Имя мне Пустота

      Словно и не было полутора лет нормальной жизни. Снова четыре стены, одну из которых заменяло защитное стекло с исписанными заклинаниями. Мерцающие символы едва поблескивали в приглушенном свете коридора.       Странное чувство. Словно никуда и не уходила. Но в этот раз условия содержания оказались значительно хуже – шею, руки и ноги удерживали ремни, от которых к стене тянулись тонкие цепи. Одно резкое движение, и меня притянет к стене, на которой красовалась мощнейшая печать подавления. Один всплеск реацу, вышедший за порог нормы, и меня ждет распятие на духовном кресте.       Я уже потеряла счет времени. Очнулась в этой камере, ничего не соображая, военные учения помнила смутно. Первый день – соревнования по захвату базы, второй день должен был проходить по общей сдаче нормативов, но там едва ли прошло несколько часов с начала старта. Попытка привести мысли в порядок сгорела моментально под накатившей слабостью и болью в животе, которые сразу помогли освежить воспоминания. Я обратилась в монстра. Но вот что творила – не представляла. До обращения еще остались какие-то обрывки воспоминаний, и последний из них – как я удирала от Юмичики.       Забившись в угол, да слушая позвякивание цепей, уронила голову на холодное стекло и, обняв ноги, закрыла глаза. Глубоко дыша, успокаивала накатывающую тошноту и слабость. Странное чувство – пусть голод как таковой и не мучал, но тело подрагивало из-за недостатка энергии, сердце быстро колотилось.       Просить кого-то подойти и объясниться сил не хватало. Поэтому рассудила по окружению, как обстояли дела. Все же работа в двенадцатом отряде помогала обращать внимание на детали, быстро складывать два плюс два.       Дерьмо.       Словно и не было полутора лет нормальной жизни.       В ушах звенело. Это так гудели лампы в коридоре, или же я слышала, как бежит моя кровь по венам? В любом из вариантов состояние отвратительное. Тело будто разваливалось на части, да и кожа на руках казалась бледной, а еще влажной. С каких пор я так потела? Хотя жарко не было, но вот одежда так и липла к телу.       Чувствовала себя ничтожеством. Бессмысленным феноменом существования. Vanitas vanitatum – пожалуй, идеальное описание полутора лет, которые по итогу не имели никакого значения. Все в итоге шло к тому, чтобы обратиться монстром.       Хотя, как, бессмысленно? Вон, всяких слов понахваталась на латыни, изучая медицину.       Нет… вовсе нет. Полтора миновавших года – это моя жизнь, это все, что у меня было. Хорошее и плохое. А главное, я жила, а не существовала где-то в подвале, посаженная на цепь… как сейчас. То была не отсрочка, а время, настоящее ценное время, проведенное в кругу близких людей. Людей, которые стали мне близки. И дороги. Просто одна наглая крыса возомнила себя богом, решившим поиграть с чужими судьбами, и так уж сложилось, что я с порога новой жизни влетела в дерьмо, которое оставила эта тварь.       Выдохни, обезьяний мозг. Раз мы априори в дерьме, то давай подумаем, как выбираться из этого бассейна, кишащего разнообразной жизнью. То ли состояние тому причина, однако дикого страха не было. Была апатия, после которой, возможно, меня и накроет лавиной эмоций через час или несколько минут, кто знает? Хотя нет, вру, уже накрывает. В груди словно маленькими лапками зашевелил рой насекомых.       Еще раз, выдохни. И подумай.       Я обратилась. Ни с того ни с сего, когда показатели выдавали норму. Что пошло не так? Точнее, что именно со мной сделали, какие гайки раскрутили, раз медицинские обследования не выявляли отклонений? И когда?       Хотя… кто, когда? Ответ понятен – Айзен и за день до соревнований. Или раньше. Получается, это с ним я виделась в роще, а не с Юмичикой, и попала под действие Киока Суйгетсу очень давно. Теперь понятно, почему парень так странно реагировал на мое поведение. Манипулятор хренов. Выяснил, значит, что мы с Юмичикой были в отношениях, но дальше предпочел не разнюхивать, решив просто опираться на характер парня и типичный сюжет поведения парочек? Блин. Знала бы, что это Айзен, нахуй изнасиловала бы его там на поляне, чтобы он до конца своей жизни ловил вьетнамские флешбеки. Либо, почуяв угрозу жопе, свалил бы куда подальше, избавив меня от… того, что в итоге сделал.       Будь мое положение не столь плачевным, наверное, словила бы куда более яркую реакцию с понимания, что засосала Айзена. Хотя… нет. Доля кринжа в этом имелась.       Но да ладно, забавный эпизод, не более. Но вот что он со мной сделал? Я чувствовала усталость довольно долгое время. Помню, как пару раз засыпала в тренировочном доме. Что я до этого делала? Хм-м… кажется, это были выходные, и я либо встречалась с Юмичикой, либо с Мацумото и Хинамори. Негусто. А учитывая, что Айзен обладал иллюзорным занпакто, путающим пять чувств, я вообще не бралась судить, что делала. Могла, например, забрести в рощу прямо в лапы ублюдка, а в итоге думать, что просто прогуливалась по району. Я ведь любила часто гулять в одиночестве, чтобы развеять мысли. А еще слушала дисковый плеер последние пять месяцев – достала Акона своим нытьем насчет желания слушать музыку.       Так что… хуй знает, что вообще происходило. Но определенно одно – Айзен ломал во мне ту грань, которая не позволяла пустифицированной энергии обратить мой организм откровенной девиацией. Видимо, он делал это с помощью некого кидо. Быть может, как раз сжимал пустифицированную энергию, которая в итоге – после переданных Хинамори бомб – к чертям дестабилизировалась и вырвалась наружу. Это могло объяснить, почему тесты не выявляли отклонений. Акон не проверял уровень сжатия рейши внутри меня, он уделял внимание лишь стабильности.       Боковым зрением заметила тень, промелькнувшую на стене в коридоре, затем показался и человек, в котором я узнала Акона. А шагов не услышала. Значит, в этой комнате я находилась в полной изоляции. Подняв взгляд на мужчину, так и продолжала сидеть, не двигаясь, лишь наблюдала за тем, как он подошел к прилегающей стене и дотронулся до нее.       – Рин-сан, вы меня слышите? – голос моего шефа разнесся тихим эхом из динамика под потолком.       Дополнительное освещение не включили. Почему-то. Боялись, что любой дополнительный раздражитель дестабилизирует меня?       – Вполне, – сухо отозвалась я, перехватив взгляд собеседника и отметив, что он сохранял профессиональное спокойствие. – Как это произошло?       – Если без предисловий, то ваша реацу вышла из-под контроля и…       – Акон, я спросила не что произошло, – буравя собеседника грозным взглядом исподлобья, повысить голос от накатившей злости у меня все же не хватило сил. – Я спросила как? Как вы допустили то, что я обратилась пустифицированным монстром, хотя все мои показатели были в порядке? Такого не могло быть. Вы точно меня проверяли или, как обычно, решили спускать все на поводу?       – Рин-сан, прошу вас…       – Нет, это я тебя попрошу не увиливать, – прищурилась я еще сильнее.       Но сдержалась. Несмотря на желание озвучить все накопившиеся в голове мысли, поняла, что криками ничего не добьюсь, только зря потрачу драгоценные минуты и силы. Если подумать, Акон не виноват, он проводил стандартные процедуры, а Айзен мог воздействовать на совершенно иные показатели.       Это как проверять у человека, жалующегося на боль в животе, только пищеварительную систему, в то время как этот человек оказался женщиной с воспалением придатков.       – Нашли причину? Каково мое состояние? Прогнозы?       Мне нужно не истереть, а собрать как можно больше полезной информации, которая поможет спрогнозировать варианты развития событий. Только Акон молчал достаточно долго, чтобы я заподозрила неладное. Он стоял рядом с дальней от меня стеной. В полумраке выражение его лица казалось неопределенным, но, присмотревшись, четко увидела промелькнувшую во взгляде вину.       – Мы не можем делиться с вами ходом расследования, Рин-сан.       – Расследования?       – Не переживайте, вас ни в чем никто не подозревает, скорее, вы главная пострадавшая. И мы получили приказ сверху, чтобы ограничивать вас от стресса, как непосредственного…       – Что за чушь ты несешь? – в недоумении пробормотала я, даже выпрямившись от негодования. – Это был несчастный случай, дестабилизация и…       – Дестабилизация не могла быть вызвана просто так, даже теми мини-бомбами, которые передала вам Хинамори-сан, хотя это, похоже… кхм.       – Похоже и послужило катализатором, – закончила я за мужчину, который запоздало спохватился. Но не сказать, что для меня это была ценная информация. Я рискнула уточнить: – Вы подозреваете пятый отряд?       – Нет, то есть… – он автоматически ответил на вопрос, и вновь сообразил, что начал отчитываться перед «пострадавшей». Шумно выдохнув, Акон помедлил мгновение, прежде чем продолжить: – Я не могу это обсуждать, Рин-сан.       – Тогда буду говорить я, а ты кивай или молчи. На бомбах, которые дала мне Хинамори, были схожие символы, как и на круге призыва, из-за которого я и попала в… свое положение. Если вы знаете о том, что Хинамори мне передала бомбы, то вы ее опросили, как свидетеля… то есть не вы, а второй отряд, двенадцатый же ученые, а…       Второй отряд.       Приказ сверху.       Мне велели ничего не говорить.       Символы на взрывчатке.       Так это второй отряд связал вероятность моего обращения с сектантами… то есть «сектантами»? Но тогда они должны… блин, а как они пришли к такому выводу, если не подозревают пятый отряд? Тут все внимание должно быть приковано к Хинамори и Айзену, наверняка девушка сообщит, что именно ее капитан посоветовал использовать разрывные кидо-печати.       Нет, тупо. Это всего лишь косвенные улики, и Айзен не настолько глуп, чтобы столь красноречиво наводить на себя подозрения. Тем более это, вероятно, лишь удачное совпадение – в глазах других людей. Подобные символы использовались во множестве техник.       – Акон, что за расследование проводит второй отряд?       – Я не могу…       – Ты не можешь рассказывать о ходе расследования, о причинах, но что именно за расследование? Это ты можешь сказать. Вообще-то именно я тут цепями к стене прикована, сижу в камере, и из последних сил пытаюсь не выходить из себя!       Напряженный вид мужчины не предвещал ничего хорошего, он выглядел крайне нервным и обеспокоенным.       – Расследование о халатности в ходе научных работ.       Если бы я не сидела, то упала бы. В первый миг даже допустила мысль, что Акон решил соврать, но наблюдая за тем, как его прячущееся в полумраке лицо омрачила тень беспокойства, я нервно хохотнула. Вызвала у мужчины недоумение, но проигнорировала немой вопрос во взгляде.       Айзен виноват, пятый отряд. Ага, обрадовалась раньше времени, как же.       Не туда свой взор направил второй отряд.       Халатность в ходе научных работ. Серьезно? Второй отряд решил, что мое обращение произошло лишь по халатности сотрудников НИИ? Чуть не засмеялась в приступе раздражительности, но вовремя спохватилась. А что они еще могли подумать? Главнокомандующий одобрил мое поступление в ряды двенадцатого отряда, а также признал относительно свободным гражданином Общества душ лишь при условии, что двенадцатый отряд будет отвечать за меня головой. Ведь они заверяли, что смогут остановить мою пустификацию.       Действительно… действительно. Сейчас все выглядело так, что в первую очередь главный факап допустил Акон, и его могли заставить нести всю ответственность. Хотя, не только его. Это Маюри одобрил мое участие в боевых учениях, и раз началось расследование, то наверняка кто-то пострадал.       Кто-то…       От пробежавшей догадки у меня аж кровь от лица отхлынула. В испуге обернувшись к мужчине и аж дернувшись вперед, встав на четвереньки, я спросила:       – Акон, кто-то пострадал? Кто?.. Юмичика? Хинамори?.. Нет, если Хинамори дала показания… Я это… с ними все в порядке? Скажи, что я никого не убила, пожалуйста!       Но молчание сделало из Акона палача, безжалостно рушащего на мою голову красноречивую правду. Он с сожалением отвел взгляд.       – Как я и сказал, я не могу озвучивать… И это не потому, что вы в чем-то подозреваетесь. Скажу так. Учитывая, что только я работал над вами, как над проектом, и знаю все его тонкости, мне разрешили продолжать работу по вашей стабилизации. Только я лучше всего знаю, что с вами делать. Поэтому я все еще здесь.       У меня чуть сердце в пятки не упало. Слабость навалилась новой волной, утягивая меня в глубокие темные воды, которым приходилось сопротивляться из упрямства. Значит, как главный подозреваемый в халатности по делу Акон был ограничен в свободе действий.       