тёмно-зелёные кеды

ЕСЛИ ВЫ ПРОЧИТАЛИ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ И МЕТКИ ВЫ МОЖЕТЕ НАЧАТЬ ЧИТАТЬ! ЕСЛИ ЖЕ НЕТ — ЗАКРОЙТЕ СТРАНИЦУ. Что такое жизнь, а что такое смерть? Он задавался этим вопросом неоднократно. И всё никак не мог ответить на него. Жизнь — это моменты, счастливые и грустные. А смерть — это конец. Конец этих моментов, конец всего. Каждый человек по-разному относится что к жизни, то и к смерти. Кто-то относится к ним легкомысленно, не боясь потерять одно и обрести другое. А кто-то, наоборот, очень переживает, и оставшееся время его проходит в страхе потерять жизнь и обрести смерть. Эта история начинается с одной большой проблемы, которую Хан так и не решил. Почему дети так боятся ошибиться? Школьное образование всегда говорит, что существует только один ответ, но так ли это на самом деле? Почему если ученик ошибается, то его ругают? Потому что он не подчиняется системе. Ответ на этот вопрос банален и прост. Поэтому дети просто боятся агрессии со стороны учителей, родителей. И чтобы стать хоть немного значимым человеком или попросту получить внимание, они, сами того не понимая, совершают порой ужасные вещи, просто непростительные. Главное, что они считают это правильным. Ведь наши любимые сказки с детства нас учили, что добро побеждает зло. Но вы хотя бы один раз видели отрицательного героя, у которого было хорошее прошлое? Почему люди становятся злодеями? Всё просто — их ломает жизнь; ломают семья, друзья, незнакомцы. Всё это убивает человека. Все хотят жить, каждый хочет ощутить тепло, любовь. Каждый хочет ощутить нужность. Быть одиноким — тяжело. Это ежедневная борьба с самим собой. Когда человек остаётся один, он закрывается вообще от всех. Потому что боль, которую причинили в прошлом, невероятно тяжела, от неё сложно избавиться. Это словно сыпать соль на рану или упасть с велосипеда на бетон, расцарапав колени в кровь. Только боль эта не отображается на теле, она сидит глубоко внутри человека, туша огонёк его души. Люди становятся чёрствыми, ещё больше закрываясь в себе. Они продолжают тушить его до тех пор, пока он не исчезнет окончательно. Одним удаётся спасти его, а другие настолько боятся им обжечься, что сами начинают тушить его. Поэтому злодеев со счастливым прошлым не бывает. Злодей — это тот, кто потушил свой огонёк из-за своей слабости. Буллинг в нашем Мире довольно распространён, и страдают от него дети и подростки. Если ты не такой, как все, если ты хотя бы чуть-чуть отличаешься от общества — ты изгой. Именно из-за того, что подростки отличаются от остальных, они подвергаются насилию со стороны сверстников. Пытаясь как-то спасти себя, прося помощи у взрослых, они становятся обвиняемыми во лжи. Никому нет дела до детей и их переходного возраста. Взрослые будто не сталкивались с такими проблемами, словно у них такого не было. Его звали Хан Джисон. Он был обычным подростком. Любил поиграть в видеоигры, почитать глупые романы. Любил тёплые свитера и свои затасканные тёмно-зелёные кеды, которые он купил на распродаже в секонд-хенде. Он любил котят и не переносил кофе с молоком, ведь он действительно был ужасным. Недавно ему исполнилось семнадцать лет, и он оборвал свою жизнь. Он не знал, что такое любовь. Он никогда никого не любил, и его не любили в ответ. Даже обычной родительской заботы он не знал. У него не было друзей, вернее — были, но назвать таких людей «друзьями» — невозможно. Как бы Хан ни старался, он всегда был на последнем месте, даже не на втором, а в конце каждого списка. Тяжело