Игрушка для Слизерина

Впервые Рон увидел порно на колдографиях, которые притащил в гриффиндорскую спальню Дин. Это было на третьем курсе и вызвало тогда дикий восторг у ребят. Они собрались все на одной кровати, Дин поочерёдно менял карточки. Рон сидел рядом, затаив дыхание, в то время как другие ребята бурно обсуждали происходящее.              — Охуеть какие сисяндры, — ткнул его в плечо Дин. — Я бы ей вдул!              — Ага, — неуверенно ответил Рон и тут же опустил голову, чувствуя, как жар ударяет в грудь, а щёки и уши краснеют.              Только в этот момент Рон внезапно понял, что заворожённо он смотрел не на обнажённую женщину с большой грудью, а на мужчину. Крепкий, волосатый, с упругой задницей, он умело вгонял член, покрытый венками, в лоно лежащей партнёрши. Грудные мышцы играли при движении рук. Рон судорожно сглатывал слюну от воспоминаний об этих развратных колдографиях.              Ему хотелось провалиться сквозь землю, когда он это осознал. Не дай Мерлин, кто-то из ребят заметит куда именно скользит его взгляд. А заставить переключить своё внимание на женщину он не мог. Как? Когда рядом он, такой сильный, властный, мощный. Ладони стали потные, дыхание шумным. Рон выбежал из спальни под предлогом поссать, а сам долго сидел в душевой пытаясь унять свою дрожь, бешеное сердцебиение и дьявольский стояк.              Это было на третьем курсе. Рон уже тогда знал, что в магическом мире не одобряли гомосексуализм. Осознание своей гомосексуальности стало для него ударом, шоком, настоящим потрясением. Прошло пять лет с тех пор, и все эти годы он хранил свою страшную тайну. Думал, что время пройдёт, страх уйдёт, всё образумится само собой. Но становилось только хуже. К девушкам так и не стало тянуть, зато от парней в раздевалке тихо в сторонке губы закусывал, чтобы не заскулить. До чего же они были желанны и привлекательны. Желания нарастали и страхи тоже.              Ведь в магическом мире гомосексуализм презирали, полагая, что легализация однополых связей грозит вымиранием магов. Их численность и так была небольшой. Гомосексуализм карался законом. По этой статье отправляли в Азкабан или на лечение в больницу имени Святого Мунго, по решению суда. В больнице гомосексуальную ориентацию пытались «излечить». Да только так, что многие пациенты после лечения закрывались от общества или кончали жизнь самоубийством. Целители в лимонных халатах разводили руками, мол они тут не причём. И Юстас Бёрк продолжал свои эксперименты над несчастными, которым удалось избежать Азкабана.              Рон давно заподозрил в себе «нездоровые» желания. Общественное порицание давило так сильно, что он даже мысли не допускал о том, чтобы с кем-то из парней завести отношения. Не говорил никому, даже близким друзьям Гарри и Гермионе. Однако желания были настолько сильные, что подавить их было невозможно. На складе с мётлами у него была нычка. Рон тайком пробирался туда и занимался мастурбацией, разглядывая порно-журналы с гейскими колдографиями. Запреты в мире становились строже, наказания за гомосексуализм усиливались. Панический страх быть застуканным рос, превращаясь в паранойю. Но Рон нет-нет, да и посещал склад мётел, когда тот пустовал.              На восьмом курсе Дамблдора сменила Долорес Амбридж. Борьба за нравственность охватила Хогвартс. По школе и её окрестностям теперь расхаживали патрули, выискивая непристойности и нарушения, чтобы немедленно донести новому директору. За донос давали хорошее денежное вознаграждение, баллы для факультета и поблажки на занятиях. Могли даже повысить в должности в отряде до Старшего. А Старшим позволялось многое, они были как Боги для остальных студентов.              