Последний рассвет ложного неба

Нежеланный гость. Человек войны. Человек, которому никто нигде никогда не был рад. Он портил окружающим планы и жизнь. У большинства он её просто напросто отнимал. Отнимал, не задумываясь о том, что он убивал тех, кто представляли собою его соотечественников. Человек не то, что войны. Человек искусной, но весьма бездумной резни. Бездумной лишь по той небольшой причине, которая крылась в том, что он знал: если начнёт слишком много думать, то вероятнее всего уткнется в тот самообман, которым он кормит свою душу уже пятьсот лет. Убеждение того, что он убивает не монстров, а людей не давало бы ему покоя. Сколько раз он уже себе это повторял? Десять, двадцать, сотни, или быть может счет уже пошел на тысячи? Прошло немного времени, пока он окончательно переступил грани морали, делая вид, что их никогда не существовало, и перестал даже клочком души верить в то, что весь орден бездны представлял собой людей. Невозможно остаться добром, участвуя в войне. Любой, кто вынужден убивать — становится злом. Убийство это всегда грех, во имя какого бы милосердия оно бы не было совершено. По сути, разница крылась лишь в том, на чьей ты стороне. Ты либо зло, что воюет на стороне добра или зло, воющее на стороне зла. Победитель, не вымаравший рук, и будет назван добром, ну и мысли и цели, что он преследовал, разумеется, будут считаться эталоном благодеяния. И, конечно, нельзя забывать о том, что право именовать себя добром остаётся лишь у победившего, какими бы аморальными не были его мысли и деяния. Весьма странная, впрочем, политика в рамках конкретно Тейвата, ибо та-же Селестия, отчего то и по сей день являлась эталоном добра, пускай и неоднократно самолично не брезговала геноцидом. Впрочем, здесь скорее всего ситуация была проще. Кто победил - тот и добро. Добро это тот, кто своей силой может убедить остальных в праведности своих действий, и искоренить в разумах масс даже мысль о том, что данная им вседозволенность может быть не заслуженной. Впрочем, если так задуматься, то суть была проста — Зло всегда останется злом, а добра, возможно, и не существует вовсе. Дайн представлял собой зло на стороне, как ему казалось, добра. Он никогда не позволит именовать добром лично себя после всего содеянного. Он понимал, что чужую кровь со своих рук он никогда не отмоет и все убийства не смогут быть перекрыты ни одним деянием во имя всеобщего блага, и даже сотней таковых. Да, он боролся за праведную, в общем понимании, мысль. Но проблема крылась в том, что для её достижения должен быть один человек с добрыми намерениями, что канет в пучину беспросветного зла. Это бремя в свое время и взял на себя Дайн, исходя из того, что кто-то всего равно должен, а ему лично, и терять по сути нечего. Ну и вправду. Что, он не убивал? Что, не участвовал в войнах? Уж извольте. Свидетелем падения скольких наций он был? Его душу притягивало к катастрофам, будто вселенским магнитом. Что не катаклизм тысячелетия — так там будет Дайн, что не кровавая война — а вот, посмотрите, и Дайнслейф тоже тут со своим мечом наперевес. Он — спутник самой вселенной. И он — меч, который обагрит кровью монстров бездны благословенные, или, скорее, проклятые Богами Селестии земли Тейвата . Его бессмертие влияло на него, несомненно. Вообще сложно на самом деле быть действительно бессмертным и при этом не перестать быть человеком. Бессмертие заставило Дайна отойди от привычного уклада человеческой жизни. Он не мог вернуться со своей войны и завести семью, став жить мирной жизнью, ибо он никогда не отречется от борьбы, в ритме которой билось его сердце. Семья? Работа? Отношения? К кому к кому, но с такими установками точно не к нему. Он и не чувствовал уже ничего. Ну, кроме чувства долга и пожирающей ответственности, разумеется. Не чувствовал уже ни отвращения, ни жалости, ни жестокости. Какие-то проблески эмоций мелькнули на его лице, после осознания того, что Итэр все-таки ушёл из бездны. Он даже почувствовал от этого