переносить одиночество, когда внутри тебя пылает огонь, когда чувства бурлят так сильно, что лопнуть хочется, но поделиться не с кем. Поэтому ты продолжаешь переживать их внутри. Пишешь всё в дневник, ведь за годы одиночества он стал твоим лучшим другом. Таким, который никогда не предаст. Он просто меняет обложки, но внутри всегда остаётся тем же мистером Пончо, который выслушает тебя. Маленький мечтательный мальчик с горящими глазами и жестокий мир — самая грустная история, которая может произойти. Родителям некогда было воспитывать сына, потому что у них была своя ферма. Не то чтобы он был нежеланным ребёнком, но да, он был им. Мать Джисона забеременела ещё до замужества, поэтому, быстро сыграв свадьбу, они оставили ребёнка. Младенчество он провёл с родителями, а вот когда возраст подошёл к тому, что уже можно было ходить в садик, его отдали сразу. Жила семья Хан в небольшом селе с прекрасным названием «Жизнь», что довольно символично. Джисон с детства был посвящён себе. Он любил динозавров, звёзды, балет и детские детективы. С ним не общались дети, они говорили: «Ты себя в зеркало видел, чучело? У тебя вон какие щёки, а вдруг ты нас сожрешь во время игры? Иди отсюда, щекастый!». Приходя домой, он громко плакал, бил подушку и не понимал: что с ним не так? — Ну не нужно! Я сам с собой поиграю! У меня есть игрушки, и им со мной весело! Никто мне не нужен, я сам справлюсь! — рыдая навзрыд и крича на весь дом, успокаивал он себя. Он не боялся быть услышанным, ведь прекрасно знал, что родители на ферме. Поэтому повзрослеть пришлось быстро. С шести лет он был сам по себе, умел многое, даже то, что не могут и в подростковом возрасте. Музыка и книги стали его лучшими друзьями, а звёзды — самыми верными наставниками, которые появлялись каждую ночь и успокаивали своим светом. Будучи подростком, он страдал ещё больше. Если раньше над ним просто шутили, то теперь дело доходило до избиений и порчи личных вещей. Боль от синяков порой не давала спать, и это сводило с ума. Но ещё больше сводила с ума влюблённость в кудрявого обидчика. Первая любовь всегда самая болезненная. Труднее всего в этот период понять то, что ты действительно влюблён, признаться себе в этом. Потому что, во-первых, ты мальчик, который влюбился в мальчика. Во-вторых, он — человек, который ненавидит тебя. Как бы Джисон не старался найти этому объяснения, он никогда не понимал, почему именно этот человек зацепил его, и почему он его так сильно ненавидит. Минхо был тем самым клишированным подростком из сериалов нетфликс. Алкоголь, сигареты, вечеринки, куча девушек. Он делал всё, что хотел, а Джисон так поступить не мог. Он не мог взять и напиться; не мог ходить на вечеринки; не мог переспать с первым встречным человеком. Потому что у них были разные взгляды на жизнь, и для Хана это было диким. На самом деле, Джисон больше ценил домашний уют. Сидеть в комнате с чашкой чая и интересным романом было намного лучше, чем напиваться в стельку, а потом страдать от головной боли. Что же насчёт курения, то тут он позволил себе маленькую слабость. Мать всегда говорила, что Джисон курит из-за отца. Поэтому, как в старых сериалах, красный мальборо стал его ещё одним другом. Ему было одиноко всегда. Он чувствовал неописуемую пустоту внутри своего слабенького тела. Иногда, когда грусть накрывала новой волной, он представлял безликого человека, который обнимает его сзади, успокаивая. Он легонько гладит по голове, согревает своим присутствием. Так он и засыпал в холодной постели, представляя тепло.

104 дня.

