Для меня зажги звезду

Джэджун осматривает полупустой лобби, пока за спиной с тяжёлым грохотом закрывают массивные двери отеля. Как он и сказал Саймону, у синтян не предусмотрены тюрьмы, клетки, башни или подвалы, всех собирают вот в таком древнем отеле. Это здание по документам переходит от наследника к наследнику и принадлежит одной семье на протяжении вот уже нескольких веков, а по факту — одному синтянину, члену совета. Каждому гостю выделяют номер, где он пребывает пока идут разбирательства по его делу. Никто, кроме приглашенных, не имел права сюда входить, отель не давал рекламы и не обслуживал посторонних, всё происходило за закрытыми дверями. С виду это была обычная гостиница, меняющая свой облик с веяниями моды, но оставляющая на себе пыль веков в виде многих старинных коллекционных предметов, которые были приобретены не на аукционах, а, скорее всего, из рук самих авторов, что уже давно почили, или поменяли свои имена. Двери, конечно, запирались, но любой из них мог спокойно сбежать, это не преграда для них, все эти засовы больше служили охраной от нежелательных зевак, чем пленом для гостей. Но никто не бежал, Джэджун знал, что где-то в этих номерах сидит и Пак Туен в ожидании приговора, и приговор этот будет не мягким, но тот тоже не бежал. А куда? Куда сбежишь с Земли от Солнца? В Космос? Даже если синтянин станет космонавтом, в первую очередь он полетит в сторону Солнца, а свет этой звезды догонит и в других галактиках. Да к тому же, попытка бегства действительно только ухудшит положение перед советом. Ким медленно подходит к регистрационной стойке, минуя сидящих в стороне отдыхающих мужчин и женщин. Глаза всех были устремлены в газеты или компьютеры, но Джэджун чувствовал, что его провожают, каждый шаг изучают и улавливают колебания его энергии, оценивая мощность. В этом нет ничего странного, он точно так же вбирает всеми фибрами чужие потоки, своего рода, первое знакомство, гораздо более глубокое, чем просто визуальное. Так и хочется сказать: «И снова здрасьте!» Джэджун не впервые стоит перед администратором, но к обычному чувству дежавю теперь добавилось и волнение. Если раньше Ким приходил сюда с некоторой лёгкостью, даже азартом, каждый раз делая для себя ставки на итоговое наказание, то сейчас ему было не до смеха, было что терять, было за что бороться, было к кому возвращаться, и вообще, сейчас у него была жизнь, а не простое существование, жизнь, наполненная яркими красками и счастливыми ураганами. — Мистер Ким, рад приветствовать вас вновь в нашем отеле. — Администратор гостеприимно улыбается, но Ким не может выдавить из себя ответного приветствия. Ему подают ключи от нынешней камеры. Похоже, что на этот раз его особу поселят на самый верх, туда где люксы расположены, надо же, какая честь! Даже в предварительном заключении можно хорошо отдохнуть. — Не подскажите, в каком номере расположен Пак Туен? — интересуется Ким, хотя понимает, что так просто ему не выдадут «дружка». Здесь вообще всё не так просто, не так как у людей, и скрывают этого урода не потому, что боятся расправы кого-то над кем-то или вообще схватки; между ними должно сохраняться благонравное поведение, не смотря на произошедшее, ведь они не примитивные животные, чтобы опускаться до каких-то разборок. Большинство членов совета уже проголосовали за конечный исход существования этого мужчины не из-за того, что тот причинил вред человеку, а из-за воровства вспышки и постыдного поведения, если бы Пак убил простого землянина — это приняли бы к сердцу не так близко, как унижение своего же. Каждый синтянин является представительским лицом их гордого народа, унижение одного, как удар по всем, так как задета честь всей энергии первозвезды. Ну, а Саймон вообще остался жив и искра не пострадала, поэтому изнасилование, в общем-то, и не рассматривали, как преступление с его стороны. — Простите, но это конфиденциально. Вы можете только случайно его повстречать, но, надеюсь, вы будете общаться в рамках приличия. Помните — в вас есть часть нас. Ким тяжело вздохнул и направился к лифту. «Такое я никогда не забуду. Какая может быть речь о свободе, если я весь, до последнего фотона, принадлежу Солнцу. Каждое моё движение должно быть залогом победы, иначе это общество задушит, наступит острым каблуком благородства на кадык и задавит как таракана за провал, за позор привнесённый в идеальный образ первозвезды». До встречи с Саймоном немало было приключений, бед и