Под стокот копыт, под пыль, что летит, Без головы всадник на праздник спешит. Мелодия эта вдруг зазвучит, А там за лесами тролль грозный кричит.
— Ты не можешь, — решительности в голосе Чохён Ёнджун мог только позавидовать. Она стянула шарф, бросив его на диван, чуть дальше призрачного парня. Подошвы её кед неприятно поскрипывали по серому ламинату, когда она всё набирала темп, прохаживаясь мимо Ёнджуна, мимо дивана и пакета из прачечной, который она ещё не успела разобрать, хотя прошло уже больше трёх дней после стирки. Ёнджун следил за ней взглядом. Подмечал, как она немного наклоняла корпус вперёд, как теребила пальцами левой руки подвеску на золотой цепочке и как упрямо сжимала губы, злясь на нелепость, что он сказал. — Призраки так просто не исчезают, — озвучила она истину, которую прекрасно знала, — вы иногда отстаёте, а иногда столетиями живёте в домах. Ты ведь жил в моём задолго до того, как мы переехали… Да, ты жил очень давно. До тебя были и другие жильцы, напуганные призраками. Никто не исчезал, не испарялся в воздухе… Она не задавала вопросов, а констатировала, как ей казалось, неопровержимые факты, но с каждым проговорённым словом её затягивало в пучину воспоминаний и размышлений, в которых были другие призраки, которые в один прекрасный момент оставляли её в покое. Они могли бродить за ней по улице или привязываться в общественной библиотеке, или, как бабушка Чонгука, преследовать её в его доме, но когда они оставляли её, какое-то время она ещё могла их видеть. Это ли не подтверждало, что призраки вечны? Им ничего не остаётся, кроме как шататься по округе, ища общения либо с другими призраками, либо с такими особенными людьми как Чохён. — Мы исчезаем, — негромко перебил Ёнджун. — Ты же не думаешь, что каждая задержавшаяся в этом мире душа вечно в нём будет? Мёртвых гораздо больше, чем живых. Если из людей иногда бывают сумасшедшие толпы, по-твоему, из призраков этого бы не было? По твоей логике, каждый свободный квадратный метр уже должны были занять десятки призраков. Он встал незаметно, тихо, без лишних звуков ступая по полу и ловя девушку-юлу за руку. Он никогда не забывал, как приятно прикасаться к чему-то живому и тёплому, что буквально делится живой энергией. Жаль, Ёнджуну никак не удавалось ухватить её по-настоящему и восполнить свои запасы хотя бы таким образом. Он по-прежнему чувствовал себя без сил, а удерживать Чохён на месте становилось всё сложнее. — Прекрати, — попросил он, — у меня от тебя кружится голова. Ты разве не собиралась сначала вынести мусор? Как я и сказал, уходить я пока… — Какой мусор?! — вспыхнула она, одёргивая руку и глядя на него с нескрываемой обидой. — Ты прятался от меня столько недель, зная, что исчезаешь? А теперь хочешь, чтобы я тратила время на какой-то мусор? Ёнджун попытался избежать её обвинительного взгляда. Это не он должен был чувствовать себя виноватым. — А ты пряталась от меня три года. Это ты не считаешь более нелепой тратой времени? — в конце он немного улыбнулся, как бы намекая, что всего-то шутит. — За пять минут я не исчезну. Ты можешь спуститься вниз, чтобы избежать штрафа за мусор, оставленный в коридоре. Чохён не хотела. Ей было всё равно на штраф, но не всё равно на Ёнджуна. Она никогда не думала, что может его потерять. Даже мысль о том, что её дар исчезнет, а вместе с ним и способность его видеть, ничего не меняла. Она знала, что он будет где-то неподалёку, и что он просто будет. Её дыхание сбилось из-за того, как долго она не дышала, стараясь подражать призраку. У него вот никогда дыхание