За четыре месяца до. Май. Прекрасный месяц истинного пробуждения природы. Хоть тепло было уже давно, а Сакура расцвела ещё в апреле, настоящие чувства появились только в мае. Было что-то романтичное в этом месяце. Солнце как будто светило ярче, а небо было чище. Сидя на крыше одноэтажного заброшенного дома, Хан чувствовал, как ветер перебирал его волосы длинными пальцами, как аккуратно касался запястья и, насытившись прикосновениями к человеку, отправлялся в дальний путь разносить своё одиночество, чтобы уничтожить людское нутро. Джисон любил это место, потому что оно было одиноко так же, как и он. Это были два стареющих здания, находившихся в лесу. Тут он мог расслабиться, мог выплакать всё, что накопилось. Он не боялся быть услышанным, ведь здесь, словно в чёрной дыре, стояла мёртвая тишина. Слышен лишь звук осыпающейся штукатурки и шёпот листвы кипарисов, который успокаивал раненое сердце подростка. А ещё у Джисона был любимый кипарис, он рос прямо напротив крыши, из-за чего создавалось впечатление, что кипарис сидит на ней. Он рассказывал ему о своих проблемах и переживаниях. Некоторое время Хан называл его просто «кипарис», но вскоре посчитав это неуважительным, решил дать ему имя — Мюнг Де. Имя выбирал долго. Такое, какое бы идеально подошло ему, поэтому выбрал Мюнг Де, что означает Свет. Отсидев в школе рутинные уроки, он отправился в место своего спокойствия. В долину вечного сна и бесконечного холода. — Привет, Мюнг Де! Как у тебя дела? Наверное, хорошо, ведь стоишь, а здесь вечный покой. Никакой цивилизации — красота. У меня вот дела не очень хорошо. Сегодня мне парту разрисовали, там был даже харчок, представляешь? Мне пришлось всё мыть, а они смеялись. Мне уже даже не обидно. Уже всё равно, — он перебирал в руках край толстовки. — Хотя кого я обманываю, мне не всё равно. Моя обида, словно паразит, сидит под кожей. И он тоже там. — немного помолчав, Джисон продолжил: — А, кстати, сегодня мне ещё влетело от учителя за то, что я был в своих кедах. Он сказал: «Хан, прошу Вас носить школьную форму. Если вы продолжите носить то, что хотите, я буду вынужден сообщить вашим родителям». Ну я согласился с ним, для вида, конечно, но я не буду носить те кроссовки, которые предлагает школа, — они неудобные. Он сидел на крыше, болтал ногами и разговаривал с деревом до самого вечера, до тех пор, пока Солнце не решило вновь покинуть этот холодный участок Земли, чтобы сделать его ещё холоднее. Горизонт заливался ярко-алым цветом, словно чья-то кровь текла по небу. Стемнело. Когда последние лучи умирающей надежды сменились на одинокое уничтожение, Джисон попрощался с Мюнг Де и отправился домой. Грунтовая дорога, еле слышное пение птиц и музыка в наушниках. Плейлист, составленный Ханом, был его любимым. Музыка, входящая в него, была всегда под его настроение и не надоедала. Выходя из леса, он убавил громкость, ведь опасность могла поджидать его везде. Обычно вечером выходила гулять компания Минхо. Их было четверо: Минхо и Чанбин учились в классе Джисона, Хёнджин был старше на год, а Чонин — младше на год. Звали их «Вороны», потому что если они видят пищу, то набрасываются и съедают всё, оставляя лишь косточки. Страшно было видеться даже в школе, а если ты их встретил на улице, то беды не избежать. Именно поэтому Джисон быстрым шагом направился к дому. Сердце колотилось как бешеное, ладошки вспотели, но добрался до дома Хан без происшествий. Сегодня удача была на его стороне. Быстро поздоровавшись с мамой, он направился к себе в комнату. Теперь он в безопасности. А так ли это? Это чувство, которое люди привыкли называть безопасностью, Джисон не испытывал уже давно. Было что-то похожее, но не то. Упав на кровать, он сжал в руке одеяло и прошептал: «Почему я не могу быть счастливым? Почему я не могу принять себя таким, какой я есть? Почему я продолжаю ненавидеть себя? Почему я не могу сделать ничего для того, чтобы полюбить себя?». Найти ответы на эти вопросы он не мог, как бы ни старался. В