побед, встреч и расставаний, наказаний и награждений, Ким никогда не вписывался в свой мир и не принадлежал к человеческому, но всегда думал только одно: солнечная система почти идеальна, не хватает лишь второго светила, тогда будут все счастливы. Но лишь он один является уродом в этой вселенной, лишним элементом в составе мироздания, мешает всем и приносит одни неприятности. Он воспринимал окружающий мир как бес, попавший случайно в рай. Он пытался стать частью его, притворялся долгое время законопослушным гражданином и пытался завоевать уважение окружающих, трудясь на благо народа. Но Джэджун быстро уставал, словно плыл против течения, хотя все плыли туда же, либо он как рак пятился назад, когда все идут вперёд, навстречу светлому будущему. Вся жизнь Джэджуна превратилась в вечную борьбу с самим собой, своими принципами и желаниями, а также в редкие срывы с этой праведной тропы. Но вот он встречает своего малыша, который так любит его, принимает таким, какой есть, просто глотает со всеми потрохами и восхищается, а также дарит ему всего себя в ответ. Поняв в этих отношениях настоящие ценности своей жизни, Ким пересматривает окружающий мир, на отражение которого смотрел в кривом зеркале всё это время. Нет ничего идеального и никогда не будет, вся эта система лишь иллюзия счастливой жизни. Нет тех законов, которые одинаково подходят под все ситуации, под каждый характер, под все неожиданности, и невозможно предугадать, ошибёшься ли ты, защищая родного человека, при этом убивая другого чьего-то родного в состоянии аффекта. А может пожалеть грабителя, отдать ему всё и отпустить, тем самым подставляя под опасность жизнь других людей, ведь тот, возможно, и не остановится на тебе. Джэджун понимает, что его понятие о счастье никак не вписывается в систему людей и синтян не потому, что он урод, а потому, что всё не идеально, и он больше не собирается убиваться ради уважения других незнакомых ему личностей, ведь у него есть один, мнение которого важнее всех остальных. Джэджун осматривает свои хоромы, слишком большие для одного и слишком шикарные для его незначительного прокола, словно закармливают сладким перед тем, как сунуть в рот горькую пилюлю. Он подходит к окну, осматривает сверху открывшийся город, дождливый, серый, чужой и неприветливый. Если из Сеула он отправился в 8 вечера, то здесь ещё и время обеда не настало, словно в прошлое попал, перешагнул время назад и вернулся и сейчас снова пойдёт обедать. Вот бы ему так вернуться на несколько месяцев назад, в тот день, когда встретил своего питомца впервые, когда так хотел высосать из него всю душу, требовал с него энергию. В какую страну надо сбежать, чтобы вернуться в такое «давно»? Мужчина сейчас отдал бы всё, сделал бы всё, что смог, лишь бы начать всё сначала, лишь бы снова влюбиться в малыша и оградить его от всех неприятностей, лишь бы избавить того от этой искры и жить тихо вдвоём с ним. Но ничего уже не исправить, ничего не переделать, и он смотрит в центр Лондона, пытается выискать глазами тот отель, номер в котором он забронировал для Цзюня. Завтра они приедут сюда с охранниками. Он будет почти рядом, почти близко, почти тут. Джэджун смотрит на своё запястье, где уже не видна нить. Она есть, он знает, но ничего не видно, потеряна единственная на данный момент связь с мальцом, а Джун чувствует себя, словно выброшенным на скамью запасных в игре, которая продолжается уже без него. *** Он впервые сел на самолёт, впервые слышит этот тихий гул, впервые волнуется, боясь катастрофы и воздушных ям. Чувствует себя неловко, словно маленький ребёнок, попавший на взрослую тусовку, старается не показывать, что весь полёт для него впервые, но постоянно тупит, так как торопится. Хорошо, что рядом двое мужчин, что подсказывают, что да как, иначе он уже улетел бы на другом самолёте или, по крайней мере, потерял бы время, выискивая нужный рейс. Если Ли сказал, что нужно идти в первый выход, так Саймон и идёт в первый попавшийся, ориентируясь на развилке правилом правой руки, ведь Ли не сказал, что выход должен быть под номером один, а то, что под потолком цифра один указывает налево, он посмотреть не успел, и лишь своевременная реакция Ли Су Мана вернула его на нужную тропу. Но раздумывать над всеми тонкостями посадки Сэми не собирался, его мозг постоянно заливало прибойной волной мыслей о Джэджуне. Вчера его забрали, всё произошло очень быстро, можно сказать искромётно, двое конвоиров, на вид обычные