Последний рассвет ложного неба

Стоит только закрыть глаза и провалиться в сон, как перед глазами снова знакомые картинки. В своих кошмарах Итэр вспоминает снова, снова теряет, обретает, по кругу теряет и снова находит: находит он Дайна, сестру, вновь плетет венки для Хальфдана и Дайнслейфа, и тут же их всех теряет, видя лишь черное солнце над головой и разрушения. Всё по кругу, и каждый раз иначе, в другой интерпретации, с другой картинкой, другой последовательностью, но каждый раз заканчивается всё одним — Итэр просыпается, сжимает в руках собственные распущенные волосы, спадающие на ладонь и старается отдышаться, игнорируя смех где-то в глубине коридоров, который может быть и вовсе ему просто кажется. Смех всегда наполнен злобным торжеством, словно за несколько секунд до пробуждения над Итэром зловеще нависало воплощение всего того ужасного, что он видел, и вот, оно уже уходит, довольствуясь тем, что заставил в очередной раз проснуться с нехваткой воздуха в груди. В такие моменты Итэр почему-то уходил в каменный лес Гуюнь, где в вечном заточении, среди темноты, остался архонт вихрей. Селестию и нынешних архонтов не он не любит, однако Осиал — другое дело. Это существо неожиданно стало ему близко, хотя точнее было бы сказать, остатки его сознания. Часто принц бездны засыпал там, опираясь спиной о скалу и прислушиваясь к звукам воды. Шум волн — где-то в глубине моря голос павших здесь архонтов ещё слышны, но выделяется лишь один — они приносят странное умиротворение. Порой он даже словно бы улавливал в переливах волн чужой шепот, надломленный и хриплый, пропитанный одиночеством и болью. Он рассказывает о холоде и темноты морского дна, шепчет о боли и отчаянье. Но к волнам нельзя прислушиваться намеренно — всё в раз становится обычным звуком моря, заставляя сомневаться в своей адекватности; лишь только уходя в себя, растворяясь среди этих звуков, они начинают приносить к сознанию всё тот же, уже родной, тихий шепот, обманчиво ласковый, но лишь до тех пор, пока в нем не начинает сквозить тоска. Шепот архонта Вихрей, песнь воды о его боли. Итэр просто слушает, никогда не улавливая четких слов, связных предложений, но всегда знал о чем ему пытаются сказать. Там он не видел снов. А когда всё же просыпается, говорит у пустоту в ответ, с водой, с тем, кто вряд-ли его услышит, но может, вода всё таки донесет его слова? И пускай сейчас он далеко не в Гуюнь, это становится не важным после того, как он прикрыв глаза говорит об этом глупом желании провести остаток времени в пустых путешествиях, закутывается в чужой плащ, и расслабляется, усмехаясь своим же словам. Нет ничего мешающего: ему не холодно, рядом нет настырных голосов, нет вестников над душой и тех, кто так привык видеть его тем, кто идет дальше, не глядя никуда больше, нет напряжения, что появляется. Глупо было не смотреть по сторонам на этой дороге. Здесь есть Дайнслейф, его голос, который заставляет провалиться в дремоту от того, как тихо, ровно спокойно он звучал. Словно бы они перенеслись снова в те времена, когда Дайнслейф рассказывал Итэру какие-то длинные истории из своей жизни и работы, вставляя порой какие-то разъяснения о политике, машинах и прочем. Путешественник — тогда он еще ним был — честно слушал, но в итоге смысл слов отходил на второй план, а тембр голоса медленно и уверенно убаюкивал одним своим звучанием. На сей раз, кошмаров не было, как и черноты вместо снов. Итэр слышал песни фей, слова которых уже почти неразличимы даже просто на слух, не говоря уже о понимании. До самого утра ничто не тревожило сон, не вынуждало открыть глаза от пустой тревоги, которая очень удачно развилась на почве постоянного ожидания опасности со всех сторон. Всё, что заставило поморщиться, недовольно приоткрыть глаза и завозиться на месте — это лучи солнца, которые светили прямо в глаза, как бы говоря: вставай, пора уже. Песни ушли на край сознания, вместо них приходили звук ветра и где-то недалеко даже корявый напев магов бездны. Интересно, они хоть когда-нибудь затыкаются.. В конце концов, как бы не хотелось открывать глаза, какими бы тяжелыми не были конечности, а подняться пришлось. Итэр ещё сонный, не понимает толком даже того, где находится. Осматривается несколько секунд, и только