не перехватывало, никогда не иссякали слова, но, как оказалось, иссякала энергия. Чохён смотрела на него и пыталась уловить малейшие признаки этого. Может, где-то он уже успел стать прозрачным? Может, он мерцал, собираясь потухнуть, как звезда далеко-далеко в космосе? Почему для неё это не было достаточно очевидным, чтобы заметить при первой встрече? — Не смотри так, — он смутился, отводя взгляд и убирая руки за спину. — С чего ты взял, что исчезнешь? — её брови почти сошлись на переносице, хоть она и старалась не хмуриться, избегая ярости и обиды, что переполняли её. Ёнджун сжал пухлые губы, думая, как бы ей объяснить необъяснимое. — Это похоже на предчувствие? — предположил он. — Или скорее на дурное самочувствие. В последнее время я не могу двигать предметы, не могу с первого раза выключить или включить свет, и я чувствую себя так, словно стал тяжелее в шестьдесят раз. А может и во все сто. И это только первые звоночки. — Есть что-то ещё? — Чохён слушала очень внимательно, всё анализируя, могут ли его симптомы значить какую-нибудь лёгкую призрачную простуду. Он и при ней не всегда мог сдвинуть что-то. Это в порядке вещей, когда ты нематериальный. Ёнджун вернулся к дивану, присаживаясь на край и облокачиваясь на колени. Он стал рассматривать узоры на ламинате. — Мне больше неинтересно, — сказал он, начиная медленно трясти головой, чтобы его чёлка покачивалась от искусственно созданного им же ветерка. — Что тебе неинтересно? — Существовать, — он не прекращал двигать головой, а это неимоверно раздражало. — Я уже столько лет здесь, столько всего видел и слышал, даже о магии знаю, и больше мне неинтересно. Я только осознал, что в своей смерти пришёл в тупик, и мои силы стали пропадать. Теперь даже когда хочу сделать что-то, не получается. Я расстраиваюсь и злюсь, но лишь ещё больше энергии трачу. Чохён ткнула пальцем ему в макушку, чтобы он перестал двигаться, а то теперь голова кружилась у неё. — Что ты такое говоришь? — на выдохе пробормотала она. — Как тебе может быть неинтересно? Ты оставался в том дурацком доме, пока сменялись владельцы, а сейчас ты живёшь в волшебной семье. Ты буквально открыл для себя новый мир… — Вот именно. Я открыл уже всё, что можно было, дальше двигаться некуда и мне пора на покой. Кто-то сказал бы, что его загробная жизнь и так была достаточно спокойной, но Ёнджун так не думал. Быть домашним призраком в обитаемом людьми доме — это вечный стресс. А дружить и встречаться с человеком — ещё больше нервов. И жить с ведьмами и колдунами тоже непросто. Со временем привыкаешь к невидимости, а тут снова оказываешься у всех на виду. Смерть такая же утомительная, как и жизнь, но ко всему прочему ещё и чертовски одинокая. Семья Чхве никогда не сможет стать его семьёй; Чохён никогда не сможет променять своё будущее на него; все вокруг рано или поздно уйдут, а он останется. И какой смысл? До него доходили слухи, что дальше — больше. Можно переродиться. Или стать ангелом. Или хотя бы чёртом, только бы делать что-то поважнее и поинтереснее ночных дежурств на чердаке и подслушиваний чужих разговоров. — Ты не можешь, — повторила Чохён, кулаком прижимаясь к его груди в очень легоньком ударе, скорее подбадривающем, нежели агрессивном. — Уверена, есть ещё много всего, что способно тебя заинтересовать. Ты ведь никогда не покидал пределы Кореи. Что, если тебе попутешествовать по миру? Она не понимала. Скитания по свету ни к чему бы не привели. Они бы ничего не изменили для Ёнджуна. Раньше он хотя бы приблизительно понимал, чего хочет от смерти, а с Чохён