факта что-то. Что-то, непонятное, но сердечко определённо греющее. Он уже не знал, было ли его отношение к близнецам виной чувства, привычки или убеждения. Война слишком долго жила в его сердце, чтобы он отпустил старые привычки, несмотря на то, что хорошие отношения с близнецами были еще до того, как он канул в это болото. Да, он был человеком, что тщательно подбирал союзников, и тем, кто исконно рассчитывал только на себя. Он доверял только себе, и возможно, отчасти Итэру и Люмин опять же потому, что так просто в мире повелось в свое время. А ещё он практически никогда не спал. Да, это было той правдой, что он скрывал от того же Итэра, чтобы не вызывать волнений, но он действительно не спал. В основном человек по имени Дайнслейф перебивался чутким дремом несколько часов в сутки. Именно поспать ему удавалось только после сильных резонаций проклятия или, возможно, потенциально в обществе кого-то, кому он мог бы верить и доверять. Но таких людей в Тейвате просто напросто не было, не осталось, все погибли или стали монстрами, что впрочем, для Дайна означало одно и тоже. До того, как пойти в Таверну, Итэр завалился досыпать в трактире, а Дайн понимал, что больше не заснёт, даже, несмотря на свою жуткую усталость. Он продремал полчаса, и, несмотря на понимание, что восстанавливаться от удара бездны он будет ещё долго, уснуть у него не получилось. Он провтыкал в бытие ещё с час, смотря стеклянными глазами, в стену, а потом, тихо вздохнув, встал. В голове было тихо, никто не говорил, и лишь его мысли болтались в этой гремящей тишине. Спустя секунду он подошёл к умывальнику в импровизированной ванной комнате, умылся, промыл под холодной водой волосы, отметив, что с них после Разлома буквально сыпалась каменная крошка и пыль, отчего вода осталась весьма мутной. После этого, не удосужившись вытереть лицо даже полотенцем, Дайн подошёл к зеркалу. Всё то-же отражение. То-же отражение, что он видел в ряби воды уже последние пятьсот лет, да и тысячи лет до этого. Всё ёще человек, всё ещё с маской на половину лица и всё те-же звёзды, что потерялись в его глазах уже давным-давно. Он не менялся. Приобретал новые шрамы, уставал до той степени, что выглядел ходячим мертвецом, но оставался всё тем же человеком. Это его пугало. Он пережил столько вещей, и они практически никак не отразились на его внешности. Это радовало, но в тоже время до ужаса пугало. Он смотрел на юношу, который остался запрет в своей молодости, но он не был уверен видит ли он в этом человеке себя. Человеческие пороки и уродливую душу не спрячешь под красивой внешностью, но из-за проклятия оно так и получалось. Дайн невольно вспомнил одну книгу, что когда-то перепала ему в библиотеке Каэнри'ах по какому-то странному стечению обстоятельств. Да, он уже не помнил того, как эта книга к нему в руки попала, и не помнит самой библиотеки. Он помнит историю. Историю, рассказывающую о юноше, чья душа была запрета в его собственном портрете. Когда-то один красивый внешне парень очень хотел, чтобы его внешность оставалось безупречной, он хотел всегда оставаться молодым и красивым, подобно портрету, на котором его запечатлел его хороший друг. К удивлению, желание этого парня исполнилось. Шли годы, а он оставался молодым. Кажется, суть книги была в том, что самолюбие стало началом порочного пути главного героя, и после этого он погубил ещё не одного человека. Дайн запомнил эту книгу потому, что концепт крылся в том, том, что с каждым поступком портрет менялся. Старел, становился старше и уродливее под гнетом своих же поступков, ибо портрет являлся отображением души главного героя. Вскоре изображённый на нём юноша превратился в безобразного старика. Кажется, закончилось все тем, что парень погиб, пытаясь уничтожить портрет. Дайнслейф вспомнил об этой книге, глядя в свое отражение лишь потому, что до ужаса хотел бы увидеть, кем бы он был если бы не проклятие. Как его поступки отразились бы на его внешности. Ему было интересно, но в глубине сознания, Дайн