Сжав кулаки, да уронив голову, я ощутила отвратительное гадкое чувство несправедливости, которое медленно разъедало меня закипающей злостью. Акон оказался одним из немногих, кто поверил в меня, пусть как и в потенциально полезный кадр. Даже если он не испытывал ко мне теплых чувств, мне льстило его уважение. Он подходил к общению с честностью и спокойствием, и это, признаться, было очень приятно и уютно. Тебе не врали, говорили правду, не злились на твои промахи, а вкрадчиво и терпеливо объясняли ошибки.       И теперь, из-за… из-за этого четырехглазого ублюдка…       Шею и запястья словно легким током закололо, и ощущения оказались довольно яркими, чтобы заставить меня тихо застонать и припасть к полу.       – Рин-сан, прошу, по возможности не злитесь и сохраняйте спокойствие, – попросил Акон. – Я пришел, чтобы проинструктировать вас о дальнейших действиях и вашем состоянии. Для начала скажите, как в целом себя чувствуете? Как ваши раны?       Если бы не упоминание о ранах, я бы, возможно, проигнорировала слова собеседника, пытаясь пережить тяжесть давящих мыслей.       – Раны? Какие еще раны?       – Ваша левая ладонь и… грудь, лицо… Вы не помните?       Сев на колени, я без энтузиазма осмотрела свою левую руку, и если бы мужчина ничего не сказал о ранениях, то и не заметила бы ярко-розовый рубец. Точнее, рубцы на тыльной и внутренней сторонах. Лишь обнаружив увечье, я почувствовала боль.       – Только что заметила.       – Только что?       – У меня состояние, будто трактор переехал. Тошнит. Голова болит. Плюс ко всему жарко, я потею. Хоть воды принесли бы…       На ранения было как-то наплевать с высокой колокольни. Раз регенерация из-за пустификации работала ускорено, то хоть одна проблема решалась. Это могло объяснить убитое состояние – все силы уходили на восстановление.       – Это не пот. Точнее, да, технически это пот, однако в нем есть примесь токсина, который при контакте с другими живыми организмами разрушает связи между духовными частицами. Его можно считать даже нейротоксином, который мы обнаружили в крови тех, на кого вы напали.       Все лучше и лучше.       – Яд, разрушающий связи между рейши? – поддавшись слабости и завалившись на стеклянную стену, я устало выдохнула. Присмотрелась к рукам. В голове проскальзывали смутные образы боя в лесу, но ничего конкретного. – Зачем?       – Видимо, чтобы обездвиживать жертву. В этом нейротоксине содержатся частицы вашей духовной энергии. Учитывая, что вы набрасывались на шинигами, чтобы поглотить их реацу, яд помогал ускорить этот процесс.       – И что со мной будет?       Вопросы давались без эмоций. Хотя нет, не так. Я увязала в унынии, как в болоте. Голова оставалась чистой, холодной, теперь мысли выстраивались в ровный ряд, а вот грудь разрывало от боли. Не из-за раны, о которой упомянул собеседник. А из-за чертовой игры гормонов и нейромедиаторов, которую в простонародье называли душевной болью. Бесит. Бесит быть человеком.       От этой мысли проскочила искра злости.       Да что за странные рассуждения?       – Вам сейчас главное не волноваться, сохранять спокойствие, – после затянувшейся паузы попросил Акон. – Я не смогу напрямую продолжать работу с вами, вероятно, этим займется капитан. Точнее, он и займется, ведь некому…       – Акон, – несмотря на то, что голос мой звучал довольно тихо, он заставил мужчину невольно вздрогнуть. – Меня успокоят не обещания и ложь, мне нужна правда. Голые факты.       – Рин-сан, вам…       – Просто скажи. Или мне сказать?       Мужчина не торопился с ответом, он напоминал набедокурившего мальчишку, с трудом находящего силы признаться перед родителями в свершенном проступке.       Выдохнув и прикрыв глаза, Акон сообщил:       – Капитан смог договориться с главнокомандующим, чтобы нам дали неделю для вашей стабилизации. Учитывая произошедшее, Совет 46-ти был настроен крайне… негативно и… если мы не найдем способ вернуть вас в прежнее состояние, вас приказано ликвидировать.       Вот как.       Ответом послужил тихий выдох с моей стороны, я даже глазом не повела, выслушивая приговор. Потому что в текущей ситуации иначе и не поступили бы. Большинству плевать на судьбу одного, тем более на судьбу того, от кого исходила огромная угроза. Им плевать, что я находилась вне себя, для них это даже больший аргумент, чтобы избавиться от монстра, знающего лишь вкус крови.       – Мне жаль, Рин-сан. Мы сделаем все возможное…       – Каков процент успеха? – перебила я мужчину, подняв на него подавленный взгляд. – Какова вероятность, что меня стабилизируют после такого обращения? Только честно.       – Вероятность… крайне мала.       – И сколько дней прошло уже из семи?       – Два.       И я все это время пребывала в беспамятстве. Точнее, вроде бы приходила в себя пару раз, однако не сказать, что что-то запомнила.       – Почему я очнулась только сейчас?       – Вы просыпали и до этого, однако не реагировали на меня. Точнее, на мои слова.       – Пыталась напасть?       – Нет, – сухо отозвался Акон. Видимо, разговор в контексте работы давался ему чуть проще. – Однако пытались высвободиться из оков, ваш уровень реацу подскакивал. Вы явно были в себе, в сознании, я видел осознанность в вашем взгляде.       Осознанность, говоришь…       – А когда я напала на вас во время учений?       – Не могу сказать, ваше лицо скрывала маска Пустого, глаз я не видел. – Помедлив, Акон продолжил: – Рин-сан, вы говорили, что плохо чувствуете себя последние несколько месяцев, и есть огромная вероятность, что это связано с вашей дестабилизацией. Понимаю, мне нужно было вас послушать, и в этой ситуации виноват только я. Я ваш руководитель, и вы мой проект. Несмотря на то, что работать сейчас мне будет намного сложнее, я все же попрошу вас подробнее рассказать обо всем, что с вами было. Какие-то догадки. Все сойдет.       Догадки. Идите в пятый отряд, там ваша главная догадка прячется.       – Возможно, что-то способствовало сжатию моей реацу, и это не фиксировали приборы, исследования также ничего не показывали, – меланхолично рассудила я. – Акон, ты и сам знаешь, что мы проводили кучу анализов, и все они были в порядке. Меня держали далеко не в полевых условиях, все бои проводились под наблюдением и в рамках дозволенного. Я ходила на миссии, которые особо не требовали применения грубой силы. Вероятно, это просто стечение обстоятельств.       – Не может такого быть.       – У тебя есть другие объяснения? – грозно глянула я на него исподлобья. – Я несколько раз попала под действие дестабилизирующих реацу бомб. Этого могло хватить.       – Не могло.       – А мы это проверяли? – не унималась я. – Мы никогда нарочно не дестабилизировали мою реацу. Мы делали все, пылинки с меня сдували, чтобы сохранить баланс. А тут такое. Да, трудно признавать, но порой и из-за малейшей ошибки все идет по жопе.       Разумеется, не в одних бомбах было дело. Даже далеко не в одних бомбах. На протяжении трех месяцев Айзен что-то делал со мной, но я этого не помнила. Киока Суйгетсу обманывает все органы чувств, по факту я могла лежать у мужика на операционном столе, а думать, что валяюсь у себя на кровати.       И ведь начинаешь задаваться вопросом, а как так произошло, что он нигде не попался? Как второй отряд не заподозрил неладное относительно бомб, тех символов и так далее? Да очень просто – интуитивно все принимали наиболее легкое решение за правильное. Винить в чем-то непорочного приличного капитана и его лейтенанта, или же обратить внимание на эксперимент двенадцатого отряда, который изначально не предвещал ничего хорошего?       Как грустно. Обидно. И что теперь делать? На этот раз убежать не удастся, меня не только поместили в более усиленную камеру содержания. Цепи и наручи служили дополнительным бонусом. Как и смертный приговор с отсрочкой в неделю. Точнее, пять дней. Пять дней… господи.       – Рин-сан, возможно, вопрос прозвучит неэтично, но учитывая ситуацию… может, вы хотели бы с кем-то увидеться?       Невольно усмехнулась.       – А мне что ли позволят? – усевшись поудобнее, я одарила собеседника снисходительно насмешливым взглядом. – Я вообще подозреваю, что тебя пустили сюда присматривать за мной, скорее, в наказание.       – Верно, – тяжко вздохнул мужчина. – И да, к вам никого не пустят извне, но… на данный момент на территории НИИ находится офицер Аясегава, поэтому я мог бы организовать для вас короткую встречу.       Я нахмурилась. Это очередные цыганские фокусы того, чье имя нельзя называть?       Акон истолковал мое молчание и хмурый взгляд в верном контексте.       – Он, как и другие пострадавшие от вашего нейротоксина, находятся сейчас у нас.       – Почему не в четвертом отряде?       – По нескольким причинам, в основном из-за того, чтобы скрыть инцидент на учениях. И…       – Скрыть? – я аж опешила, глаза на лоб полезли от удивления. – Я мало что помню из произошедшего, но по ощущениям, такое вряд ли удалось бы скрыть.       – Тем не менее высшее руководство получило приказ распространять информацию о том, что один из шинигами использовал запрещенное кидо, вышедшее из-под контроля.       – А-а. Так, значит, они это решили объяснить. А кого козлом отпущения сделали? Меня?       – Нет. Кагами-сана.       – И он согласился?       – Он мертв, Рин-сан.       Видимо, от моей руки. Только почему весть о его гибели не вызвала во мне ровным счетом ничего? Легкую грусть разве что, как если бы мне сообщил, что прекратилась продажа любимых шоколадок.       Что за черт? Я довольно часто общалась с Кагами последние полгода, он сопровождал меня на миссиях, очень приятный парень, который постоянно смущался моих шуток. Мне была приятна его компания, так почему?..       Почему, черт возьми, я ничего не чувствую?       – Ну а вторая причина – это исследования, – истолковав мое молчаливое замешательство по-своему, Акон продолжил: – Мы изучали вашу энергию дольше всех, поэтому наши методы помогли излечить раненных шинигами.       – С ними все в порядке?       – Мы избавили их от нейротоксина и ваших рейши, хотя нужно понаблюдать за ними.       – Тогда… Юмичика знает о том, что… мне осталось пять дней?       – Нет. О решении Совета 46-ти известно только главнокомандующему, капитану второго отряда, капитану Куроцучи и нашему лейтенанту. Мне. И вам.       – Ясно, – уронив взгляд, я вновь нахмурилась тому, с какой будничностью приняла эту новость. – Тогда, Акон, хочу попросить тебя об услуге. Думаю, ты и сам понимаешь, что неделя отсрочки была дана в качестве проформы, вряд ли меня позволят оставить в живых. Никому не говорите, что это был приказ о ликвидации от руководства. Скажите, что я вырвалась из камеры, и в ходе боя вы меня убили.       – Почему вы думаете, что?..       – Акон, не нужно меня успокаивать, я просто не хочу, чтобы у вас в дальнейшем были проблемы из-за Юмичики. И не хочу, чтобы у Юмичики были проблемы из-за меня. Я не знаю, что он может сделать на эмоциях, а Иккаку уж подавно.       Подтянув к себе ноги, я сцепила пальцы и принялась нервно раздирать заусенец на большом пальце. Быть может, ужаса я не испытывала, как и жалости к убитым от своей руки шинигами, но нервозность осталась. С каждым новым словом я все больше нервничала.       – Наверняка мое состояние будет ухудшаться с каждым днем. Если возможно, я хотела бы сейчас увидеть Юмичику.       Потому что не факт, что еще представится возможность встретиться.       Акон ушел. Динамик тихо захрипел, и в комнате опустилась тишина. Холодная, вязкая, липкая. От нее захотелось спрятаться, свернуться калачиком. Только цепи позвякивали от моих движений.       На грудь словно положили тяжелый камень, и в безмолвном полумраке я позволила эмоциям взять верх. Они не рвались необузданным потоком, нет, показались несколькими слезами, скатившимися по щекам. Рвано вздыхая, попыталась взять себя в руки, затушить зуд в груди, где-то под ребрами. Отвратительно. До дрожи в коленях. До скрипа зубов.       В ушах играл звон, а кровь закипала от яда.       Почему? Почему я здесь? Смертный приговор… посадили на цепь, как пса, дикое животное. Суки. Ворваться бы к вам, разодрать на куски. Сорок шесть ублюдков, сидящих ровно на заднице. Бесполезное мясо. Как же вы бесите.       Заточить меня – это одно. Но не вы поймали меня.       Стоп. Стоп-стоп-стоп… успокойся.       Медленно выдохнув и постаравшись освободиться от внезапно набежавшей волны злости, подивилась быстрой перемене настроения. От уныния к злости буквально за мгновение. Жуть брала от подобного состояния, теперь не удивительно, почему меня предпочли посадить на цепи.       