Глава 1.
Ни одного свободного места. Да, суббота, да, вечер, да, аншлаги у них каждую неделю, и всё равно Аракита проклинает весь Токио, когда выходит на задний дворик ресторана и закуривает, усевшись на скамейку. Чёртова работа. Нет, правда — он два часа кряду носился с подносами по залу, сжав зубы, и сейчас пойдёт опять, едва десятиминутный перерыв закончится. Повезло, что ему вообще дали передышку, что он, в отличие от Мори-куна, ни разу не налажал и никого не оскорбил, а значит, действительно заслужил. Полгода назад, когда Аракита только устроился сюда, он и знать не знал, каким терпеливым, оказывается, может быть. Воздух до сих пор горячий, хотя солнце давно село. Из-за приоткрытой двери кухни покрикивают повара, недалеко проезжают с бодрыми гудками машины, крепко пахнет асфальтом, бензином и куревом. Аракита добавляет пепла под ноги, втаптывает в землю чей-то окурок и суёт руку в карман брюк. На экране блокировки телефона всего два уведомления. Первое — коротенькое сообщение от Мии: спрашивает, не хочет ли он потусить с ним и Кинджо, как закончит, а второе… Аракита затягивается. Он и думать забыл, когда этот чат — с дурацким названием и не менее дурацкой аватаркой, созданный бог весть когда, — в последний раз оживал. Кажется, в прошлом августе, когда они поздравляли Тодо?.. Или в июле, когда Тодо поздравлял Шинкая?.. Не так уж важно. Фуку-чан@fukutomi_juichi: привет. Фуку-чан@fukutomi_juichi: надеюсь, вы все в порядке. Фуку-чан@fukutomi_juichi: знаю, что неожиданно, но я должен сказать вам раньше, чем вы узнаете от кого-то ещё. Фуку-чан@fukutomi_juichi: меня пригласили в немецкую велокоманду. Фуку-чан@fukutomi_juichi: и я согласился. Каменнолицый что?! Аракита закашливается, проглотив дым. Балбесина@toudou_jinpachi: ТЫ ЧТО?! Балбесина@toudou_jinpachi: господи, Фуку! Балбесина@toudou_jinpachi: ты бросишь универ?! ради велокоманды?! серьёзно?! Фуку-чан@fukutomi_juichi: да. Фуку-чан@fukutomi_juichi: я уже обо всём договорился. фактически я ухожу в академический отпуск. Фуку-чан@fukutomi_juichi: и потом смогу возобновить обучение в любой момент. Балбесина@toudou_jinpachi: вот это да…… Я НЕ ЗНАЮ ЧТО СКАЗАТЬ Балбесина@toudou_jinpachi: ты всё хорошо обдумал?! в смысле Я БЫ ТОЖЕ СОГЛАСИЛСЯ но?! Рыжий@shinkai_hayato: вау. Рыжий@shinkai_hayato: а ведь ты и мне ничего не говорил, Джуичи, как это на тебя не похоже) Значит, не знал и Шинкай. Не знали они все, Фукутоми сообщил им одновременно — и у Аракиты малость отлегает от сердца. Фуку-чан@fukutomi_juichi: извини. Фуку-чан@fukutomi_juichi: я хотел принять решение самостоятельно. Фуку-чан@fukutomi_juichi: и не хотел, чтобы вы заранее волновались. Балбесина@toudou_jinpachi: ну ты Балбесина@toudou_jinpachi: а когда уезжаешь? Фуку-чан@fukutomi_juichi: через две недели. Фуку-чан@fukutomi_juichi: поэтому и пишу вам сейчас. Фуку-чан@fukutomi_juichi: хочу попрощаться с вами как следует. Фуку-чан@fukutomi_juichi: давайте соберёмся в следующую пятницу. Фуку-чан@fukutomi_juichi: поедем в горы, устроим пикник. как раньше. Фуку-чан@fukutomi_juichi: я уже забронировал отель. Балбесина@toudou_jinpachi: НУ ТЫ Балбесина@toudou_jinpachi: ЗНАЛ, ЧТО МЫ НЕ ОТКАЖЕМСЯ, ДА?! Балбесина@toudou_jinpachi: конечно, я приеду! Рыжий@shinkai_hayato: и я буду) Рыжий@shinkai_hayato: у меня как раз накануне экзамен, не нужно будет больше готовиться) Балбесина@toudou_jinpachi: надеюсь, Аракита тоже сможет Балбесина@toudou_jinpachi: эй эй волчара @arakita_yasutomo, сможешь, нет?! попробуй только сказать, что нет! 1 Балбесина@toudou_jinpachi: приеду и заберу насильно! 