ID работы: 12646012

Погибший росток

Гет
NC-17
В процессе
226
автор
Размер:
планируется Макси, написано 184 страницы, 13 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
226 Нравится 114 Отзывы 32 В сборник Скачать

II

Настройки текста
Примечания:
Коллеи исполнилось двенадцать лет. Сегодня ее день рождения, но на ее лице нет улыбки, присущей детям в именины. Ее бледные и измученные черты никак не могли перенять такую простую эмоцию, как радость, и отразить на искусанных губах. Она презирает всякие праздники, в особенности день, когда та была рождена на свет. Ведь в тот день она была проклята Богами, отвергнута самой Селестией. Но была принята доктором из Снежной, торжественно поклявшимся излечить безнадежно больную девочку, страдающую элеазаром. «Доктор» — до чего же лживое ироничное прозвище, аж до тошноты мерзко. Омерзительней лишь место, где он ее держит: до рези в глазах белая комната с холодной плиткой и острым запахом химикатов. Но сегодня у нее день рождения, о котором врач не смеет забыть. Потому она сидит на металлическом операционном столе, свесив ноги, и тупо смотрит в пол. — Коллеи, дорогая, я тебя поздравляю, — мужчина хлопает, звук неприятно бьет по ушам девочки, от чего та ежится лишь сильнее под пристальным взглядом алых глаз. — Сегодня наступил твой двенадцатый год жизни на землях Тейвата. Скажи, у тебя есть пожелания? Как-никак это твой день. Какая нелепость. Сколько бы дней рождений прошло, сколько бы лет ей ни было, у нее никогда не будет «своего дня». Ей никогда не будет места в Тейвате, потому что она проклята, не заслуживает жить, а потому обязана сгорать от болезни быстрее свечи. Когда-нибудь каменная чешуя въестся глубже, чем в дерму, в самые мышцы, вплоть до костей, нестерпимо больно уничтожая. Больной ребенок больше не хочет страдать, но хочет жить. Однако жизнь в вечном презрении и гонении — хуже смерти и опытов эскулапа. — Хочу жить..., — наивно вырывается из разомкнувшихся губ. — Хочу... Дотторе в предвкушении взирает на подопытную, сверля ненормально узкими зрачками. Он складывает руки за спиной, наклоняется к девочке и растягивает губы в ломанной улыбке. — Чтобы они умерли. Мужчина смеется. Громко, заливисто и издевательски. Его трясет, он хватается за плечи, глубоко вдыхает и смолкает, оставив после себя лишь звон в помещении. Коллеи молчит и затравленно смотрит на Предвестника. Почему-то бинты на теле кажутся нестерпимо давящими, будто то вовсе не ткань, а плотоядные удавы. Доктор в точности как один из этих удавов: сначала неспешно ползет по коже, холодя разницей температур, обвивает тело и сдавливает до хруста костей и проткнутых острыми осколками внутренностей, и лишь после приступает к «трапезе». — Славно. Хороший выбор, девочка. Он разворачивается на каблуках к стоящему позади него высокому столу и, закатав рукава всегда чистой белой рубашки, открывает что-то с щелчком. Звенит стекло, капает темная жидкость, и по помещению распространяется нестерпимый смрад, будто кто-то в мгновение ока прошел все фазы разложения. Девочка накрывает нос ладонями, ощущая, что еще немного и ее попросту стошнит на пол от вони. К моменту, когда пустой желудок норовит вывернуться наизнанку, доктор заканчивает и хищным шагом настигает пациентку. Он нежно касается ее щеки холодной ладонью в перчатке, гладит под глазом большим пальцем, заставляя обратить на себя взор фиалковых радужек. Девочка покорно смотрит на доктора и только после замечает, что Второй держит что-то за спиной. Прежде чем она успевает проследить взглядом за рукой доктора, Дотторе крепко обхватывает ее шею широкой ладонью и валит на обжигающе холодный металлический операционный стол. Он хладнокровен к вскрикам девочки и сильно вдавливает в поверхность, фиксируя. Резким движением второй руки, в которой мужчина держал что-то неизвестное Коллеи, смещает бинты с шеи. В четырех каменных стенах проносится душераздирающий девичий вопль, наполненный болью, страхом и абсолютным отчаянием. Игла вонзилась в кожу, патогенная жидкость ядом разносится по