Только в чем-то моя злость оправдана, за себя я не столь сильно переживала, хотя стоило бы, ведь это над моей шеей занесен дамоклов меч. Совет никого не пожалеет, чтобы сохранить картину спокойствия и контроля. Если Юмичика не переживет спокойно мою потерю… он начнет копать. И в какую сторону бы не начал… господи. Его грохнет либо Совет, либо Айзен.       Страх уколол сердце острой иглой. Застыв в оцепенении, я забыла не то что дышать, а моргать. Нет… нет, твою мать, нет. Надо!.. Тихо, успокойся. Да прекрати ты плакать, дура, соберись!       – Черт! – раздраженно шикнула я, ударив себя по щеке. Шлепнула еще раз, пытаясь отогнать хандру.       Не получилось, стало хуже. В голове зазвенело, а желудок обжог столь острый спазм, что я чуть не завалилась вперед. Тяжело дыша, сжала кулаки и челюсти, заставляя организм успокоиться. Я не могла потерять над собой контроль, только не сейчас, мне требовалось поговорить с Юмичикой, убедиться, что все будет хорошо…       Хорошо – не то слово. Не для этой ситуации.       Превозмогая слабость, подползла к углу стеклянной стены и завалилась в него, поражаясь тому, насколько уставшей себя чувствовала. А еще пот градом стекал. Нет, мне нельзя выглядеть разбитой, иначе Акон не приведет Юмичику. Наверняка это будет несанкционированная, так сказать, встреча. Начальство запретило свидания с монстром.       Как же хочется упасть… Блять, да что же такое. Когда они уже придут? Прошла целая вечность. Где они?! Где?!       Шаги? Нет, не шаги. Вибрации рейши. И что за слабый, едва уловимый… нет, это не запах. Или запах? Но я ж в четырех стенах, изолирована.       Динамик тихо захрипел, а затем разорвался криком:       – Рин! Рин, ты в порядке?!       Я аж отлетела от стекла в испуге. В недоумении уставилась на Юмичику по ту сторону, пытаясь понять, меня преследовали галлюцинации или же я настолько погрузилась в себя, что… не заметила, как появился парень? Что?..       – Юми… Да, да это я, все в порядке.       Говорила словно умалишенная, ей богу. Все мысли разлетелись как осколки разбившегося стекла, я пыталась связать одну с другой, но все, что могла – это смотреть на парня и радоваться тому, что он жив. Он здесь, передо мной, опустился на колени, и смотрел с такой тоской и ужасом, отчего у меня сердце налилось болью. Юми… мой милый Юми.       – Рин-сан, – донесся до меня сквозь динамик голос Акона. Мужчина стоял неподалеку. – У вас есть минут пять-семь, больше я вам не могу позволять здесь оставаться. Уйти я также не могу далеко, поэтому… это все, что в моих силах.       – Поняла. Спасибо тебе…       Искренне спасибо.       Пять минут… этого так мало, ничтожно мало, чтобы выразить все свои эмоции, мысли, и в то же время, едва вернув взгляд к Юмичике, мне захотелось провалиться под землю. На языке не осталось ни слова. Дух перехватило.       Ничего не чувствую, ага, как же… Эмоции всей дружной толпой прорвались из глубины сердца, толпясь у глотки и перекрывая дыхание. Ужас, страх, беспокойство, и в то же время радость – все то же я видела во взгляде парня, он смотрел на меня с бессилием, потому что ничего не мог сделать. Ни помочь, ни понять… ни банально прикоснуться. Все, что нам оставалось, это ощущать на кончиках пальцев холод стекла, разделяющий наши ладони.       – Рин… да что за чертовщина произошла? Ты же говорила… все говорили, что все в порядке. Какого черта случилось?       Несмотря на то, что он находился далеко от основного динамика у стены, я четко слышала его голос. И наверняка за нашей встречей следили через камеру, даже динамики могли прослушивать. За каждым словом придется следить, как за опасным насекомым.       – Юмичика, послушай, просто послушай. Акон и двенадцатый отряд помогали мне сдержать это, и от этого нельзя было избавиться. Пустифицированная энергия перешла бы мне, либо осталась с Иккаку – а тогда стояла задача спасти Иккаку. И меня держали взаперти из-за… этого.       – Это не оправдание. Почему вы ничего не сказали?       – Потому что юристы бы нам жопу разорвали за…       – Рин, я серьезно! – повысил голос парень, не постеснявшись продемонстрировать раздражение. Но взгляд его моментально смягчился, он одернул себя. – Рин… боже…       Уронив голову, Юмичика рвано выдохнул и уперся обеими руками о стекло. Я не видела его лица из-за упавших прядей волос, но потому, как он нервно сжимал кулаки, как шумно дышал, поняла, что из последних сил сдерживал накатывающие эмоции. Он не понимал, что происходит. Точнее, не имел в представлении полной картины, и это сжирало его изнутри.       – Юмичика, посмотри на меня. Пожалуйста.       Мягкий призыв не подействовал на офицера. Я сама чуть не поддалась желанию заплакать, зажмурилась, подавляя рвущееся наружу отчаяние. Голова кружилась.       – Юми… прошу, посмотри на меня.       Пересилив отвратительное самочувствие, я уже была готова биться головой о стекло, лишь бы парень исполнил мою просьбу. Но обошлось, он поднял на меня блестящий от влаги взгляд, и от одного лишь выражения его лица мне самой захотелось плакать. Плакать от того, что я с ним сделала. В полумраке коридора я не сразу обратила внимание на царапины, ползущие по его щекам, как и на бинты, выглядывающие на груди и шее из-под черного косоде.       Держись, Рин, просто держись.       С трудом выдавила из себя улыбку.       – Не переживай. Акон и его команда мне помогут. Ведь я до сих пор жива, верно? Заперта, конечно, но жива. Если бы меня хотели убить, то сразу бы убили, так?       – Рин…       – Ищи во всем положительные стороны. Будешь навещать свою девушку на нарах, чем не пацанская история любви?       На мою тупую шутку Юмичика, скорее, не улыбнулся, а рефлекторно шикнул. Мое чувство юмора он находил вульгарным, зато Иккаку часто смеялся. Зато куда лучше мы умели с Юмичикой обсуждать других и их чувство стиля, сплетницы из нас вышли превосходные.       Хотя все часто заканчивалось тем, что и мой вкус парень ставил под вопрос. И тогда мы накидывали друг на друга. Я сыпала шуточками, била в слабые места, заставляя его выходить из себя, подначивала и получала садистское удовольствие, наблюдая за тем, как у него пар из ушей валил. Забавно было.       Именно что было.       – Не пытайся меня успокоить, Рин. Я ценю это, но не надо… – попросил парень. – Я обязательно тебя вытащу отсюда, в этот раз точно не оставлю, не при каких условиях.       – Юми… не надо.       – Нет, я вытащу тебя. Я не позволю никому причинить тебе вред, с тобой все будет хорошо, слышишь? Мне плевать, если придется все делать одному, но я не брошу тебя. Поняла? Рин, скажи, что ты меня поняла!       – Не надо, прошу, – понимая, что до добра такой энтузиазм его не доведет, я уже была готова взмолиться всевышнему. – Юмичика, следи за словами, нас наверняка прослушивают…       – И ладно. Пусть слышат. Я не брошу тебя. Ты меня слышишь?.. Я ни за что…       – Все будет в порядке, успокойся.       – Я не могу успокоиться! Как тут успокоишься?! Я чуть… знаешь, какой ужас я испытал, увидев тебя… в том виде?       – Прости…       – Да нет, я не к тому, я… ох. Рин, я… – он запнулся о слово, тихо выдохнул, словно потеряв весь запал. Подняв взгляд к моей руке, лежащей на стекле, он потянулся к ней ладонью. И не почувствовал, наверное, ровным счетом ничего, кроме холода на коже и в сердце. Он посмотрел на меня. – Рин… я люблю тебя. И вытащу отсюда. Чего бы мне это ни стоило. Я верну тебя.       Голова закружилась. От радости, от страха. Больше от страха, что такими словами Юмичика подписывал себе смертный приговор. Чего бы это ни стоило – все равно что подтвердить готовность, намерение нарушить все писанные законы. А решительность во взгляде парня напугала меня настолько, что я даже вздохнуть не смогла.       Слезы, ударившие мне в глаза, стали красноречивым ответом.       Я тоже люблю тебя. Но… как ты…       – Ты должна мне помочь, Рин, – решительность сменила подавленные нотки в голосе Юмичики. – Может, я паранойю, но ведь ты говорила, что неважно себя чувствуешь в последнее время. То, что ты мне сказала…       У меня все внутри сжалось от накатившего ужаса.       – Что?.. Нет, Юми, стой…       – Ты сказала, что встречалась со мной за день до учений, но мы ведь с тобой не виделись. До тебя также не долетали мои адские бабочки, как и твои – до меня.       – Юмичика, это…       – Что, если кто-то?..       – Юмичика, хватит! Что за чушь ты несешь?! Мне и так плохо, а ты еще оправдываешь наши ссоры! Это нелепо! Нашел, о чем говорить! Естественно, я врала, ведь мне же обидно было!!!       Я не знала, как еще спасти ситуацию, в панике просто сорвалась на крик, отпрянула, заставив и парня откровенно опешить. Мне стало трудно дышать, в ушах уже стоял не тихий гул, а звон колоколов. И все, что я могла сделать, это смотреть на Юмичику в ужасе распахнутыми глазами и, чуть покачав головой, сложить губами краткое «замолчи, не надо».       Не надо копать в этом направлении. Я не знаю, кто слышит нас, не знаю, кто наблюдает за нами. Может, Акон – это вовсе не Акон. Может, кто-то по ту сторону камеры видеонаблюдения вовсе не научный сотрудник. Может… может…       Задыхаясь от накатившей паники, я почувствовала, как живот обожгло огнем, а слабость ударила в позвоночник. Тело словно отреагировало на невидимую угрозу, посчитав обуявшие мною эмоции сигналом к действию.       – Рин! Эй, посмотри на меня! Рин!       – Аясегава-сан, отойдите от стекла, это опасно. Лучше уйдите!..       – Нет! Я не оставлю ее здесь! Она!..       Крики мужчин смешались в жутком звоне. Гортань и язык обожгло белой субстанцией, которая хлынула изо рта и носа. Я ничего не успела сделать, даже осознать происходящее, когда почувствовала резкую боль в шее и запястьях. Почувствовала удар о стену и настолько острую боль в спине, что перед глазами моментально все погасло.       Были крики. И вот их нет.       Как нет и эмоций. И боли. Ничего.       Ни тепла, ни холода. Ни страха, ни радости. Внутри – сплошь темнота и белый туман, парящий над густой белой жидкостью, в которой я сидела, словно лягушка на болоте. Скорпион в пустыне.       Ничего и никого, похожего на живое существо, на частицу моей души.       Абсолютная пустота. Вот кем я была внутри – Пустотой с большой буквы. Сосудом, который наполнили сплошь мертвой энергией. Энергией, которая липла ко мне, и будто удерживала в глубине души эмоции и переживания, позволяя показаться наружу лишь чистому разуму, не обремененному человеческими особенностями: переживаниями, эмоциями, эмпатией.       Так даже проще. Так даже легче.       Потому что, час за часом, день ото дня сидя в ожидании приговора, я могла спокойно обдумать возможный план побега. И не отвлекаться на воспоминания о Юмичике, о том, сколь болезненным был его взгляд, как глупо он себя вел, поддавшись чувствам. Но он сказал, что любит меня… Искренне.       В груди болезненно защипало.       Я люблю тебя…       И вот опять – отвратительное жжение под ребрами. Дышать даже тяжело.       Я тоже люблю тебя, мой милый Юми. Я тоже… я тоже. И я не сказала этого.       Слезы ударили в глаза.       Да что за напасть такая?       Больше ко мне кроме исследовательской группы никто не приходил. Акона я и вовсе не видела. Вместо него, видимо, теперь работала Нему, но наблюдая за действиями сотрудников, не сказал бы, что они делали что-то существенное. Приступы повторялись все чаще, на этот раз не только из-за переживаний и эмоций, которые становились день ото дня тусклее.       Похоже, меня списали в утиль.       Ожидаемо.       Отслеживая свое дыхание, как воздух медленно наполнял и покидал легкие, я сидела на голом полу.       Кормили раз в день какой-то скудной пищей, да и то это Нему приносила поднос. То ли опасались, что я сожру кого другого, то ли выболтаю информацию.       Никаких удобств в этот раз. Лишь цепи и ошейник с наручами в качестве разнообразия. Хм. С таким подходом хоть мой любимый дисковый плеер дали, чтобы музыку слушать. Либо мальчика для развлечения бы подкинули. На худой конец вибратор, you know. Скука смертная, ничем не потешишь себя перед смертью.       Мысли о смерти не вызывали страх. Наоборот, я ждала, когда настанет день «икс», потому что представится единственный и последний шанс на побег. Действовать придется наверняка. С помощью цепей меня не убить, разве что смогут задержать. Либо попытаются усыпить и вывезти, либо попробуют уничтожить в этой камере. Как бы то ни было, в первом случае, чтобы высвободиться, мне потребуется энергия. Сценарий действий для обращения я уже выучила за минувшие дни, тут даже думать не придется. Надо напасть на того, кто придет. Сразу, без размышлений. Парализовать ядом, высосать из него максимум реацу. Дальше – убить охрану.       