На Итиле

Он покорил Лабеля совершенно — шумливый, этнически пестрый, изменчивый, как море по осени, непрестанно волнующийся, не спящий круглые сутки великий Итиль-град. Ещё когда они с Риггом шли за караваном вдоль одноименной реки, Лабель зачарованно слушал рассказы своего варвара о столице Хазарии. На устах велеречивого Ригга она оживала дивной сказкой, небывалой совершенной мечтой, но реальность превзошла самые сладкие чаяния. Лабель, сын надменного Константинополя, дети которого по умолчанию ставят себя выше других, сперва растерялся, чувствуя себя песчинкой в этом бесконечном человеческом море. Итиль встретил отголоском жаркого дыхания облетевших в степи песчаных бурь и таким разнообразием цветов кожи и оттенков речи, что, казалось, Лабель стоит на руинах Вавилонской башни. Минареты совершенными пиками высокомерно устремлялись в лазурное небо, точно намеревались проткнуть облака, золотистыми кучками плывущие над городом. Многолюдные базарчики соблазняли невиданными даже в родной Византии фруктами. Мелодичный перезвон христианских церквей услаждал соскучившийся по родине слух. Разнообразные запахи будоражили и влекли в самую гущу жизни Итиля. Здесь поклонялись разным богам, но нигде раньше христианин Лабель не ощущал себя так привольно. Атмосфера житницы четырех религий оказалась на редкость манящей и убаюкивающей. Хотелось вечно бродить по живописным улочкам, вдыхая насыщенный пряностями знойный воздух, вслушиваться в чеканную песнь льющихся в лавках меди и серебра, срывать губами с грозди, протянутой Риггом, виноградины, и лукаво подмигивать, незаметно слизывая ягодный сок с огрубевших от сабли пальцев. Или, спустившись в порт, наблюдать, как по Итилю-реке плывут местные лодки-долбленки, развозящие зерно и шерсть, а издали, от самого Хазарского моря, которое Ригг звал Хвалисьским, идут суда, груженные лучшими в мире шёлком и мехами. Город караванов и степных племен, что стекались сюда на зимовье, забывая о междоусобной войне до тепла. Город искусств и ремесел, город возвысившихся рабов и плененных господ, мудрецов и простаков, что горазды лишь зевать, не зарясь на щедро рассыпанное везде благополучие. Город, где возможно всё, будь только смел и решителен взять желаемое. Они прожили на Итиле чуть более седмицы, возвращаясь в снятую в порту комнатушку лишь по ночам, и то не всегда. Благодаря отцу деньги можно было не считать, однако Лабель с Риггом решили тратить их на более интересные вещи, нежели покои, в которых они только изредка моются и переодеваются. — Чего тебе хочется сегодняшней ночью, ладо? — мягкий, обволакивающий голос Ригга приласкал шею. То, как вольно он приобнимал его, наполняло Лабеля каким-то незнакомым пьяным азартом. «Тебя» — блеснули в сгущающихся сумерках серебристые глаза. — Удиви меня, — прошептали изогнутые в лукавой улыбке губы у самых Ригговых губ. Они неспешно пошли вниз, туда, где верхний город богачей разветвлялся на нижний, в которых жили ремесленники, и на трущобы, где прозябали рабы. Переулок, куда они свернули, выглядел отнюдь не благопристойно, но Лабель, ощущая крепкое уверенное пожатие Ригговой руки, покорно шел вслед за своим варваром. Ему, в целом, было все равно, куда идти, лишь бы вместе. Любуясь заплетенными во множество белых кос волосами, Лабель не заметил ступеньку перед низенькой дверью, притаившейся у изогнутой полукругом стены. Он нахмурился, озираясь. Солнце почти упало за городскую стену, и закуток, где они остановились, казался тесным каменным колодцем. — Передумал идти, ладо? — с доброй поддевкой спросил Ригг, чуть склонив голову набок. — А ты заднюю готов дать? — не остался в долгу Лабель, умело маскируя лёгкий испуг подначиванием. Ригг властно привлек его к себе за талию и оставил быстрый горячий поцелуй на чуть приоткрытых губах. — С тобой я готов идти в любом направлении. Покрасневший от удовольствия и легкого смущения Лабель