сосудам пациентки, причиняя невыносимые страдания. Создавалось впечатление, что она сгорает изнутри, а органы начинают гнить прямо внутри, превращаясь в подобие стухшего мясного фарша. Финальная доза введена. «С днем рождения, Коллеи.» Живой Глаз Порчи чешет шею замерзшими пальцами. Кожа непривычно зудит, будто от аллергической сыпи. Вот только таковой нет. Есть лишь расцарапанная ногтями плоть. Неприятно жжет и горит. Не спасает даже легкий холод в каюте Предвестника, куда ее поместил Второй на время «небольшого путешествия», как он тогда выразился. «Путешествие» — звучит совершенно абсурдно, что в стиле Доктора. Девочке незачем врать, ведь та без всяких слов осознает, куда они движутся по водной глади. Пальцы прекращают терзать загривок. Коллеи обессиленно роняет руку на мягкую постель, точно в густые меха неизвестных девочке диких зверей Снежной, должно быть. Бинты на ее конечностях не выглядят инородными, скорее ненавистно родными, напоминающими о давних негуманных поступках Доктора. К счастью, с момента пробуждения она ни разу не видела его лица. Как и кого либо еще. Все, что окружало ее — это монотонный скрип древесины галеона, качка на воде, холод и мрачное окружение четырех стен. Сколько они плывут? Неизвестно. Коллеи даже не может покинуть комнату, ведь ногу крепко обвивает блестящая в тусклом освещении цепь. Дотторе так боится, что слабая обладательница Дендро сбежит? Это не похоже на него. Ему наверняка должно было быть известно еще с детства девочки, что та не выделяется особенными физическими данными, чтобы она была способна сбежать от него. К тому же та не может найти возле себя Глаз Бога. Она никогда бы не подумала, что нечто такое близкое к совершенству и божественности, что должно было оберегать людей без сил, могло вызвать сильные разрушения, стоило ей лишь вновь услышать, увидеть и почувствовать Дотторе. Почему-то без Дендро Глаза Бога спокойней, словно часть ее вины была снята. Такое странное обманчиво-сладкое ощущение... Стажер лесного дозора...Нет. Бывший стажер ложится на постель и бездумно смотрит в темный угол каюты. Даже этот неосвещенный участок идеально чистый. Она не видит пыли даже в воздухе и считает это место чуть ли не искусственным. Ощущение, будто находишься во сне, и всего этого не происходило. Просто кошмар, странное наваждение. А каюта просто создана ее разумом, потому она и не может видеть ни пыли, ни грязи. И все выглядит сотканным из переживаний сном, а потому и без сложных деталей. Но в Сумеру сны видят лишь дети, а она уже далеко не ребенок. Одна лишь эта здравая мысль заставляет девочку отбросить глупые, совершенно никчемные надежды на лучшее и через силу осознать свое опасное положение. Видимо, невозможность видеть сны не распространяется лишь на Дотторе. По коже неприятно бегут мурашки. Ей хочется спрятаться, закрыться ото всех. И девочка укрывается мехами, тянет воздух носом и поджимает губы. Вещи пахнут им. Дотторе. Они пахнут медикаментами и, как бы то странно не звучало, но Крио элементом. Не обычным льдом или чужими силами, а именно его. Такими явственно сильно щекочущими рецепторные клетки слизистой носа. Именно таким запахом, каким был в Академии, среди смрада горящей плоти и едкого дыма. Таким, как много лет назад. Словно проклятый эскулап въелся в саму формулу этого мира, а тот вовсе и не против, лишь нарочито сохраняет малейшие намеки на существование Предвестника. Коллеи более чем уверена, что, убив Дотторе, она не освободит ни себя, ни других несчастных. Скорее наоборот, загонит в клетку побольше, ставшую последним пристанищем для разрозненного разума, и подвергнет опасности тех, ради кого вернулась к этому чудовищу. Лучше бы он не рождался, — звучит в голове жестокая, злая мысль. Но другая более удручающая: лучше бы не рождалась она. По бледным, словно обескровленным щекам катятся ужасно горячие большие слезы. Девушка беззвучно плачет, бездумно смотря в одну точку мрачной каюты. Скрипит древесина, слышится буйствующий снаружи ветер и волны. Судно качает, но паники на палубе