1 Фуку-чан@fukutomi_juichi: он, наверное, на работе. Фуку-чан@fukutomi_juichi: в любом случае время подумать есть. Фуку-чан@fukutomi_juichi: и да, я не заставляю. «Не заставляю». Как же. Аракита прячет телефон и докуривает, глядя на крыши многоэтажек за забором. Десять минут почти прошли, он вот-вот вернётся к гостям с их идиотскими заказами и напыщенностью, а Фукутоми, чтоб его, намылился в Германию. Оставит драгоценную учёбу, будет гонять как сумасшедший на своём шоссейнике и, глядишь, через год-два поедет на сам Тур де Франс завоевывать медаль. Звучало бы как что-то несбыточное, будь на месте Фукутоми кто-то другой — да хоть сам Аракита, — но факт есть факт. Фукутоми уезжает, не понятно, когда вернётся, и не попрощаться с ним будет совсем бессовестно. — Эй, Аракита! — из двери высовывается управляющий. Морда у него серая, блёклая, зато голос командный и громкий. — Харе прохлаждаться, живо в зал! — Да иду я, иду. Аракита тушит окурок о край урны, отряхивает фартук и идёт отрабатывать оставшиеся сорок минут. Телефон в кармане ещё пару раз вибрирует от входящих сообщений.***
Высокий стакан окончательно пустеет, остатки пены сползают на прозрачное дно. Аракита недовольно хлопает по столу ладонью и оглядывается. Вокруг тесно, жарко, шумно. За квадратными столиками полно офисного планктона и пьяных студентов, в углу смеётся весёлая компания, бармен ставит на стойку две вскрытых бутылки холодного пива. — Чур одна моя! — не кричит, скорее, икает Аракита, ощущает тяжёлое прикосновение к плечу и поворачивает голову. — А? — Лучше не надо. Кинджо. Не свалил, как Мия и Кана минут двадцать назад; остался, чтобы отвезти Аракиту домой, если он слишком сильно напьётся. С какой-то стороны Аракита ему благодарен — не все возьмутся поработать провожатым, да ещё за спасибо, — а с другой, и тут взвыть можно, потому что у Кинджо, вообще-то, с недавних пор девушка есть, и ему тоже явно не улыбается проводить вечер вот так. С третьей стороны, Аракита иначе не может, и это куда плачевнее. Он выпрямляется, и, ударившись коленом о столешницу, коротко ругается. — Завтра сам меня поблагодаришь, что вовремя остановился, — говорит Кинджо. — Выходной выходным, а похмелье… — Вот объясни мне, Кинджо, — прерывает он его, и Кинджо выгибает бровь. — Да? — Ты вот… У тебя сколько лучших друзей? За которыми ты и туда, и сюда, даже если они те ещё придурки? Аракита смотрит на него в упор. Кинджо будто и не пил вовсе, весь аккуратный, спокойный, без тумана во взгляде и алкогольного румянца на щеках. Такого, наверное, и ведром пива не взять, жаль, не согласится проверить. — Двое, — отвечает Кинджо. — И много хороших знакомых. А что? — Ты с ними часто видишься? — С учётом, что мы в разных университетах, а один так и вовсе в другой стране… Нечасто, — улыбается он. — Но во взрослой жизни это нормально. Не всем везёт быть бок о бок, да и интернет это сглаживает теперь. Всегда можно позвонить или написать. — А скучаешь по ним? Ты мне честно скажи, я ж враньё сразу учую. — Скучаю, — не думает увиливать Кинджо. — Мы столько всего прошли, понятно, что их порой не хватает. Почему ты спрашиваешь? — Да так, ничего. Забей. Кинджо смотрит на него и кивает. Его способность вовремя замолчать и прочитать атмосферу Аракита ценит далеко не меньше, чем готовность в любой момент одолжить