Мой Ангел со скверным характером

      На кухонном столе стояло внушительное блюдо с еще горячей пастой. Несмотря на божественный запах, Франциск еле-еле ковырял вилкой в своей тарелке, в то время как Аличе наворачивала уже вторую порцию своей стряпни, увлеченно рассказывая о своей поездке. – В общем, я поняла, что там нет никаких перспектив. Совсем никаких! Но я не хочу так прожить свою жизнь, понимаешь? Я хочу увидеть больше! – Рассказывала она, накручивая спагетти на вилку. – Ты наверно думаешь, почему я тогда не поехала в Рим, так вот, я скажу тебе…       “Да, действительно, почему же ты просто не поехала в Рим,” – пронеслась в голове Франциска тоскливая мысль.       Он слушал ее вполуха, слабо улавливая смысл рассказа. По правде говоря, всё это не имело для него совсем никакого значения. Он подмечал всё новые и новые детали – его порядок на кухне был нарушен, а плита перепачкана соусом. Кажется, даже на пол капнуло. И это всего за сутки, что сестра находилась в его квартире. Он начинал закипать. – Ты могла предупредить меня позавчера. Или, лучше, за неделю, а то и раньше. Понимаешь, что так не делается? – Перебил он её. – Ну-у, братик, неделю назад я и сама не знала, что сюда поеду! Я просто р-раз, взяла вещи, села на поезд, и вот я здесь.       Они не виделись с тех пор, как он уехал из родного дома, но его отношение к Аличе ничуть не изменилось – почему-то он вовсе не был рад ее видеть и чувствовал только раздражение. Аличе не была его родной сестрой – он был единственным ребенком в своей семье. Она приходилась ему то ли троюродной, то ли и того сложнее, но по воле случая их матери тесно общались, а от того каждое лето дети проводили вместе.       Бонфуа ненавидел, когда вещи резко начинали идти не по плану, но более того он не терпел вторжение в уже налаженный ритм жизни и быта. Свою свободу он ценил превыше всего, и необходимость внезапно делить жилище с родственницей в его планы совершенно не входило. Пожалуй, на ее появление он реагировал куда острее, чем следовало бы, и он признал бы это сам, но сейчас эмоции не давали мыслить трезво. – А если бы я сейчас здесь был с девушкой? Или вообще с женой и тремя вопящими младенцами? Ты даже не узнала, могу ли я принять тебя в дом, и просто явилась сюда… – Франциск встал из-за стола. – Ты узнала адрес у моей мамы, да? А если бы я вообще здесь уже не жил? Ты бы осталась ночевать на улицах?       Аличе действовала не со зла, и он прекрасно знал это. Она действительно часто не продумывала последствия своих действий, в силу легкомысленного характера и совсем юного возраста – ей едва исполнилось восемнадцать. На ее лице явственно начала читаться вина, и Франциск почувствовал было легкий укор совести, но тут же подавил его: – Я серьёзно зол, Аличе, и убедительно прошу тебя начать искать другое жильё. Бонфуа очень редко позволял себе проявлять гнев открыто, поэтому сейчас его слова звучали максимально холодно. Но сестре хватило и этого, чтобы она затихла и опустила голову. – Я оставлю тебя одну, пока не наговорил еще чего. – Ну, Франциск, пожалуйста…       Но он уже подхватил свои вещи и вышел из квартиры, хлопнув напоследок дверью. Он быстро и шумно спускался вниз по ступеням, рискуя пересчитать их носом. – Ты же и сам понимаешь, что зря так себя повел. Это же совсем не катастрофа. – моментально появился за спиной Артур, словно учуяв идеальный момент для нотаций. – Сам то себя можешь представить с тремя вопящими младенцами на руках? – Отнюдь, не зря. Я всё прекратил прежде, чем сказал ей какую-нибудь гадость. – Франциск шагал быстро, но Ангелу не составляло труда его нагнать. – И теперь ты решил поступить точно так же, как она, появившись ночью на пороге у кого-то из своих друзей? – И ты снова не угадал. Я сейчас позвоню Антонио, и если он откажет – буду ночевать прямо на скамейке у дома, уйду в бар до рассвета, да что угодно, но я не позволю себе помешать ему.       Он вышел наружу, резко остановился и стал искать нужный номер в телефоне. "Ребячество", – недовольно прозвучал тихий комментарий из-за его плеча. – Тони, как же я рад, что ты у нас ночной житель и всегда на связи! – обратился Бонфуа уже в телефон. – Ты сейчас сильно занят? Не против моей компании?       Франциск закивал сам себе, слушая ответ собеседника, кинул еще пару дежурных фраз и положил трубку, снова разворачиваясь к Артуру. – Вот видишь, всего-то нужно было… – запнулся он на полуслове. Конечно же, собеседника рядом уже не было.

