Предназначение

      Монтана, округ Хоуп. Невероятно красивое место. Огромная статуя на вершине холма, возле реки Хенбейн, впечатлила, вызвав невольную дрожь. Шериф пояснил, что это глава культа Иосиф Сид. Губы беззвучно произнесли — «Иосиф». Уайтхорс отвлёк от созерцания, и я включился в работу. С позволения Маршала Бёрка, мне довелось бегло прочесть досье на каждого из Сидов несколько месяцев назад. Он очень агрессивно относился к этому расследованию и, по слухам, подозревал, что в участке была крыса из секты. Напрямую вслух своих подозрений он не озвучивал, но шепотки на работе ходили. На момент ознакомления фото Веры и Иосифа в деле не было — Бёрк накануне пролил на них что-то липкое. Дело он перепечатал, конечно, но для фотографий времени не нашлось. Спустя долгие месяцы Маршал внезапно ворвался в участок с ордером в руках, быстро обрисовал ситуацию и спросил, кто готов пойти с ним. Моё мнение он даже не спросил и просто махнул мне в сторону выхода. Я не был против, конечно, только за. К этому месту и «Вратам» у меня личные счёты. На задержание присоединилась заместитель шерифа Джоуи Хадсон и Стэйси Пратт. Шериф Уайтхорс, само собой, был в команде — секта слишком крупная рыба.       Хадсон очень боевая. Я работаю всего два года от силы, мы не подружились вне стен участка и нас связывали чисто рабочие отношения. Слухи о ней ходили разные: кому-то она не нравилась просто как человек, с кем-то повздорила в процессе работы. Те, кто отработал тут больше пяти лет, редко набивались к ней в напарники. Обычно к ней приставляли новичков вроде меня. Тем не менее работать с ней было одно удовольствие. Она многому научила, её бешеный ритм в работе держал в тонусе. Все говорили, какая она невероятно энергичная, безудержная, с чем я полностью согласен. Но если ты не отдаёшься так же, как она, или не поспеваешь за ней, а такие были, то тут же теряешь с ней какие-либо отношения. Напарниками вам больше не быть. Иногда она сама предлагала работать вместе над делом или просила помощь с бумажной работой. Мы сработались.       Стэйси же внешне казался слабаком, но оказался чертовски умным, отличным стратегом, что вызвало невольное уважение. А когда я узнал, что он умеет управляться с вертолётом, зауважал ещё больше. Мне лицензию пилота никак не удавалось получить, это была давняя детская мечта, которая никак не хотела исполняться. Ко всему прочему, он всегда попадает в голову или грудь на стрельбище, ни разу не видел, как он мажет. Над ним иногда подшучивали, но ничего обидного или серьёзного. Он умел смеяться над собой. А ещё умел обернуть всё в нужное русло, разрядить напряженную атмосферу, лихо разруливал конфликты. Душевный парень, с которым я быстро нашёл общий язык. Выпить в баре после рабочего дня всегда приветствовалось, обсудить проблемы любого характера — это тоже можно. Моё расстройство не стало проблемой.       Собаки, встревоженные шумом вертолёта, залаяли где-то неподалёку; из динамиков на столбах раздавалась умиротворяющая песня сектантов. Поселение вокруг церкви настораживало: все с автоматами, осуждающе шепотки и косые взгляды, того и глядишь камень в тебя кинут. Я старался не отставать от коллег и застыл перед входом в маленькую церковь. Плохое предчувствие. Шериф ещё раз напомнил Бёрку быть поспокойнее, а Хадсон оставили охранять вход. Маршал распахнул исцарапанные надписями двери, и я увидел спины сектантов с автоматами. В конце зала, залитым искусственным светом, расхаживал, по всей видимости, Иосиф Сид. Культисты сидели на скамьях, не шелохнувшись, и слушали проповедь, но стоило нам подойти ближе, как все взгляды устремились на нас.       — Они придут. Чтобы забрать всё. Забрать оружие. Забрать свободу …. даже веру, — уверенный, ровный голос главы секты звучал довольно приятно. Голый по пояс, в черных обтягивающих брюках или джинсах — в полумраке сложно разобрать. Очки авиаторки в помещении вызвали тихую усмешку. Татуировки разных размеров, на разных частях тела, первым делом бросилась в глаза самая большая, на груди — корона. Чуть ниже тоже было крупное тату. В наше время таким не впечатлишь, но когда Бёрк достал ордер на арест, Иосиф подошёл ближе. «Похоть». Нацарапанный грех над пахом.       