денег на бепси или дать списать конспект. Такой он, Кинджо, и ни капельки не похож на Фукутоми, хотя на первый взгляд они словно близнецы. Оба сильные, оба лидеры, но если Фукутоми держит лицо всегда, то Кинджо, как оказалось, умеет и смеяться, и расслабляться, и подкалывать, если есть настроение. Кинджо, планируй он свалить в Европу, точно не стал бы держать это в тайне, чтобы затем обрушиться как снег на голову с предложением… как там Фукутоми писал? «Устроить пикник»? Аракита трёт лоб. От спёртого воздуха в идзакае — да и от лезущих мыслей тоже — хочется поскорее сбежать на улицу, и он шарит по карманам в поисках кошелька. В одном находится пачка сигарет с зажигалкой, в другом — смятая бумажка и скрепка. Откуда у него чёртовы скрепки? — Он у меня, — Кинджо показывает маленький потёртый кошелёк. — Ты мне его отдал полчаса назад, чтобы не потерять. Забыл? — А, да. Точняк. — Я тогда заплачу, а ты выходи и жди снаружи. Встать можешь? В другое время Аракита бы огрызнулся. Он сказал бы, что Кинджо совсем страх потерял, раз такие глупые вопросы задаёт, раз сомневается, но сейчас он кивает, встаёт и выходит из бара, протолкнувшись через сидящих тут и там людей. На свежем воздухе он дышит полной грудью, пока Кинджо не выходит следом и не вкладывает кошелёк в его ладонь. Руки у него тёплые, надёжные, вот тут сходство с Фукутоми определённо есть, и Аракита мотает головой. Не хватало ещё, чтобы Кинджо как-то не так всё понял. — Сейчас такси закажу. Сам доберёшься, или?.. — Не надо меня провожать никуда, я тебе не девица в беде, — бурчит Аракита. — Тачку мне подай и вали. — Ты из-за Фукутоми такой расстроенный? Аракита вскидывает колючий взгляд. Да, о том, что Кинджо будто видит его насквозь, он умудрился забыть. — Так он и тебе растрепал уже, да? О том, что валит за границу? — Да, написал в лайне, — Кинджо водит пальцем по экрану телефона. — Сказал, что не мог не сообщить, а ещё попросил… Он не заканчивает, посмотрев на Аракиту. В темноте улицы, освещаемой неоновыми вывесками и фонарями, его кожа кажется мягкой, смуглее, чем обычно. Кинджо в целом выглядит старше, как если бы ему было не двадцать два, а все тридцать, и Аракита внезапно чувствует себя подростком, который хотел сбежать, да не получилось, и теперь его ждут сплошные нравоучения. — Чего попросил-то? — тянет Аракита, поборов досаду. — Договаривай. — За тобой приглядывать, — говорит Кинджо. — Не знаю, что он имел в виду, может, ситуации вроде нынешней, когда ты едва на ногах стоишь. Хм… Поеду-ка с тобой, вот что. — Чё? — моргает Аракита. — Нафига? — Начну держать своё обещание Фукутоми и сам заодно домой доберусь, — он смотрит в сторону подъезжающей светлой машины, мигнувшей фарами, сверяет номер в приложении на телефоне. — Да, это наша. Поехали? Будь Аракита трезвым, он послал бы на все четыре стороны Кинджо, а потом в голосовом сообщении послал бы туда же Фукутоми с его заботливыми просьбами, но вместо этого молча садится на заднее сидение и закрывает глаза. Кинджо, сев рядом, называет его адрес, такси трогается с места, и желудок начинает мутить. Отчасти от алкоголя, отчасти от мерзкого, сладковатого запаха кожаного салона, отчасти — от осознания собственной бестолковости. Он мысленно просит Кинджо что-нибудь сказать, отвлечь, но тот не слышит. Он, в конце концов, не телепат какой, и тогда Аракита через силу говорит сам, и совсем не то, что планировал изначально. — Меня бесит, что он уезжает. Вот и