был счастлив, что никогда не узнает ответа на этот вопрос. Ведь его душа ужасна, он это знал. Она была втоптана в грязь, разорвана на клочки. Она жестока. Жестока и беспощадна, и он был, отчасти рад, что никогда её не увидит, ведь Дайн знал, что он плохой человек. Знал, но никогда не хотел в это на самом деле верить. Идя в таверну с Принцем всея бездны по левое плечо, он думал. Думал о том, что вот-вот станет свидетелем встречи, что ждала своего часа уже пятьсот лет, и был рад, что в своём роде являлся его катализатором. Как казалось, Люмин не первый раз выпивает по вечерам в таверне с Кэйей. Ирония судьбы: Принц бездны, собравший вокруг себя остатки народа Каэнри’ах для борьбы с устоями Селестии, идёт в таверну к сестре и единственному (по крайней мере, из людей, не проклятых на бессмертие) потомку погибшего королевства, на пару с капитаном королевской стражи этого самого королевства. Впрочем, конкретно факт того, что там будет ещё и Кэйа, волновал в разы меньше, чем реакция Люмин на его внезапное появление здесь – в Мондштадте. Вариантов было крайне немного: первый – Итэру дадут по голове первым, что попадется под руку, и благо, если не веником; второй – объятия и слезы радости. За редким исключением, одно может следовать за другим. Предпочтительнее, конечно, чтобы всё пошло по второму варианту развития событий.. но и ударить веником по голове будет вполне себе справедливо в этом случае. При всём при этом, у Итэра никогда не было мыслей о том, что сказать сестре при встрече. В планы не выходил даже сам факт этой встречи, в первый раз это произошло по случайности (случайность с именем Дайнслейф, да, конечно), а сейчас.. была ли нынешняя ситуация такой, которую можно было должным образом учесть? Сомнительно до крайности. Заходя в таверну, Итэр мельком посмотрел на Дайнслейфа, пытаясь уловить в его выражении лица и взгляде что-то. Не было ничего конкретного, что он пытался там найти перед тем, как подняться на второй этаж. Дайн не изменился никак, только взгляд значительно потускнел. В какой-то степени Итэр искал в его чертах лица подтверждение тому, что всё вокруг - реальность, а не какая-то дурная иллюзия, поджидающая всех на пороге смерти. Кто может исключить вероятность, что все трое уже давно погибли ещё пятьсот лет назад, и так и лежит то, что от них осталось, где-то руинах Каэнри’ах? Итэр не понимал, в какой момент всё пришло вот к этому, не понимал и что говорить и как стоило реагировать. Естественно, Дайн не скажет ему ни о чём из этого. Поднимался Принц Бездны по ступенькам с ощущением, что шел на плаху, и не сразу заметил, что Дайн остановился чуть позади. Первый бокал был выпит достаточно быстро, но и пиру иногда приходит конец. Услышав до боли знакомые голоса, Люмин повернула голову в сторону лестницы для лучшего вида на пришедших, минута, две.. девушка аккуратно повернулась к Кэйе и, взяв в руки бокал, слегка покрутила его вокруг своей оси, образовав своеобразный винный водоворот внутри. — Или у меня сильные галлюцинации, или нам что-то подсыпали.. – констатирует она Тяжело вздохнув и медленно приподнявшись с насиженного места, девушка пару минут просто смотрела на две появившиеся фигуры. Блондины, которые бегают от неё на протяжении всего путешествия, сейчас стоят тут, как ни в чем не бывало.. к такому жизнь её явно не готовила. Тихими и неуверенными шагами, Люмин подошла к брату, аккуратно положила ладони на его щеки, будто не веря своим глазам. На глаза навернулись слезы, неужели он не убежит? Вот так вот просто взял и пришел посреди ясного дня, не преследуя каких-то великих целей, и Итэр сейчас даже не начнет разбрасываться пафосными выражениями касательно того, что «Её Путешествие еще не окончено» неужели они наконец-то смогут быть вместе? Она не могла поверить в это так быстро, событие просто не могло уложиться в ее голове. В воспоминаниях, правда, почти сразу всплыла обида за случай во время их первой встречи ППК (После Падения Каэнри’ах), после чего по