видя Дайна наконец вспоминает нужное. Да, он же вчера так и остался тут.. Когда заснул, правда, не понял, но это уже не так важно, если он смог выспаться спустя долгое время. На Дайнслейфе взгляд задерживается, в попытке понять, точно ли это не какая-то галлюцинация. Всё как обычно: те же черты лица, все те же волосы.. Но всё же что-то не так. Возможно, синяки под глазами чуть больше, и усталость сквозила уже даже просто в его внешнем виде? Наверное.. Итэр уже не знал. Зато проверить можно: он осторожно присаживается рядом, и мягко пинает в бок. — Утро доброе, просыпайся страна, солнце встало, маги бездны поют. — ну, он пнулся, значит вполне реальный. Утро казалось обычным. По крайней мере пока Дайн не проснулся, оно и впрямь казалось абсолютно таким же как и практически все те утра, которые ему уже удалось пережить и не особо намеревалось отличаться от тех, свидетелем которых ему ещё предстояло стать. Сон, в который он проваливался после лихорадки, был глубоким и как-будто бы отсутствующим. Ему никогда не снились сны в этих обстоятельствах: мозги были изнемождены и выжаты слишком сильно, чтобы выдать хоть какое-то сновидение. Зачастую, если ему удавалось найти безопасное место для ночлега, то Дайнслейф спал после такого рода припадков практически весь следующий день, просыпаясь лишь ближе к вечеру. А потом ещё сутки был человеком как не от мира сего, что по сути так и было, но в эти моменты он был априори существом, несколько отбитым от опредения "человек". Во всей этой лихорадке вообще была только одна хорошая вещь, по мнению самого Дайна. Он пропадал. Пропадал, пускай и всего на несколько часов, но чувствовал то, чего никогда не сможет получить. Мир затихал. Весь мир, все мысли, голоса в голове, чувство долга и всё остальное просто переставало существовать. Он чувствовал вокруг пустоту, и чувствовал пустоту внутри самого же себя. На эти часы его тело снимало с себя ответственность за всё на свете. Покой Дайна хранила лишь сила артерий земли, которая вытягивала его из небытия в моменты потенциальной или реальной опасности. Именно она же разбудила рыцаря сейчас. Он не открыл глаз, и не делал резких движений, в ответ на пинок Итэра лишь тяжело вздохнул и хрипя пробурчал ему — Знаешь, если бы тут сидел не ты, то вероятнее всего оказался бы лишён головы.. Несмотря на закрытые глаза, мир обретает реальность. Дайн начал его вновь чувствовать и не знает рад ли он этому факту или скорее разочарован. В лицо ударил воздух, спина ощутила лежащие на земле камушки, уши начали слышать отдалённые трели забредших в эти мёртвые места зябликов, почувствовал собственные волосы ниспадающие на лицо и маску, что стала его вечным спутником. Мир обрел существование, и Дайнслейф обязан ему соответствовать. Он чувствовал себя живым, но не знал испытывал ли он хоть какую-то радость от этого. Впрочем, несмотря на это, великие дела требовали свершений, посему не оставалось иного выбора, чем поднять свое тело с земли (которое кстати по ощущениям за ночь стало в несколько раз тяжелее) и улыбнувшись отправиться в путь. Фразы о том, что он не совсем в той кондиции, чтобы держать путь куда-либо в итоге лишь расстроили бы Итэра и заставили самого Дайна чувствовать себя жалко. Ноги позволяли идти, а глаза, что иронично, даже видели окружающий мир. Дайн настолько пытался сделать вид, что у него все в порядке, что сам в итоге в это уверовал. В общем и целом, говоря по сути, как для живого ходячего разлагающегося трупа, он был ещё очень даже неплох. Отряхнув плащ Дайнслейфа от травы и пыли, путешественники двинулись по курсу, соответствующем стороне, где лежал Город Свобод. Путь обещал быть не таким уж и долгим, но как и любой другой пеший маршрут в солнечный летний день, мог выдаться весьма утомляющим, особенно учитывая то, что Итэр большую часть последних пятиста лет провел в Витой Бездне и странствиями особо не занимался, да и в тех случаях когда приходилось, предпочитал пользоваться порталами, а Дайн сам по себе еле стоял на ногах в виду всего того, что случилось вчера. Все таки это не было полноценной резонацией проклятия, это было очень болезненным предупреждением. Начальная тропа, по которой они шли пролегала по мёртвым землям древнего Мондштадта. Солнце уже