люди в белых классических костюмчиках, встали у порога в ожидании, зачитав перед этим принятое на совете решение. Джэджун уже был готов, да и готовить-то нечего было, лишь костюмчик приодел, да телефон во внутренний карман пиджака всунул. Они, конечно же, мужчины, но не отказали себе в вольности обняться на прощание, обняться вот так трогательно, словно в последний раз, но при этом закрепляя связь друг с другом, чтобы воссоединиться вновь, чтобы найти потом на этой круглой планете любимые глаза и поцеловать любимые губы. Несколько секунд Джэджун шептал малышу на ухо, чтобы тот берёг себя, так как солнечная нить сейчас пропадёт и он не сможет уже предупредить его об опасности, чтобы доверял охранникам и слушался их. Саймон слышал всё это уже ранее и в этот момент лишь концентрировался на шёпоте старшего, на его дыхании, на движении пальцев по его спине, что с такой силой сжимали ткань футболки. Ким отстранился, посмотрел в его глаза, перевел взгляд на своё правое запястье, подошли конвоиры. Они лишь коснулись его рук и яркая вспышка спрятала всех троих, лишь невесомое движение воздуха оставило шлейф парфюма Джэджуна. Сэми стоял один в холле, казалось, он остался один на всей планете, даже звуки словно исчезли из атмосферы, лишь этот шёпот призрачно согревал перепонку. А сейчас перешёптывались пассажиры, Сэми сидел у окна, а рядом Гёкхо и Су Ман. Парень с интересом смотрел, как эти грузные амбалы втискиваются в узкие кресла, как толкают друг друга широкими плечами, пытаясь поудобнее сесть, и кряхтят, аккуратно проверяя свои карманы. Когда самолёт взлетает, Цзюнь навешивает наушники, включает любимые треки, они помогают видеть мир не в таких уж тёмных тонах, если, конечно, выбрать нужный плейлист, и отключается от окружающих, от этой возни на соседних креслах, от негромких переговоров вокруг, от волнения за будущее. Полёт проходит тяжело, непривычный к одному телоположению в течение нескольких часов, Саймон пытается разминать затекающие мышцы, каким бы не было кресло удобным, всё-таки движение — это жизнь. Хотелось бы выйти, но как только взгляд падает на коридор четырёх ног в чёрных брюках, желание ползти на волю как-то отпадает. Саймон глотает воду, крутит стопами и кистями рук, гоняя застоявшуюся кровь, изучает проплывающие облака, всматривается в голубизну неба. Вообще-то, оно должно быть фиолетовым, но наш глаз улавливает только такой спектр, и если сейчас подумать: «ах как было бы хорошо увидеть фиолетовый небосвод», то надо готовиться к тому, что красоту красных и оранжевых закатов мы тогда не увидим, так что наслаждайся тем, что дарит природа. Полет длился двенадцать часов, двенадцать долгих часов. Сэми всё-таки не выдержал затворничества и полез через выставленные колени охранников, туалет призвал его после выпитой бутылки воды и двух стаканов сока, Ли сопровождал парня даже туда. После этого Саймон уже не садился на место, прогуливался по салону, пока стюардесса не сообщила о предстоящей посадке. На выходе из аэропорта Хитроу их троицу встречает помощник госпожи Ларкинс, предоставлен бронированный лимузин, где уместились все гости. Помощник, мистер Картер, распоряжается ехать в особняк Ларкинс, но Сэми останавливает его. Син Гёкхо объясняет, что они проведут первые дни в отеле, потому что так распорядился сам господин Ким. Помощник не собирался ни с кем спорить, доставить гостей любой ценой в особняк указаний не было, лишь просьба встретить и разместить их в доме, но раз те отказываются, то ему лишь хлопот меньше. Ким заранее заказал номер в отеле Me London, постарался, чтобы пребывание его малыша в чужой стране было максимально интересным, а не мрачным. Пятизвёздочный отель порадовал глаз парня не хило, огромный сюит на двоих смущал его, но в то же время восхищал. Сэми смотрел с тридцать шестого этажа на серый город, заставленный зданиями в эклектичном многообразии архитектурных стилей, но им он уже не восторгался. Где-то там, в одном из этих огромных зданий, сейчас Джэджун отвечает за то, что взял на себя смелость наказать обидчиков Сэми. Извечная вселенская несправедливость протягивает свои щупальца ко всему бытию. Где сейчас богини Юстиция и Фемида, равноценно ли висят чашечки их весов? Сэми с балкона оборачивается в шикарный номер, огромный, красивый, но пустой. Охранники проверяют все углы, мебель, потолки. Оставаться с ними наедине парень ещё побаивался. Если до аэропорта их проводил Чон, а в самолёте было полно