***
Два дня назад…
Утром она сообщила, что отправляется в город за неизвестным и интригующим «кое-чем». Тогда в её глазах искрилось что-то великое, радостное. — Так нечестно, Скай! Скажи, что это? — Сюрприз! И это действительно был «сюрприз». С каким убитым взглядом она вернулась на базу! Скай не смела поднять глаз, согнулась, а на горячих щеках виднелся след засохших слез. Все её тело дрожало, ватные лапы не сгибались и разъезжались в стороны. Спаниелька закрылась ото всех в будке, а на настойчивые просьбы отвечала рыданием вперемешку с нервным смехом, воем и тихой просьбой оставить её в покое. Вот бы сердце умело создавать клоны самого себя, чтобы они были бесчувственными и холодными, как мрамор. Может, тогда бы в груди не разрывалось все на части? Настоящее сердечко заснуло бы на время, а фальшивое стучало, но уже спокойно и без боли. От этих слез невероятно горячо. Все обжигает: легкие и сердце, сосуды, и лимфы. К горлу подступает их прах, их вопль, и ты заливаешься в кашле, а к глазам подступают собственные слезы. — Что нам делать? — Скай… ну хватит… — Пожалуйста, Скай, выходи… расскажи нам! Из будки раздался новый прилив горечи, она кашляла от слёз, нервно хохотала от бессилия. И молила: — Уходите… — Что нам делать, Гончик? — Гончик! — Как нам помочь…? Овчар посмотрел то на одну растерянную мордашку, то на другую, еще более напуганную. Заметил, что среди друзей нет Зумы. Он оглядывался, всматривался, сам не знающий что делать. А они ожидали его решения, его помощи. — Я… Почему у нас нет фальшивого сердца, лишнего легкого или хотя бы желудка? Настоящие заливаются в бессилии, тяжелеют и истекают черной кровью. Но будь на их месте фальшивки — мы всегда могли бы оставаться спокойными… и бесчувственными. Никаких физических тяготений, а душевные никто не видит. Но в том то и дело — во внутренней горечи. Не будь дрожи и слез, боли в сердце, и пожара в легких — душа бы давно не выдержала и взорвалась. Гончик подошел к будке, хотя точнее будет сказать — доволок несгибающиеся лапы. — «Нет-нет, думаю, это не кровь, это… вишневый джем», — Проговорил щенок фразу прошлого, не в силах придумать что-либо получше. Скай затихла, только тихий всхлип раздался из глубин будки. — «С-сам ты джем», — С ноткой обиды и горечи ответила Скай. Но если бы все было так просто!«Но, испарив физических страданий, Не отградим от терзани́й души»
— А? Что?.. Да, порядок, — Бессвязно ответила утром Скай, не смотря на друзей. Не глядела и на миску, не посматривала на пол, на стены. Только вперед, куда-то в неизвестное вперед. Казалось, что она не осознавала реальность, не слышала задаваемые ей вопросы. — Контролер, Вас вызывает Земля! — Маршалл помахал грязной лапой перед её носом. — Теперь эта фраза звучит двусмысленно, — Пошутил Зума, приподняв ухо. Но реакции не последовало, даже грязь на лапе не смогла вытащить Скай из болота мыслей. Утягивает оно, скоро совсем пропадешь из виду и захлебнешься в собственном торфе. А что же Гончик? Его изнутри прожигало ярое желание расследовать, узнать, помочь, найти виновного. Подключить все шесть чувств и знания из журналов. А еще можно собрать небольшой отряд для этого дела, например, отлично подойдет Мини-Патруль Алекса: тихий, маленький и незаметный. Правда он не видел его уже больше месяца, но это не помешает созвать мини-отряд вновь. Только что именно искать? Человека, зверька, вещь, место? Что причинило ей боль? Скай сейчас ничего не расскажет. Искать, найти, помочь… Помочь? А нужна ли вообще его помощь? Гончик покрутился на месте, посмотрел на землю, потом на небо. Снова окинул взглядом пространство вокруг и присел. С одной стороны, она не просила его помочь. С другой, то, что заставило спокойную и рассудительную Скай так