нет. Коллеи заметила любопытную вещь: во время качки уже почти и не тошнит. Создавалось впечатление, что она привыкла и, кажется, даже рада, ведь волны будто сочувственно покачивали ее, надеясь, что та впадет в сон. Что удивительно, воды не прогадали, и через каких-то пару минут слез, девочка закрыла раскрасневшиеся глаза и окунулась во временное забытье, кажущееся таким бесконечно длинным и коротким одновременно. Не хочется двигаться, да и движения ее ограничены издевкой со стороны Предвестника. Но и лежать на его месте девочка не горит желанием, хоть и вынуждена. Дремлющая, измученная девочка, потерявшая всякую бдительность на вражеском корабле, собиралась забыться сном, когда дверь в каюту почти бесшумно открывается. Она слышит стук каблуков сапог, ощущает запах мороза, пришедший с завывающим ветром, и чувствует его — Дотторе. Внутренности переворачиваются, а пульс зашкаливает, когда он, закрыв дверь, неспешно подходит к своей постели, где в теплых мехах лежит девушка. Мужчина останавливается совсем рядом, наклоняется к ней так, что та может слышать его медленное дыхание. Голову разрывают страшные мысли, полные нечестивых намерений, что могли прийти в голову хозяину комнаты, но доктор попросту натягивает сползший мех с острого плеча Коллеи и идет в противополжную от нее сторону, к лакированному столу, почти бесшумно опуская на него что-то тяжелое. Затем ее уши улавливают тихое звяканье и шум ткани. Она определенно точно может сказать, что Предвестник снял с себя серую шубу, ту, что она видела на нем, когда пришлось бежать из Сумеру. Совсем тихо скрипит стул и шуршат бумаги. Работает. О, Архонты! Как же невыносимо находиться с ним в одном помещении. Да, он ее не тронул, даже наоборот, укрыл теплее. Однако это с точностью до наверняка не было простым жестом доброй воли. Ему просто станет в тягость больная и простуженная девчонка. Так проще. Лучше не приписывать этому простому, но при этом необычайно сложному действию для этого монстра, иной смысл. Девушка боится не то что шевельнуться, а даже дышать. Вдруг доктор поймет, что та вовсе и не спит? Но что он предпримет, если поймет? Тело покрывается холодным потом, а веки смыкаются крепче, пока со стороны лекаря доносится скрип пера о бумагу и редкие усталые вздохи. Ей кажется, что он терпеть не может бумажную работу. Ему больше по нраву практика, нежели теория...Она знает. Доктор знает, что Коллеи знает. Проклятый замкнутый круг — змеи, пожирающие друг друга в вечной и нескончаемой агонии. Страшнее лишь вслушиваться в каждый звук, исходящий от лекаря. Нет смысла слезно молиться Богам и умолять сохранить ее от напасти, когда речь идет о нем. Об ученом, вставшем со стула и бесшумно ступающим к постели. — Коллеи, твои мысли слишком громкие. Мешаешь. Бывшую пациентку переворачивают с бока на спину, дернув за плечо. Еще секунду назад крепко зажмуренные глаза распахиваются и видят в каких-то жалких сантиметрах от себя лицо в резной маске. Что значит громкие мысли? Он же не мог ее слышать. Правда?.. — Как спалось? — как ни в чем не бывало спрашивает мужчина, растягивая губы в широкой плотоядной улыбке. — О, надеюсь, я не помешал твоему «сну» своим присутствием? Видишь ли, твои размышления мне показались слишком тревожными. Я был просто обязан проверить, все ли с тобой в порядке. Тело юной девушки прошибает новая волна холодного пота. Он не мог этого знать. Тонкая кисть сама по себе взметнулась в воздух, чтобы оттолкнуть противного от себя. Только вот что она могла противопоставить Дотторе? Правильно — ничего. А потому ее руку перехватывают задолго до момента, как та окажется горячей пощечиной на лице, и крепко вжимают в матрац. — Бросаться на людей — неприлично. — Я...