народу, то сейчас, когда он с ними в номере один, внутри тела поднимается паника. Сэми осматривает соседние пустые балконы, заглядывает через парапет и прищуривается, пытаясь разглядеть земную поверхность: вряд ли ему удастся докричаться до людей, если понадобится, да и бежать отсюда бесполезно пытаться. — Господин Гун, мы всё проверили, — громко сообщает Син, чем пугает парня, не ожидавшего его присутствия у себя за спиной. Сэми охает, крепче сжимает пальцы на барьере и слегка приседает, словно боясь упасть. — С вами сейчас останется Ли, я сменю его позже. Мы с ним постоянно на связи, так что если ваши планы изменятся, сообщите ему, он передаст мне. — Сэми растерянно кивнул на доклад стражника. — Всё хорошо? У вас напуганный вид, что-то случилось? — Ннет, всё хорошо. Можешь идти, — парень попытался натянуть улыбку и безмятежно махнул рукой. Син пристально посмотрел в глаза парня, но допрашивать не стал и удалился. Цзюнь ещё подождал немного на балконе, успокаивая нервишки и вглядываясь в горизонт, слушая перезвон машин, щебетание редких птиц, шум ветра в ушах. Он поежился от очередного порыва прохладного воздуха, собирался уже идти в номер, в тепло, но вдруг остановился. — Неплохо бы сейчас попробовать, — говорит он сам себе. — Как там учил Джуни? — Саймон прикрывает глаза, концентрирует всё своё внимание на осязании кожи, пытается почувствовать малейшие колебания воздуха вокруг неё и представляет, как нагревает газ своим теплом, но тело продолжает зябнуть. — Ну же, детка, помоги мне. Ведь ты можешь это, я не сомневаюсь. Согрей нас обоих, чудо моё. — Он разговаривает с искрой, словно видит сейчас её перед собой. Ощущая её в себе, ему становится не так одиноко и страшно, жаль, что она не может разговаривать, было бы очень весело проводить время вдвоём. Как бы Цзюнь не старался, воздух нисколько не нагрелся, а тишина в ответ на его просьбы заложила сомнения в его голову, а в своём ли он уме? Что бы подумал посторонний человек, глядя на то, как Цзюнь пытается управлять температурой воздуха и разговаривает с кем-то внутри себя? Сейчас парень даже себе самому не смог бы доказать, что всё происходящее в его жизни это правда, история становится всё более нереальной, фантастической, запутанной и опасной. В фильмах главные герои таких сюжетов — это в основном сильные духом люди, а Сэми совсем не такой, с каких-то пор отсутствие рядом Джэджуна стало его пугать и вызывало чувство, что он маленький и абсолютно бессильный. Он не проводил параллель, что со времени их знакомства с ним происходит много несчастий, наоборот, он считал, что как только хён не рядом, так беда тут же творит свои дела, словно старший был оберегом, амулетом, волшебным камнем, что подарила ему судьба. Он ведь на самом деле его ангел-хранитель, ангел мщения, падший ангел и самый главный архангел. Цзюнь входит в номер, потирая свои плечи, и ищет глазами плед. Ли устроился за журнальным столиком и скрупулёзно прочищал пистолет, он с вниманием посмотрел на Саймона, но тот прошмыгнул робко в спальню и закрыл двери. Щёлкнув замком, парень направился в ванную, чтобы согреться под тёплой водой и смыть с себя тяжесть перелёта, а позже завалиться в сон, так как в самолёте поспать не удалось. *** Джэджун жмёт кнопку первого этажа, где располагается ресторан, в котором он собирался поужинать, двери только дёргаются закрыться, как их останавливают рукой. В лифт репрезентативно входит Пак Туен, он чуть тормозит на входе, увидев внутри Кима, но этот миг пролетает и Пак встаёт спиной к врагу. Несмотря на все предупреждения о деликатности общения, а ещё лучше если они сделают вид, что не знают друг друга, Кима так и подмывало поджарить это отродье. И он прекрасно понимал, что тоже самое чувствует и Пак по отношению к нему. — Поздравляю! Недавно только узнал, что зародилась новая искра, — не оборачиваясь, говорит Туен. — Как ты только везде успеваешь наследить, Ким? — Стараюсь изо всех сил на благо народа. Разве не к этому все стремятся? — В голосе слышится лёгкая дрожь от едва сдерживаемых эмоций. — Возможно, вскоре на небосводе засияет вторая звезда. Жаль, но ты это вряд ли увидишь. Не повезло, — Ким с притворным сожалением цокнул и тяжело вздохнул. — С твоим везением, такое событие вряд ли произойдёт. Скорее, это мне жаль народ, что тешат себя жалкой надеждой увидеть чудо. Ещё никто не выжил, вынашивая искру. Если бы я знал раньше, то не стал бы устраивать всё это, а просто дождался бы смерти