второму этажу разнёсся звук лёгкого удара по щеке - вот и прилетел ответ за то, что тот позволил себе после долгой разлуки. — Какой же ты идиот! Крепкие объятия обхватили стоящего перед ней парня, ну уж нет, теперь она его не отпустит, вцепится мертвой хваткой и будет держать, держать до той поры пока не сведет руки и еще столько, сколько понадобится, лишь бы он никуда не делся. Слезы без остановки текли по теплым женским щекам, а эмоции лились через край. В ту встречу, она даже не смогла его обнять, почувствовать такое родное тепло, то чего ей не хватало во время всех путешествий по Тейвату, не смогла потому, что Итэру было свойственно говорить загадками и всячески её избегать.. Что же так радикально успело перемениться за столь короткий срок.? Могла ли девушка задушить братца в объятиях? Могла, но вряд-ли захочет убивать юношу прямо так и прямо сразу. Немного успокоившись, Люмин обратила внимание на стоящего позади Дайнслейфа. Держа Итэра за руку, она подошла к высокой фигуре с проклятием, и усмехнулась, крепко обнимая уже их двоих. Почему ее потянуло обнять и Дайна? Возможно потому, что его персона, несмотря на стертые воспоминания, показалась ей до жути близкой и родной. Дайн же всё это время молча наблюдал из тени, и попутно за собой заметил как искренне усмехается, наблюдая за тем, как Люмин плача отвесила своему непутевому братцу пощёчину. Он, правда, рад за них, насколько рад, что даже готов про себя это признать. Дайнслейф не слышал свой смех настолько давно, что на секунду даже испугался его, пускай тот был и настолько тихим, что вряд-ли зацепил бы чье-то внимание. Когда к нему подошла Люмин, он улыбнулся. Все также криво, ибо по-другому он не больше не умел, но действительно искренне. Когда девушка потянулась его обнять, Дайн удивился. Искренне не понимал, почему она вообще обращает на него внимания в такой то ситуации, но, пригнувшись, обнял её в ответ, сквозь усмешку проронив фразу касательно того, что "Кажется, сейчас все трое из них становятся свидетелями лучшей сделки в истории всея Тейвата, что могла бы быть заключена за пятьсот моры". С души словно пропадала тяжесть, душившая того же Принца Бездны уже много лет, когда и Дайн и Итэр оказываются в объятиях Люмин. Никто из них – по крайней мере внешне – не поменялся за пятьсот лет. Это привычный до ужаса жест, словно именно так и должно быть – дороги этих троих не должны расходиться на столько кардинально, как это случилось. Тем не менее, Люмин все-таки отпустила из хватки своих парней, и принялась изучать их внешний вид, желая отметить, что же изменилось с их последней встречи, и изменилось ли вообще хоть что-то. Она смотрела на этих двоих оборванцев так, будто они были настоящим чудом на Земле. Тогда же лично Дайнслейф осознал, что хочет пить. Пить ли, или выпить, а может нажраться в дрова - он ещё не определился, но чувство необходимости сполоснуть свою глотку алкоголем для него внезапно стало очевидным. Дайн заметил за столом Кэйю. Даже через весь зал он увидел знакомые Каэнри'ахские глаза. Не это ли та самая последняя надежда всея Каэнри'ах? И вправду он. На секунду в голове промелькнула вся абсурдность сложившейся ситуации, и что, они и вправду будут пить? Вот так вот просто: Принц Бездны, Последняя надежда Каэнри'ах, Сумеречный меч и Люмин на пару с отродьем Селестии. Красота. Внезапно Дайн понял ещё и то, что у него не было денег. Ну то-есть, буквально не было, в кармане осталось 4 моры, и Каэнри'ахские монеты, что лежали там там уже больше пятиста лет. Конечно они никому никогда уже не понадобятся, кроме, разве что конченых антикваров, но у Дайна рука не поднималась выкинуть их. Монеты в Каэнри'ах были красивые, и в отличие от моры имели разные номиналы. На обратной стороне каждой из них был символ солнца — герб всея королевства, с противоположной же, в зависимости от номинала виднелись разные изображения, одним из которых был цветок интейвата. Деньги ему, впрочем в основном не были нужны. Зачем они ему? Дайн