неопределенно кивнул, и сам сделал шаг к неказистой двери. За ней оказалась темная, узкая и довольно крутая лестница, ведущая в чрево странного заведения. В итоге каменная кишка вывела в просторный зал, встретивший их оглушительным хохотом и смешанным густым запахом вина, курящихся благовоний и разгоряченных тел. По всей площади зала у стен и поддерживающих низкий потолок колонн были расставлены столы-дастарханы. Между ними плавно перемещались красивые девушки, настоящие гурии, разнося выпивку и фрукты. Многочисленные гости заведения громко смеялись, выкрикивая что-то подбадривающее то ли на хазарском, то ли на иврите — Лабель не был силен ни в одном из этих языков. Растерянный, он невольно проследил взглядом объект всеобщего внимания и только сейчас заметил небольшое возвышение в центре зала. Своеобразная арена, где бились два обнаженных по пояс здоровяка. — Не испугался? Голос Ригга отвлек от яркого зрелища. Лабель почувствовал, что вместо праведного возмущения в нем разгорается жгучее любопытство. Мимолетного взгляда было достаточно, чтобы, несмотря на разнузданность гостей, расценить обстановку как богатую и представительную. Увешанные золотом посетители никак не походили на бродяг, а вышедший им навстречу хорошо одетый слуга улыбался приветливо, но не заискивающе. Все это наталкивало на мысль, что хозяин заботится о репутации заведения и всякому сброду здесь не рады. Да и близость Ригга грела душу знакомым чувством безопасности, так что Лабель покачал головой, ободряюще улыбаясь. Ригг завел разговор с работником по-хазарски. Тот услужливо кланялся, воздевал руки к потолку, точно ссылаясь на Аллаха или Тнгри, и горестно вздыхал. Без слов было понятно — мест в заведении нет. Ригг досадливо поморщился — отступать было не в его духе. Но не подсаживаться же к незнакомцам? В миг, когда Лабель уже хотел робко потянуть Ригга за рукав, привлекая внимание, раздался знакомый голос, который он желал бы не слышать никогда в жизни. — Кого я вижу — Ригг Карисон, — вальяжно приблизившись, шад Адиль бен Муниш замер, точно хищник, который подкараулил добычу и теперь не может решить: сразу съесть или сперва наиграться вдоволь. — И кесарь Флавий, — шад неглубоко поклонился с оттенком насмешливости, не опуская полыхающих черным огнем глаз. Нарочито неспешно выпрямился, небрежным жестом откидывая за спину водопад тонких темных кос. У Лабеля заныло под ребрами от желания почесать кулаки о нахальное холеное лицо шада. Он встретил взгляд Адиля надменным кесарским, обдавая соперника холодом из-под ресниц. В Ригге, после всего, что между ними было, Лабель не сомневался ни капли, но каждый раз в раздражающей близости с шадом его так и подмывало выпалить ядовитую колкость. Он знал только одно оружие против хазарина, который неровно дышал к его варвару и имел наглость этого не скрывать, — ледяное спокойствие и упрямую надменность, не уступающую Адилевой. — Вижу, вы в затруднении, — промурлыкал шад, лениво скользя взглядом от Ригга к Лабелю. — Как старый друг хочу предложить помощь. Присоединяйтесь к нам. Адиль широким жестом указал на дастархан, притаившийся за колонной слева. Лабель поймал полный растерянности взгляд Ригга. Внутри всколыхнулось дерзкое и непреклонное желание поставить шада на место. Нет, они не доставят ему удовольствия и не уйдут. — Будем премного благодарны, — немало удивив Ригга, у которого аж брови полезли на лоб, с царской снисходительностью согласился Лабель. Шад довольно потер ладони и что-то гортанно приказал замершему рядом слуге. Пока они говорили, страсти на арене утихли. Сейчас там было пусто — видимо, бойцы отдыхали между заходами. Гости вернулись к выпивке и еде. Лабель, пробираясь между дастарханами к углу, где за легкими занавесками сидел спутник шада, с любопытством разглядывал высившиеся на столах кувшины, из которых вился ароматный дымок. — Желаете кальян, кесарь, или это