всё и вовсе было кристально ясно некоторое время, но теперь он забрёл куда-то не туда. Он смотрел за семьёй, с которой жил, и не думал, что с его исчезновением для них что-то изменится; он смотрел за другими призраками и видел, как они испарялись; а теперь он смотрел на Чохён — единственную, за кого он ещё как-то цеплялся в этом мире, — и понимал, что когда она перестанет видеть призраков, его существование станет бессмысленным. — Я рассказал тебе не для того, чтобы ты пыталась меня спасти, — он и сам говорил бодро, ему не нужна была поддержка для такого. — Просто раньше ты как будто была моей причиной оставаться здесь. Я изредка думал, что мы сможем ещё встретиться и будет интересно посмотреть, как ты изменишься. Возможно, не только мне. У тебя ведь есть призрачные друзья, либо родственники, либо кто-то другой, кто наблюдает за тобой или за кем может быть интересно наблюдать тебе. Что, если для них ты тоже смысл и без твоего общения они, как и я, исчезнут? А когда… кого-то, кого ты любишь, не станет, ты будешь хотеть увидеть его снова, но, отдав дар, не сможешь. У Чохён были другие мысли на этот счёт. За столько лет страха и трепета перед призраками она поняла, что не должна думать только о них, именно её жизнь и чувства должны быть на первом месте. А хочет ли она превращать всё вокруг себя в извечное общение с потусторонним? Можно было бы, конечно, сделать на этом карьеру экстрасенса или поиграть в «Изгоняющего дьявола», но Чохён по душе несколько другая работа. И выбирая между одинокой сумасшедшей жизнью и семейной жизнью с человеком, которого любит, она не может быть заинтересованной в первом варианте. Она сделала несколько шагов и присела на диван рядом с Ёнджуном. — Я старалась жить как все, — сказала она, — быть нормальной… — Мы никогда не вернём жизнь, которую тратим на попытки быть нормальными, — Ёнджун чуть улыбнулся. — Нет ничего плохого в том, что ты особенная. Некоторые люди в твоём окружении с лёгкостью могли бы это понять и принять. Он прочистил горло, поглядывая куда-то в сторону. Пока Чохён думала о том, сдала бы её семья её в психушку или просто не поверила ей, Ёнджун добавил: — Чонгук, например. Чохён вздёрнула подбородок, глядя на то, как парень кивает, подтверждая свои слова ещё раз. — Твой бывший, — уточнил он. — Довольно странно, что вы живёте по соседству… Я надеюсь, ты знаешь, что у него есть другая девушка? Если что, во мне говорит не ревность, а лишь то, что ЫнБи с ним очень счастлива. Они ведут себя как влюблённые дураки, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то это испортил. ЫнБи для меня как младшая сестра, которая меня совсем не видит, но всегда приказывает не пугать её, не заглядывать в её телефон, не воровать из её тарелки… Конечно, он должен был знать Чонгука, раз он выходил из их дома. Ёнджун мог видеть больше всех, оставаясь невидимым, но разве для ЫнБи он не был чем-то, что её глаза могли уловить? — ЫнБи тебя не видит? — переспросила она. — Почему? Её отец тебя смог даже позвать. И он подглядывал за тем, как мы говорили в саду. — ЫнБи немного… ненормальная в своём мире, — объяснил он. — Вот как ты в человеческом. Она не видит призраков, но знает о нашем существовании; не владеет магией, но варит для Чонгука зелья. Но что самое главное — Чонгук об этом знает, потому что она рассказала ему с самого начала. И он хорошо отреагировал. Лучше, чем кто-либо. Ёнджун ни в коем случае не хотел подтолкнуть её к идее рассказывать и о своём даре Чонгуку, но может, если она встретит кого-то другого, такого же хорошего, она