***

      И снова дом Антонио стал для Франциска временным пристанищем. На его счастье, энергии и гостеприимства у Тони было не занимать, а потому он не только принял его с распростертыми объятиями, но и тут же позвал третьего товарища для полноты компании. Благо, бессонная ночь выдалась у всех троих.       Сейчас он расположился на полу, потягивая алкоголь прямо из банки. Вторая, уже пустая, лежала рядом, ведь Гилберт, в отличие от него самого, пришел не с пустыми руками. – Она буквально за два вечера превратила мой дом в хаос, – недовольно вздохнул Франциск, чуть дольше собираясь с мыслями из-за алкоголя, – прошлую ночь мне пришлось провести на полу. Мелочь, по факту, но сегодня я настолько вышел из себя, что нахожусь теперь здесь, с вами. Не знаю, что на меня нашло. – Видимо, вполне справедливый гнев. Я с ней не знаком, конечно, но, зная тебя – чтобы ты сорвался, нужно очень постараться. – Прокомментировал Тони. – На этой неделе все очень стараются, как я заметил. Аличе не заслуживает моей злости, и все же, мне сложно выносить её общество.       Бонфуа неосознанно погрузился в воспоминания детства.       Июльская жара, его родной пригород. Только-только прошёл его одиннадцатый день рождения, и Франциску не терпелось испробовать в деле новенький ярко-синий велосипед. Такого ни у кого из соседских мальчишек не было! Как сверкали на солнце серебристые спицы, как плавно изгибался руль… Он мечтал о таком почти год. Как назло, мама не выпускает на улицу – "хоть бы немного за книгами посидел, не то совсем оболтусом к осени станешь". Едва высиживая положенные часы занятий, он вырывается на свободу, в зеленый двор, и что же видит? Велосипед лежит на земле, и отдельно от него блестящий звоночек, чуть поодаль от руля. А рядом стоит совсем маленькая Аличе, без единой капли вины за содеянное. – Давайте тост, за наше душевное равновесие! – на мгновение выдернул его из мыслей Байльшмидт, тут же чокаясь своей банкой сначала с одним, потом с другим, и залпом ее допивая. – А вообще, я со своим братом тоже не общаюсь уже года два. Да и пошел он лесом, раз такой гордый.       Франциск на автомате выпил еще, поддерживая тост. Всё в его голове самую малость рассеивалось, но картинки из детства были четкими, словно это было вчера.       Очередные летние каникулы. Ему тринадцать. Одним тёплым июньским вечером, он крепко поссорился с родителями за ужином, и теперь не горел желанием пребывать с ними в одних стенах. Юный Франциск был до того сердит, что готов был пешком дойти до станции и поехать прямиком до Парижа, лишь бы никто его не нашёл. В сердцах он так и заявил всем в доме, не забыв хлопнуть дверью своей комнаты. Едва в доме настала тишина, он собрал свои самые необходимые, как ему казалось, вещи – несколько мятых купюр, плеер, старый бабушкин плед, перочинный ножик – и тихой мышью прокрался к выходу. Ни одна ступень не скрипнула под его ногой, но стоило ему взяться за дверную ручку – позади раздался топот и детский писк, возвещающий всем о его попытке побега. Отец за ухо оттащил его обратно в спальню, где он так и не смог уснуть, хлюпая носом от обиды на маленькую Аличе, которая так непосредственно его заложила.       