будет слишком, хм, некошерно? Ригга, казалось, забавляло то, что Адиль направил свое ядовитое обаяние против Лабеля, обращаясь к нему в подчеркнуто вежливой манере, и при этом оглаживал масляным откровенным взглядом его самого. А Лабель вдруг ощутил реальную власть, которой он наделен в противовес шаду. Ригг любил его — искренне и глубоко, ему нечего опасаться какого-то хазарина с голодными глазами. Он изящно опустился на низенький диванчик рядом с юношей, что разглядывал их любопытным острым взглядом, и включился в игру, на ходу меняя правила. — У христиан нет понятия «кошерно». Но, как гостю, мне не пристало делать замечания. Пожалуй, не откажусь, шад. В конце концов, я достаточно владею этикетом, чтобы не воротить нос от угощения, даже если оно, хм, — он повторил жест шада, склоняя голову набок, — чересчур экзотично. Ригг никогда не видел, как Адиль краснеет. Лабель же и вовсе не мог представить подобного, помня, какой возмутительный спектакль на грани скандала устроил шад во время визита в Константинополь в прошлом году. Но сейчас он именно покраснел, вспыхнул до корней волос. Яркий румянец затопил угловатые, точно заточенные грани перекрещенных клинков, черты, поднялся от скул на высокий лоб, и схлынул вниз, покрывая гладкий подбородок и смуглую шею шада красными пятнами. Адиль выдавил усмешку, полыхнув жгучим взглядом. А затем махнул ждущему неподалеку прислужнику, и тот, глубоко поклонившись, суетливо попятился. Когда они расселись на мягких подушках — Ригг и Адиль по краям, Лабель со спутником шада — в центре, — на столе уже высились два кальяна. Шад ласково и откровенно, точно прирученное животное, погладил молчавшего до сих пор юношу по щеке. Лабель узнал в нем того самого наложника Адиля, участвующего в прошлогоднем скандале, но имени не вспомнил. — Покажи кесарю, как надо, Барджиль. Лабель с открытым интересом наблюдал, как похожий повадками на дикую степную рысь юноша неспешно раскуривает кальян. Гибкие пальцы держали чубук как изящный инструмент, бережно, но крепко сжимая. Барджиль облизнул губы, стирая с них улыбку с оттенком превосходства, и сунул конец чубука в рот. У Лабеля по горлу катилась томительная дрожь, пока он смотрел, как сладко, ни капли не смущаясь, Барджиль всасывает ароматный дым, чувственно обхватив губами деревянный стержень. Казалось, юноша ублажает любовника у них с Риггом на глазах — так откровенно тот наслаждался процессом. Белый ароматный дым повалил из трепещущих, как у необъезженного жеребца, ноздрей и Барджиль, лениво улыбнувшись, стрельнул глазами в Адиля, который тоже не упускал ничего из этого спектакля, посвящённого Эросу. Из горла шада вырвался низкий сдавленный стон и, обхватив наложника сзади за шею, он алчно накрыл его губы своими, втягивая остатки дыма. На миг перед глазами ошарашенного Лабеля мелькнуло сплетение влажных языков, и Адиль, оторвавшись от Барджиля, вкрадчиво рассмеялся. — Твой черед, кесарь. Лабель вздрогнул, ощутив на бедре ладонь придвинувшегося вплотную Ригга. — Не передумал? — щеку опалило ласковым пламенем его дыхания. Под прожигающим насквозь взглядом Адиля Лабель прильнул к Риггу, мгновенно утопая в родных зеленых глазах. Они будто вдруг оказались наедине. Шад с его наложником отдалились, ушли в тень, и плевать, что Лабель коленом ощущал жар тела Барджиля. В тесном пространстве дастархана весь мир сжался до объятий его любимого варвара. И Лабель впервые в жизни с пьяным нахальством пожелал продемонстрировать свои чувства всему свету. — Ты уже делал это? — зачарованный близостью Ригга и его теплым взглядом шепнул Лабель, падая в собственное отражение в его зрачках. Он ещё не вдохнул дурманящий дым, но тело уже плыло зыбким туманом, и все, что не давало ему растечься по подушкам — надёжные руки его варвара. — Да, — Ригг улыбнулся краешком губ и потянулся за чубуком. Лабель принял из его рук гладкую деревянную трубку и