Погибший росток

Она помнит ненавистный всей душей осколок памяти: пение мужчины, его пальцы в волосах и леденящий кожу холод. Он пел всегда без ритма, глухо, но слишком необходимо. Гладил по непослушным волосам, зарывался пальцами между зеленых прядей и гладил кожу головы неизменно холодными подушечками пальцев. Нет, он всегда был в перчатках. Либо в своих темных для выхода в свет, либо в приевшихся сознанию белоснежных. Все, что он делал, так это ломал и воссоздавал ее в этих самых перчатках. Он делал это с особым удовольствием и азартом, все гадая, когда же юное тело сломается? К несчастью, она не сломалась. Потому, он поощрял ее нестерпимо сладким леденцом. Она выжила. Но это было не чудо и не благословение Семерых. Это было ее с доктором проклятьем, скрепляющим их неправильными узами. Эти узы порочны и грязны, а они — пациент и врач, — грешные преступники. Она не хотела этого клейма. Она просто хотела быть здоровой. Неужели владеть своим телом, двигаться и играть на улице, как и другие дети, непозволительно? Почему другим не пришлось за эту свободу платить ни гроша, а у нее отобрали и свободу, и требуемую плату? Даже сейчас, когда «лечение» окончено, а цена уплачена, она не здорова. Тело продолжает разрушаться. Порой уже взрослая девушка не понимает, где явь, а где жестокая игра сознания: какой доктор настоящий, а какой лишь иллюзия истязаемого долгими месяцами мозга? Коллеи уже давно не та восьмилетняя девочка, сосуд для древней тьмы и живой глаз Порчи. Сейчас она стажер лесного дозора. Так почему она до сих пор просыпается в холодном поту, судорожно хватается за голову и кричит, проклиная Предвестника Фатуи? Лик Дотторе хочется вырезать его же скальпелем из воспоминаний, из самого головного мозга так полюбившемуся доктору. Коллеи хочется расправиться с доктором собственноручно, но не может из-за панического страха, трепета и собственной слабости. Ей страшно. Что если они ищут ее? Они найдут ее? Они заберут ее? ...отдадут Дотторе. «...ты прекрасно знаешь, что мне не лестно это слышать.» Пушистые ресницы разлепляются. На фиалковых глазах девушка чувствует слишком знакомую ей влагу, встречающую ее чуть ли не каждый день. Она в Сумеру, в лесу Авидья...на кровати, в своей комнате. Вокруг почти ничего не видно. Кажется, небесное светило и не собирается вставать, осветить густые тропические леса. Спать больше не хочется. Совсем. Она чувствовала давящую на мышцы тела усталость, однако как бы сильно она не хотела спать, то не могла. Грудную клетку сдавливал удушливой волной страх. Лучшим решением будет выйти на улицу, проветриться и отойти от такого реального наваждения, пока голые стопы будет холодить утренняя роса. Сесть среди спящих цветов и вглядываться в почти черный горизонт. Коллеи глубоко вдыхает свежий воздух, приятно щекоча легкие, и касается ладонью груди, где трепетно бьется сердце. Липкое ощущение ужаса все еще присутствовало, душа и пронзая невидимыми лезвиями. Судорожно сглатывая, девушка встает с теплой постели, шагает нетвердой походкой к столу, заваленному листами бумаги, выкройками и прочими мелочами. Ее крайне интересует небольшой графин с кристально чистой водой. Живительная влага касается ее губ и языка — она пьет прямо из горла. После одного глотка горло перестает драть, после двух сонливость пропадает, трех — проясняется разум. Коллеи ставит воду на место посреди беспорядка и, выглянув в окно, тенью выскальзывает из дома. В лицо дует прохладный ветерок, щекочет кожу лица, играет с неровными прядями волос и треплет подол легкой белой сорочки. На улице ни души, совсем тихо и оттого спокойно на душе. Никто не увидит ее еще влажных ресниц и легких теней под глазами. Фиалковые радужки смотрят под ноги, опасаясь поскользнуться на мокрой траве. Девочка отходит как можно дальше от дома и опускается на сочную траву, позволяя ветру прогнать из головы навязчивые и тянущие вниз, к самому дну, мысли. На губах расцветает легкая улыбка, когда ветер бьет сильнее по теплой коже, уносясь далеко в сторону Академии, где наверняка даже среди ночи снуют туда-сюда важные ученые. Словно Анемо Архонт играет с ней, подбадривает или...