совершила чрезвычайно дерзкий поступок для своего времени: отреклась от престола в пользу своего дяди, принца Визериса, который верой и правдой служил своему брату десницей много лет, и заставила своих сестёр сделать то же самое. Никто не понимал причин принцессы Дейны, пока ставший уже королём Визерис не объявил помолвку между ними. Весь двор, за исключением, пожалуй, принцесс Рейны и Элейны, был в изумлении. «Дейна всегда добивается своего», — однажды обронила принцесса Элейна. Историки не раз утверждали, что кровь принцессы Рейниры текла в королеве Дейне, а король Визерис брал пример с принца Деймона. Многие литераторы восхваляли любовь принца Деймона к принцессе Рейнире, которую разрушил король Визерис, поэтому предполагали, что связь между тогда ещё принцем Визерисом и принцессой Дейной началась при жизни короля Эйгона, да тот, подобно своему предку, отверг этот союз. Как бы то ни было, этот брак принёс королевству принца Эйгона, принцессу Нейрис и принца Эймона, который станет сиром Королевской гвардии. К сожалению, брак, который устроили король Визерис и королева Дейна между своими детьми, Эйгоном и Нейрис, казался бездетным на протяжении пяти лет, и, видя, как их дочь несчастна — особенно после того, как леди Лейнис Таргариен, внучка принцессы Висеньи, родила от принца Эйгона бастарда, которого решили назвать Деймоном, — аннулировали этот союз. Принцессе Нейрис разрешили выбрать мужа, и её взор пал на её другого брата, принца Эймона. За десять лет принцесса Нейрис родила лишь двоих детей, будущего короля Дейрона и принцессу Дейнерис: другие беременности заканчивались плохо. Некоторые говорили, что проклятие королевы Эйммы и принцессы Рейниры нависли над нею, однако в эти бредни никто не верил. Особенно ярым защитником принцессы Нейрис был её муж. Король Визерис оставил после себя огромное наследство, но король Эйгон, которого прозвали Недостойным, разрушил его. Будучи любвеобильным мужчиной, он наплодил множество бастардов, однако законорожденных у него не было, и на семилетие принца Дейрона король Эйгон назвал его своим наследником. Было ли это из-за отчаяния или давления совета, никто не может сказать, но своё слово он держал. …До смерти. На одре он узаконил всех своих бастардов, начав Гражданскую войну, которая уничтожила всех драконов.