глубоко затянулся. Насыщенный дым прокатился по языку и вдруг ударил в нёбо пряным едким пеплом. Лабель закашлялся, замотал головой, смаргивая навернувшиеся слезы. Они повисли на ресницах застывшими бриллиантами и Ригг потянулся смахнуть. — Не жадничай. Давай вместе, — Ригг не отказал себе в удовольствии задержать ладонь на его лице, поглаживая большим пальцем по скуле. Лабель, размякший окончательно, кивнул. Теперь Ригг раскуривал, неторопливо посасывая блестевший от слюны Лабеля чубук. И тот готов был хоть вечность наблюдать за чувственными губами, ощущая, как от этого горячего тела, знакомого до мелочей, исходит сила, плавящая волю. Но вот Ригг ткнулся губами ему в губы и Лабель, непроизвольно открыв рот, выпил его дыхание вместе с дымом. — Задержи, — Ригг провел языком по его нижней губе, слизывая сладковатую слюну. Лабель откинулся на подушках, прислушиваясь к себе. Тело медленно наполнялось вязкой негой, которая острыми горячими иголочками путешествовала по ногам вверх, растекалась внизу живота и била игривой пузырящейся волной в грудь. Лабель выдохнул, чувствуя себя пьяным и счастливым. Он потянулся всем телом, скосив взгляд в сторону Адиля. Тот расслабленно расположился на подушках, как гибкая опасная пантера, и с загадочной улыбкой поглаживал развалившегося на нем Барджиля. — Восхитительное зрелище, — искренне прошептал шад. Смущение в Лабеле смешалось с невольной гордостью. Он потянулся к Риггу, инстинктивно ища укрытия и, оказавшись в теплом коконе его объятий, неразборчиво мурлыкнул. Выпячивать мнимое благочестие и противиться разлившемуся внутри горячему чувству вседозволенности не хотелось совершенно. Они на Итиле проездом: в любой момент взойдут на судно или сядут на коней — и поминай, как звали. Да и как зовут их, не знает никто, кроме шада. Но Лабелю что-то подсказывало — тот не проболтается. Мельком оглядев зал и удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, Лабель окончательно отдался витающему в воздухе безумству. Было много дыма и сладких тактильных пыток. Ощущение горчащего на кончике языка чубука сменялось губами Ригга так плавно, что Лабель чаще втягивал его дыхание, чем ароматный дурман. Ригг целовал его, умело ходя по грани. Прижимаясь к сильному телу, Лабель отвечал на поцелуи и краем сознания ловил происходящее вокруг: вновь возбужденно загалдели гости — на арену вышли новые бойцы, — а за спиной, буквально обжигая сорванным дыханием его затылок, застонал Барджиль. Лабель обернулся в кольце Ригговых рук, встречаясь с шальными глазами наложника. Адиль, пощипывая его ухо губами, неотрывно наблюдал за ними с Риггом, а его ладонь… Лабель поймал себя на восхитительно-бесстыдном желании не отворачиваться, и уже ожидаемо не стал ему противиться. Сзади тяжелее задышал Ригг, когда он прижался ягодицами к его затвердевшему паху. Лабель плавился в этой порочной воронке, куда угодил по незнанию и неопытности, как наивный мотылек, порхая вокруг опасного пламени, но чувствовал себя на своем месте. Расширенные зрачки Барджиля затягивали топким омутом: Лабель не упускал ни единого мимического изменения на скуластом лице, краем глаза, скорее угадывая, нежели видя движения Адилевой руки под его шароварами. И, не отдавая себе отчёта, вдруг поймал блуждающую по животу руку Ригга, сдвигая ниже. Две пары черных глаз поедали вожделенным взглядом его лицо, он чувствовал как стоны Барджиля разбиваются о его подбородок, и в какой-то момент, оказавшись непозволительно близко от его губ, поймал себя на дикой мысли поцеловать их. Те несколько мгновений, пока он увязал в этой нечестивой эйфории, Адиль, он мог поклясться, читал все на его лице. И когда шад качнулся ему навстречу над плечом Барджиля, Лабель на короткий миг прикрыл глаза, поддаваясь преступной слабости. — Разнообразим этот сладкий вечер чем-то пряным? — раздалось у его губ, и Лабель тотчас отпрянул, заливаясь