Рон до чёртиков боялся, но этой ночью решил сделать вылазку. И даже не с целью подрочить, а с целью перепрятать нычку и зарыть её в запретном лесу. Чтобы больше не было соблазна — раз за разом бегать на склад. Каждый такой поход становился огромным нервным стрессом. Патрули разгуливали кругом даже ночью.              Он дождался, когда все уснут, взял без спроса у Поттера мантию-невидимку, и невидимый отправился в полночь на склад мётел. По дороге оглядывался по сторонам, вздрагивал от каждого шороха, но на улице в этот поздний час никого не было. Только ветер гулял. И Рон… Шёл в свою последнюю вылазку, как партизан.              Добравшись до тайного места, он скинул мантию. Отодвинул короб с причиндалами для чистки мётел, отыскал маленькую лопатку и стал рыть землю. Откопал небольшой сундук. И прежде, чем отнести его в запретный лес, решил взглянуть на журналы в последний раз. Просто взглянуть.              Грязные развратные колдографии тут же вызвали сильную эрекцию. Рон закусил губу. Блядь. Рука сама легла на пах, и легонько погладила затвердевший член через ткань. Он смотрел не отрываясь на колдографию, где один мужик горячно трахал другого. В глазах поплыло. Дыхание стало прерывистым, он сам не заметил, как стал жадно дёргать и сжимать член через брюки. Возбуждение окатило всё тело.              Не в силах сдерживаться, не в силах противостоять своей естественной природе, он накрылся мантией-невидимкой, спустил брюки и стал интенсивно надрачивать свой огромных размеров член, покрытый взбухшими синими венами, с большой бордовой головкой. Член у Рона был целых двадцать три сантиметра.              Он лежал на боку на пыльной земле в дальнем углу склада. Перед глазами раскрытые порно-журналы. Рядом палочка с тихим Люмосом, так чтобы во тьме можно было разглядеть очертания на колдографиях. Это был последний раз. Последний. Этого было нельзя делать. Но желание от запрета только обострялось. Чтобы усилить ощущения, он взял одну из мётел и ввёл краешек черенка себе в анус, предварительно смазав охлаждающим мятным гелем, который тоже всегда хранился в нычке.              Рон подогнул ноги, ступнями удерживал метлу, ёрзал задницей на черенке, руками дрочил член, а сам в это время не сводил глаз с журнала. Парень на колдографии смачно трахал своего партнёра. Размашисто, грубо и засовывал пальцы ему в рот. Рону особенно нравилась эта колдография, что-то в ней было… От чего дыхание замирало, а член твердел и становился тяжёлым как кувалда.              От такой картины Рон кусал влажные губы и запястья, чтобы не застонать. Глубже насаживался на черенок. Его уже била мелкая дрожь в преддверии сильнейшего оргазма, который подступал и накатывал волнами. В глазах засверкали цветные звезды, и разряд пошёл по телу. Струя спермы забила из бордовой головки, а Рон содрогался в оргазменных конвульсиях.              На этом моменте его и застукал отряд Амбридж.              Опытный патруль заметил прибором движение на складе и подобрался неслышно. Слизеринцы тут же выпустили из палочки заклинание парализации. Это была их фишка. Сначала парализовать, а потом уже разбираться что за непотребство они нашли.              Рона парализовало в тот момент, когда он изливался спермой себе в кулак. Он услышал знакомый едкий голос. От чего холод прошёл по спине. Это был Малфой. Самый старший в отряде. Ему подчинялись все патрульные. Он был самым опытным и рьяным на этой службе.              — Поттер, ты идиот! Зачем идиоту мантия невидимка? Вот зачем? — Драко осветил помещение склада мощным люмосом, вокруг стало светло. — Ты накрыл мантией половину метлы. Очень беспалевно, да-а, — потянул он мерзким голосом. — Прогуливаем? Гулять после отбоя, очень грубое нарушение! Тебя ждёт большое наказание, и я позабочусь о том, чтобы простым снятием баллов ты не отделался.              