Паства начала возмущённый гомон, вооружённые сектанты направили на нас пушки. Просьба Шерифа угомонится и опустить оружие не сработала, но стоило этому Иосифу, даже не повышая голоса, заговорить, как все смолкли. Позади возникли Иаков и Иоанн.       — Бог не позволит им забрать меня.       Вооружённые люди покинули зал, паства тоже к этому времени испарилась. Остались только мы и Сиды. По всей видимости Вера, появилась самой последней, незаметно для меня промелькнув белой тенью, встала перед Иоанном. Симпатичная девушка, в белом платье, не старше тридцати. Дальше я особо не слушал. Весь этот религиозный бред, пфф. Коллапс? Ну, да-да. Меня больше настораживала обстановка на улице. Что будет, когда мы нацепим на их обожаемого Иосифа наручники. Предчувствие плохого разгоралось внутри только сильнее. Прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, я не спускал глаз с остальных Сидов, как и они с меня. Вера очень пристально на меня смотрела и даже улыбнулась, рукой разве что не помахала.       — И вот конь бледный, — знакомые слова заставили отвести взгляд от девушки. — И ад следовал за ним. — Иосиф взглянул на шерифа и перевёл взгляд на меня. Мужчина вытянул руки перед собой.       — Салага, давай, в наручники его, — противная кличка резанула ухо. Только Бёрк и Уайтхорс меня так называли.       — Бог защитит меня, — слова звучали настолько уверенно, что я сам начал в это верить, что всё это бессмысленно и нам надо просто уйти. Видимо, он уловил моё колебание и так же спокойно, словно всё в порядке, не отрывая взгляд: — Я знаю твою проблему, Помощник.       От чего-то я понял, что он имеет в виду, или мне захотелось в это поверить. Я немой с десяти лет. Это расстройство неожиданно вклинилось в мою жизнь, когда я провел очередное лето в округе Хоуп. В Фоллс Энд у меня жили бабушка и дед. Большую часть детства я провёл в Долине Холланд, иногда ходил в походы в горы Уайттейл с дедом, реже к реке Хенбейн, ловить рыбу — в ней она почему-то была вкуснее и ловилась лучше. Они держали пару лошадей, немного скота и бордер-колли. После возникновения расстройства я лишь вспоминал, как хорошо здесь было. В воспоминаниях это место осталось светлым, красивым, успокаивающим и бескрайним. Мне нравилось проводить каникулы здесь. Местные детишки всегда были рады мне. Было очень весело играть на тыквенной ферме «Рэй-Рэй», купаться в озере, бегать по полям, пока никто из взрослых не видит. Местные охотники знали детей по именам, и, когда у них было свободное время, делились историями. Например, про лося-альбиноса, или призрачную пуму. А если удавалось собраться у вечернего костра, кто-то из взрослых начинал травить страшные истории про чудовищ. Весёлое время, да. Но по неведомой никому причине я приехал от родственников и больше не говорил. Я и сам не понимал, почему больше не мог говорить. А может знал, и забыл? От родственников я уехал совершенно здоровым. К счастью, родители не стали обвинять пожилых людей, заочно решив, что я получил травму головы в день отъезда, или испытал сильный испуг на обратном пути. А психика обошлась со мной вот так. В тот день отец забрал меня на машине, старенький пикап, как раз для таких поездок. Последние сказанные мною слова были адресованы Мэри-Мэй, возле бара «Крылья любви», пока папа покупал выпивку у Фэйргрейва, по старой дружбе. «Увидимся в следующем году!» — крикнула такие же слова мне вслед девочка. Это последнее, что я чётко помню, а потом всё как будто стёрлось. Мама рассказывала, как ругала отца, что не уследил за мной. Они даже разошлись, но сошлись спустя какое-то время по совету психолога, ради меня. Бесконечные походы по врачам становились нормой, как и приём таблеток, изредка были уколы. С этим как-то приходилось мириться, учить язык жестов, адаптироваться, одним словом. Психолог