Я не... — Коллеи теряется, растеряв всякое умение говорить из-за банального страха перед более сильным человеком. Возможно, и из-за собственного отношения к лекарю. — Как бы то ни было, мы сравнительно скоро прибудем, — Доктор, усмехаясь, выпрямляется и, смотря на девочку, пугающе скалится. — Точно в Снежную, в ближайший к Заполярному Дворцу Порт. Скажи, ты скучала по трескучим морозам, девочка? Коллеи глупо смотрит на Предвестника и заторможенно моргает. Они не могут быть в Снежной. В каюте недостаточно холодно и не слышно ломающегося под натиском судна льда. — Видела бы ты свое очаровательное выражение лица. Не веришь мне? Дотторе стаскивает с Коллеи густые меха, поднимает ошеломленную девочку с кровати за руку, легко ломает Крио силами цепь на ее лодыжке и тащит за собой. Пленница кричит, пытается вырвать свою руку из чужой ладони и бьет по Предвестника по плечу свободной рукой. Мужчина лишь смеется на выходки девушки и дергает за ручку двери. Из открывшейся двери сильно дует холодный ветер, кусающий голую теплую кожу, а стопы болезненно сталкиваются с оледеневшей древесиной палубы. Носительница останков Богов жмурится, закрывает глаза свободной рукой, прекращая попытки освободиться. Вдохнув неприятный холодный морской воздух и стерпев нападки ветра, она пробует открыть глаза, болезненно шипя от крепкой ладони на собственной руке. И перед взором фиалковых радужек открываются серые, почти грязные просторы, где лысые кривые горы виднеются где-то вдалеке, и больше ничего не видно, кроме неспокойной водной глади. Из открытого в изумлении рта летит облачко пара. Сковывающая руку хватка Второго ослабевает, и девочка, ведомая любопытством, осторожными нетвердыми шагами подходит к борту, держится ладонями за гладкую поверхность и завороженно смотрит на неизвестное ей окружение. Она никогда не видела ничего подобного, ведь все, что она помнит — это тропические леса Сумеру, стерильные лаборатории и мягкий климат Мондштадта. Кажется, под впечатлением она и вовсе забыла, что находится под пристальным взором Дотторе, а за спиной столпились рядовые Фатуи и, шепчась, смотрят на странную девушку, наплевавшую на холод и стоящую на ветренной палубе в одном лишь изорванном белом платье да бинтах. — Лорд Дотторе, — застрельщик, вышедший из каюты Предвестника, склоняет голову в почтении и передает старшему по званию искомый предмет. — Весьма вовремя, — Дотторе забирает вещь из рук подчиненного, который, казалось, что боится хоть малость ее помять. Мужчина подходит к спине, будто зачарованной девочке, и под ее непонимающий, напуганный взгляд накидывает собственную шубу на ее острые, уже начинающие подрагивать от холода плечи. — Надо же, тебе идет форма Предвестника. Не хочешь присоединиться к Фатуи? — Ни за что! — решительно выпаляет Коллеи, оборачиваясь на Предвестника. Живой Глаз Порчи пятится назад, подальше от Доктора. Под его усмешки она поджимает губы, бегает взглядом по палубе и бежит между расступившимися Фатуи, проскакивая светлым пятном обратно в каюту мужчины, собирая неприлично много взглядов на себе. Доктор беззлобно смеется в след девочке. Ему безумно нравятся такие неожиданные изменения в ней. Он находит изменения в поведении Коллеи совершенно уникальными и интересными, подвластные лишь одному ему, и хочет, чтобы та чаще являла свою скрытую ото всех строптивость. Ведь девочка буквально расцветала на глазах, когда съежившийся комок страха словестно давал отпор более сильному. Второй готов даже благодарить Семерых за ниспосланную девочку, но, поймав себя на этой мысли, внезапно возвращает утраченное хладнокровие. — Молчать, — холодно скомандовал Предвестник, когда помимо своего безудержного веселья, расслышал и чужой смех, принадлежащий подчиненным. Солдаты Фатуи немедленно смолкают и в спешке расходятся по своим постам, продолжая делать то, что должны. Их приказ оставался неизменным: внимательно смотреть на горизонт, определять ледяные глыбы на воде и соблюдать идеальный порядок на корабле. Лорд Дотторе ненавидит шум и бесполезные разговоры, что так любили солдаты, независимо от времени суток и, возможно, положения дел. «Бестолковое мясо» — так доктор называл мешающих ему несмышленных подчиненных. Но на сей раз его гнев вызвал не столько подражающий смех и толпа, сколько взгляды, прикованные к ценному предмету его обмена. Второй надумывает выдрессировать этих