решится рассказать ему, и это лишь улучшит их отношения. — Теперь понятно, — кивнула Чохён. — А я всё думала, как ей удаётся игнорировать призраков вокруг и расспрашивать меня о всяком волшебном… Не беспокойся, я не планирую им мешать. Я здесь исключительно ради успешности ритуала и работы. У меня есть две будки в «Seoul Land», а отсюда до работы ближе. Ёнджуну было любопытно узнать, что она там продаёт и как идут дела с этим, но он зацепился за слово «ритуал». Чохён была упрямой, а его слова для неё ничего не меняли. — Ты всё равно избавишься от дара, что бы я тебе ни говорил? — спросил он. — Да, — она клацнула челюстями, беря секундную паузу, — прости. Ты всё усложнил словами о том, что исчезнешь, но от этого мне лишь больше хочется провести ритуал. Если ты уйдёшь, а мои глаза будут искать тебя в каждом призраке… Это будет ещё больнее. Он встал. Раз его уговоры не работали, незачем было задерживаться и расстраивать себя. — Тогда окажи мне услугу взамен на прощение, которое тебе так нужно, — у него ещё хватило наглости криво ухмыльнуться. — Запиши куда-нибудь название одного китайского гримуара, в который ЫнБи стоит заглянуть, и передай ей это. Как можно скорее. — А потом ты уйдёшь? — Чохён спохватилась, тоже вскакивая. — А ты хочешь, чтобы я исчезал при тебе? — он едва различимо фыркнул. — Я теперь живу у семьи Чхве, и я обязан находиться дома. У меня есть кое-какие обязанности по поддержанию статуса домашнего полтергейста… Чохён сложила руки на груди, дуясь. — В таком случае, свою семью и попроси передать ЫнБи название чего-то там. Она догадывалась, что по какой-то причине он не может. А раз она нуждается в нём, а он — в ней, им придётся пойти друг другу навстречу. — Ладно, — Ёнджун быстро сдался, опять присаживаясь на диван, — ты всёрьез собираешься меня шантажировать? Это должно помочь твоему бывшему. — Человек человеку волк, — ответила она, растолковывая это таким образом: — Чонгук вредный, всё ещё обижается, а его бабушка сводила меня с ума последние несколько месяцев наших отношений. Может быть, я не хочу ему помогать, пока он не хочет помогать мне… Когда Ёнджун усмехнулся, чуть морща нос, у Чохён тоже стала пробиваться улыбка на лице. Она и не догадывалась, как скучала по нему. И как же он может исчезнуть? — Нельзя шантажировать всех вокруг, — пожурил он. — Это не шантаж, это бартер. Побудь со мной, и тогда я как можно скорее передам ЫнБи то, что ты хочешь.☽ ⚝ ☾
— Блиф, неф! — Чонгук держал в зубах лишь половинку треугольного кимпаба, так как другая развалилась и шлёпнулась ему прямо на брюки. Рис был разбросан по полу у него под ногами, на рабочем столе и на стуле, а струсить его с одежды было не так-то и просто — майонез и тунец всё усложняли. Он запрокинул голову, оставшуюся часть вечернего перекуса засовывая за раз в рот и агрессивно жуя с огромными щеками как у хомяка. За салфетками он полез в стол, но в итоге пришлось на стуле подъезжать к комоду с документами и забирать бумажные полотенца оттуда. И всё же штаны были испорчены — жирные от майонеза пятна стали тёмными и отказывались высыхать на бежевой ткани. И Чонгук даже ботинками в рис влез, пока старался собрать его салфеткой. Ползая под столом, он не сразу заметил, что дверь кабинета открылась. — Господин Чон? — недоуменно спросила Урим. — Вы… где? Она же точно видела, как он сюда заходил. Не мог же он выскочить через окно? — Да-да, ауч! — отозвался Чонгук, стукаясь головой об стол, пока вставал. — Вы до сих пор здесь? Домой ещё не ушли? — Из-за того, что ЫнБи в последнее время сбегает