И выбираться. В любом из вариантов придется полагаться на шумный побег. Хотя, если одеться в униформу моей жертвы, возможно… Нет. Вряд ли. Я, скорее, потеряю контроль над собой. Мне нужно закрепить мысль о побеге в сознании, чтобы не носиться в этом лабиринте, как тупое животное.       Тупое животное, именно. Без реацу, казалось, я превращаюсь в тупое животное. Пустификация, казалось, сначала сводила к минимуму мой эмоциональный диапазон, а после трансформации забирала и способность анализировать. Почему нельзя было обойтись без второй опции? В первой даже есть свои плюсы – чистое сознание незамутненное тупыми порывами «сердца и души».       За дверью послышался шорох шагов. Похоже, принесли очередной бесполезный ужин. Наверное, развлекали едой, чтобы я окончательно не сошла с ума. Так-то технически я могла продержаться и без еды неделю, питаясь… энергией из воздуха. Но, учитывая, что свободных рейши не было в воздухе благодаря научным приблудам НИИ… еда, так еда.       Жаль, что не живая.       Я никак не отреагировала на открывшуюся дверь, сидела себе у стены, уронив руку на согнутую в колене ногу, да ожидала. А секундой позже насторожилась. Словно лисица, почуявшая кровь.       Цепи остались неподвижны. А обычно, перед тем как войти в камеру, Нему или другой несчастный с помощью автоматического механизма натягивали их до половины метра. Чтобы я не напала на них.       Оставаясь сидеть неподвижно, открыла глаза и в тусклом желтоватом свете, льющимся из коридора сквозь стекло, понаблюдала за тем, как незнакомый парень в костюме лаборанта заносит поднос внутрь. Заносит? Внутрь?       Я принюхалась. Незнакомый запах... нет, что-то знакомое все же есть. Уровень духовной энергии так себе. Вроде. Оставил дверь открытой. Это проверка такая?       Быть может, другой возможности не представится.       Резко перегруппировавшись, я бросилась вперед, и… буквально через долю секунды почувствовала, как голову чуть не оторвало от шеи. Захрипев и упав обратно, чуть не задушила себя, повиснув на коротком отрезке цепи. Позвонки аж хрустнули, гортань так вообще обожгло огнем. Неуклюже поднимаясь на четвереньки и подползая к стене, я принялась судорожно откашливаться.       Какого хуя? Чуть шею себе не свернула. У меня же в запасе были два метра цепи, так куда?..       Обернувшись, я обнаружила, что меня действительно удерживали на коротком стальном поводке. Но как? Когда он успел сократиться?       Вновь посмотрела на сотрудника научно-исследовательского института. Парень безмятежно наблюдал за мной долгие секунды, и в момент, когда его губы окрасила снисходительная улыбка, я словно почувствовала знакомый острый запах. Даже не так, не почувствовала. Мне позволили почувствовать.       Выпрямившись, полностью развернулась и сложила руки на груди. Угрюмо уточнила:       – Если ты здесь, не чтобы продолжить начатое перед учениями, лучше оставь меня подыхать в скуке.       – Можно сказать, что как раз за этим.       – Если что, я про то, как штаны с тебя хотела стянуть. Так что не стесняйся, я вся внимание, – не спуская напряженный взгляд с собеседника, своим комментарием обрушила на наши головы до боли неловкое молчание.       Пауза затянулась еще подольше.       Видимо, к таким оборотам речи наш эстет злодей не привык. Да я тебе весь пафосный сценарий эффектного появления своими шутками про члены испорчу. Это меньшее, что я возьму в качестве компенсации за потраченную жизнь.       – Не стоит так разговаривать с тем, кто может предложить тебе спасение.       Решил не игнорировать влажные шутейки. Хоть что-то. Тем не менее я невольно глянула в левый угол под потолком и поинтересовалась:       – А тебе самому не понадобится спасение? Человеческий глаз можно обмануть, но не оптику: объектив, матрицу… или твои фокусы уже за рамки физики выходят?       – Об этом не стоит переживать. Точнее, это меньшая из твоих проблем, Рин-сан.       Благо, вовремя додумалась сказать «фокусы», а не «иллюзии», и уж тем более «занпакто». Ведь никому о своей истинной силе меча Айзен не рассказывал в Готее. Кроме Гина и Тоусена.       Вообще, насколько я помнила, занпакто Айзена искажал именно восприятие органов чувств, а не само пространство, а это означало лишь два варианта: либо охрана поддалась влиянию его меча, либо по ту сторону за нами наблюдали его люди. Либо он убил их… хотя, такой вариант маловероятен, вряд ли бы мужчина стал оставлять за собой такие следы. Это прямо крик: смотрите, кто-то помог монстру в клетке выбраться.       – Обратил меня в монстра, а теперь предлагаешь спасение, – отпрянув и облокотившись спиной о стену, я устало выдохнула. – Раз предлагаешь такое, то лучше бы показал свое настоящее лицо, а не прятался бы за иллюзией.       – А с чего ты взяла, что не это мое настоящее лицо?       Самодовольная ухмылка не пришлась мне по душе, я нахмурилась, почувствовав, как волнение обожгло грудь. В голове зазвенело. Интересная получалась ситуация, ведь действительно, я не могла знать, что всю кашу заварил Айзен Соуске, и раскрывать перед ним карты довольно опасно. Если признаю в нем капитана пятого отряда и откажусь от помощи, он меня убьет.       Я слишком много знала о нем, чтобы так просто открываться. Но если подумать, то мужчина действительно мог стать моим шансом к освобождению. Что бы он ни задумал, все же считал меня своим творением, использовал военные учения в качестве полигона для испытания моих сил. И все ради того, чтобы меня потом уничтожили?       Ебанная надежда… но разве это не шанс?.. сбежать?       – С того, что вряд ли бы ты стал светить своим настоящим лицом перед камерами, да перед сотрудниками НИИ, пока шел сюда. Может, обратился бы кем-то другим. К тому же тебя, в кого ты превратился, я вижу впервые, с тобой я ни разу не сталкивалась. У меня неплохая память на лица. Будь ты тем, кто способствовал моему появлению в этом мире, то постарался бы подобраться поближе, хоть раз или два пересечься со мной.       – Не сказать, что убедительная аргументация. Почему ты думаешь, что я не могу быть простым скромным членом двенадцатого отряда?       Он тянул время? К чему все эти вопросы?       Ладно, была не была. Терять особо нечего.       – К тому, что давать своему лейтенанту бомбы с символами, которые использовались в заклинании призыва душ, ну такое себе… капитан, – жестко выделила я последнее слово, после чего прищурилась. – Вы наложили иллюзию, скрыли свою реацу, но не удосужились тщательно скрыть запах. Сейчас я все чувствую намного острее из-за этой чертовой пустификации.       Тут, конечно, игра 50 на 50. Сейчас-то я действительно остро ощущала его запах, тот же запах, что и при встрече с якобы Юмичикой на поляне в роще. Но тогда я не могла знать, что передо мной другой человек. А других вариантов, где я встречалась с Айзеном в достаточной близости, чтобы запомнить, как он пах, ну… такое. В общем, пыталась выглядеть умнее, чем являюсь благодаря спойлерам о сюжете.       – Что бы ты мне не предложил, отказываюсь, – нарушила я паузу. – Ты превратил меня в чудовище. И наверняка хочешь завершить процесс, раз пришел сюда. А здесь мне помогут не допустить этого.       – Я так не думаю. Ты тоже была для них экспериментом, Рин-сан. И можешь не лгать относительно своего спасения, ведь сама понимаешь, что тебя ждет через пару дней. Они избавятся от тебя.       М-да, блефовать с ним – такое себе.       – Интересно, из-за кого?       – Мне жаль, что так вышло, я действительно не люблю причинять вред людям. Однако, твое появление было, можно сказать, приятной случайностью. Я лишь постарался исправить ошибку, которую допустили другие.       Не любил причинять вред людям?       Держите меня, чуть не закатила глаза.       И что за ошибку? Это он о двенадцатом отряде или же своих балбесах-сектантах, из-за которых я стала не обычной энергией, которую они собирали, а… а. Ага.       – Я всего лишь неудачный эксперимент. Зачем так долго обхаживать меня? Какой я для тебя представляю интерес?       – Скажем так, в тебе есть кое-что особенное. То, что я искал. Особая энергия, частица этой энергии. И из-за неумелых рук она оказалась в тебе.       Что еще за особая энергия? Не про пустифицированные частицы же речь. Обезьяний мозг соображал и с трудом, и в то же время ненормально быстро. Собирали… для хогиоку, полагаю. Собирали, что-то особенное собирали.       Ладно, что именно, сейчас не имело смысла. Но прояснился факт, из-за которого Айзен обратил на меня внимание. Но зачем все эти трудности с обращением в Пустого, если он мог… не знаю… убить меня и забрать то, что ему требовалось? Скормить хогиоку в конце концов?       Пока что вывод имелся один:       – Ты хочешь посмотреть, во что я обращусь с этой… энергией. И подстроил все так, чтобы выбора у меня не осталось, кроме как желать жить. Сыграло любопытство и научный интерес. Думаешь, что я буду благодарна за это? Ты не мой спаситель, ведь из-за тебя я и оказалась в этой ситуации.       – Я предпочитаю все доводить до конца. И, боюсь, твой отказ будет неуместен для нас обоих.       Сердце вдруг болезненно сжалось, к горлу подкатила тошнота. Схватившись за цепь левой рукой, чтобы устоять от внезапно ударившего приступа недомогания, я обратила раздраженный взгляд на мужчину. Точнее, все еще парня. На его губах играла самодовольная ухмылка, мягкая, и оттого раздражающая.       Приступ усилился, вынудив меня упасть на колени. Цепи звонко лязгнули от резкого движения.       – Увы, я не могу допустить, чтобы все закончилось на столь печальной ноте. Хотя, наоборот, результатом я удовлетворен. Поэтому не могу допустить, чтобы глупцы из Готея так варварски обошлись с тобой.       – Что ты?.. Кха… – приступ повторился, и на этот раз боль пронзила острой стрелой с ног до головы, заставив согнуться в три погибели. Язык обволокло вязкой жидкостью.       – То, что ты сейчас чувствуешь, это зов артефакта, для которого ты предназначалась как пища. Он дестабилизирует тебя, пытается вытянуть энергию – это то, чего я желаю. Но также, увидев потенциал, результат внезапно посетившего меня вдохновения, я захотел сделать кое-что другое – более совершенное существо. Однажды я уже пробовал, но получилась посредственность. А с тем, чем обладаешь сейчас ты, я смог добиться значительного успеха, и все, что мне нужно, это запечатлеть твою полную трансформацию.       Пока он говорил, его левая рука находилась в кармане, вероятно, сжимая хогиоку, который и разрывал меня на части. Я буквально ощущала, как сгорала изнутри, как пустифицированная энергия рвется наружу, тянется к артефакту, вызывая агонию, из-за которой хотелось выть диким зверем.       – Чтобы тебе было легче решить, предлагаю взглянуть на кое-что.       После этих слов раздался звон бьющегося стекла, заставивший меня поднять взгляд. Айзен все еще держал облик юноши-лаборанта, оригинал которого лежал у входной двери в луже крови. Я даже испугаться не успела, как последовал металлический звон и надо мной пролетело лезвие, разбивая цепи. Секунду я застыла в замешательстве, после чего, похоже, сработали датчики, и в коридоре заорала тревога.       – Ах ты… ах ты тварь! Кха!       Злость накатила вместе с новым приступом, и вместе с ругательствами из глотки хлынула белая вязкая дрянь. Едва ли успев подняться с колен, я вновь рухнула на пол, с трудом переживая отравляющее воздействие трансформации.       – У тебя есть три варианта действий, Рин-сан. Ты отказываешься от моей помощи и пытаешься выбраться самостоятельно, но тогда тебя ожидает лишь смерть. Также я могу поглотить твою душу прямо сейчас. Либо, – взмахнув катаной, Айзен спровоцировал позади себя искажение пространства, которое разошлось рваными разрывами, открывая бескрайнюю черную пустоту. – Либо я даю тебе возможность сбежать в место, где ты без вреда для людей сможешь завершить свою трансформацию. Займет это дни, недели или месяцы – я точно не скажу. Но я обещаю, что ты не пожалеешь о том, кем станешь. В любом случае ты обретешь свободу. Как этого давно и хотела.       Гарганта – черная пасть, открывающая проход в безвестное ничто. Айзен предлагал мне сбежать в Уэко Мундо. Правда, вместо людей, я могла столкнуться с куда более опасными тварями.       – Ну же, Рин-сан. Выбор за тобой.       Выбор, как же. Выбора-то меня и лишили, лишил ты. Злость, отчаяние и бессилие терзали тело до дрожи в коленях, а сжигающая изнутри агония не оставляла иного выбора, как раздраженно зарычать:       – Я буду твоей величайшей ошибкой, ублюдок, – и с ненавистью к собственному решению, я прыгнула в густую непроглядную темноту.