твоего питомца и наслаждался бы твоим горем. Пак был прав и бил этой правдой по больному месту, на котором уже и так живого сантиметра не осталось. Верил ли хоть кто-нибудь в успех этого опыта? Да и стоит ли вмешиваться в это? В любом случае, для синтян будет важна звезда, так что Джэджуну придётся отстаивать право на жизнь своего питомца самому. — Не дождался бы. У нас всё получится, я не сомневаюсь, — конечно, он врал. Сомневался, ещё как сомневался и мучился от этого очень сильно, но всё равно верил, что его мальчик всё выдержит, а он ему поможет. Только эта вера и держала его на ногах. Пак немного развернулся в его сторону и Ким заметил усмешку на его губах. — Так же, как с Юджон? — спросил он. — Тогда ты тоже был уверен, что всё делаешь правильно и у тебя всё получится, только вот девушка мертва. — Пак довольно выдыхает, ощущая повышение градуса в воздухе. — Кто бы мог подумать, что такое несчастье произойдёт? — История с Юджон тебя вообще не касается. То, что ты её любил, не отменяло того факта, что она мой питомец. Хотя ты и свою-то не смог удержать, что делал бы с чужой? — Джэджун тоже опустился до колкостей, пытаясь хоть в них найти разрядку накипевшей ненависти, иначе мог легко сорваться, ведь выдержкой он никогда не отличался. — Лиен ведь не зря бегала на сторону, чего-то не хватало? И надо же, влюбилась в такого невезучего мужчину, когда рядом успешный мачо. Да и Юджон, что-то не торопилась к тебе, после того, как мы… — Заткнись, Ким, — угрожающе шипит Пак. — Думаешь, сможешь спровоцировать меня сейчас? — Даже перекосившись от ненависти, он ухмылялся, как сумасшедший. — Хах, ты просто не знаешь, что произошло на самом деле с Юджон. Ты тоже искренне поверил в то, что она могла покончить с собой из-за такой сволочи, как ты? — Не думаю, что у неё была какая-то тайная любовь, — не сомневаясь отвечает Джэджун. — Она рассказывала мне всё, и о твоих подкатах в том числе. В тот день ты ведь прибежал ко мне и трепался об этом на весь двор. Так в чём твои сомнения? Двери лифта разъезжаются на первом этаже, но Пак не спешит выходить, какое-то гаденькое похихикивание вырывается из него. — В тот день, я пришёл за Юджон на тот утёс, где вы когда-то встречались. Предложил ей свои руку и сердце, но она отказалась. И знаешь, какой была отговорка? То, что вы предназначены друг другу, — мужчина в голос засмеялся. Джэджун лишь брезгливо оскалился, обходя ненормального «дружка». — Я ей говорил, что ты бросил её, что она не нужна тебе, но она всё твердила, что ты — часть её жизни, ты — спаситель. Она даже встала на край утёса и прикрыла глаза, все пыталась доказать, что ты сей же момент примчишься спасать её. — Он засмеялся ещё громче, когда его слова заставили остановиться Кима на выходе и, не поворачиваясь, ожидать продолжения. — Я испугался, что она упадёт и поспешил к ней, и, видимо, этим только напугал её. Она открыла глаза, когда я почти ухватил её за руку, и резко отпрянула… А там… — голос мужчины резко стихает, а с лица исчезает усмешка. — Я не сразу сообразил, что это всё-таки произошло. Когда спустился вниз… Не хватило, буквально, секунды… Лишь хруст костей… Даже подходить не стал. — Ты? — Ким резко разворачивается к Паку. — Так это случилось из-за тебя? — Его глаза горят ярчайшим огнём гнева. — Нет. Всё то и всё нынешнее, произошло только из-за тебя, Ким, — ядовито шипит Пак. Джэджун забывает о всяком благородстве и хватает ублюдка за грудки, с силой вталкивает в конец лифта и вжимает в стену. — Сука, ты хоть понимаешь, что ты мог спасти её? — шипит лиса, нагревая кончики пальцев. Пак даже не сопротивляется, лишь удовлетворенно улыбается в ответ, питаясь этими эмоциями жалкого Кима. — Нужно было лишь позвать меня, сказать точно, где она. Ведь она ещё дышала. Сволочь, я бы помог ей. Из-за твоей трусости потерялось так много времени. — Просто я спешил сообщить о том, что ты натворил, — смеётся Пак, сквозь сдавленное дыхание. — Мне нужно было, чтобы тебя застукали на месте преступления. Стычка была замечена и к лифту подбегают белмен с администратором. Тут же вырисовываются стражники, готовые скрутить обоих нарушителей спокойствия мирных гостей отеля. Джэджун уже понимает, что сейчас их просто растащат и со злости бьёт Пака в челюсть, вложив в удар всю силу. Его хватают за руки, отцепляя хватку от блейзера «дружка», который в этот момент вновь смеялся, вытирая хлынувшую изо рта кровь с губы и выплёвывая сломанный зуб. Белмен тут же