раньше, у меня поднакопилось работы, — Урим положила папку на стол, попутно заглядывая за него на разбросанный рис и хмыкая. — Ужинаете сегодня здесь? Тоже заняты? Чонгук закивал, возвращаясь на стул, с которого рис ещё не успел убрать, и чувствуя себя максимально паршиво при мысли, что придётся отдирать белые проваренные зёрнышки от задницы. — Что это? — он указал на папку. — Нужна новая бумага для наклеек — не получается допечатать для флокулянта и комбинированного хлора. Ещё нужно добавить фотографии для шок-хлора, гипохлорита и активного кислорода, потому что после блокировки сайта они так и не восстановились, но ни в одной из наших папок я не нашла фото. И что с поставкой быстрорастворимого средства в гранулах для понижения уровня pH? Всё чаще спрашивают, когда он будет в наличии, потому что в холодное время так удобнее хранить. — Бумага, — повторил Чонгук, — фотографии, поставки… Вы можете хотя бы приблизительно сказать, как много людей интересовались средством в гранулах и на сколько килограммов им нужно? Не хочу взять слишком много, потому что только место на складе занимает. — Трое спрашивали у меня, ещё с двумя говорила ЫнБи. Кажется, все спрашивали про двадцать пять килограммов, потому что на сайте сейчас действует скидка на этот товар, — Урим шумно втянула воздух через нос, замечая рис и на подлокотниках стула. — Господин Чон, может, сегодня пойдёте домой? Вы какой-то растерянный в последнее время… Чонгук удивлённо вскинул бровь. Она только сейчас заметила, что с ним что-то не так? Не особо она проницательная. — Просто много дел, ничего не успеваю, — натянуто улыбнулся он. — Мы с ЫнБи завтра привезём бумагу и pH-минус, и я добавлю фотографии сам. — Завтра? — Урим как-то виновато поморщилась. — Я слышала, ЫнБи хочет попросить у вас выходной. У неё какие-то планы с семьёй. Если вы всё же позволите ей не прийти, надеюсь, учтёте это при начислении зарплаты. Чонгук пропустил мимо ушей её просьбу-замечание, ощупывая карманы брюк и осматривая стол в поисках нового мобильного телефона. Он ещё не привык к серебристому цвету, слишком широкому чехлу и тому, что мобильный вечно куда-то пропадал. Радовало лишь то, что из старого удалось переставить SD-карту, сохранив всё самое важное, особенно — фотографию маленькой ЫнБи с горшочком. Чонгук не удержался и поставил её на заставку. — Я со всем разберусь, — пообещал он, надеясь выпроводить Урим как можно скорее, — идите лучше домой. Я посмотрю папку. Не успела она выйти из кабинета, как он принялся набирать ЫнБи. Она взяла трубку после четырёх долгих гудков. — Да? — её голос звучал удивлённо. — Ты ещё едешь? — спросил Чонгук. — Удобно говорить? Она промычала в ответ, мол, да, таким образом отвечая сразу на два вопроса. — Урим сказала, ты хочешь попросить на завтра выходной, — в его голосе не было и намёка не упрёк, но ЫнБи сразу почувствовала себя неловко. Она нечаянно между делом сболтнула при коллеге, что завтра мама желает затащить её в лес в Кёнгидо за травами — не так прямо, разумеется, — а Урим додумалась рассказать Чонгуку. Она-то надеялась солгать ему завтра утром, что чувствует себя неважно и попросить отгул. Не хотелось разочаровывать его снова, и так неделя выходила паршивой. Мама липла к ЫнБи как банный лист. Именно поэтому в понедельник пришлось постричь кончики, подкрасить корни в тёмно-коричневый и согласиться на нюдовый маникюр; во вторник торчать после работы дома и смотреть папино любимое шоу про кролика в колпаке, а также говорить с братом, ходя по лезвию ножа и всё норовя сдать друг друга — он