Послышался смешок остальных парней. С Драко вместе в патруле были Тэо и Блейз. Они улюлюкали и насмехались.              Рон покрылся холодным потом. Знали бы слизеринцы сейчас, что обнаружили не просто прогульщика… Впрочем, они скоро об этом узнают. Рон лежал парализованный, с гейскими порно-журналами, залитый спермой, и с метлой в жопе. Он был на грани нервного срыва.              Наконец Драко подошёл и резким движением сдёрнул мантию-невидимку. У всех рты пооткрывались от удивления. Вместо прогульщика Поттера под мантией лежал Рон. И не просто лежал, заклинание парализации застало его в самый постыдный момент. Перед лицом были открытые гейские журналы, живот залит спермой, штаны спущены до колен, а в заднице торчала метла. Он застывший лежал на боку, не мог пошевелиться или сказать хоть слово, но какой ужас был в его глазах. По переносице уже скатывались солёные слёзы. Быть застуканным за гомосексуализмом означало смертный приговор, в самом настоящем смысле этого слова.              Если бы его сейчас расколдовали, он забился бы в истерике.              Но Драко и его приятели не торопились. Они переглянулись и медленно приблизились к жертве.              — Вот так представление! — глумливо заявил Драко, раскинув руки, ехидная усмешка коснулась губ, сделав паузу, он продолжил. — На всякий случай, хочу напомнить тебе твою участь. Если мы сейчас пойдём и доложим обо всем миссис Амбридж, у тебя будет три варианта — засосаться с дементором, пожизненный Азкабан или Святой Мунго. Может быть, ты уже размышлял об этом, ведь так?              Пока Драко говорил, все они втроём расхаживали вокруг Рона и разглядывали его со всех сторон. Мерзкий голос и липкие взгляды. Люмос и вспышки слепили глаза. В руках у Блейза был колдоаппарат. Темнокожий парень с серьёзным лицом наводил камеру и делал снимки.              — Но я хочу, чтобы ты отчётливо понимал, что это такое. Знаешь, что делают с такими как ты в Азкабане? — рука Драко внезапно обхватила метлу, и он сделал толчок черенком в анус жертвы, которая так и лежала парализованная. Рон бы немедленно вздрогнул, но мог только молча слушать и быть безвольной куклой в руках слизеринца.              — А знаешь выражение «гнить в Азкабане»? Так вот, это не метафора, раны, повышенная сырость, антисанитария. Люди там реально гниют. Гниют заживо. Ежедневно тебя будут сношать живые гниющие трупы, толпой пускать по кругу. Никто не позаботится о твоём здоровье. Твою задницу просто порвут, а боль будет такой, что ты будешь мечтать о смерти. Но умирать ты будешь медленно, и так же будешь гнить заживо, пока толпа вонючих заключенных будет драть тебя во все дыры изо дня в день.              Повисла тишина. Драко прокрутил черенок метлы и покачал им из стороны в сторону.              — Ещё один вариант — лечение в Святом Мунго. Думаешь, халява, лёг, полечился, вышел? Поверь, это ещё хуже, чем Азкабан. Юстас Бёрк, этот старый больной ублюдок заведует отделением для таких как ты. Никто его не контролирует. Он волен выбирать любые методы лечения, какие только взбредут ему в его больную голову. Этот дряхлый докторишка будет связывать тебя и ебать, пока ты захлёбываешься своей блевотиной. Или трахать тебя подручными предметами насухую, чтобы доставить побольше боли. Ведь так, по его мнению, ты должен разлюбить запретный секс. И конечно эту боль сопроводят муторная тошнота. За время лечения тебе вколят столько рвотных уколов, что ощущения тошноты станут преследовать тебя до конца жизни. Ты станешь ненавидеть себя и всех. Съедешь в глушь. А однажды повесишься, не в силах принять себя таким, каким тебя сделает Святой Мунго.              