Ему все ещё тринадцать. Аличе семь. Он собирается гулять, сегодня вечером его ждут друзья. Компания была большая и разношерстная, обещали прийти даже девчонки на год старше. Никак нельзя было ударить в грязь лицом. Наверняка кто-то опять принесёт сигареты, которые ему совсем не понравились, но, казалось, делали их всех чуточку взрослее. Но снова всё против него – малышка увязывается следом, а все попытки осадить ее проваливаются. Уже поздно, а родителей дома до сих пор нет, и в конце-концов он понимает, что просто не имеет права оставить ее одну. Под шум и смех, он разворачивается и идет обратно вместе с ней, чувствуя, как загораются уши. Девчонке весело рядом с братом, она щебечет о чем-то своём, а он хочет провалиться сквозь землю.       Это происходило множество раз. Ему приходилось оставаться с ней дома, подтягивать ее по учебе, терпеть бесконечную болтовню, а разница в возрасте не давала им нормально подружиться. Ему было с ней скучно. Она же ходила хвостиком. Всё это давно в прошлом, но сейчас снова отчего-то скребло на душе, вперемешку с чувством вины.       Поток воспоминаний кончился так же внезапно, как и начался. Тони, сидевший напротив, как-то совсем раскис и меланхолично смотрел в окно. Гил наоборот, никак не мог унять не совсем уместные шутки и время от времени чересчур громко посмеивался. – А ты чего так поник? – Бонфуа кивнул в сторону Каррьедо, чувствуя необходимость прекратить перетягивать на себя одеяло. – Да он о своей итальяночке опять мечтает, не иначе, – ответил за него Гил, вскрывая еще одну баночку. – Но-но, с тебя сегодня хватит. Я не хочу видеть, как ты снесешь дверь, пытаясь выйти из комнаты. – Франциск перехватил алкоголь из его рук и тут же отпил добрую половину, а после передал дальше, к Тони. – Двери сносить буду я. Или, на крайний случай, хозяин дома. – Да я что, пятнадцатилетка, чтоб после пива двери сносить, – надулся тот.       Беспрестанно вздыхая, Антонио снова завел свою шарманку о том, как Кьяра бессмысленно жестока к нему, и даже не здоровается с ним, а вчера и вовсе сбежала до половины его выступления. А он ведь так хотел исполнить песню, которую писал только для нее, как и две предыдущих, и две до тех… В общем, эту трагичную историю Франциск слушал уже не первый месяц, и сейчас, к своему стыду, половину жалоб откровенно пропустил мимо ушей. Но только лишь потому, что внимание его было приковано к иному: Байльшмидт то безостановочно вертел в руках свои ключи, то быстро постукивал ногой по полу, выражая крайнюю нервозность, хоть на лице его и была улыбка. И выпивка не делала его расслабленнее и развязнее, как это было обычно. Червячок тревоги поселился в голове у Бонфуа, проясняя сознание. – Ты бы в рюкзак к нему заглянул, и всё поймешь, – совершенно беззаботно прозвучал голос над ухом, – только восьмой заповедью напоминаю, не укради.       Франциск покосился на рюкзак Гилберта, который сейчас лежал прямо у его ног. Обычно тот его бросал где попало. Этот червячок тревоги настойчиво прогрызал себе путь в его голове. Не то чтобы Франциск не доверял другу – его доверие к ним обоим было безгранично, но вот подозревать, что любой из них вляпался во что-то неприятное – это всегда пожалуйста. Если Тони изредка искал себе приключения, то Гилберта они из раза в раз находили сами, частенько с его активного согласия.       Помнится, друзья попросили его сообщить, когда он снова увидит этого своего Ангела, но идея заявить об этом сейчас, в слегка нетрезвом виде, не показалась ему разумной. Оставалось только надеяться, что это не было очередным подколом заскучавшего Ангела, чтобы вновь выставить его дураком, или кем-то похлеще. Минуты тянулись, и друзья, немного захмелев, кажется стали клевать носами. Только Франциск все еще держался, выжидая момента для совершенно некрасивого, но необходимого действия. Когда со стороны Тони послышался бесстыдный храп, Гил легонько потряс его за плечо: – Эй, несостоявшийся герой-любовник. Ну-ка, на полу не спать, здесь лягу я, – он поморщился и с трудом поднялся с пола. Реакцией Антонио стал только очередной храп. – Ща вернусь, и надо бы его на диван уложить.       