отреагировать, должно быть наказано. А если это не вещь или что-то живое? Вдруг это место? Как тогда наказывать? Что если это полянка или песочные берега наведали ей старые воспоминания, напомнили о мрачном? Тогда можно перерыть всю землю или песок в качестве наказания и оградить это место жёлтыми лентами, чтобы больше никто не смел туда приходить. А если это здание? Маленькая пекарня, недавно открывшаяся в городе, может, какой-то старый дом из окраин? В таком случае — навсегда закрыть! А лучше снести! Так или иначе, Гончик найдет это. Он защитит дорогого для него щенка! Но не все сразу, для начала необходимо узнать больше. ***Сейчас
Осенний ветер говорлив. Без того хрупкий сон обрывался, стоило ему пробраться в будку. Приподнимешься, сонно зевнешь, а иногда слушаешь, как горячо стучит сердце в ушах. Кратко глянешь за пределы будки и, удостоверившись, что погода все также холодна, вернешься с головой под одеяло. Так случалось ни один раз за всю ночь. Обычно сразу засыпаешь, подхватив оборвавшийся кусочек сна, и так до следующего скорого пробуждения. Но на этот раз что-то зацепило внимание, маленькая неясная деталь в однотипном пейзаже площадки. Гончик высунул мордочку из будки, жмуря сонные глаза. Действительно, под деревом кто-то сидит. Он выбежал из домика, совсем забыв про одеяло, так что оно выкатилось на сырой асфальт. Быстро запихав того назад, овчар побежал к дереву. Старая привычка! Гончик замедлился, когда почти достиг дерева. — Не читай при луне — глаза испортишь, — Заметил он. Холодно нынче — даже хвост дрожит. Что же случится зимой? Наверно, в морозы придется варежку на него надевать. — Не читаю… я уже все, — Она подняла взгляд со страниц и, прикрыв глаза, посмотрела на далекое море. — Тот журнал о медицине? У Гончика возникло ощущение, будто он балансирует на канате, неловко, правда, балансирует. — Но он невероятно сложный. — Я взяла несколько учебников по химии из библиотеки, — Спаниелька положила лапку на журнал. — Но… когда ты все это успеваешь? Круглосуточно ведешь поиски, а потом еще разбираешь глупые журналы. — Далеко не глупые. И когда-то я жаждала, чтобы мои дни были забиты делами, думала, что это сделает меня значимой. Я получила это и, пусть иногда сильно устаю, никогда не жалела. Он вновь посмотрел на журнал. Светлая, переливающаяся обложка, мелкий текст и множество неясностей. — Откуда… откуда у тебя появилась эта тяга знаний? — Он был уверен, что знает ответ. «Ты, наверное, решила узнать чужие хобби. А все же, я бы не хотел раскрывать свои увлечения, ведь в них показан жестокий мир, от которого так пытался вас уберечь. Зачем тебе эти журналы, Скай? Я без того отдал тебе невероятно трудный, хотел, чтобы ты просмотрела, а после оставила эту затею. Пытаешься понять других, влезть в чужую душу?» — Просто… ты говорил, что ищешь больше информации, чтобы помочь другим. И я тоже хочу всех спасти… И впервые после того дня она улыбнулась… — Вот… сборник первой помощи в разных ситуациях. Это может помочь, — Он отвел взгляд, протянув другой журнал. Скай, задумчиво кивнув, почти сразу раскрыла его и немного пролистала, рассматривая заголовки. Несколько особенно заинтересовали её. — «Что делать, если обнажили человека, готового совершить самоубийство», «Действия при похищении ребенка на ваших глазах»… Впервые их вижу, хотя, если подумать, таких инструкций действительно не хватает. — Поэтому я выбрал именно этот журнал. Она еще долго сидела, молчала, медленно листая и рассматривая некрупный текст, часто останавливаясь на моментах, написанных красным цветом. Только дойдя до середины, подняла на него взгляд. Он был томен и нерешителен; Скай явно хотела о чем-то спросить. Сердце овчара налилось чем-то горячим. Будто на грудь вылили