Соль застилала глаза и переносицу. Рон с паническим страхом вглядывался в лицо говорящего.              — Поцелуй дементора — кажется самым райским вариантам. Да, Рон? Но даже в таком случае… После твоей смерти, вся твоя семья подвергнется травле. Знаешь какие люди жестокие? Им только дай повод ненавидеть, так они с радостью. Ты поставишь крест позора на весь свой род. Если тебе и поставят могилу, её будут осквернять. А твои родные никогда не смогут жить спокойно.              Драко встал на колени, склонившись над лицом Рона, и стал расстёгивать ширинку. Вскоре заплаканные красные глаза увидели перед собой гладко выбритый эрегированный член с темно-малиновой головкой, на которой уже виднелись капельки маслянистой жидкости. Драко взял член в руку и постучал им по губам Рона.              — Но может есть ещё один вариант? — Драко довольно улыбнулся, облизывая губы и продолжил, растягивая слова и уже чуть тише, почти шёпотом. — Если постараешься и сделаешь нам приятно, никто ничего не узнает. Я предлагаю тебе такой вариант, — он снова шлёпнул головкой по губам и погладил рыжие разметавшиеся волосы.              Остальные слизеринцы уселись рядом и прижали Рона к земле, обхватывая так, чтобы он не вырвался с перепуга, когда его расколдуют. Палочка Тэо пронеслась, делая взмах в воздухе. Тихие губы что-то прошептали. И Рон задёргался. По лицу также текли горячие слёзы, он вырывался, но три пары рук держали крепко со всех сторон. Рон был в таком отчаянии, что даже не нашёл слов. Только слёзы, слёзы лились градом, грудь вздрагивала, и сам он дрожал. Со злобой, отчаянием и бессилием он смотрел на коварных патрульных, которые с усмешкой лапали его по всему телу. Тэо ухватился за метлу и стал долбить внутри задницы, короткими быстрыми толчками.              Драко тем временем уже запихивал член сквозь пухлые губы Рона, зажимая нос, чтобы тот открывал рот. Все было похоже на какой-то кошмарный сон и нереальность.              Тэо вытащил метлу. Блейз сделал ещё несколько снимков крупным планом, пока Тэо раздвигал ягодицы, демонстрируя растраханный анус. И всё это под весёлые шуточки и похабные комментарии. Затем Тэо пристроил член и стал аккуратно входить, расположившись между бёдер Рона. Он почувствовал, как в него проникает что-то тёплое и упругое, совсем не похожее на метлу, к которой он привык, и Рон задёргался, удерживаемый хладнокровными слизеринцами.              — Тихо, тихо, — погладил по рыжим волосам Драко. — Разве ты не этого хотел? Не об этом мечтал, когда трахал себя метлой в жопу?              Тэо уже начал ритмично долбиться в подготовленный и растянутый задний проход, вызывая волны ощущений, которые током пронизывали до кончиков рук и ног. Тело предательски реагировало, внизу живота наливалось жгучее тепло, а обмякший член Рона снова встал и дёргался от каждого толчка в задницу.              Тэо вертел одной рукой мятную смазку, ту самую из заначки Рона.              — Любишь мяту? Сейчас будет как в той песне «ты-ты пахнешь мятой в футболочке помятой», — пропел нежный голосок Тэо, в то время как свободной рукой он сжимал и мял футболку Рона, продолжая трахать его зад.              Драко всё ещё пытался достучаться до замутнённого разума жертвы, уговаривая, уже по-нежному, почти умоляя, чтобы тот взял в рот член и начал сосать. Блейз, пока прижимал Рона, тоже достал эрегированный член из штанов.              Угрожающие голоса превратились в нежные убаюкивания. Слизеринцы поглаживали со всех сторон и в три ласковых голоса уговаривали сделать им приятно.              — Ты же не хочешь опозорить всю свою семью, ну же, Ронни, открывай свой ротик, — шёпотом приговаривал Драко.              И Рон открыл рот. Он почувствовал, как пальцы погладили его щёки и волосы.              — Давай, хороший мальчик…              В эту же секунду член ударился о горло, а руки Драко зарылись в рыжие локоны, притягивая к себе глубже. Тэо изменил наклон и задел простату. Рон содрогнулся и застонал с членом во рту. Тело забила дрожь, и он закашлялся, как только Драко отпустил его голову, дав отдышаться. Но тут же член Блейза погрузился в рот Рона. Соль на щеках засохла. Отвращение и ненависть мешались со страхом и удовольствием. Они по очереди имели его рот, пока Тэо как одержимый размашисто и рьяно трахал его задницу.              Грёбаные слизеринцы. Поганые извращенцы. Зато ходят с красными повязками на плечах «За нравственность», лекции читают, учат других… А сами…              Член внутри задел ещё раз простату, и Рон снова излился спермой, на этот раз от фрикций Тэо. Если не считать метлу и другие предметы, то это был его первый секс. И несмотря на ненависть и отвращение, это было охуенно. Когда Рон это понял, ему вдруг стало стыдно смотреть им в глаза.              Рон потерял контроль над временем, оно будто остановилось. Слизеринцы посмеивались, трогали по всему телу и крепко прижимали к пыльной земле, не давая возможности встать или поменять позу. Позу здесь выбирали слизеринцы. Когда Тэо кончил и залил спермой зад, на его место сразу устроился Драко. Член у него был средних размеров и длиннее, чем у Тэо, это сразу почувствовалось, как и смена техники. Движения были медленнее, но более уверенные, и каждый толчок разносился нервами по телу и новыми волнами дрожи. Драко мял тонкими холодными пальцами ягодицы, сжимал, шлёпал звонко ладонью, а Рон чувствовал, как щёки наливаются жаром и всё лицо просто горит.              Блейз то пихал Рону в рот свой член, то отвлекался на то, чтобы сделать ещё несколько колдографий с разного ракурса. Заснял на колдо и то, как Драко трахает его и ухмыляется прямо в камеру. Больные извращенцы, на фига им эти колдографии, Рон тогда не понимал.              Тэо держал руки, припечатывая над головой к земле, сжимая в своих ладонях. Смотрел загадочно. Он наклонялся к Рону, и каштановые кудри нависали над лицом. Улыбался. Ублюдок.              Когда и Драко спустил сперму в Рона, настал черед Блейза. Его член был самым крупных из них троих. Блейз повернул Рона на спину, закинул ноги себе на плечи и стал медленно входить, предварительно обильно смазав мятным гелем, будто берёг его. Но зад был уже хорошо растрахан. Рон слышал хлюпанье и шлепки. Тэо и Драко постарались.              Рон раньше занимался мастурбацией. Но это было не так. Он никогда ещё не ощущал такой раздолбанности в своём анусе, и чувства заполненности. Рон потерялся в ощущениях и прикрыл глаза.              Послышался смешок.              — Эй, смотрите, похоже ему нравится, — хихикнул Драко и все трое засмеялись.              А Драко наклонился ближе к лицу и вкрадчиво произнёс:              — И это хорошо, потому что трахать мы тебя теперь будем часто. Чем раньше привыкнешь, тем лучше. Бежать некуда. Ты теперь наша игрушка. Игрушка для Слизерина.              Тэо накрутил рыжие пряди на пальцы, а другой рукой провёл по щеке Рона, повторяя слова:              — Наша игрушка.              Его тихий голос звучал как в тумане. Рон приоткрыл рот, заглядывая в карие нахальные глаза, и тут же излился спермой ещё раз, уже третий раз за вечер. Опять? Какого чёрта. Рон тихо ненавидел их, но это не мешало ему кончать под ними. Мысли в голове путались. По телу разлилась слабость. Не было сил даже шевелиться.              