предлагает тому чистый платок. — Господин Ким, такое поведение может быть чреватым для вас, — предупреждает администратор. — Не ухудшайте свое положение, послезавтра у вас слушание. Держите себя в руках, иначе придётся применить жёсткие меры. — Они с белменом помогают Паку выйти из лифта, пока стражники держат раскалённого Джэджуна. Отдыхающие в фойе заключённые с интересом наблюдали за короткой стычкой, но когда Пака уводят из лифта, все уже равнодушно возвращаются к прерванным делам. Стражники удостоверились в спокойном дыхании Кима по прошествии некоторого времени и отпустили его, попросив, впредь быть более сдержанным, так как всё это будет доложено в совет, а там такого не приветствуют. Джэджун забывает про обед, его голова начинает гудеть, перебирая все слова, сказанные Паком. На протяжении семисот лет он считал, что стал виновником смерти собственного питомца, истязал себя чувством вины, много раз пытался предположить, что он сделал бы, зная заранее про гибель девушки. Всё это время он ни разу не задумался о том, что то могло быть и не самоубийством, слишком красочно в тот день Пак описал состояние Юджон, по причине которого она сделала тот роковой шаг с утёса. Никто не сомневался в правдивости его слов, и никто даже не прислушивался к словам служанки, которая утверждала, что госпожа, до того момента, пребывала в весьма приподнятом настроении. Возможно, назначили бы расследование, если бы сам Джэджун рассказал то, что произошло с ним в тот день. Но он молчал, а сплетни об убийстве им, а не суициде, быстро разлетелись по устам синтян, обрастая листвой вымышленных подробностей. *** Джэджун устраивается на кровати, подтягивая на свои колени лаптоп. Сейчас на нём лишь халат, накинутый после вечернего душа, но он не заморачивается на это, так как делает вызов Сэми, который до сих пор откладывал, опасаясь, что малец заметит гнетущие после разговора с Паком эмоций. Улыбающееся родное лицо, словно взмахом волшебной палочки, заставляет забыть обо всём дурном. — Привет честно́й братве, — парень хихикает, устраиваясь поудобнее на своей кровати. — Побазарим? — Сэми, — с мягким укором произносит мужчина, — здесь не тюрьма, не нужно этого жаргона. — Он молчит, наслаждаясь картинкой, хотя до этого запланировал кучу вопросов, которые сейчас ему казались лишними. Он видел своего малыша весёлым, целым и невредимым, а большего ему, наверное, и не надо было. Разве что… прикоснуться бы к нему. — Я так соскучился, — произносит он, ощущая комок в горле. — Хённи, ты только вчера свалил. Или уже позавчера? — Сэми натужно сдвигает брови, пытаясь сориентироваться во времени. — Я потерялся уже. Сколько сейчас в Сеуле? И какое число? — Я соскучился с того момента, как переступил порог дома, — продолжает Джэджун. — У тебя всё хорошо? Как тебе номер? — Маловат для моей персоны, — Сэми указательным пальчиком постукивает по подбородку. — В следующий раз заказывай двухэтажный, и чтобы с бассейном обязательно был. — Зачем, ты же не умеешь плавать? Или уже научился? — Ты вот совсем не автогонщик, даже наверно ни разу не пробовал, но почему-то носишь космограф Дейтона. Спрашивается: зачем? — парирует Цзюнь, вытягивая губки вперёд и глядя куда-то вверх, словно действительно ищет ответ на этот вопрос. — Яснее ясного — выпендрёж, — подводит он итог своим изысканиям. — Я оплачу тебе с бассейном, как ты хочешь. Если захочешь, будет там и парк для тебя. Ты же любишь лес? — Ким прикасается к экрану компьютера, проводя по картинке лица любимого человечка. — Не надо мне бассейна, не надо леса. Хочу, чтобы ты снял этот бесящий халат. — Цзюнь видит недоумение на лице старшего. — Могу спорить, что ты сейчас голый под ним. — Ты хочешь порнушку посмотреть? — Джэджун ведёт один уголок губ вверх, ухмыляясь над распущенностью малыша. — Брось, Сэми, ты же не развратник? Как говорит аджумма, ты же " такой хороший мальчик». — А люди говорят: хорошие мальчики заберут тебя на небеса, а плохие мальчики — достанут для тебя эти небеса. Я латентный плохиш. — Саймон стягивает с себя футболку, показывая всю серьёзность его намерений. — За тобой ещё должок, Джуни. Ты помнишь, что обещал мне, когда позвонила Ларкинс? Джэджун растерянно наблюдает за малышом, который сейчас, видимо, стягивает с себя шорты. Он сглатывает от шока, пытаясь расслабить горло и найти нужные слова. Чего ожидает сейчас от него Сэми, так внимательно вглядываясь в экран? Похоже, его бездействие затянулось. — Ну что? Так и