намекал на Чонгука, она — на его подружку из библиотеки; в среду пойти на свидание тоже не вышло, потому что мама пришла забрать её прямо из офиса к шести; и сегодня мама променяла шабаш на «семейный вечер», который ЫнБи не имела права пропускать. А завтра вот планировался полёт в Кёнгидо… — Прости, — она раздосадовано выдохнула, — прости, Чонгук. Эта неделя сумасшедшая из-за мамы… — Скажи, я сделал что-то не так? — он цокнул языком, заведомо ругая себя, а не её. — Ты какая-то другая с тех пор, как мы… были в твоей комнате. Понимаю, что твоя мама может что-то подозревать с её-то нравом, но мне кажется, ты и сама не особо стараешься избежать её надзора. Так… я сделал что-то не так? Может, было хуже, чем ты рассчитывала? Или я сделал тебе больно? Или ты стесняешься после того вечера? — Я не могу говорить об этом в автобусе, — пробормотала ЫнБи. — Дома ты тоже не сможешь, — напомнил Чонгук. — Так дело всё же во мне? — Нет, — рьяно запротестовала она, — нет, всё было классно, правда. Просто чувствую себя так, словно мама знает. Она смотрит с подозрением и пытается поймать меня на чём-то. Чонгук прекрасно знал, что семья у неё непростая, но не думал, что ложь или, скорее, сокрытие правды как-то поможет делу. Они уже не были подростками, даже сама ЫнБи была достаточно взрослой, чтобы говорить с родителями о том, что она встречается и что для неё значат эти отношения. — Давай расскажем твоим? — предложил он. — Можем устроить ужин где-нибудь, и я сам им признаюсь. Или я могу прийти к вам в гости. Уверен, твоя мама изменит мнение о людях, если немного поболтает со мной. Я умею производить впечатление. ЫнБи не сомневалась, что он умеет, но она также не сомневалась, что мама не откажется от слов, что готова проклясть всех людей, особенно тех, что зарятся на её дочь. У неё есть кое-какие надежды и ожидания — были и раньше, но ЫнБи уже их не оправдала, родившись слишком обычной. — Давай попробуем, — она выдохнула в трубку, — но после того, как «Вкус неудачи» перестанет действовать. Не хочу, чтобы моё зелье всё испортило. Он слышал, что автобус остановился, и что ЫнБи, по всей видимости, спускалась со ступеньки, сходя на остановку. — А когда мы сможем увидеться? На выходных? — он испугался, что она сейчас сбросит. — Можешь обмануть свою маму, сказав, что я пригрозил увольнением и заставляю отрабатывать отгул в субботу? У меня дома. ЫнБи прыснула, представляя, как будет отрабатывать в крепких объятиях. Не работа, а мечта! — Я постараюсь, — всё ещё улыбаясь, сказала она. — Надеюсь, папа её отпустит к подругам и тогда я смогу приехать к тебе. Займёмся уже выбором платья. Хочу быть почти самой красивой на свадьбе, только твою маму не затмив. — Боюсь, «почти самой красивой» это не про тебя. Ты в любом случае будешь самой-самой. Его даже рис перестал беспокоить, когда он услышал её смех. — Твои комплименты меня смущают. Щёки просто горят, — сказала она, и впрямь прикасаясь холодной ладонью к щекам и убеждаясь в том, что не соврала. — Но за это я тебя и обожаю. — Я тебя тоже, — счастливо проговорил Чонгук, прочищая горло, чтобы придать своему голосу больше строгости. — Но мне всё равно придётся вычесть из зарплаты день прогула. Урим хочет, чтобы всё было честно. Эта Урим просто вездесущая. Нужно уметь быть всюду, всё слышать, видеть, ещё и на парня своего время находить. ЫнБи стоило бы у неё поучиться. — Ладно, — спорить она не планировала, — вычитай. У меня всё равно полная ставка! Восторг пришлось поумерить, когда она была недалеко от дома, а звонок завершить, хотя с Чонгуком она