бессмертный так ещё и путешественник. Он спокойно обходился без крова над головой и без еды в принципе тоже. Он жил войной, спонсором которой было его чувство чести, и не нуждался ни в деньгах, ни в любви. В большинстве случаев. – Спасибо, что хоть не веником нас двоих ударила – слабо усмехаясь, уже гораздо тише добавил Итэр, припоминая жизнь в Каэнри’ах. Объятия.. они так теплы, как первые восходящие лучи июльского солнца, атмосфера действительно была сказочной, ощущение что они вернулись на 500 лет назад, нет той суеты, обиды, горечи всё на кругах своя и ничего более. Таверна напоминает забегаловку от куда близнецы так старательно пытались вытащить Дайнслейфа, что бывало ошивался там после закрытия особо тяжелых смен, но близнецам как итог на помощь всегда приходил Хальфдан. Действительно приятные дни в месте, которое когда-то было их домом. Иронично то, что Люмин даже не осознала, что этим воспоминаниям не было свойственно всплывать в ее памяти, ибо они были стеры вместе с большей частью ее познаний о Каэнриах еще пятьсот лет назад. Она даже не обратила внимание, что в ее голове так ярко скользнули сцены из прошлого. Девушка слегка подняла голову разглядывая янтарными глазами своих потеряшек, они ни чуть не изменились, хотя нет, отличия есть. Смотреть на обоих для Люмин было больно, бледные оттенки кожи, усталость в глазах, а за Дайна вообще можно промолчать, проклятие и страдания которое оно ему приносит.. Как бы сильно не хотелось вернуть прошлое, нынешнее время не изменить, если смотреть целой картиной то им всем не помешал бы отдых, Итэру здоровый сон который приведет его организм в норму, ну а капитану королевской стражи не помешал бы отдых пятисот летней давности, или, как минимум алкоголь в котором можно было утонуть и забыться, главное не переборщить а то действительно придется как и ранее его вытаскивать с таверны, только на этот раз помогать уже будет Кэйа, если рядом на пару не сляжет. Был уже случай, проверенная штука, но тащить парня который почти на две головы выше тебя в Ордо Фавониус так себе развлечение, а тут на минуточку их потенциально выйдет целых двое будет. Из-за спины вылетела Паймон, крик и недовольство, боже, у кого из них больше эмоций в данный момент? Первое, что делает маленькое создание Селестии, так это подлетает к Сумеречному Мечу разглядывая того явно недовольным взглядом. — И как ты объяснишь свою пропажу? В прошлый раз сиганул в портал, в разломе просто ушёл. Невежливо, знаешь ли, пропадать вот так без объяснений. Пока маленькая феечка перехватила инициативу диалога на себя, Люмин аккуратно взяла ладонь брата и соприкоснулась со своей. Вечера, беззаботные дни когда близнецы наблюдали за текущим ручьем который устремляет свой поток куда-то в даль, пока не дойдет до своего конца, часто в такие моменты юная леди умудрялась мёрзнуть в ладошки, из-за чего и появилась такая привычка брать братца за ладошки, они у него стали более холодными, или это от того что от бездны не отошёл? более грубая кожа и мозоли, что же ты пережил, дорогой родственник. Нотки его голоса звонки, но и добры, усмехнувшись с воспоминания про веник, Люмин лаконичным движением вытерла оставшиеся капли слез с щек и задумавшись отвела взгляд на деревянную дверь, интересно, может ли быть там тот предмет о котором она сейчас думала? Обойдя Итэра с правой стороны, девушка подошла к двери, медленно её отпирая, а после и пропадая с поля зрения, минута - две, и Люмин вышла с новым оружием в руках. — Во-первых, я всё слышу, во-вторых.. не стоит расслабляться раньше времени. На её лице играла теплая и добрая улыбка, хотя если вспомнить их приключения ранее, то после такой улыбки следовали побои и просьбы убрать веник куда подальше. Лёгким шагом, путешественница начала уверенно идти в сторону своего новообретенного близнеца. Люмин не сводила хитрого взгляд с его янтарных глаз, и держала в руках потрепанный веник с таким видом, будто это было оружие способное свернуть всех богов этого мира.