будем строить сейчас из себя дженпельменя? — Сэми постучал костяшкой пальца по экрану камеры. — Мне становится скучно. Я жду вечерней сказки, папуля. Халат… Джэджун зачем-то оглядывается, словно боится увидеть в своём номере постороннего и стягивает халат с плеч. — Что ты хочешь, Сэми? Учти, я не собираюсь стриптиз танцевать. — Учёл. Он мне и не нужен. Ммм, я бы тебя сейчас облизал. Всего. — Парень проводит языком по губам. Начал бы, конечно, с губ, — он приглядывается, — нет, лучше вот с той родинки. Она мне больше всего нравится. Там такое тёплое местечко. — Сэми показывает на себе кожицу под ушком. Джэджун инстинктивно тянет руку к своему уху, проверяя ту самую родинку и поглаживая, представляя при этом, как это сделал бы малыш. Память резко выдала тот аромат волос малыша, что Джэджун втягивал в себя каждый раз, когда он процеловывал его шею, а также ощущения прикосновений его рук к телу. — Соски. Потрогай их, пожалуйста. Хочу смотреть на тебя, — Сэми приблизился к экрану, закусил губу и свёл в ожидании брови. Такой взгляд мальчишки заткнул сформировавшееся на языке возмущение, а руки покорно потянулись к груди. Мужчина и сам не сводил взгляда с малыша, пока большими пальцами, как по струнам, играл с сосками. Тот уже раскраснелся, губки приоткрылись от тяжёлого дыхания, взывающий взгляд возбуждал Кима не меньше, чем собственные пальцы. — Я хочу почувствовать их вкус на своём языке, — шепчет Сэми, раздувая ноздри. Просто сидеть уже нет сил и он освобождается от шорт и боксеров полностью. — Хочу целовать твой пресс, покусывать мышцы. — Он встаёт на колени и тянется рукой к паху. Джэджун удивляется, как мало нужно парню, чтобы вот так возбудиться, и ему, кстати, тоже. Он всегда думал, что это большей частью заслуга солнечной нити, связывающей их, но даже находясь вот на таком расстоянии, понимает, как хочет приласкать его, исследовать губами знакомое до каждого изгиба тело, почувствовать его жизненное тепло, насладиться в полной мере его любовью, утонуть в ней и содрогаться в счастливых конвульсиях. Одна рука непроизвольно проглаживает горячий торс, опускается вниз к возбудившемуся органу, тикающего нетерпением. — Покажи мне его, — просит Сэми, смачно облизываясь. — Ты уже хочешь? — Хочу, — хрипит Джэджун, опуская камеру немного ниже, показывая, как неспешно водит рукой по члену. — Так и загнул бы тебя сейчас. — Ну уж нет, папуля. Это мой вечер. — На лице парня строится хищное выражение. От такого вида он просто звереет, если выпустить его на просторы интернета, да ещё номерок приписать, у мужчины не будет отбоя от клиентов. — Подними колени, сейчас же. На данный момент я хочу растянуть тебя, аккуратно подготовить твою дырочку… — Сэми… — И никакие возражения не принимаются, — громче продолжает Цзюнь. — Иначе, я просто привяжу тебя к кровати и обложу вибраторами, заставлю выстанывать прощения. Но сейчас… мой пальчик пробивается внутрь… — парень ждёт, когда его слова превратят в реальность, тянет руку к своему рту и облизывает средний палец. Ким, переступая упрямую неловкость, приподнимает колени, раскрывая всю промежность на показ, и слышит громкий вздох в реакции. Он протягивает руку к анусу, пальцем нащупывает вход. — Вот блять! Чем мы тут занимаемся, малыш? — срывается старший под тяжестью смущения, постыдности и стеснения, поднимая камеру вверх. — Это уже не разговор двух людей, это… это же… — Секс? — раздосадованно спрашивает Цзюнь, вжимая свою ладонь в тянущий пах. — Это не секс, жалкое подобие. Что мы как извращенцы или недотраханные. Скоро увидимся и всё будет правильно. — Джуни, мы и есть извращенцы, друг для друга, друг от друга, — пытается вернуть правильный настрой старшему. — Ты всю жизнь спал с женщинами, и несмотря на это, полюбил мужчину. Насколько я могу верить твоим стонам, тебе приятно, когда я в тебе, особенно, когда я кончаю в тебя. А я… Я схожу с ума, когда ты берёшь меня принуждением. Разве это не извращение? Но нам нравится это, и никто не страдает от наших шалостей, значит, мы можем продолжать. Даже искорка зародилась вот в этой любви и хочет спасти весь мир, в котором такой секс многие считают неестественным. Мне неловко также, как и тебе. — Он обиженно дует нижнюю губу. — Но я хочу тебя, безумно хочу и не имею возможности коснуться. Ты исчез так быстро, неизвестно куда и неизвестно на какое время, и вообще, ничего из будущего неизвестно. Поэтому, я не хочу думать про плохое, а хочу наслаждаться каждым