раскаленное железо. — В какой момент ты понял, что нашел для себя опору? Когда узнал, чему бы хотел посвятить свою жизнь? Гончик краем глаза посмотрел на журнал, лежащий у её лап. «Что делать, если на ваших глазах кто-то упал со скалы». — Когда встретил Райдера. Ты же знаешь, я был один в большом городе, покинутый прежней жизнью. Последнее, что мне сказали: «Ты никому не нужен». Но потом Райдер показал мне, что это ничего не значит. Разве у тебя было не так? — Да. Точнее не совсем. Перед этим я встретила другого человека. И она больше ничего не сказала, сидя у дерева в ночи беспокойного мира. Когда в ночи сверкали звезды, а ветер холодил лапы. Когда в душе горели угли. Незаметно подошёл конец второй недели, а с «того дня» — шесть дней. Он неожиданно постучал в окошко, когда никто не ждал гостей. Что ж, проходи, но милости не просим. Бессмысленно это; ты, время, все равно не станешь дружелюбно к нам. Тихо в окрестностях; даже стайка утят, неизвестно как родившаяся в этот сезон, не плескалась в ручейках; шумят волны вдали, а город… Не работал на всю громкость телевизор, никто не носился на площадке базы. И одного щенка увидишь лишь ранним утром, а вечерами он исчезал. В какой агонии горело его сердце? Ему, наверно, хотелось скрыться от всего мира, и от друзей, от своей непризнанной семьи. На улицах он выбирал пустые тротуары, а если кто и шел навстречу, смотрел в землю или спешно перебегал дорогу. Щенок с некогда бледной пшеничной шерсткой, превратившейся в грязное зерно. А, бывало, вернешься поздно вечером с миссии — вертолет на месте, а вот его пилота нигде не видать. Проверишь базу, площадку, спросишь у других, заглянешь в транспорт, но максимум найдешь Мистера Пискуна, да и то нечасто. — И ты теперь один, да, дружище? — Ненароком спрашивал Зума у игрушки, прикоснувшись к ней лапой. А та заведется, проедет чуток и снова замолкнет. Но нигде не спрячешься от этого мира! Укромное местечко быстро обнаружат, да еще станут постоянно наведываться к нему. Стоило только кому-то заметить, что Скай дремлет в уголке салона, как на следующий день её наведал Гончик. Он улыбнулся, когда заметил, что она с головой спряталась под шарфом. Это напомнило о недавней ситуации: — Сегодня тебе лучше остаться дома. Твой голос хрипит, к тому же выглядишь, как лимон, — Заметив, что Скай собирается лететь на поиски, он остановил её. — Отлично, теперь я из подсемейства померанцевых. И все станут спорить: ягода я, фрукт или овощ. Спасибо за журнал о садовниках. — Но я не помню, чтобы давал его тебе… — Нет, но в конце журнала о первой помощи есть мини-статьи об огородничестве. Гончик ничего не ответил, но отступать не желал. Скай, смутившись от его пристального взгляда, вздохнула: — Ты прекрасно знаешь, что это меня не остановит, — Она обошла овчара и двинулась к своей будке. — Если сегодня снова проведешь весь день на улице — завтра вообще не встанешь. — Тогда поползу. Не выйдет, покачусь колбаской. — Ох, Скай, — Иногда, общаясь с этой упертой особой, хотелось стукнуть себя по лбу (или её тихонько, а вдруг дойдет), — Тогда хотя бы надень что-нибудь теплое, или я скажу Райдеру. — Шапку-ушанку и валенки? Подштанники, шубу, десять свитеров. Хочешь из меня колобка сделать? — Просто не снимай шарф, этого будет достаточно. Ты ведь не хочешь его пачкать, всегда оставляешь в вертолете. Она посмотрела на верх базы, а после, засунув голову в будку, достала оттуда шарф. Запутав горло зеленой тканью, спаниелька вопросительно посмотрела на Гончика. «Ну что, доволен?» Поэтому, заметив, что даже спустя пару дней она продолжает ходить, не снимая шарфа даже внутри зданий, овчар не мог не улыбнуться… Скай нравилось что-то в тихом звуке льющейся воды, в лопании пузырьков, шаркающих