встало, но до зенита было ещё далеко, да и само небо было усеяно фальшивыми перистыми облаками, что давало надежду на избежание какого либо теплового или солнечного удара. Вначале Дайн переживал касательно того, не будет ли атмосфера в их взаимодействиях слишком напряжённой, ведь как-никак пятьсот лет Итэр активно его избегал, и отказывался выходить на какие либо переговоры априори, но к счастью страхам Дайна не было суждено оправдаться. На самом деле, странствия с Путешественниками стали для Дайнслейфа настолько важной частью его жизни, что после того, как они рассорились (или, вернее сказать были разделены волей судьбы) ещё несколько лет Дайн был вынужден нарочито отучивать себя от привычек, в этих странствиях образовавшихся. К примеру, из особо странных вещей: После того, как они начали вместе странствовать, Дайн иногда начинал говорить про какие-то вещи, как будто он был человеком, что имел достаточную компетентность в том, чтобы объяснять Итэру или Люмин что-то происходящее в Каэнри'ах или Тейвате. Те, впрочем всегда с интересом его слушали, ведь им мало что известно о этих мирах в принципе, что уж говорить про истории каких-то бытовых вещей или растений. Порой, даже в последние сотни лет Дайн, бывало, неоднократно цеплялся взглядом за какую-то мелочь и начинал рассказывать её историю, о том, что например эти цветы значили нечто очень важное в каких-то древних цивилизациях, но затем поднимал голову от обсуждаемой вещи, оглядывался по сторонам и понимал, что он ведь один, и, по сути, ему уже давно некому объяснять что-то про эти вещи. Из более бытовых вещей, в самом начале это была привычка готовить в походах на троих, но от неё он избавился достаточно быстро, а из того, что отражалось на нем конкретно сейчас — это привычка касаемая манеры ходьбы. Говоря честно, даже в рамках Каэнри'ах Дайн ещё и в своих военных ботинках был человеком достаточно высоким, и как минимум в виду длины его ног шаги получались достаточно размашистыми. Путешествуя с Итэром и Люмин, он понял, как идти так, чтобы всем троим было комфортно, и он не заставлял никого из близнецов бежать. Когда они путешествовать вместе перестали, то привычка ходить медленно ушла практически сразу, и помимо длинных ног, к его ходьбе добавилась ещё достаточно высокая скорость передвижения ногами и достаточно широкий шаг сам по себе. Ему как будто сняли любые тормоза в аспектах передвижения, и посему Дайн вечно куда-то несся. В общем, как сказали бы практически любые жители Тейвата "Он вечно куда-то летит". И сейчас, вновь имея персону Итэра по левую сторону от себя, ему периодически приходилось вспоминать про разницу в росте, и вообще про тот факт, что он путешествует не один и сбавлять шаг в несколько раз. В общем и целом, несмотря на когнитивный диссонанс привычек, и того факта, что Дайн несколько раз чисто механически шугался идущего рядом Итэра, путь до Мондштадта выдался весьма приятным, и хоть как-то позволил этим двоим привыкнуть к образу друг друга рядом, так сказать, просто чтобы Итэру примелькалась фигура Дайна, а не вестника, а Дайну вообще факт присутствия рядом кого-либо, да и просто устаканить в их головах всё происходящее. Разбудив Дайнслейфа, в адекватности самочувствия которого он всё ещё сомневался, принц бездны превратился в молчаливую тень. На сей раз молчание в дороге уже не вызывало давящую – кажется, даже на лёгкие – атмосферу, просто каждый думал о своем, каждый привыкает друг к другу. Ровно так, как Дайну сперва пришлось прививать себе новые привычки, с появлением новых людей в своей жизни, а потом от них отвлекать, с Итэром было точно так же. Он просто привык к самому ощущению этого человека рядом – тогда, раньше – привык к светлым волосам, к тому, что всегда есть у кого спросить о том, чего не знаешь в этом мире, и тебе ответят. Не смеясь, не насмехаясь, тебе просто ответят. А потом этого так резко не стало, что иногда просто по привычке Итэр оборачивался, чтобы о чем-то спросить, но вместо искомого человека видел лишь пустоту... Только со временем её заменил Вестник, но это было уже совершенно не тем, чем нужно: почти такая же, как он сам, молчаливая фигура, которая говорит лишь когда это необходимо, следует мрачной тенью, и.. нет тех светлых