голову лезли дурные мысли, совсем не те, которые хотел бы услышать Джисон. Каждый раз, когда он чувствовал себя плохо, повторял одну фразу: «Для того, чтобы увидеть свет, нужно немного посидеть в темноте». Вот он и сидел. В кромешной тьме ждал, когда его свет появится. Он лёг спать, не поужинав. Засыпая, он всегда клал руку на голову, так создавалось впечатление, что кто-то рядом, что он не один спит в этой холодной постели, в этом холодном селе, в этом холодном Мире. Сны, которые видел Джисон, всегда были наполнены радостью, счастьем. Оттого каждое утро он просыпался в слезах. С пропастью вместо сердца и пустотой вместо души. Ведь то, что он испытывал там, не могло сравниться с жестокой реальностью. Во снах его был человек, который искренне любил его, у них всё было хорошо. И каждый раз перед тем, как исчезнуть, человек говорил ему: «Я жду, когда ты решишься. Буду ждать столько, сколько потребуется. Прощай, бусинка». Он не помнил его лица, в памяти всплывали лишь красивые русые волосы, тёплые руки и доброе сердце. Утро. Собравшись, он отправился в школу, это должен был быть точно такой же день, как тысячи других. Но именно сегодня всё изменилось. Именно сегодня пошёл отсчёт дней. Зайдя в класс, Джисон не обнаружил на своей парте ничего. С одной стороны это, несомненно, радовало, а с другой — наоборот, опасало. Ведь могло быть что-то похуже. Обследовав парту на наличие клея или кнопок, он ничего не нашёл. Парта осталась в том же виде, в котором её вчера оставлял Хан. Начался урок. Двое из компании зашли в класс и как-то косо поглядели на Джисона. В этот момент сердце его сжалось в один маленький комочек. Было страшно, потому что неизвестность пугает. Это намного хуже, чем разрисованная парта и харчки. Это отвратительное чувство безысходности и потери, как же Джисон ненавидел его. Он не хотел чувствовать что-либо такое, он хотел чувствовать умиротворение в своей душе, а не бездну Челленджера. Руки снова начали побрасываться, голова заболела. Тревога новым тайфуном накрыла его, оставив плыть между переживаниями, ненавистью. Он проваливался в поток переживаний. — Здравствуйте, дети. Прошу садиться. Сегодня мы поговорим о генеративных функциях. Что говорил и что объяснял учитель, Джисон не слышал. Он слышал лишь своё сердце, которое быстро билось. Казалось, звук был настолько громкий, что слышно на весь класс. Он смотрел на Минхо, смотрел на то, как он улыбается, какие красивые у него глаза. «Если бы ты был чуточку добрее ко мне, наверное, мы бы подружились» — думал Джисон. Но мечтать, как говорят в простонародье, не вредно. А иногда даже опасно. Поэтому, откинув мысли в сторону, он наблюдал за тем, как падает листочек с дерева, как ветер подхватывает его и уносит в другую сторону. Птицы перескакивали с ветки на ветку, что-то рассказывая друг другу. Вдруг в голову что-то прилетело. Переместив взгляд на вырванный тетрадный листочек, он стал открывать его, но там ничего не было, кроме надписи: «Хан Джисон, сегодня после школы сразу беги домой! Я слышала, как Минхо и Чанбин говорили, будто хотят что-то сделать с тобой. Мне жаль тебя, поэтому прошу, послушай меня и беги! Беги как можно быстрее! Чхве Джису (Лия)». Прочитав содержание письма, Хан пришёл к выводу, что ему всё равно, что с ним сделают. Сердце перестало так быстро биться, тревога отступила, и вновь началась пустота. Он просто уже не видит смысла. Он пытался жить, искренне пытался, но получалось только существовать. Он давно не испытывал никаких чувств кроме страха, грусти и боли. Даже фильмы и книги не спасали его. Сначала Хан хотел ответить на письмо Лии, но понял, что и в этом нет смысла, и поэтому сказал сам себе: «Мне всё равно, Лия. Пусть делают со мной, что хотят. Я уже ничего не хочу. Просто хочу что-то почувствовать, пусть даже если это будет боль». Когда уроки закончились, Джисон собрался и, как обычно, отправился домой. Только Лия оказалась права, и его действительно уже ждали. — Джисона-а, сигаретки не будет? — послышался