Вскоре и Блейз закончил. Они втроем встали, а Рон остался лежать. Не было сил, да и можно ли вставать он уже не понимал. Слизеринцы делали ещё колдографии, они попросили перевернуться на живот, и Рон подчинился.              — Разведи ноги шире, — приказал Драко, послышался звук колдоаппарата. — А теперь потужься.              И Рон стал тужиться, понимая, какой вид сейчас открывается слизеринцам. Он почувствовал горячие капли спермы, вытекающие из заднего прохода. Чьи-то руки растягивали его ягодицы, камера снова щёлкала. Затем всё прекратилось. Он лежал на животе на земле, не осмеливаясь подняться. К влажной от пота коже налипла грязь, живот и грудь были залиты собственной спермой. И сперма стекала капельками по бёдрам. В ушах шумело. Вдруг он услышал звонкий голос над ухом, это был Тэо. «Игрушка». И тёплые пальцы поползли по спине, выводя узоры.              Лицо горело от стыда. Он лежал весь в грязи и сперме, с широко раздвинутыми ногами. На потеху слизеринцам извращенцам. Которых он и раньше терпеть не мог, а сейчас просто ненавидел.              Тэо наигрался и в конце концов поднял Рона. Легкий взмах палочки, и вот он уже сидел чистенький, но залитый краской стыда, прикрывал руками пах. Что вызывало смешок у слизеринцев.              — Надо же какой скромный. Что, Ронни, стыдно, что тебя как последнюю шлюху выебли? Одевайся, давай, у нас смена скоро заканчивается.              Рон оделся. Тэо под шумок молча засунул ему какую-то баночку в задний карман джинсов. Все колдографии и журналы из нычки слизеринцы забрали себе. Вчетвером они вышли наружу. Ночной ветер обдувал прохладой. Близился рассвет.              — Ты теперь наш, ты понял это, Рон? — не унимался ублюдок Тэо.              Рон шёл рядом, опустив голову, и лишь кивнул в ответ. В заднице зудело и саднило.              — Мы теперь твои хозяева. И будем делать с тобой всё, что захотим, — продолжал Драко.              Рон снова махнул головой, не желая встречаться с ними взглядом. Спорить было точно бесполезно. Он делал шаг, и каждый шаг отдавался болью. В лицо бил рассветный ветер. Рон сам не понял, что на него нашло, но перед входом приблизился к Тэо и спросил на ухо:              — Что это?              Тэо заулыбался. И не смущаясь других, притянул руками за шею ближе. Тёплое дыхание на ухо и пошли мурашки. Тэо прошептал тихо, ещё больше обдавая жаром дыхания в прохладной ночи:              — Мы хоть и были с тобой деликатны. Но это же твой первый раз… — он сделал паузу и какое-то время просто дышал, вызывая ещё больше мурашек по спине. — Если будет больно или дискомфортно, смажь свою попку — и всё пройдёт.              Рон снова кивнул. Но Тэо не торопился отпускать, его руки лежали на шее, а дыхание было таким близким. Рону в этот миг показалось, что Тэо он теперь ненавидит чуточку меньше, чем всех остальных.              Войдя в замок, они разошлись по разные стороны. Рон пошёл по лестнице вверх в башню Гриффиндора, а слизеринцы в штаб патрульных сдавать смену и писать отчёты.              Рон поднимался по ступенькам и думал про колдографии, которые они сделали. Что если они кому-то покажут. Что если это всё обман, игра. И они сейчас идут его сдавать полиции, предварительно наигравшись с ним. Что если? Что?! Страх смерти вызывал панику. Последние этажи он уже не шёл, а бежал, мечтая поскорее добраться до спальни, закрыть полог, закрыть глаза, и чтобы всё это оказалось сном.              