Франциск кивнул, провожая того взглядом. Стоило Гилберту скрипнуть половицей в коридоре, он тут же подтянул к себе рюкзак, который оказался сильно легче, чем тот ожидал. Что-ж, по-крайней мере, там не могло быть огнестрельного оружия, а это уже сильно облегчает дело. Молния приоткрылась лишь наполовину и застряла, заставив Франциска чертыхнуться. Просунув руку внутрь, он не нащупал там ничего предосудительного. Пара тетрадей, зарядка для телефона, что-то шуршащее, как пакет с чипсами… Ничего, стоящего внимания.       Только основательно покопавшись, Бонфуа обнаружил в своей ладони совсем небольшую упаковку из-под ягодных леденцов – не совсем типичный элемент. Снаружи раздался шум воды. Надо быстро вернуть всё на место, но ему все еще нужно убедиться, что поводов для беспокойства нет. Крышка стояла на своем месте очень крепко, как бы он ни пытался ее открыть. Понимая, что вот вот будет пойман с поличным, Франциск сунул коробочку в карман и с силой дернул молнию вниз, а после отпихнул от себя рюкзак.       Ночь и дальше шла бы своим чередом – Антонио, как обычно засыпающий первым, уже мирно сопел на своем диване, а Франциск с Гилбертом, знающие этот дом как свой родной, расстелили одеяла прямо на полу. Бонфуа отчаянно сражался со сном, стараясь лишний раз не ворочаться. Ему нужно было быть уверенным в том, что все крепко спят, прежде чем успокоить свои тревогу и любопытство относительно содержания коробочки. Минуты шли. Байльшмидт лежал, отвернувшись к стене, отчего оценить его состояние Франциску было трудно. В какой-то момент он тихо встал и вышел из комнаты. На кухне было темно, но желтоватый свет уличного фонаря позволял видеть все достаточно четко. Итак, Бонфуа снова достал злосчастную коробочку. Крышка по-прежнему сидела намертво, но он был уверен, что при должном усилии она поддастся. Попытка-другая, и… она с громким треском отскочила в сторону, а содержимое посыпалось во все стороны, задорно подскакивая на полу. Чувствуя, как холодеют руки, Франциск понял, что перед ним вовсе не леденцы.       Он судорожно принялся подбирать с пола то, что только что рассыпал, изо всех сил надеясь, что это препараты от головной боли или самые простые витаминки, а вовсе не причина, по которой Гилберт не более часа назад так очевидно нервничал.       Свет на кухне загорелся. – Чего ты тут распластался, спать не даёшь… – начал было Гилберт.       Франциск обернулся и замер, не в силах вообще что либо спрашивать, но яркая смена эмоций на лице друга и так все прекрасно объяснила. – Откуда это у тебя?! Отдай! – Он выхватил упаковку из рук Бонфуа, и тоже принялся подбирать остатки рассыпанного с пола. – Зачем ты рылся у меня? Откуда узнал? – Одна птичка напела, – выдавил из себя Франциск. – И это ты-то на днях осмелился обвинить меня в проблемах с травой? – Я не употребляю! Вообще ничего. И я против! – оправдывался тот. – Всё совсем не так, это не совсем моё.       