предупреждает. Улыбка сходит на нет, когда листва жалобно шуршит, а деревья трещат, рыдая. Становится неспокойно. Все волшебство ночного Сумеру пропадает, уступая место чему-то едва ли уловимому и гнетущему. Кожей ощущается опасность, совсем как в Мондштадте много лет назад...Она скучает по Мондштадту, в котором оказалась исключительно по воле случая. Скучает, пусть и была в смертельной опасности, а прямо под носом разгуливали Фатуи... Нужно вернуться назад. Коллеи поднимается с земли, отряхивает промокшую ночнушку, в последний раз смотрит на темные, почти черные кроны деревьев и поспешно идет назад. Ей приходится остановиться, когда ушей достигает страшный грохот, а небо становится ало-оранжевым в цвет растущих на деревьях закатников. Этот взрыв... — Академия!.. Девочка внимательно всматривается в угасающее пламя вдалеке. В ее глазах ужас, лицо бледнеет. Она срывается с места — нужно разбудить мастера. Поскальзываясь от скорого бега, падая и поднимаясь, Коллеи влетает в комнату Тигнари и, желая вскричать имя наставника, осекается. Никого нет. — М-мастер?!.. — стажер теряется, носится по комнате Тигнари и своей, словно это должно вызвать гениального ботаника и решить все проблемы. Однако его нигде нет, равно как и других. Обеспокоенной девушке приходиться лишь схватить лук и бежать к окраине леса, где тропические леса переходят в каменную дорогу. В Академию. *** В вечно зеленом городе, сердце знаний, горит огонь. Трещат деревья и тела несчастных, попавших под удар. Нестерпимо пахнет горелой плотью и порохом. Среди плача детей у тел близких и воплей искалеченных сумерцев, ползет лед и звенит меч. Подле Предвестника левитирует потрепанный гримуар, а по щелчку пальцев ползет лед, сковывая землю и иссушая уцелевшие растения. Лед предвестника точно как чума: настигает, паразитирует на коже и мучительно убивает, промораживая плоть до самой кости. Не успеешь увернуться, отскочить, отклониться - и рискуешь лишиться доброго куска плоти, а может, и конечности. Лед бежит быстро, кусается и бросается на кожу, как бешеная шавка, брызжущая заразной пенной слюной. Дыхание Эфира давно сбилось, легкие обожжены гарью, а кости нестерпимо ломит от затянувшегося изнуряющего боя против Предвестника Фатуи. Когда-то чистая кожа вымазана сажей, пылью и собственной кровью, что так любезно пустил Доктор осколками острого льда. Этот мужчина слишком силен, он намного сильнее Чайльда и от него тошнотворно смердит смертью. — Очень хорошо, Путешественник, — аплодирует Дотторе, широко улыбаясь, являя юноше безумный оскал острых зубов. — Всё как и докладывал Одиннадцатый: твои рефлексы и сила...и использование элемента без глаза Бога, просто изумительно! Иль Дотторе вскидывает руку, громко щелкая в едком от продуктов горения воздухе, наслав на мальчишку мелкие ледяные иглы так болезненно задевающие голую кожу. Приходится немедленно бежать прочь, как крыса поджав хвост, забиваясь за толстые корни деревьев. Все ради выживания, ради безопасности и без того кровоточащего и истощенного тела. Все в порядке, пока Паймон нет рядом и та в поисках генерала махаматра, все хорошо, пока Тигнари борется с пожарами, все терпимо, пока Аль-Хайтам спасает раненных и руководит младшими учеными. Как же сильно Эфир устал, и как же сильно у него ломит конечности, однако даже так он продолжает противостоять Предвестнику, наделавшему множество проблем не только на его пути. Мальчишка кричит, выпрыгивает из укрытия, когда крио элемент стихает, и несется молнией на Иль Дотторе. Его меч и его жалкие потуги наверняка выглядят смехотворно, шут с палкой вместо увесистого оружия против настоящего рыцаря, пусть и не с мечом, но с гримуаром. Предвестник усмехается попытке Путешественника, играюче уклоняется и бьет в ответ силами крио. Горит кожа, идет кровь. Слышится собственный вопль, но меч из рук не падает, наоборот — крепче сжимается и идет на мужчину, норовя рассечь маску в ответ, а если повезет, то и глаза. — Ну же, Эфир, постарайся. Я хочу лицезреть твой предел, мальчишка! Но он уже на пределе. Еще немного и тело сломается, разум падет в темную Бездну и тогда придет смерть. Он падет. Ему это недозволенно. Поиски