звонкий голос из-за спины. Хан повернулся, посмотрел на Минхо, на парня, который ему нравится, опустил взгляд вниз и сказал: — У меня последняя. — Давай сюда, — слова, сказанные Минхо, нисколько не ранили Джисона, ему и вправду было всё равно. Он протянул пачку с последней сигаретой Минхо, и тот выхватил её из его рук. Джисон махнул головой в знак прощания, но стоило только ему выйти из-за ворот школы, как его уже поджидали Чанбин, Хёнджин и Чонин. — Эй, чучело. Пошли покурим, — крикнул Чанбин. — Извините, мне надо домой, — безразлично ответил Джисон. — Никого не ебёт, куда тебе надо, — выходя из школы, сказал Минхо. — Взять его, парни. Они схватили его и потащили в сторону футбольного поля. Там был небольшой склад, в котором зимой хранились лыжи, а летом он был местом для курящих подростков и учителей. Притащив Джисона туда, они посадили его на стул. Минхо сел напротив. — Ну что, Хани, не хочешь поговорить? — О чём? — равнодушно спрашивал Джисон. Когда его тащили сюда, он понял, что ему больше не страшно, что даже если они убьют его здесь, то на этом всё закончится и будет легче, возможно, он наконец-то почувствует свободу. По крайней мере, он надеялся. — Это я должен у тебя спрашивать. Тут до меня дошли слухи, что ты у нас голубой. Правду говорят или врут? — Правду говорят. — Что? Ты что, реально голубой? —спросил Чонин, после чего раздался смех. — Да, мне нравятся парни, — с полным равнодушием отвечал Хан, сидя на стуле и откидывая голову назад. Он ждал момента, когда Чанбин снова начнёт бить его, а Минхо будет стоять и улыбаться. — А ведь я просто пошутил, думал, ты начнёшь отнекиваться, а ты и вправду пидор! Джисон, чуть склонив голову, смотрел в глаза Минхо. Конец. Это был конец, которого он так ждал. — Чанбин, — позвал Минхо. — Ты знаешь, что делать. — Хорошо, Минхо. Хёнджин, доставай сигареты, сейчас мы повеселимся, — разминая руки, ответил здоровяк. Хёнджин, покопошившись в рюкзаке, достал любимые сигареты Джисона — красный мальборо. В стороне, как и думал Хан, стоял Минхо, затягиваясь. В этом маленьком помещении пахло сыростью и сигаретами. Клуб дыма распространялся по комнатушке и, словно яд, проникал в лёгкие. Подойдя сзади, Чанбин уронил стул, и Джисон плюхнулся прямо лицом на землю. Хан не пошевелился. Чанбин сначала пнул его в живот, отчего Хан свернулся калачиком, потом в пах и ещё раз в живот. Было больно, но он терпел, он надеялся, что это скоро закончится, просто хотелось закрыть глаза и больше не открывать, и после следующего удара всё так и случилось. Минхо, докурив сигарету, подошел сзади и со всей силы пнул Джисона в спину. Кожа лопнула, кровь хлынула. Теперь от ботинка обидчика останется шрам. Некогда белая рубашка становилась красивого алого цвета, подобного вчерашнему закату. Хан отключился от реальности, но не от сознания. Боли больше не было, было неудобно лишь потому, что тело дёргалось. Когда-то по своей воле, когда-то — нет. Сквозь громкий звук дождя Джисон слышал, как кто-то сказал зажигать сигареты. Капли били по крыше старого домика, будто глухой композитор сочинял новую мелодию. И яркий огонёк, похожий на тот, что находился в душе Джисона, стал гаснуть на его запястьях. Его перевалили на спину и продолжали свою игру в «звёзды». Сигареты так же, как и звёзды, гасли в руках Хана. А Джисон тем временем смотрел наверх сквозь полуоткрытые глаза. Изредка капли дождя попадали ему на лицо, как бы стараясь разбудить его, но проснуться сил не было. И желания тоже. Маленькое худенькое тело дрожало от холода, от боли, от безысходности. Закончив с пытками, парни отпустили его. Минхо подошёл к нему и сказал: — Пока что мы не будем тебя трогать, отдохни месяцок, насладись жизнью, а когда решишься дать отпор, тогда мы уж точно не оставим от тебя и живого места. Они ушли, оставив его там одного истекать кровью. Сил не было от слова совсем, Джисон не мог пошевелить даже пальцем. Всё, о чём он думал, так это то, что Минхо назвал его Хани. Было приятно, это