ногах о ковер, в гудении фена. Она дремала, выбирая места, где её вряд ли станут тревожить без причины, часто в уголочке или под стульчиком. И нередко оставалась на ночь. В таких случаях Кейти сообщала об этом Райдеру. Она укрывала щенка пледом с рисунком желтых лапок, даже не подозревая, что та не спала. Сон стал настолько чутким, что любое прикосновение к ней, громкий звук или сильная вибрация земли (а некоторые машины чересчур будоражат землю), тревожили сознание. Лопала тоненькая оболочка сна, без того с трудом появившаяся. Так же девушка ставила рядом миску, зная, что спасательница ничего не ела за весь вечер. Но аромат пищи не манил, скорее вызывал еще большую апатию. Поэтому не всегда миска пустела, а если и бывало, то без всякого аппетита. Между Скай и Кейти образовалась сильная безмолвная связь. Девушка не тревожила спаниельку, когда той так нужно было побыть в тишине своих мыслей. А когда щенку нужен был совет: Скай сама подходила и спрашивала; хоть и не всегда её вопросы были простыми. (Кейти даже приобрела книжку по химии и медицине, чтобы помочь ей. Кто знал, что Скай интересуется такими сложными науками!) Овчар пытался по возможности заглянуть в салон, но почти всегда видел подругу спящей, хотя, возможно, она только притворялась, слыша, как открывается дверь. Тогда он подходил к Кейти, здоровался, спрашивал о делах и прочем, пытаясь побороть появившуюся неловкость. А когда спаниелька бодрствовала, её точно волна накрывала, и сознание уходило под воду. Гончик не знал какой спасательный круг был способен вернуть её на поверхность реальности, но пытался стать хотя бы соломинкой. — Привет, Скай. — Ты не на миссии? — Устало спросила она. — Уже нет. — И как все прошло? Обычно она спрашивала о буднях патруля, о трудностях миссий и, бывало, помогала советом. Интересовалась жизнью друзей, которых видела нечасто, только по утрам или когда те помогали ей на поисках, но даже тогда она желала разделиться и искать в разных местах, «увеличивая шансы». — Рокки часто жалуется, что ему не нравится осень, что мокрая шерсть долго высыхает, а потом кашель и насморк. — А Зума? — Он немного приболел, но идет на поправку. — То-то с утра он чихал. Предай ему от меня, пусть скорее выздоравливает и поменьше гуляет под дождем. Знаю я его привычку. Пусть она и желала закрыться от других, друзья продолжали оставаться на важном месте. Понимая это, становилось спокойнее за неё. В таком случае ей и не нужен спасательный круг: ведь она всегда могла вынырнуть и найти берег. Скай так часто ночевала у Кейти, что Гончик не ждал их ночные встречи. От того, перевернувшись на другой бок и заметив краем глаза силуэт, сидящий у дерева, не мог поверить, что он материален. Шерстка его переливалась бледным золотом, будто покрывшимся инеем, сверкала в лунном свете, напоминая в своем обладателе призрака. Может, действительно дух? Или игра сонного мозга? Гончик приподнялся и высунул голову из будки. Вот призрак дёрнул ухом и приподнял лапку к небу, а тень от неё упала на мордочку. Разве видение может быть настолько реалистичным и физическим? А тело призрака может иметь тень? Его лапы зачесались, так и желали выскочить, подбежать к ней, вдохнуть аромат её шерсти, что пахла горным лесом, посмотреть в серые глаза, и попытаться развеселить их хотя бы самую малость. Но он знал, что как только выйдет из будки — сразу пересохнет в горле, и он просто не сможет что-либо сказать. Необходима причина подойти к ней, что-то, что он мог бы без волнения в душе сказать. Передать, что скоро нужно будет отправить вертолет на технический осмотр? Или рассказать, что Рокки сегодня поранил лапу на миссии? От чувства неопределенности, гложущего стеночки гортани, щенок не знал куда себя деть и огляделся