сестры не позволяют. Дотторе с легкостью отражает выпад, блокирует элементальные атаки и заставляет искателя приключений рухнуть на колени перед ним и его нечеловеческой силой. Ровно в этот момент свистит рассекаемый воздух и брызгает кровь Второго Предвестника Фатуи. Стрела поразила его идеально бледную кожу лица, и по щеке побежала алая струйка. Доктор касается поврежденной щеки, растирает кровь на пальцах в перчатках, а затем со звериным оскалом разворачивается в сторону, откуда предположительно была выпущена стрела, заряженная дендро. — Ты!.. — Дотторе в восторге разворачивается на виднеющегося вдалеке стрелка. Эти зеленые взъерошенные волосы, аметистовые глаза, взирающие на него с презрением и благоговейным страхом, и трясущиеся ноги. Коллеи! Ну конечно! Его маленькая подросшая подопытная вновь смотрит столь гневным взглядом, глубоко внутри, задыхаясь от страха, и едва ли удерживает равновесие, на трясущихся от ужаса ногах. Он слишком давно ее не видел, но определенно не забыл. Кажется, теперь его игра не будет столь скучна. — Путешественник! — голос Коллеи дрожит, срывается, являя ее страх оставшийся с самого детства, хранящийся в грязных мутноватых воспоминаниях, которые та так старалась уничтожить.-Скорее уходи отсюда, он слишком опасен!.. — Мисс Коллеи совершенно права, Эфир, — Дотторе встает в пол оборота к белокурому мальчишке, вновь скалится и стирает остатки крови с щеки, которая немедленно регенерировала. — Я — слишком опасен, а ты — истощен. Отдохни. Доктор вскидывает руку. Щелчок. Эфир вскрикивает, явственно ощущая, как лед дерет чуть ли не до костей, прожигая кожу и вгрызаясь в мышцы, и валится на землю без сил. Наконец, когда золотистая проблема временно устранена, он может уделить свое драгоценное время давней пациентке. Той, что выжила, Той, что сбежала и продолжает жить со своей неизлечимой болезнью. Но прежде ему приходиться увернуться от новой стрелы, выпущенной трясущимися руками девочки. Он находит это очаровательным. Его маленькая девочка поглощена гневом. — Надо же, милая Коллеи...Это может быть опасно, ты знаешь? Воздух вновь свистит, мрак неспокойной ночи озаряет зеленый свет, неумолимо гаснущий в широкой ладони. Мужчина - не человек. Он чудовище, потому что только самый настоящий монстр может поймать голыми руками стрелу, заряженную элементальными силами, и не получить ни царапины, ни даже порвать перчатку. От этого Коллеи ощущает подкатывающую к горлу волну тошноты и холодный пот, стекающий крупными каплями по коже. Слышится хруст, и стрела ломается пополам, роняя щепки на мощенную камнем дорогу. Девушка с замершим сердцем наблюдает за падающими на мощеную дорогу обломками, что остались от тонкой стрелы. Онемевшие ладони крепче стискивают оружие, ища в нем мнимое успокоение. — Ты очень выросла, девочка, пораженная элеазаром, — Доктор поворачивается к девушке, делает пару неспешных, будто прогулочных шагов навстречу, и стягивает с себя черную маску. — Как твои дела? Алый. Девочка из лесного патруля неоднократно видела этот цвет на коже пострадавших в лесу Авидья, на своем ослабленном болезнью теле, на каменном полу ненавистного учреждения Фатуи и в радужках Предвестника. Они так и остались кроваво-красными цвета злодеяний, что сотворил этот проклятый Семерыми человек. Она находит омерзительным, что по сей день смела помнить точный цвет глаз мужчины, истязавшего ее. Но девушка чувствует облегчение, пересчитывая шрамы на лице врага, отмечая их изменившееся количество в большую сторону. — Мое терпение не бесконечно. Из глотки Доктора слышится глухой, почти звериный рык, а после звонкие щелчки пальцами и звон льда, больше походивший на треск сломанных костей случайных жертв его «перфоманса» повлекшего колоссальные разрушения и отравление Дендро Архонта. Крио элемент Предвестника полз среди трупов, обволакивая каждого, кто попадется ему на пути. Совсем как лава извергающегося вулкана, для которой нет ни единой преграды и у которой лишь одна цель — бежать и не останавливаться, только жечь живое. Девочка вынуждена уворачиваться, опасаясь попасть под волну недружественного элемента и лишиться ступней босых ног. Она ловко отступает, перепрыгивает с ноги на ногу, ступает по витиеватым, местами обугленным корням и не боится острой крошки раздробленного камня — повелось с детства, за время скитания по улицам. Враждебно настроенный крио элемент напомнил ей очень давнюю стычку с Сэром Кэйей. В ту ночь она также выступила против обладателя крио. Однако на сей раз она обладает дендро элементом и способна дать, пусть и слабый, но все же отпор. — Коллеи, я так по тебе скучал, а ты приветствуешь меня столь холодно...