могла бы болтать ещё очень долго. Как она и ожидала, мама и папа были дома — негромко ссорились из-за выбора попкорна, но оба смолкли, когда в кухню заглянула дочь. Папа чмокнул ЫнБи в лоб, как всегда, называя её «золотцем» и предлагая именно ей выбрать попкорн, мама же на это обиженно фыркнула, догадываясь, что сырного ей не видать — никто не любит этот отвратительный запах, что распространяется по квартире после его приготовления. ЫнБи сделала выбор в её пользу, чтобы задобрить, а потом они с отцом сидели на диване, зажимая носы пальцами и смеясь из-за маминых возмущений. Только просмотр совместной передачи, где борются самые умные и достойные ведьмы Азии, заставил всех затаить дыхание без помощи пальцев, и безотрывно смотреть в телевизор. ЫнБи и забыла, как весело это может быть, а когда вспомнила, подумала, что Чонгуку подобное шоу наверняка бы понравилось. В следующий раз, когда они окажутся у кого-то дома, нужно будет посмотреть с первого выпуска через колдунет. Пока ведьмы соревновались в самом быстром произнесении заклинания, путаясь в словах и превращая жабу в стакан с жабьими лапками, ЫнБи в целом думала о Чонгуке. О том, чем он занят и думает ли о ней. Если бы мама не сидела так близко, можно было бы ему написать… — Боже, мы уплели всё со скоростью света, — папа забрал миску из-под попкорна, но пустую тарелку из-под «живого арахиса», что попадался то пережаренный, то сырой, поручил ЫнБи. Это было поводом ненадолго сбежать из-под маминого надзора и заглянуть в мобильный на кухне — вдруг Чонгук сам ей что-то написал? — Высматриваешь сообщения от своего парня? — предположил папа, невинно улыбаясь. — Что? — перепугалась ЫнБи. — Нет. Урим могла написать. Мы в последнее время с ней больше общаемся. О работе, конечно… — Ага, — папа несколько раз подряд кивнул, — маму ты ещё можешь провести, но я знаю, что ты бы ни за что в жизни не купила для меня сапоги. К тому же, эта «покупка» подозрительно совпала с пропажей летающих ботинок из магазина. Надеюсь, твой бойфренд не улетел на луну нечаянно? ЫнБи не позволяли расслабиться ни добродушность, ни полуулыбка, с которой говорил папа. Было очевидно, что у него совершенно иное отношение к Чонгуку, пусть он ещё и не знал всех нюансов. Можно было лгать, либо приукрашивать правду, но он ведь всё равно всё прекрасно знал. — Пожалуйста, не рассказывай маме, — ЫнБи сложила руки у лица, умоляя. — Я верну ботинки. Честно-честно. Господин Чхве не понимал, откуда столько напряжения и переживаний. Его дочери уже двадцать два, к чему скрываться и утаивать что-либо? Все будут только рады, когда узнают, что она встречается с каким-нибудь колдуном. Так думал мужчина, а потом его посетила глупейшая мысль, и испуг в его взгляде в точности сошёлся с испугом ЫнБи. — Ох, чёрт, — выпалил он, переходя на кричащий шёпот, — ты встречаешься с человеком? С обычным человеком? — Папа, тише! — ЫнБи подняла плечи, в то же время махая руками, чтобы он не шумел и подошёл поближе. — Это твой директор? — его шёпот был максимально тихим, но у ЫнБи всё равно сердце из груди выскакивало от страха, что мама может услышать. — Святые луны! Человек!.. — Вы не собираетесь там идти? Вот-вот начнётся, — прикрикнула мама из гостиной. — Сейчас, милая, — елейным голосом отозвался господин Чхве, — только спустимся в магазин за снеками. Две минуты. Он осторожно взял дочь за руку, уводя её к двери магазина и вместе с ней в бешеном темпе сбегая по ступенькам в самый низ, а потом таща её наверх, пока они не оказались на улице. Было свежо, даже холодно до мурашек, и