мигом, проведенным с тобой. Может, это со стороны смотрится отвратительно, но я вижу только тебя, твоё тело, в своих мыслях я чувствую твою горячую кожу, твой солоноватый вкус, дрожь, я даже могу почувствовать тугое нутро на своём члене. — Передавая эти картинки с воодушевлением, Цзюнь вновь начинает прерванную дрочку и закатывает глаза, охая от фантазии. — Я не знаю, — потихоньку сдаётся старший, отводя взгляд в сторону. — Зачем столько трудностей, когда можно просто потерпеть? — он бросил робкий взгляд в камеру. — Я никогда не занимался сексом по телефону. — Сэми говорил с такой уверенной улыбкой и так сладко облизывался, двигая в это время рукой, что Джэджун тоже уже потянулся к себе. — Хочу испробовать это с тобой, хочу всё испробовать с тобой. Даже сейчас, когда ты решил состроить из себя недотрогу, я всё равно хочу тебя. Я мог бы ещё представить, что из-за стресса у тебя развилась афантазия, но сам видел, что твой член хочет этого не меньше моего, а значит, тебе понравилось виртуальное путешествие. Ты прочувствовал моё дыхание своей кожей? — С губ старшего срывается судорожный вздох, а глаза уверенно устремляются в экран, откуда малыш с таким голодом наблюдает за ним. — Здесь только мы с тобой, никто не узнает о наших играх. Я люблю тебя. Покажи мне себя, хённи, я кое-что не закончил. Джэджун покорно спускает камеру, настраиваясь быть ведомым. Устраивается поудобнее, подкладывая под спину кучу подушек, отбрасывает халат в сторону и разводит ноги. С этого момента его руками управляет малыш, иногда даже слов не надо, достаточно всхлипа, туманного взгляда на соски или стоящий орган, и Джэджун уже тянется туда, лаская сам себя. Движения становятся всё более уверенными, быстрыми, ловкими, когда тело мужчины уже требует оргазма, а несдержанные стоны малыша, который изо всех сил старался не взорваться раньше времени от вида хёна в сдавшемся положении, только подогревали его возбуждение. Фантазия буйствовала в голове, почувствовав свободу, она внушала телу, что Сэми сейчас рядом, и это он заполняет его, а этот жар — жар его кожи, прижимающейся к нему, подпотевшей и солоноватой от этого. Сэми просит старшего встать на четвереньки и развести ягодицы, а сам пускает слюни на растянутую дырочку и уже дёргает своими бёдрами, представляя, что сейчас входит в него, а не в руку толкается. Коварные мурашки бегут по спине, волной желания окутывая низ живота и поясницу, и теснятся в пах, где с частотой пульса нарастает нервное возбуждение. Джэджун прогибается в спине, заводит руку назад и проникает внутрь тремя пальцами, а Сэми каждым словом убеждает его, что это он пристроился сзади, что он крепко сжимает талию хёна, что он натягивает его на себя, описывает мельчайшие детали своих ощущений от нахождения внутри, от частых фрикций, от затянутого узла. Его голос срывается, заикается, хрипит от распирающих всё естество эмоций. Необычная атмосфера для мастурбации возносит на олимп кайфа и затягивает в пучину пошлости. — Хённи, я скоро… — задыхаясь скулит Сэми. Джэджун резко оборачивается к экрану, занимая предыдущую позу на подушках, стимулирует себя двумя руками, наслаждаясь видом оргазмирующего малыша, ахающего по другую сторону экрана. Он быстро догнал его, не выдержав провокационного размазывания спермы по дёргающемуся животику и довольного прикусывания губ. — Отличный получился звонок, — расслабленно подытожил Джэджун, закинув голову на подушки и разглядывая в темноте потолок. — Я знал, что тебе понравится. Папуля. — Сэми влажными салфетками очищает себя. — Как только нас оставят в покое, я оторвусь на тебе полностью, твоё тело так и нарывается на воплощение моих фантазий. — Малыш, ты возрождаешь Содом? — с опасливой улыбкой интересуется Джун у развратного мальца, который так бессовестно и ловко заставил следовать за его поводком. — Ты действительно плохой мальчик. — Давай решай уже скорее дела с советом, посылай их подальше, приезжай в мой номер — здесь хватит места и тебе. И у тебя будет возможность наказать меня по всем статьям. — Сэми устраивается на бочок, укрываясь одеялом под горло. — Но имей ввиду, что я и сам не слезу с тебя. Джэджун наблюдает за засыпающим питомцем, эта удовлетворённая безмятежность на его лице успокоила все дневные переживания, заполнила окружающую атмосферу туманом счастья, за которым не видна серьёзность проблем, и становится на душе легче, воздушнее, у ангела наконец расправляются крылья и он готов к свершению подвигов.