Я ведь лечил твою болезнь, — Предвестник прекращает щелкать, а голос вновь приобретает расслабленный, даже довольный тон. — Между нами должны быть доверительно-теплые отношения «доктор — пациент». — Не смей...не смей делать вид, словно не ты истязал меня! Коллеи срывается на крик, натягивает тетиву лука и беспощадно стреляет точно в лоб Предвестника, наивно надеясь прикончить. Споры дендро элемента и ухмылка мужчины — последнее, что видела девочка, прежде чем потерять противника из виду, а после четко ощутить его присутствие точно позади, где-то за спиной. Стажер лесного патруля резко разворачивается, чувствуя, как холоднеет у нее в груди, стоит лишь вблизи всмотреться в глаза Доктора, подобные драгоценным рубинам Натлана. Борясь с одеревеневшими от шока конечностями, девушка спешно пятиться назад, не смея упустить мужчину из виду. Но, к превеликому несчастью, крио элемент успевает неспешно покрыть собой землю, и девочка, вскрикнув, поскальзывается. А после жгучая боль пронзает предплечье — Дотторе услужливо ухватил ее за руку, не позволяя упасть. — О, Архонты, ты все так же неуклюжа, милая, — Доктор дергает за тонкую конечность под болезненное шипение и впечатывает в себя девчушку. Бывшая пациентка брыкается, бьет свободной от хватки рукой по груди мужчины, гневно выплевывает проклятья. — Твоя кожа стала такой бледной, а конечности занятно трясутся, хоть мы и не поговорили толком. Это так забавно, не находишь? Легко отсмеиваясь, Предвестник переходит на полушепот, склонившись к уху девочки, и та замирает в новой волне страха. Его сильная рука змеей ползет по талии, болезненно стискивая. Второй он пальцами поддевает подбородок Коллеи, немо вынуждая смотреть в глаза. Однако упрямая пациентка не желала, а потому отвела взгляд в сторону. Лучше рассматривать развороченную землю, чем умирать изнутри от алых радужек. И все же она смотрит своему мучителю в глаза, когда чувствует могильный холод, жаждущий наброситься на голые ноги. Все, что видит Дотторе в ее фиолетовых глазах, так это страх, презрение и испепеляющий гнев. Это глаза не обозленной девочки на конкретного человека, а на весь бренный грешный мир. Очаровательно. Доктору до аморального возбуждения хочется распробовать и поглотить эти эмоции. — Ах, милая Коллеи, посмотри-ка на это, — Доктор осторожно, обманчиво нежно поворачивает лицо девочки в сторону бушующего огня, от чего на ее коже пляшут рыжие пятна задорного пламени. — Скажи мне, что ты думаешь на этот счет? Коллеи с содроганием и благоговейным ужасом наблюдала, как языки пламени жадно поглощают дома, деревья и павших горожан. Наконец она смогла более детально рассмотреть тела, не в спешке, как до этого, а медленно обводить зрачками виднеющуюся алую плоть, жировую ткань, так похожую на студень, обугленные участки и торчащие ломанные кости. Она вновь ощущает дурноту: легко прослеживается головокружение и желание тошнить, пока желудок не вывалится на грязную траву. — Т-ты...Ты чудовище, — говорит она, тяжело сглатывая густую слюну, обычно появляющуюся перед самой рвотой. — Совершенно верно. А теперь посмотри на юного Путешественника, так отчаянно жертвующего собой во благо тупоголовых ученых Академии и ничтожных сумерцев. Он вовсе не здешний, но смело сражался, — Дотторе перемещается за спину девочки. Крепко стиснув ее плечи, он вновь нагибается к ее уху и говорит более низким голосом, внимательно наблюдая за бледным лицом. — Почему же ты, Коллеи, ничего не предприняла, а лишь сладко спала в эту беспокойную ночь? Что? Почему она спала? — Коллеи, давай вместе сосчитаем их? Один. Два...