заставило его улыбнуться, но вместе с улыбкой пришла вся та боль, которая до этого не чувствовалась. Слёзы начали литься из кофейно-медовых глаз, смешиваясь с кровью и грязью. От боли он потерял сознание, а когда очнулся — всё так же не мог пошевелиться. Хан оставался лежать в той же позе, в которой его оставили. Сколько прошло времени с момента отключки — Джисон не знал. Вспомнив, что было, он снова улыбнулся, снова почувствовал боль и поэтому опять отключился. Когда он вновь открыл глаза, то увидел белый потолок. Пытался сдвинуться, но всё так же не мог, всё тело ужасно болело. Из глаз текли слёзы. — Джисон! Ты очнулся, как ты себя чувствуешь? — голос принадлежал матери, это он точно узнал. — Всё хорошо, мам, ты как? Я где? — Джисон, мы два дня искали тебя! Я уже просто надеялась, что ты сбежал, но, когда тебя нашли, я была просто в ужасе. Кто такое с тобой сделал? Тебе зашили рану на спине, твоё тело всё в синяках, а руки в ожогах! Почему ты не говорил, что тебя обижают в школе? — Это неважно. Дальше слушать наставления мамы он не стал. Хоть он и понимал, что в какой-то степени она переживала за него, но ведь всё это было ложью. Она всё равно не пойдёт в полицию, всё равно не пойдёт в школу. Скажет ему вести себя тихо и не перечить хулиганам, на этом все её переживания закончатся. А что касается отца, то тому уж точно не до Джисона, когда у его коров сено заканчивается. Когда она вышла, Джисон остался наедине со своими мыслями. Он вновь обдумал всё то, что было в тот день. И хорошего там было ровно ничего. Прошло больше двух дней, прежде чем его нашли. Хан не понимал: почему он выжил? За это время он мог просто-напросто замёрзнуть, истечь кровью, умереть от заражения, но ничего. Улыбка Минхо не сравнится с тем, что сделал он и его друзья. «Даже у такого подонка, как он, есть друзья, а у меня нет». Джисон понимал, что если Минхо творит такое с людьми, то у него тоже не всё гладко. Но ведь Хан никого не бьёт и старается вообще с людьми не говорить. За окном всё так же шёл дождь, небо было покрыто тяжёлыми свинцовыми тучами, они уничтожили солнце, а его Хан любил больше всего. Стояла тишина. На часах было восемь вечера, а темно было так, словно уже ночь. Дождь бился о стекло, будто хотел поговорить с Джисоном. Ветер гонял листья и мусор. Сидя в одиночной палате с единственным светильником, он размышлял о вечном. — «Сегодня сильный дождь!» — сказал один поэт и утопился в нем. Не справившись с печалью и обидой, откинув счастья вдаль, он прыгнул, что есть сила и стал тонуть, жалея о былом. Жалел людей, мечты и цели, и в синей глубине жалел себя, что справиться не смог и что всё бросил! Мечтал летать, а научился лишь тонуть… И поутру нашли того поэта — он плавал не в дожде, он плавал сам в себе. В своих переживаниях, обидах, любви и ненависти, и утонул он в них, а вовсе не в дожде. И навсегда покинув тело, он вмиг простил себя, простил людей, мечты и цели, простил и Мир, который так любил. — Очень красиво, вы сами его написали? Женский голос из темноты заставил отвлечься от окна и повернуться. В дверях с разносом стояла медсестра. — Да, — дрожащим голосом говорил Хан. — Знаете, никогда не слышала более красивого описания самоубийства человека. Слова так правильно подобраны. Джисон молчал. Он не желал разговаривать. — Вы же себя описали? — Почему вы так решили? — У вас нет тяги к жизни, по вам видно. — Вы правы. — Мне жаль вас, Хан. Я бы хотела вас поддержать, но, думаю, это бессмысленно. — К сожалению, а может быть, к счастью, но это так. Медсестра, поставив поднос с едой, удалилась, сказав напоследок: — Надеюсь, ты обретёшь покой. Она была права, покой он обретёт и свет найдёт. Покинув тьму и попрощавшись с Миром, уйдет в небытие. Он успокоит душу, что птицей бьётся об окно, мечтая улететь туда, где будет лишь тепло. Где будет свет, мечты и цели. Не будет вечного дождя. Там будет дом, семья. Закончится обида, ненависть, тревога, и словно маленькая капелька росы, он обретёт свободу.