Эта ночь пятницы стала роковой. Случилось то, чего Рон боялся так много лет. Он столько сил вкладывал, чтобы скрыть, чтобы не подать виду, чтобы никто не догадался, даже его лучший друг Гарри. Скрываться нужно было от всех, никому нельзя доверять. Когда вопрос касается жизни и смерти, вряд ли ты доверишь это даже другу. А тут слизеринцы. Они никогда не дружили. Даже наоборот, враждовали, насколько позволяли школьные условия. Драко, Блейз и Тэо были совсем из другого мира, из другой социальной прослойки. К тому же, они были помешаны на идеях о чистоте крови. Грёбаные нацисты. Из-за этого чаще всего и разгорались их конфликты. Драко терпеть не мог Гарри, и задевал его при любой возможности. Они считали, что полукровкам и грязнокровкам тут не место, и что смешение крови — это самое тяжёлое преступление, которое можно совершить.              Драко вечно холодный смотрел на всех свысока и с презрением. Видимо считал себя неприкасаемой элитой. Блейз был всегда рядом с ним, ходил как хвостик, с вечно серьёзным лицом. Тэо же был пафосным мажорчиком, который тоже всем своим видом показывал, что они здесь избранные, и простым магам рядом с ними не место. А уж полукровок они и вовсе ненавидели, считая своими врагами. Рона тоже вечно презирали, за то, что он общается с Гарри и Гермионой, говорили, что ему должно быть противно от этого. И следует хорошо отмыться с мылом, после рукопожатий с ними.              Придурки. Уроды. Рон вспоминал склад мётел и от злости начинало трясти.              И это им он так подставился?              В ту позднюю ночь, хоть мысли и терзали Рона, но заснул он быстро. Свалился без задних ног, как только добрался до постели и задёрнул полог.              Проснулся поздним утром в субботу. Хорошо, что на занятия идти не нужно. Завтрак проспал. И к обеду тоже решил не спускаться. Он чувствовал себя разбито, потеряно, идти сейчас вниз, попадаться на глаза слизеринцам вовсе не хотелось.              Рон сказал друзьям, что болен. Закрылся пологом и лежал весь день, размышлял. Зад всё-таки болел. Он отыскал в кармане ту самую баночку, долго смотрел на неё, не решаясь. Открыл, понюхал. Внутри была мазь розового цвета и пахла она душистыми травами. Слизеринцам он не доверял. Вдруг это какой-то розыгрыш. Но попробовал нанести на ссадину на руке, ушибся на прошлом матче квиддича и забыл залечить. Мазь первые пять секунд пощипала, потом наступила лёгкая прохлада. И буквально за две-три минуты от раны не осталось и следа. Рон провёл подушечками пальцев по тому месту, больно не было, кожа была бархатистой и нежной. Он приложил её к носу. И приятно пахла.              Подождал ещё час. Никакого нового эффекта не последовало. Всё же решился смазать этой чудо-мазью задницу, которая всё-таки болела и внутри пекло и ныло. Зачерпнул пальцем розовую субстанцию и аккуратно ввёл палец. Так же вначале сильно пощипало, но прошло. Зачерпнул ещё несколько раз и помассировал внутри, стараясь смазать поглубже. Боль уже проходила. Эта медпроцедура чуть не превратилась в дрочку. Рон еле себя остановил. Он глубоко дышал. Он никогда прежде не делал этого прямо в спальне, когда рядом сокурсники. Стало стыдно. Хоть полог и был под заклинаниями охраны. Но всё равно, это уже слишком… Слишком неприлично.              Пока он об этом думал, внезапно постучали по спинке кровати. Это Гарри принёс обед больному другу. Рон вытер палец о простынь, закрутил быстро баночку, сунув ее под подушку, и открыл полог. Гарри сочувственно посмотрел в лицо:              — Куриный бульон тебе принес, у эльфов спросил. И пончики. Болит что-то? Может к Мадам Помфри сходим?              Рон поблагодарил и отмахнулся от предложения идти в мед крыло. Сейчас даже Гарри видеть не хотелось. Он хотел быть один.              