краской. — Как насчет честного боя? Лабель не сразу уловил смысл его слов, заторможенно наблюдая, как Адиль медленно ведёт пальцами от кромки шаровар Барджиля, чувственно целуя его в шею. А потом резко очнулся, осознав, что шад смотрит на странно притихшего за его спиной Ригга. — Неужели против меня выйти хочешь? — раздалось позади хриплое. Лабель резко сел, подбираясь. Ему вдруг стало холодно, точно его выбросили из жарко натопленной бани на снег. Вяло соображая, он переводил настороженный взгляд с Ригга на Адиля и никак не мог взять в толк, о чем они говорят. — Ну нет, — рассмеялся шад, вальяжно растекаясь по подушкам. — Врукопашную я заведомо проиграю. Нет, я хочу поставить на тебя. Ригг вопросительно взглянул на Лабеля и того вдруг окатило злостью. И чего от него ждут? Позволения? Запрета? Отчего это ему́ решать? Он неопределенно мотнул головой, снимая с себя ответственность. Все еще было неуютно вот так резко возвращаться в реальность. — Не стреноживай его, — мягко подлил масла в огонь Адиль. — Это будет потрясающее зрелище. Хмурый и нахохлившийся, Лабель наблюдал, как Ригг сбрасывает верх одежд. Тот взглянул на него в последний раз, и, не дождавшись возражения, кивнул Адилю. — Я присмотрю за ним, — весело бросил тот Риггу вслед. И они остались втроём. Лабель сидел, как изваяние, смотря строго вперёд. Затуманенный кальяном взгляд расплывался: он смутно видел, как Ригг восходит на арену. Остро окатило воспоминанием об их первой, нет второй, встрече. Безотчетно ища утраченное с уходом Ригга тепло, Лабель обхватил себя за плечи, зябко поеживаясь. И вдруг ощутил жар чужого тела, опаливший бок до пугливых мурашек: Адиль, перебравшись через Барджиля, придвинулся так близко, что его дыхание щекотало щеку. — Ригг победит, не бойся. — Я не боюсь, — выдавил Лабель не разжимая челюстей. Он и вправду вдруг испугался: зачем Ригг туда пошел? Почему он его не остановил? Зачем Адиль их подначил? Лабель сильнее сжал зубы, понимая, что поздно что-либо предпринимать, а он скорее умрет, чем порадует шада проявлением слабости. — Умница, — мурлыкнули ему на ухо и Лабель едва не кинулся прочь, но сдержался. Адиль расположился к нему лицом, разглядывая упрямо застывший профиль. Гибкие пальцы коснулись его волос, заправляя одну непокорную прядь за ухо — она упругой пружинкой отпрыгнула обратно. Лабель ощутил мимолетное злорадство: ни он, ни его тело, даже часть, не уступит шаду. — Ригг по натуре победитель, — снова вкрадчиво прошелестел шад. — А победителю нужны всё новые и новые, — он специально повторил с нажимом, — трофеи. У Лабеля зашумело в ушах. Намерение шада было прозрачным, как слеза. Наглый хазарин желал смутить его, вывести из себя, надавить на больное. Унизить. — Ты такой красивый мальчик, кесарь. Ангельски. Иконописная краса — так говорят у вас в Византии? Но есть ли в тебе что-то, помимо личика херувима? Адиль умолк, то ли раздумывая над сказанным, то ли приглашая Лабеля сделать свой ход. И он бы сделал, если бы не был одурманен, и если бы не пытался расфокусированным мутным взглядом уловить движения Ригга на арене. Он побеждает?.. Мир вокруг расслаивался на пласты. Одобрительный гомон гостей казался таким далеким, мечущиеся на арене силуэты — размытыми, и лишь шипение искусителя-Адиля шуршало прямо у него в голове: — Ты уверен, что тебя достаточно? Что он не заскучает с тобой? На что ты готов, чтобы всегда быть ему желанным? Лабель не был уверен — то слова шада или его собственные тайные мысли. Колкий ответ язвил губы, никак не складываясь во вразумительные речи. Лабель уронил тяжелый затылок на подушки, устремившись пустым взглядом в мозаичный потолок. Голова шла кругом. Он заморгал, чувствуя, как с уголка глаза скатывается медленная слеза. «Тебя достаточно. Я тебя выбрал — отныне и навеки». Родной голос пробивался сквозь дурманный морок, постепенно рассеивая тьму. Лабель повернул голову, встречаясь