всё. Слышно, как поскрипывает сидение. Кинджо, наверное, развернулся к нему и теперь или улыбается, или смотрит на него в попытках поймать взгляд. Аракита давит усмешку, потому что глаза он так или иначе открывать не хочет. — Бесит то, что он уезжает, или то, что не предупредил заранее? В его голосе нет осуждения. Кинджо вообще, как Аракита уяснил за три года учёбы с ним, не умеет осуждать. — Всё сразу. Каменнолицый, он… — Аракита вздыхает. — Как будто можно вот так взять и уехать, понимаешь? И пусть все живут как хотят, и делают что хотят… А я не могу делать как хочу, Кинджо. Уже не могу. Сечёшь? — Почему не можешь? — Потому что всё опять меняется, а я… Я ещё не привык к тому, как всё изменилось, а он заставляет меня меняться снова. Как будто это так просто, как будто мы все как он, или как ты… А я не такой, как ты или он, я… Да смысл объяснять, всё равно не всечёшь. — Ты это ты, Аракита. И зря ты себя до такой степени не принимаешь. Аракита приоткрывает один глаз. Кинджо смотрит в окно, спина прямая, в очках отражается свет от встречных машин. «Монументальный», приходит на ум слово. — Я не мону… не мону-ментальный. Вот ты да. — Я? — он улыбается. — Я нет, с чего ты взял? — Фуку-чан потому что такой, а вы с ним похожи. — Я бы не сказал. — Ну и не говори, тоже мне. Он не отвечает, усмехнувшись, и Аракита снова закрывает глаза. Дышать становится легче, от сидящего рядом Кинджо разливается тепло и спокойствие. Может, Фукутоми был прав, раз поручил ему за ним приглядывать, ведь, что ни говори, Аракита был под его присмотром с первого года старшей школы. Кто знает, где он был бы сейчас, не столкнись он тогда с Фукутоми возле автомата с напитками, не отожми он у Фукутоми его «Бьянки», не вступи он вообще в велоклуб академии Хаконе… Возможно, он был бы куда счастливее, тоскливо думает Аракита и сразу отгоняет эту мысль, устыдившись её. Такси мягко тормозит. Кинджо протягивает руку к плечу Аракиты, но он с выдохом садится сам и потирает шею. — Уверен, что поднимешься? — Если скажу, что нет, ты меня на руках отнесёшь, что ли? — спрашивает Аракита, и Кинджо хмыкает. — Вот именно. Сам уж дойду, не парься. — Я бы отнёс, мне не сложно. — Не сложно ему, ишь какой благородный, — Аракита открывает дверь и вылезает из машины, запачкав джинсы. — Бывай, Кинджо. — Позвони завтра. Мачимия хотел съездить за подарком. — Срать я хотел на твоего Мачимию, — вяло отвечает он и смягчается, увидев, каким обеспокоенным стал Кинджо. — Позвоню, позвоню. Я ещё не совсем из ума выжил, просто перебрал. Всё нормально будет. До завтра. — Ладно… До завтра, Аракита. Он уезжает, не став читать нотаций, и Аракита бренчит ключами в кармане джинсов. Повезло, что не выронил их нигде, и повезло, что в мозгах постепенно проясняется. Он медленно поднимается по лестнице в свою квартиру, заваливается в неё, на ходу раздеваясь, щёлкает замком, кое-как стаскивает кроссовки и падает на диван. О встрече, которой он так долго избегал, которой так сильно опасается, он подумает завтра.***