Пять. Семь... Двадцать. Двадцать тел. И взрослых, и крохотных детских. Почему? — Надо же, двадцать одно тело, включая Эфира, — Доктор приглаживает ладонью растрепанные зеленые волосы застывшей девочки. — Не много, но и не мало, правда? Думаю, если пройдем в другой квартал, то там число будет намного больше двадцати одного. Все эти люди мертвы. Двадцать тел и одно едва дышащее тело Путешественника. Они больше не встанут, не заговорят. — Как ты думаешь, почему это произошло? Почему погибли эти дети, женщины и старики? ...она не понимает. Нет. Почему? Стажер леса Авидья снова ощущает пальцы Предвестника на своем лице. Они больно стискивают кожу, до покраснения, давят и вынуждают обернуться на говорящего мужчину. Посмотреть в его холодные красные глаза, где не плещется ни раскаяния, ни вины, потому что таковые есть в больших аметистовых глазах младшей. — Они умерли из-за тебя, живой Глаз Порчи. Обескровленные губы Коллеи поджимаются, а затем распахиваются. Ее рвет на рукав Второго номера. Из желудка выходит лишь вода, выпитая не так давно, и немногочисленные кусочки съеденных на ужин фруктов. Резко пахнет желудочным соком. Из глаз брызгают крупные слезы в новом приступе, и девушка оседает на землю, задыхаясь. Тело прошибает мелкая дрожь, живот невыносимо режет, а с губ капает тягучая прозрачная слюна. Белая ткань легкого платья окрашивается в цвет грязи и рвоты. — Мне не было дела до ученых из Академии, ровно как и до Путешественника. Мне нужен был Глаз Порчи, несущий в себе останки Богов — ты, моя милая пациентка. Девушка сгорбливается, обнимает потерявшими всякую чувствительность руками плечи, дрожит, роняя слезы, и что-то неразличимое шепчет испачканными губами. Дотторе наблюдал, взирая на нее сверху вниз. Жадно вдыхал витающие в воздухе запах горелой плоти, рвоты и отчаяния, так прелестно отразившееся на лице девочки. Это твоя вина. — Нет! Нет! Нет! НЕТ! ХВАТИТ! ЗАМОЛЧИ! Я ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК! ЭТО НЕ МОЯ ВИНА! НЕ МОИ РАЗРУШЕНИЯ!.. Коллеи кричит, захлебывается в слезах и бьет раскрытыми ладонями по земле. Нестабильный дендро элемент яростно горит, не хуже пламени, объявшего город, и взметается к Предвестнику. Толстые корни норовят пронзить чужеземца, насадить, прорасти изнутри и разорвать в клочья. Растения подчинялись юной девушке и выглядели будто щупальца морского чудовища. Такие же подвижные, но совершенно не склизкие. Только вот подчиняются льду совсем как живые существа, идентично иссыхая и ломаясь, разбившись на осколки, но не позволяя кусачему крио элементу настичь хозяйку. Предвестник незаинтересован в бое. Он легко, будто играюче, уворачивается и вскользь направляет лед. Виртуозно двигается по истоптанной траве, дробит каблуками сапог собственную стихию, разбивает кулаками замороженные стебли, пробираясь в самую глубь растительного кокона, где решила спрятаться девчонка. — Ты снова сбегаешь, поджав хвост, девочка! Тебе самой не тошно от предательства своей нации? Архонта, что так заботливо приглядывала за вами? — Доктор легко преодолевает атаки, рвет голыми руками толстые корни, морозит и дробит. За толстыми корнями слышны слабые всхлипы. За дырой в толстых корнях виднеется съежившаяся девочка. Дотторе невольно улыбается. Картина напоминает ему давние воспоминания и первые опыты с мелкими дозами останков Бога. Она не изменилась... Номер Второй касается кончиком пальца порождений дендро. Всего за мгновение прочные корни и сочная мякоть стеблей прекращает свое движения, замирая, покрывшись толстой коркой льда, а после осыпается мелкой, едва ли не микроскопической блестящей крошкой. Совсем как разбившееся стекло, и даже слышится знакомый звон. — Коллеи, — девочка остается недвижима, уставившись пустым взглядом куда-то в землю. Все еще дрожит. — Я готов уступить: ты в обмен на неприкосновенность товарищей. Что скажешь? Девочка глупо моргает, заторможенно поднимая глаза на Дотторе. Тот невредим и даже не запыхался. — Это моя вина, доктор? — Это твое искупление. За смертельную болезнь. Останки бога в твоем слабом умирающем теле. — Ты мне нужна, Коллеи. Возвращайся ко мне, девочка, сумевшая усмирить черное пламя. Я отзову Фатуи. Твои товарищи будут жить.