волос. Тех волос, в которые так нравилось вплетать цветы. Тех волос, которые он машинально убирал с чужого лица, когда таки удавалось загнать женатого на своей работе капитана королевской страже в постель. Сейчас же пришлось снова привить себе мысль, что рядом идёт не кто-то из подчиненных. Прошло около четырёх часов, когда путники наконец пересекали каменный мост ведущий в город свободы. Забавное это всё конечно дело, Город Свободы, что находится на острове, выглядящем как замок, так ещё и со всех сторон окружённым водой, вот вам и наглядный пример призмы восприятия слова свобода в Тейвате. Солнце было в зените, и про себя Дайн был весьма доволен тем фактом, что ему не придётся тащиться в своём траурном шмотье под прямыми лучами солнца ещё несколько часов. Учитывая то, что Итэр выглядел как из ада вышедший, а Дайн как алкоголик проснувшийся несколько часов в какой-то канаве, то было очевидным предложение, поступившее под сопровождение стука двух пар ботинок по каменной брусчатке. — Я думаю нам стоило бы снять номер, здесь есть трактир у старика Гёте, насколько я знаю там, по крайней мере несколько месяцев назад, ошивались фатуи, но в любом случае думаю получится как-то снять две комнаты, нам всем и вправду бы не помешал нормальный ночлег на время.. Я пока пойду договорюсь, а ты можешь поспрашивать в Гильдии Искателей Приключений где можно нынче найти твою сестру, как тебе идея? Благо, долго думать о своем состоянии и состоянии Дайна ему было не дано, ибо, погрузившись в эти мысли слишком уж сильно, не заметил, как они успели дойти до города, а очнулся, только лишь краем глаза заметив рыцарей у ворот. Кажется, в их глазах промелькнуло некоторое сомнение, ведь их с Дайном прекрасная, неисчерпаемая энтузиазмом компания, явно одним своим видом пугала обитателей Тейвата. Они оба выглядели примерно, как после пятисотлетней попойки, из которой только-только выбрались, и причём ещё и топали с другого конца мира, ночами не спав. В общем, говоря мягко, их можно было называть полу-трупами (хотя на счёт Дайна, не факт, что в переносном значении будет слово..). Оглядев внешний вид Дайнслейфа, Итэру было сложно не согласится с его предложением. - Если я не просплю ещё часов шесть, то такими темпами мой цвет лица сродниться с оттенком твоей руки. Да и твоё лицо тоже не далёким от него будет. Поэтому я согласен хоть на траву, лишь бы не под палящим солнцем и в тишине. Пойду.. спрошу всё же о Люмин, да. Так будет лучше всего. Города принц бездны не знал. Вернее, когда-то он здесь был, но настолько давно, что успел забыть почти обо всём. Вроде бы всё почти такое же, как и раньше, но в то же время и абсолютно другое. Исходя из всего этого, растерянность, мелькнувшая во взгляде, была вполне объяснима. Он около минуты просто оглядывался, в попытках что-то адекватное сообразить – метод, по сути, бесполезный, нужно брать и спрашивать, чем он первые годы после падения Каэнри’ах и занимался, но свои плоды они таки дали: взгляд наткнулся на вывеску гильдии искателей приключений. Ожидания от результатов никак не вязались в итоге с реальностью. Почему? Потому что в ожиданиях было услышать о очередных поручениях, и в целом то так ему и сказали, но следом за этим были слова «а потом, вероятнее всего, она снова пойдет пить в таверну господина Дилюка с капитаном Кэей из Ордо Фавониус. Возможно, до самого утра». Когда именно Итэр вообще умудрился упустить тот момент, когда Люмин начала зависать в таверне с каким-то из потомков Каэнри’ах? Или её таки подсознательно потянуло к более привычному обществу? Впрочем, суть не меняется, от таких новостей даже сложно было сказать, чего в его эмоциях было больше: негодования или недоумения. Чудом увильнув от вопроса «так, стоп, а ты вообще кто? Что-то лицо больно напоминает кого-то..» Итэр поспешил сбежать куда подальше, и найти Дайна. Одна только проблема, очень маленькая такая, по сравнению со всем тем, что было раньше – он не имел ни малейшего понятия, где теперь его искать, и в какой точке Мондштадта находится тот трактир, о котором говорилось чуть раньше. Пришлось с недовольным выражением лица вернуться, спросить уже о дороге, и, делая вид, что вообще не видит изучающего взгляда, окончательно ушиться из этого места к Дайну.