мне в этом помогла. Замечательная женщина. Родители больше не отправляли меня в Фоллс Энд, и даже когда бабушка с дедушкой скончались, не взяли на похороны. Они думали, если я вернусь, это усугубит состояние. Мне тогда было двадцать, наверное, они единственные, кто не теряли веру в исцеление. Врачи махнули на меня рукой, таблетки я перестал принимать с момента поступления, на терапию забил так же. Ходил иногда к врачу для отчётности. Вразумить меня было некому: родители погибли в пожаре, когда я заканчивал Академию в другом штате, а больше никого у меня не было. Я остался один.       Шериф настойчиво напомнил, для чего мы здесь, и я исполнил приказ. С этого момента все казалось не реальным. Остальные Сиды проводили нас недобрым взглядом, сектанты на улице возмущённо орали, кто-то кинул камень в мою сторону, но к счастью промахнулся, Иосиф был по-прежнему спокоен. Может, его спокойствие передалось и мне? Как только мы залезли в вертолёт, сектанты как с цепи сорвались. Началась стрельба. Пратт кое-как поднял вертолёт в воздух. В попытках спасти Отца, кто-то даже не пощадил свою жизнь и залез в лопасти. Всех охватила паника, моё спокойствие тут же улетучилось. Помирать в этом грёбанном вертолёте никак не хотелось. Спокоен был лишь Иосиф, который напевал какую-то песню, что только больше нагнетало обстановку. От удара меня оглушило, и всё на мгновение потемнело. Голова гудела, затылок обожгло болью. Я не мог понять где верх, а где низ. Периферийным зрением уловил, как Маршал и Шериф дали дёру. Я бы тоже сбежал, если б мог. Из наушников донёсся голос. Нэнси? Хадсон и Пратта вытащили из кабины, а за ними и меня. Руку на секунду обожгло болью, словно что-то острое оцарапало предплечье. Я не мог нормально стоять на ногах, кому-то пришлось меня придерживать. В глазах двоилось, в ушах звенело, сориентироваться в пространстве никак не получалось, как и сосредоточится на чём-то. Спину опалял жар горящего вертолёта.       — Всё идет согласно плану, — голос главы культа доносился как из-под толщи воды.       А потом перед лицом возникли глаза Иосифа, даже в темени ночи, он был в своих очках авиаторках, отчего цвет глаз казался зелёным. Он бережно опустил руки на щёки, слегка прижал ладони. Тот, кто меня держал — отпустил, и я грохнулся на колени, но глава сектантов по-прежнему не выпустил из своих рук.       — Жатва началась, дитя, — голос Иосифа звучал чуть громче. — Коллапс близко. Первая печать сломана. — Он замолк на пару секунд. — Я могу помочь тебе, явить чудо. — Его руки спустились мне на шею, слегка массировав. Это могло быть приятным, но на фоне сотрясения вызвало приступ тошноты. С сухих губ мог бы сорваться стон, но ни единого звука издать не удалось. Пересохшие губы слиплись, звон утихал.       — Мы поймали сбежавшего, — раздался где-то впереди хриплый голос высокого мужчины, кажется, его звали Иаков. — Второй ускользнул.       — Хорошо. Бог приведёт его к нам, когда настанет время. — Глава сектантов слегка повернул голову в его сторону. — Каждый из вас возьмёт себе грешника, на перевоспитание.       — Я возьму девушку, — второй мужской голос, возможно младшего из Сидов, раздался уже за моей спиной. Хадсон.       — Я возьму беглеца! Ему нужна вера, — радостный женский голос однозначно принадлежал Вере. Бёрк.       — Ну, раз всех разобрали, я беру Персика, — голос Иакова отдалялся. Пратт? Даже в таком состоянии я вспомнил всех Сидов по именам. Звук уезжающих машин запоздало дошёл до ушей. Я хотел встать, но не смог пошевелиться, мужчина по-прежнему смотрел на меня, словно в душу: сжал её в тиски и не отпускал. Хотел бы я сказать, что так маньяк смотрит на жертву, но его взгляд был другого характера. Некое обожание мелькнуло за стёклами, предвкушение, интерес. Я сглотнул.       — Я возьму тебя, — двусмысленность фразы заставила смутиться, не смотря на ситуацию. Хорошо же голову приложило. — Если ты отринешь прошлого себя — чудо явится, — пальцы чуть сильнее сжали горло. — Мне было ведение. Ты важен для Проекта, важен для меня, — на секунду мне показалось, что он говорит это с любовью, — но это станет реальным только если ты, — мы соприкоснулись лбами, — раскаешься в грехах, позволишь запечатлеть их на своём теле, примешь меня, и только тогда, — жар за спиной поутих, — и только тогда сможешь заговорить вновь.       Не знаю, что мной руководило в этот момент, но я кивнул. Улыбка тут же застыла на лице Отца. Он прижал к себе, поглаживая взмокшую спину, шептал что-то успокаивающее на ухо. Запах его тела и чего-то сладкого убаюкивал. Глаза невольно закрылись, тьма заполонила всё вокруг, притупив ощущения.       Пробуждение выдалось трудным. Сонливость никак не спадала, лёгкая тошнота отравляла желудок. С трудом сев в кровати, в голове промелькнули обрывки событий: ордер, церковь, падение. Вспомнить, что было после, никак не выходило. Затылок вновь заныл. У меня однозначно сотрясение, все признаки на лицо. Рука потянулась к больному месту: пальцы нащупали мягкий материал бинта, небольшой укол боли пробежал вдоль позвоночника, из-под рукава рубашки торчали концы узла марли. «Ну да, я же не мог отделаться только сотрясением», — рука непроизвольно потянулась закатывать рукав. По всей видимости, порез оказался не длинным. Хлопковая белая рубашка, явно не моя, была застегнула на пару пуговиц. Бинтов на теле я не увидел, только мелкие царапины на другой руке. «Во что я только вляпался?» — тяжёлый вздох сорвался с губ. Стоит полежать ещё пару минут, не хватало мне грохнуться и опять приложиться головой. Ничего не оставалось, кроме как осмотреть комнату: небольшая, с парой окон, стены обиты светлым деревом. Глазам стало немного больно, дневной свет заставил прищуриться и почувствовать покалывание в затылке и глазах. Кроме кровати в комнате ещё был письменный стол с деревянным стулом, низкий непримечательный комод и небольшой шкаф. На столе, как ни странно, лежала стопка книг и стояла лампа. Дверь была лишь одна, видимо, это выход. Чёрт. Низ живота заныл. Срочно нужно в туалет. Собрав все силы, попытался встать, чуть не упал, конечно же, и преодолевая потемнение в глазах, слегка пошатываясь, дошёл до двери. На счастье, оная оказалась не заперта. Я не пленник? Как глупо! Я полицейский в конце концов! Умею обращаться с оружием, знаю приёмы рукопашного боя, а они дверь не закрыли, ха! В коридоре никого не было. Улыбка, скорее истерическая, не сходила с губ, а внутри трясло и от смеха, и от возможного пиздеца. Первая же попавшаяся дверь вела в нужное мне место. Я даже смог умыться и почистить зубы. Плевать, чья это щётка, от противного привкуса хотелось избавиться как можно скорее.       Мне попалось ещё пара дверей, но все они были запертыми. Ну, хоть что-то заперли. Хвала и честь. Придерживаясь за стену, я столкнулся с новым препятствием — лестница. У меня никогда не было сотрясений, бывало руку ломал или ногу, и Господи лучше бы я сломал что-то из этого. Зрение играло со мной злую шутку, и я чуть не оступился пару раз, перепутав ступени с воздухом. Ко всему прочему чуть не свалился с перил, потому что слишком сильно на них навалился. Они даже угрожающе заскрипели, отчего я отпрянул от них и в очередной раз чуть не свалился. Когда обе ноги ступили на ровный пол — чуть не заплакал. Спасибо, что обошлось без новых травм. До носа донёсся запах чего-то сладковатого. Звук тихо шипящего масла подсказал что это блины или тосты. Мне готовят? Вот я губу раскатал. Или это просто галлюцинации? Замечательно, Рук, ты в ещё большей жопе, чем был. Однако, когда я прошёл через обеденную, прямо передо мной оказалась кухня, с сюрпризом. Запах что ни на есть настоящий, а готовил не кто иной, как Глава врат Эдема — Иосиф Сид. В тех же облегающих штанах, что и вчера, только голое тело прикрывала хлопковая рубашка. Когда он повернулся, я увидел, что он не удосужился её застегнуть. Можно было рассмотреть торс более внимательно, чем в церкви. Очков на нём не было.       — Как себя чувствуешь? — мужчина поставил две тарелки с блинчиками на стол, а следом баночку с джемом. — Голоден, наверное. Присаживайся. — Он сел за стол.       — У меня сотрясение, — прожестикулировал на автомате. Шанс, что он знает язык жестов, был крайне мал. Глаза сами стали искать ручку и бумагу — в участке я хожу с блокнотом, но к моему удивлению Иосиф подал голос.       — Я знаю язык жестов, не нужно искать на чем писать, — заботливый тон принёс облегчение не меньше, чем слова. — Садись, и мы поговорим. — Он указал на стул и принялся есть. Я решил не отказывать — не смотря на тошноту, есть всё же хотелось. Меня не убили, не приковали наручниками, позаботились о ранах и выделили приличную комнату, значит, я им зачем-то нужен. В животе пусто со вчерашнего дня. Утром был быстрый завтрак, потому что я опаздывал на работу, а в участке успел хлебнуть только пустой кофе. Оставшийся день, до прихода Бёрка, заняла бумажная работа. Блины оказались очень вкусными. От голода я даже не заметил рядом лежащую вилку и нож, ел руками. Отец открыл баночку с джемом и положил пару ложек в мою тарелку. Я благодарно кивнул и продолжил есть.       — У тебя, наверное, много вопросов. — Очередной кивок. — Что ты помнишь из вчерашнего? — аккуратно спросил мужчина. Я быстро вытер руки об себя, уловив недовольный взгляд Сида.       — Церковь помню, падение вертолёта, и всё. — Я попытался ещё раз напрячь память, но безрезультатно. Атмосфера вокруг Иосифа располагала, расслабляла. Сотрясение может свести меня в могилу, я теряю бдительность. Быстро дожевал остатки во рту, стал прислушиваться к ощущениям. К удивлению, всё было относительно нормально, не считая уже имевшихся травм. Я знал — они промышляют каким-то наркотиком, но не знал, как точно он действует. Если эта дрянь уже внутри меня, она либо проявляет себя не сразу, либо… Он ничего не подсыпал? К еде я больше не притронулся. Напряжение не скрылось от столь внимательных глаз. Я мог бы схватить вилку или нож, напасть на него, но он мог бы просто не давать мне такие опасные предметы. Проверка?       — Что ж, — Иосиф откинулся на спинку стула, — я понимаю твою недоверчивость, и раз ты не можешь вспомнить сам, я расскажу, что вчера было. — Мужчина прикрыл глаза. — Твои друзья — грешники, у них мало шансов на спасение, мои братья и сестра взяли их на перевоспитание. — Он открыл их и придвинулся. — Но у тебя есть все шансы спастись. Мне было видение, о тебе. Я подготовился, выучил язык жестов, — вновь вкрадчивый голос заставлял прислушаться, — для тебя.       Откуда он может знать? Меня словно пристыдили. Отец оказал такую честь! А я даже не сказал спасибо. Из-за недуга новых друзей завести не удалось, те, что были, быстро отстранились. Хорошие знакомые в Академии, редкие переписки с ними после выпуска. Пратт уже знал язык жестов, поэтому с ним было общаться приятнее всех, Джоуи выучила пару слов по долгу службы, но этот факт всё равно очень обрадовал.       — Спасибо, — скорее из вежливости я сложил руки в благодарном жесте. Со стороны мужчины послышался смешок. Это заставило меня повернуться, и я оцепенел, заглянув в глаза мужчине. Взгляд как у довольного питона, поймавшего глупую жертву.       — Ты можешь вернуть себе утраченный голос, Помощник. Именно об этом мы вчера и договорились. Ты меняешься, становишься частью семьи и, — он встал и обошёл меня со спины, я напрягся, спина невольно выпрямилась, — явится чудо. — Руки нежно легли на шею, оглаживали. — Ты вернёшь голос, — с каждой секундой я расслаблялся, знакомый сладкий запах ударил в ноздри, — но прежде покаешься в грехах. — Руки чуть сильнее сжались. — И станешь моим, — он сомкнул их на горле и стал душить. Я сразу начал сопротивляться, пытался разнять его хватку, но он почему-то был сильнее. Чем дольше я бился, тем меньше воздуха оставалось в лёгких. Из глаз брызнули слезы, рот скривился в немом крике, слюни из-за отсутствия возможности сглотнуть, стекали по подбородку, капали на его пальцы. Колено больно ударилось о стол, тарелка от удара звякнула, вместе с упавшим на пол предметом. Когда