Так и прошли выходные. Лежал. Думал. Рисовал в голове страшные картины. Вспоминал ту ночь. Тошно было от самого себя, особенно от того, что он кончил под ними целых два раза. И то после того, как только что подрочил. Неужели ему и правда понравилось? Нет. Этого просто не могло быть. Не могло, и всё. Рон стал разрываться между своими чувствами. Признать то, что ему было приятно, казалось катастрофой. Бедствием. Они же поганые слизеринцы! Важные, пафосные мудаки! Таких только пиздить надо! Но бить их Рон не мог. Особенно сейчас, когда на руках у них были такие колдографии. Позор. Рон закрыл лицо руками, сжимая зубами нижнюю губу. Хоть бы понедельник не настал никогда.              Рон и представить не мог, как после этого смотреть им в глаза, как встречаться с ними на уроках и в общем зале, в коридорах, на матче. Нет. К лицу снова подступал жар, когда он пытался представить их встречу где-то в коридоре. Ему уже хотелось провалиться сквозь землю. Но если уж обед он мог прогулять, то уроки прогуливать нельзя. У него и так полно двоек, а учителя грозят отчислением.              Рон был способным. Он мог бы учиться хорошо, если бы захотел. Но на последних курсах стала одолевать лень. Голова была забита уже чем-то другим, и никак не учёбой. А тут ещё и это…              Наступил уже вечер воскресения, а полиция за ним так и не пришла. Хоть это радовало. Может его тайну все-таки сберегут, но чем же он расплатится взамен? Будет так же подставлять им свой зад до конца своих дней? Что они ещё прикажут ему делать? Ублюдки получили полную власть. Что они будут с ним делать?              Вот о чём он думал все выходные. И жалел, что завтра придётся выйти из спальни. Домашку он, конечно, не сделал. Но получить двойку было уже не так страшно, как встретиться со слизеринцами.              Приходили даже мысли уйти из школы, отчислиться. Но что он скажет родителям? И куда пойдёт? И главное, что будет с теми колдографиями, если он уйдёт из школы? Он лежал в поту, голову рушил рой мыслей. Бульон давно остыл на тумбочке. Выглядел он и правда болезненно. Гарри даже подошёл потрогать лоб.              Гарри уже стал ставить ультиматум, либо еда, либо ведёт в медкрыло. Рон больше суток ничего не ел. Под пристальным взором и уговорами, пришлось сесть и покушать.              Но легче от этого не стало.              Ночь прошла тревожно. Он просыпался несколько раз за ночь. Проклинал слизеринцев. Ворочался. Пока совсем не рассвело. И в комнате послышалась мелодия чужого будильника.              «Ты-ты пахнешь мятой в футболочке помятой       Жду тебя всегда между четвёртым и пятым       Ты пахнешь мятой в футболочке помятой       Жду тебя в том времени, где клятвы были не нужны       Ты-ты пахнешь мятой в футболочке помятой       Жду тебя всегда между четвёртым и пятым       Ты пахнешь мятой в футболочке помятой       Хватит видеть только пятна, клятвы нам не нужны»              Рон вздрогнул от мелодии. Вселенная начала играть с ним в игры, подкидывая знаки. Только этого не хватало. Он и так не смог забыть в эти выходные о слизеринцах ни на минуту.              За что ему это всё?              Будильник был выключен Дином. А вот проклятая песня всё ещё играла в голове. Рон встал с кровати злой как собака. Бледный, худой, в веснушках. Казалось, что за эти выходные он похудел ещё больше. Умылся ледяной водой и стал одеваться идти вместе со всеми на завтрак, а потом на пары. День с самого начала казался сплошным несчастьем. Голова гудела от плохо сна. Тревожность сжимала всё внутри. По телу гуляла ломота и озноб, как после болезни. Но Рон понимал, что всё это нервы…              Однако, если Дин не сменит мелодию будильника, то Рон его точно прибьёт. С этими мыслями он отправился в большой зал к завтраку. В коридорах оглядывался. Шёл быстро, прятался за толпой. Старался быть незамеченным.