Оправдания звучали так шаблонно, что Франциску еще сильнее стало не по себе. И все же, до этого он никогда не ловил друга на вранье. Но и попросту вообразить такую ситуацию раньше он бы тоже не смог. Кажется, тот свернул на кривую дорожку. – Как долго ты скрывал? Почему ты ввязался в эту дурь? – Я просто передаю кому надо. Послушай, это временно, я… – Ах, просто передаешь?! Я не знаю, что хуже: тот факт, что ты травишь других, или если бы ты все же травил себя! – всплеснул руками Бонфуа. – Я же весь вечер наблюдал, как ты сам не свой сидишь, а тут вот оно что. – Да я в жопе, Франц! Я вчера в панике скинул товар, чтобы меня не повязали прямо с ним, и теперь я не то, что за учебу не расплачусь, я не знаю, что мне через два дня делать, когда с меня спросят! – Байльшмидт бегал глазами по комнате. – Но это моя, и только моя проблема, так что не лезь, куда не звали!       Франциск не успел даже осмыслить эту ситуацию, как Гил вылетел из кухни, одним движением натянул кроссовки, забрал рюкзак и ушел, будто его здесь и не было. Франциск опустился на стул, переводя дух.       В который раз, он был страшно зол, но на этот раз еще и до чертиков напуган. И, очевидно, теперь это было не "только его проблемой", но и проблемой Франциска тоже. Посвящать в эту историю еще и Тони ой как не хотелось, но, очевидно, придется, если помочь самостоятельно у него не выйдет. А бросать друзей он не привык. – Я думаю, что правильно понял твои дальнейшие намерения, да и вариантов тут немного, если ты не собираешься ввязываться в криминальные разборки. – Артур уже стоял в проходе, опершись на дверной косяк. – Скажи мне только одну вещь теперь: ты действительно готов на всё ради друзей, попавших в такие передряги, но не готов лишь самую малость помочь человеку, родному по крови, который, как ты сам говоришь, твоей злости и не заслужил? – Пожалуйста, не натягивай сюда какую-то жутко очевидную мораль. Я и так уже сожалею, что так резко себя повел с Аличе. Весь вечер воспоминания не отпускают. Грустные такие. – Франциск усмехнулся. – И один только факт родства по крови вообще ничего не значит, кстати. Я думаю, это очевидно. – Может и так, хотя я совсем не согласен с тобой. Семья – это те, кто должны помочь тогда, когда не поможет уже никто. Поверь мне, я видел, как тяжело проходить жизнь без опоры. И, почем тебе знать, вдруг Аличе сейчас так нуждается в этой опоре в виде тебя. Решение твоё – оно либо сделает сильнее её, либо вас обоих. – Ты как-то драматизируешь эту историю, мне кажется, – закатил глаза Бонфуа, – и преувеличиваешь ее важность. Мне сейчас куда страшнее за друга, чем за то, что ей придется пожить в гостинице. – Ничуть не драматизирую. Уж я-то своему многолетнему опыту доверять могу, человечишка, – съехидничал Ангел. – Решение моё… – эхом повторил Франциск, немного помолчав, и, достав телефон, наскоро написал сообщение.       В этот момент в коридор нетвердой походкой вышел и проснувшийся из-за шума Тони. – Что тут происходит то, ребят?.. А где Гил? – Антонио, Солнце ты мое, – тяжело вздохнув, взял его за плечи Франциск, – мне очень жаль поступать с тобой сейчас как последняя сволочь, воспользовавшись твоим домом и исчезнув посреди ночи, но я тебе все утром расскажу, правда. Все в порядке, ты иди, высыпайся. – Он хотел было добавить что-то еще, переводя взгляд то на друга, то на Ангела, стоявшего рядом, но решил, что к этому разговору они еще вернутся позже.       Тони, еще не полностью отошедший ото сна, послушно направился обратно, а Франциск поторопился покинуть квартиру. Нехитрое решение для помощи хотя бы одному человеку у него действительно родилось в голове довольно быстро.