в глазах уже начало темнеть он отпустил и я завалился на бок, точнее упал, как тряпичная кукла со стула, бесперебойно кашлял и пытался набрать необходимый воздух. Больной ублюдок! Если бы мог обложил его матом и дал в морду! На четвереньках отползаю как можно дальше, пытаюсь прийти в себя, восстановить дыхание. Мужчина присел на корточки рядом и с присущей только одному ему любовью заставил заглянуть в глаза — схватил за волосы и насильно поднял голову. Слушать, а уж тем более смотреть в лицо этому психу желания не было. На пару минут я обманулся его поведением и лёгкостью в общении, поддался в неясный мне плен. Вера в нечто божественное давно умерла во мне: с годами лечения, со смертью родителей, с одиночеством. Будь это нечто таким, как его прославляют, в той известной книжке, я бы сейчас не валялся на полу в захваченном сектантами доме. Голос мог бы остаться со мной.       Наотмашь замахнулся кулаком — попал ему в челюсть. Сам же, резко поднялся на ноги, борясь с головокружением и резью в глазах побежал искать выход. Проклиная свою тупость и невнимательность, придерживаясь за всё что попадало под руку, я смёл вещи с ближайшей тумбочки и споткнулся о что-то на полу. «Надо было валить раньше. Нахуй я вообще остался в этом доме?!»       Желанная дверь нашлась быстро. В глаза опять ударил дневной свет, заставив слегка потерять себя в пространстве и сделать шаг назад. Спина упёрлась в чужую грудь. Сид был выше ростом и шея удобно легла в изгиб его обвивающей шею руки. Господи, да что за нездоровая фиксация на ней! Другая рука легла поперёк торса, сильнее прижимая к себе, и не давая пошевелить одной рукой. Я пытался вырваться, но захват становился сильнее, а такими темпами мне можно свернуть шею.       — Не. Рыпайся, — жёсткий приказной тон над ухом заставил прекратить попытки. — Смотри. Пойми, что тебя окружает. Эти люди нашли спасение в нас. — Я окинул взглядом окружение. Куча сектантов суетились и тут, и там, кто с автоматом, кто с корзинами, в которых то тряпки, то продукты, то боеприпасы. Пустующие клетки, накрытые брезентами, деревянные ящики с символикой Врат и гул голосов. Голоса очень давили на уши, на что-то яркое всё ещё неприятно смотреть. — И ты станешь частью этого, хочешь того или нет. Ты станешь частью моей семьи. — Не знаю, кого он пытался убедить, себя или меня, но его слова предали сил. Бежать отсюда как можно дальше! Ебанутый мужик, ебанутая секта! Я вложил все силы в свободную руку и ослабил захват насколько смог, укусил его за предплечье. Иосиф сквозь зубы зарычал от боли, ослабил хватку. Я воспользовался этим, вырвался и побежал. Адреналин заиграл в крови перебив симптомы сотрясения. Пара пуль пролетела в опасной близости от головы, а следом послышался крик Сида: — Не стрелять!       «Вот уж спасибо, действительно блять, спасибо!»       Я бежал изо всех сил. За мной погоня, даже оборачиваться не стоит. Неровная дорога вывела на асфальт. Сзади сектанты кричали, просили вернуться, кажется. Я пока не лишился остатков разума, и с новыми силами кинулся бежать вверх по дороге. Крики стихли, и адреналин в крови упал. Ноги заплетались, одышка мешала нормально вдохнуть. На мосту как на зло был блокпост с этими поехавшими. Сектанты сразу заметили меня и начали пальбу. Я кое-как уворачивался от пуль, одна просвистела прямо над ухом, вызвав противный писк и звон. Метнулся в сторону пролеска, но споткнулся и покатился с высокого склона к реке. Падение оставило кучу мелких царапин и синяков, голову удалось уберечь от новой травмы. Забраться обратно не представлялось возможным, слишком крутой склон, а открытое пространство делало меня отличной мишенью. С моста послышалось: — «Кидай гранату!» Во мне могло бы открыться второе дыхание, если бы меня не оглушило и я не завалился в реку. Течение резво подхватило и понесло. Сил не осталось, я был дезориентирован взрывом, водой и сотрясением. Вот это судьба: вырвался из рук сектантов, чтобы утонуть в чёртовой реке! Знакомая темнота застелила глаза.