по сторонам. Осенняя ночь превратилась в сказку — все искрилось в лунном свете. И трава будто покрылась инеем, и база отливалась серебром, и город вдали сверкал сталью. Здание мэрии, множество домов, библиотека, салон… Точно! Гончик выскочил из будки, да так резко, что одеяло, лежащее на его спине, скатилось, вновь упав на сырой асфальт. Овчар обернулся, быстро поднял его и запихал назад, а после наконец подбежал к ней. Но не было никакого горно-лесного аромата, от Скай пахло иным: городом, бензином и звездами. А где же серые глаза? Почему в них поселился неясный серебряный дух? Они горят в лунном пламени, горят ярко и бушующе. — Скай, я совсем забыл передать! Просили вернуть те учебники в библиотеку. Она медленно кивнула. — Химия? — Не уверен, но, кажется, да. — Как скажешь. На этом разговор и угас. Гончик не нашел новые слова, Скай молчала, смотря на луну. И она действительно стоила внимания, сегодня совсем необычайна: огромная и белоснежная, будто зазывает и смотрит, пытается что-либо переменить. Скай приоткрыла рот, хотела что-то сказать, но снова промолчала. — Ты… можешь рассказать мне. Тебя что-то тревожит? События того дня? Или рассказ о поисках? Да что угодно, но только не духовные страдания, только не безмолвие и не отрешенность от мира, и от своей единственной семьи! — Эта луна… так ярко сегодня светит. На ней, оказывается, есть рисунок. Никогда раньше его не замечала… И он так красив. В её глазах сильнее заиграло белое пламя — отражение луны. Казалось, что её утянуло в другой мир. — В такие моменты я всегда вспоминаю о прошлом. Раннее детство, появление в Патруле. Даже не верится, что прошло так много времени. — Я тоже часто об этом думаю. — Дело и не в самом прошлом, а в том, что именно в нем нас так сильно изменило. Спаниелька встала, смахнув конец шарфа. Её глаза задумчиво смотрели вдаль. Некогда блеклые, они точно оттаили. Время способно справиться с самым сильным льдом, но дальше все зависит от того, что сделают окружающие. Протянут плед или засунут в холодильник. — Прошлое нас изменило, это непросто исправить, но часто и не стоит. Хватит уже пытаться понять, что случилось в тот день. Или как вы там его называете? Зачем придавать такое большое значение? Эти названия иногда все портят. — Я не могу оставить все, как есть. — Поэтому что-то разыскиваешь и всех расспрашиваешь? Ты пытаешься нас защитить, но нужна ли эта защита? Зачем пытаешься изменить этот мир? — Я не пытаюсь изменить. Но разве держать в себе — лучший вариант? — Иногда — это действительно так. Когда речь идет о таком. — О чем? — Он все равно не упускал возможность узнать. Порыв ветра сорвал шарф. Зеленая ткань пролетела не больше метра, упав совсем рядом. Её концы спутались, образуя неровную баранку. Спаниелька прошла вперед и подняла шарф. Она тяжело выдохнула. — Как желаешь, неугомонный пес, — Скай вновь прислонилась к черному стволу дерева. — Это были слова. Только слова и ничего более. — Слова? — Будто ты думал о чем-то другом. Что ты искал все это время? Как и в душе, так и на её глазах отразилась тень горечи. Она встала и, пытаясь держаться ровно на лапах, удалилась в направлении к своей будке. Это был второй раз, когда Скай покидала его в обстановке ночи. — «Не стоит лезть в чужую душу, если она сама не желает открываться другим». Доброй ночи, Чейз Гончик. Выходит, все старания напрасны? Он хотел узнать — что именно причинило боль подруге, чтобы защитить Скай от неё. Но не смог учесть одного — хотела ли этого она сама. Мы так много стараемся, пытаемся сохранить и уберечь, но в итоге выходит, что все это время делаем лишнее. Может, пора подумать и о желаниях других? Гончик поднял вопросительный взгляд на луну. «А что тогда вообще значимо в этом мире?»