чтобы ЫнБи не замёрзла, господин Чхве стянул с себя шерстяной кардиган и набросил его ей на плечи. — Рассказывай, — потребовал он. Папа не выглядел свирепым и недовольным, разве что очень заинтересованным, но у ЫнБи застучали зубы от страха. — Ч-что р-рассказывать? — Как так получилось, что вы вместе? Он знает о нас? Как долго вы встречаетесь? Ты ведь даже привела его к нам домой… — Пап, — ЫнБи схватила его за руку, впиваясь пальцами в его ладонь и глядя максимально жалостливо, — пожалуйста, не говори маме. Она не переживёт. Или натворит чего-нибудь нехорошего. Она считает, что все люди плохие, и вспоминает родственницу, что повесили или сожгли… Но Чонгук совсем не такой. Ему любопытно, но не более. Он не представляет угрозы нашему миру. Он хороший человек. А ещё очень-очень хороший парень. Лучший парень на свете. Господин Чхве выдохнул с протяжным хмыканьем. Ему совершенно не нравилось, что ЫнБи выгораживала своего парня с первых секунд заочного знакомства с ним. Пусть он и был человеком, хотелось бы чуть больше конкретики. — Значит, ты всё-таки рассказала ему о нашей семье, — заключил он. — Мне пришлось из-за проклятия, — ЫнБи понемногу стала трясти его руку. — Я нечаянно его чуть-чуть прокляла, и пока пыталась снять это проклятие, мы влюбились. Он заботится обо мне, и даже не злится из-за зелья, которое выпил по моей вине. У него свой магазин, прямо как у тебя. И он умный и обаятельный. Он тебе точно понравится, если ты дашь ему шанс… — Я не собираюсь никому никаких шансов давать, — шуточно оскорбился господин Чхве, — мне уже твой парень нравится. Человек или нет — главное, чтобы ты была счастлива. А судя по частоте твоих исчезновений из дома во внерабочее время, ты с ним более чем счастлива. Но жене рассказывать пока не следовало. Она ранимая душа, особенно когда заходит речь о людях. Есть у неё личные обиды, которые так просто не затмить россказнями о том, какой Чонгук замечательный. Ей родовую с магией в крови подавай. — Что за проклятие? ЫнБи потупила виноватый взгляд в порожек, на котором они стояли. — «Вкус неудачи» из запрещённого гримуара. — Ясно, — он выдохнул облачко пара, — без Субина тут не обошлось… Дверь магазина распахнулась, напугав двоих до полусмерти. — Ну сколько можно?! — возмутилась ведьма. — Шоу такими темпами и вовсе закончится. Чем вы тут занимаетесь? Господин Чхве немедленно устремил взгляд вдаль, на освещённую фонарями улочку. — Мы вышли поискать Ёнджуна, — забормотал он, — запропастился куда-то, уже пару дней на чердаке нет, в магазине тоже, решили проверить, не бродит ли с кем из полтергейстов по улице, но вроде пусто. — Надеюсь, он не исчез без нашего ведома, — сказала женщина, — не хотелось бы срочно искать нового полтергейста. Слышала, многим не удаётся ужиться со своими, и в этом плане Ёнджун — просто находка. ЫнБи часто закивала, стискивая зубы, чтобы не стучать ими. — Вернёмся в дом, — предложила мама, замечая бледность дочери и догадываясь, как она замёрзла в пижамных штанах и кардигане. — Досмотрим шоу и поскорее ляжем спать — завтра будет чудесный день без людей в непроглядной глуши. Что может быть лучше? ЫнБи считала, что лучше может быть день у Чонгука дома, за милыми разговорами и поцелуями, или хотя бы в офисе, где был шанс пересечься взглядами и даже губами, пока Урим не видела. Но признаваться в этом она не решилась. Точно не маме. Когда они спускались обратно в дом, ЫнБи заметила приободряющую улыбку отца, а ещё его хитрое подмигивание. Она ещё не понимала, что это значит, но надеялась, что маме он её не сдаст.