Ехать надо. Хочет он или нет, сомневается или боится — у Аракиты не то чтобы есть выбор, и ближе к обеду, наслонявшись вдоволь по комнате, он отписывается в чат, что приедет. Тодо, разумеется, журит его за поздний ответ, а Фукутоми с Шинкаем сдержанно радуются и, наверное, облегчённо выдыхают. В конце концов, без Аракиты им пришлось бы столкнуться с ворчащим и недовольным Тодо, и проводы бы явно подпортились. Может, конечно, Аракита себе льстит. Может, без него всё наоборот прошло бы куда лучше, по крайней мере, ему самому не пришлось бы переступать через себя и задвигать куда подальше переживания. Он думает об этом вплоть до четверга, пока сидит на парах, работает, гоняет с Мачимией на великах по вечерам. Мачимия, кстати, как та ещё бывалая псина, раскусил его настроение на раз-два и попросил не ходить перед ним с такой кислой рожей. Аракита сперва вспылил, схватил его с рычанием за воротник, а потом осознал, что его эмоции, какими бы они ни были, надо вновь учиться прятать. Что с идиотами этими, Мачимией да Кинджо, он совершенно себя распустил. Так что в пятницу днём, сидя на железнодорожном вокзале с дорожной сумкой, Аракита натягивает такое благостно-равнодушное выражение лица, что сам в него на мгновение верит. Он выдержит, он переживёт, он… — Ясутомо! … сто раз пожалеет, что согласился. — А я-то думал, что первым приеду. Давно ждёшь? Шинкай стоит перед ним с извечной мягкой улыбкой, никак не изменившийся с тех пор, как они в последний раз виделись. Разве что волосы стали длиннее, так, что при желании их наверняка можно забрать в короткий хвост, и плечи немного раздались вширь. — Неа, только сошёл с поезда, — говорит Аракита, глядя на него снизу вверх. — А Фуку-чан где? Не с тобой разве? — Он едет от родителей, так что будет позже. Вот то, что Джинпачи опаздывает, это нонсенс. — Скорее это мы, как полные придурки, приехали раньше нужного. Садись, не стоять же. Аракита убирает сумку со скамейки, опускает её возле своих ног. Шинкай садится рядом, от него, улавливает Аракита, привычно пахнет чем-то сладким. Батончиками? Булочками? Ладно хоть не травой и не кроликами, как раньше, когда он заходил в класс после уборки в вольере Усакичи. Ещё он пахнет незнакомой туалетной водой, и чем-то… Аракита не может разобрать, да и не сильно хочет. — Я и не помню, когда мы все вместе виделись, — говорит Шинкай, согнувшись и поставив локти на колени. — Хорошо, что Джуичи решил нас собрать. — Как вышло, что ты не знал? — спрашивает Аракита. — Ни за что не поверю, что Фуку-чан стал таким скрытным. — Ну, он сам не ожидал, что его позовут. Видимо, решил сперва всё уладить, а потом сообщить наверняка. Крутой, скажи? — Что от него и ожидалось. Дурацкий каменнолицый… А куда именно в Германию он валит? В какой-нибудь Бровидорф? Гамбургер? Шинкай смеётся, и Аракита не может не признать, что скучал по его добродушному смеху тоже. Напряжение, в каком он сидел эти несколько минут, слабеет, и на мгновение кажется, что ничего действительно не изменилось. Как будто они вновь на третьем году старшей школы, сидят и ждут остальную команду, чтобы поехать на очередную префектурную гонку и искупаться в чемпионской славе. Не хватает только родных бело-синих джерси, мелочи в кармане для покупки бепси… Да и шоссейников в чехлах, которые займут половину вагона. — Мюнхен, вроде бы, — говорит Шинкай. — Там небольшая профессиональная команда, человек двадцать максимум… Честно говоря, не представляю, как Джуичи справится, он и на английском с трудом говорит. — Я бы сказал, он вообще с трудом говорит, это ж Фуку-чан. — Да, ты прав, — он прячет усмешку. — Джинпачи, кстати, мы тоже едва успели поймать. Он через два месяца уезжает в Лондон. — Опять?! Он недавно ведь там был! — Не очень недавно, полтора года назад. — А. — Да, время настолько быстро летит, — кивает Шинкай, и возникает пауза. — Вторая стажировка, или что-то