с узкими глазами шада. Тот, видимо, продолжал ему что-то нашептывать, да так и умолк на полуслове. Они полулежали совсем близко, сражаясь взглядами будто насмерть, и Лабель вдруг понял, что ему не нужно побеждать Адиля. Он уже победил. Даже если отступит сейчас, это ничего не будет значить. Он поймал себя на мысли, что совсем не злится на шада. Нет, он даже немного сочувствовал ему. По-своему красивый и чувственный, дикий, беззаветно влюбленный в Ригга, а Ригг принадлежит ему, Лабелю. Телом и душой. Как больно, должно быть, Адилю видеть их вместе. Лабель улыбался и эта улыбка отражалась недоумением в Адилевых зрачках. — Ты привлекателен, шад, — Лабель потянулся коснуться его скулы и тот отпрянул, нервно и недоверчиво косясь. — Так-то ты присматриваешь за ним, Адиль? — раздалось сверху насмешливое. От вернувшегося Ригга возбуждающе пахло здоровым потом. Приняв протянутую ладонь, Лабель гибко поднялся и, закинув руки ему на шею, крепко и глубоко поцеловал у всех на глазах. Он не спешил, наслаждаясь вкусом любимых губ с легким привкусом крови — задели в бою. — Ты чего творишь? — пьяно улыбаясь, прошептал Ригг, в паху которого подозрительно затвердело. — Ты победил? — в тон ему спросил Лабель, лукаво блеснув глазами. И, получив утвердительный кивок, обернулся к шаду: — Ты поставил на Ригга. Половина выигрыша — его. Угрюмый донельзя шад отсчитал приятно позвякивающие монеты.

***

— Да подожди ты, бешеный! — Ригг рассмеялся в поцелуй. Но Лабель не мог ждать. Он бы оседлал его прямо у порога покоев, куда их проводил подобострастный слуга, если бы Ригг позволил. — Мне бы умыться, несёт от меня… Лабель нагло закрыл ему рот поцелуем — таким властным и собственническим, что сильное тело его варвара напряглось натянутой тетивой и он сдавленно пробормотал что-то сквозь зубы: то ли мольбу, то ли проклятие. Лабель был согласен на все, лишь бы Ригг уже перестал болтать и стащил с него все эти мешающие тряпки!.. Он взвизгнул от неожиданности и восторга, встретившись спиной с тонким матрасом. Ригг навис над ним, опираясь на прямые руки: такой красивый и возбужденный, что у Лабеля сладко свело в паху. — Масло, — приказал он и длинно лизнул напряженную шею своего варвара. От его соленого привкуса во рту Лабеля скопилась слюна. — Как скажете, господин кесарь. Лабеля разбило на осколки этой горячей насмешливостью. Не желая больше терпеть, он скинул свою одежду и потянулся к завязкам штанов Ригга. Угрожающе выдохнул, кусая его ухо: — Еще хоть миг промедления… И жалобно-моляще застонал, когда Ригг сжал их обоих в ладони. …Залюбленный и влажный, Лабель лениво развалился под боком Ригга. Под его лопатками грудь варвара мерно вздымалась, отсчитывая мгновенья обоюдного блаженства. — Что это было — там, с Адилем? Вопрос прозвучал спокойно и Лабель позволил себе лукаво ухмыльнуться через плечо. — Переломный момент. — И что ты… переламывал? Пальцы Ригга скользнули между его ягодиц, нырнули в растянутую припухлость, откуда вытекало смешанное с семенем масло. Лабель низко выдохнул, прогибаясь в пояснице, и насадился глубже. — М… Момент?.. Он не удержал в груди стон, когда Ригг, прикусив его загривок, провернул пальцы внутри. И тут же вынул их, оставив после себя саднящее ощущение потери. — Я жду, — прилетело Лабелю в затылок бескомпромиссное. — Шад спросил, на что я готов, чтобы ты всегда выбирал меня, — выпалил он скороговоркой, красноречиво потираясь о Риггову ногу. Тот рассмеялся, жестко толкаясь бедрами ему в ягодицы. — И на что же? — он явно издевался вот так горячо обдавая взмокший затылок Лабеля дыханием. — На всё. Ригг резко перевернул его на спину, нависая сверху. — Тебе ничего не нужно делать, ладо. Я выбрал тебя и отступать от своего не намерен. И Лабель, чувствуя, как щемит в груди, прошептал, обжигая Ригга серебром из-под ресниц: — Тогда люби меня всю ночь. — С превеликим удовольствием, сердце моё.