вроде. На этот раз шансы остаться там до окончания университета у него куда выше. — Паучара его тоже там? — Скорее всего. Джинпачи с головой в учёбе, и да, как раз на английский налегает будь здоров. Произношение только смешное, с адским акцентом, и не говори ему, что я так сказал. — Если он приедет и начнёт базарить свои «хеллоу», я за себя не ручаюсь. — Ни капли не сомневаюсь, — он смотрит на Аракиту, повернув голову. — Ты сам-то как, Ясутомо? — Как-как, — Аракита отводит взгляд в сторону прибывшего синкансена, откуда выходит толпа. — Универ не бросил, потому что Кинджо не разрешает и тянет за лапы. Подрабатываю официантом, плачу аренду, всё такое. Никаких Лондонов и Мюнхенов, как ты мог заметить. — Сложно учиться? Ты поэтому из велоклуба вышел? Аракита смотрит на него, услышав легкую перемену в голосе. На лице Шинкая, обычно приветливом и светлом, ни следа улыбки, уголки губ опущены вниз. — Просто надоело крутить педали пятый год подряд, — Аракита жмёт плечами, надеясь, что его собственный голос остался прежним. — Учиться тоже надоело, но, как я и сказал, Кинджо не даёт мне спуску. — Вот как… А я думал, что это из-за… — Ребята!!! И Шинкай, слава богу, не договаривает. Они вместе с Аракитой замечают Тодо, который быстрым шагом идёт к ним — в красной универской толстовке, джинсах, как всегда с тонким белым ободком в густых волосах. Аракита думает, что никогда ещё, за всё время их знакомства, не был так ему рад. — Как же здорово, что вы оба смогли приехать! — Тодо бесцеремонно кидает сумку на сидение рядом с Аракитой, хлопает их по подставленным ладоням. — И что я не успел улететь! Аракита, Шинкай рассказал тебе, что я опять лечу в Лондон? И не просто на стажировку, а на настоящую практику? Вы, кстати, не представляете, какие сложности сейчас возникли с выдачей виз! Они теперь мало того, что повысили пошлину, так ещё и просят предоставить дополнительные документы, необъяснимо. Вот скажите, зачем им вообще мой… Аракита сразу — и ожидаемо — теряет нить его болтовни, вмиг вытеснившей всё остальное, но вместо раздражения ощущает благодарность. Теперь ему не нужно отвечать на неудобные вопросы Шинкая и притворяться, что всё в порядке. Не нужно избегать темы, подбирать слова, в принципе говорить. Он косится на Шинкая, замечает, что тот погружён в проблемы Тодо, и от сердца отлегает. — … и я уже две недели пытаюсь эту бумагу оформить! Представляете?! — Бюрократия, — кивает Шинкай. — Но я очень рад, что ты тут, Джинпачи, несмотря на проблемы с… с… — Ай да не будем о них, — отмахивается Тодо. — Сейчас куда важнее эти выходные! Фуку сказал, в каком отеле забронировал номера? И кто с кем будет? Или он взял номер на четверых? — М, — Шинкай коротко смотрит на Аракиту. — Он взял стандартные двухместные, и мы уже договорились, что я останусь с ним, а вы с Ясутомо будете в соседнем. Ничего? — Отлично, — говорит Аракита, прежде чем Тодо успевает вставить хоть слово. — Я как раз взял с собой беруши и упаковку снотворного. — Эй, я не храплю, чтоб ты знал! — А откуда мне знать? Ты, может, во сне разговариваешь, просто сам не в курсе? А может, ты лунатишь? — Вообще-то я… — Джуичи! Аракита и Тодо одновременно замолкают. Фукутоми появляется бесшумно, как всегда спокойный, безупречный, без единой эмоции, зато с непоколебимой надёжностью во взгляде, и пазл, частью которого Аракита был все эти годы, наконец-то складывается воедино. Аракита впервые за день улыбается. — Фуку-чан!