шавок, как положено, но позже. Не сейчас, когда они должны войти в Снежную. — Лейтенант Смирнов, — Предвестник сложил руки за спиной, дожидаясь, когда искомый человек быстрым торопливым шагом, наконец, настигнет его. — Да, Лорд Дотторе? На голос Лорда отозвался молодой юноша, почтительно склонивший голову перед могущественным Господином. — Передайте подать мне горячий чай, листья которого были собраны в чайной деревне Ли Юэ, — Второй разворачивается спиной к Смирнову, уходя в сторону каюты, но затем останавливается всего на мгновение, чтобы в пол оборота приказать еще раз. — И сладостей для милой Коллеи. Чем быстрее, тем лучше. Выполнять. — Есть! —Лорд Дотторе, прошу простить за дерзость, но будут дополнительные указания для команды? Доктор раздраженно рычит. Развернувшись, он смотрит на подошедшего капитан-лейтенанта, сверлит взглядом под маской и дергает уголком губы, будто подбирая ругательства пострашнее. Но затем его внимание привлекает нечто, падающее с неба. Мужчина поднимает ладонь к небу и ловит предмет, зацепивший его взор. Это была крупная мягкая кучка слипшихся снежинок. Они совсем рядом. Он чувствует, как сила его Крио элемента возрастает, сходит с ума, ликует родным ледяным краям и покровительству Крио Архонта. Эскулап с восторгом уничтожает дар холода, сжав кулак до скрипа перчатки. — Дамы и Господа, — Дотторе несколько раз хлопает, обращая на себя внимание находящихся на палубе, — С этого момента соблюдать особую осторожность. Мы вошли в воды, подвластные Ее Величеству Царице. — Солдаты разрывают тишину громогласными возгласами и необычайным восхищением, ведь те сумели вернуться на родину живыми. Доктор ощущает крайнее раздражение из-за шума, потому грубо приказывает. — За работу, бестолочи! Ликование приберегите до порта Хмурого Полдня! Доктор покидает палубу, удаляясь в каюту, где наверняка в трепете его ждет дорогая бывшая пациентка. Однако перед тем, как отворить дверь, он в последний раз смотрит на серое небо, откуда падают уже целыми десятками снежные хлопья. Кажется, Доктор соврет сам себе, если скажет, что ни капли не тосковал по ледяной стране и сильным снежным ветрам. Признание в любви к снежной стране для него совершенно неестественно. Он дергает за ручку двери, входит внутрь, позволяя потокам воздуха жалобно взвыть, и в процессе закрытия каюты перехватывает запястье девочки, в маленькой ладони которой оказалась его собственная перьевая ручка, видимо, предназначавшаяся для его глотки. — Так сильно понравилась моя ручка, что решила переподарить ее мне, Коллеи? Предвестник до нестерпимой боли сдавливает руку девочки, и из ладони вместе со вскриком, ручка падает на пол, разбрызгивая черные чернила. Пачкается пол и голые стопы, приобретая иссиня черные оттенки. Мужчина толкает девочку к столу, и та сильно встречается с ним спиной, от чего болезненно жжет ушибленное место. Второго не остановила и эта малозначимая, по его мнению, деталь, потому уперся в стол руками по обе стороны от тела стенающей Коллеи, склоняясь над ней черной тенью. Девочка в мгновение замолкает, ошеломленная невообразимой ситуацией и мерзкой близостью ученого. — Что заставило тебя вдруг поверить в себя и свои силы? Почему ты осмелилась напасть на меня, зная, что я твой единственный добродетель, спасший твоих никчемных друзей? Мне не составит труда вновь натравить Фатуи на твоих близких. — Нет! Пожалуйста!.. — Коллеи хватает Дотторе за грудки и мнет в руках фрак, отчаянно смотря на мучителя, превозмогая панику и резь в спине. — Умоляю, Доктор... Естество девушки трепещет, и тревожно ей уже не столько за себя, сколько за близких, жизнь которых держится на таких хрупких условиях их маленького договора. Сделка запечатлена лишь словесно. Бумаги, подтверждающей контракт доктора и жертвы, нет. Это определенно дает Предвестнику преимущество вертеть условиями, как тому будет угодно. Это ужасно несправедливо, но девочка сама виновата и отчетливо это понимает, потому готова проглотить всю обиду, нынешние и предстоящие унижения. Все ради дорогих людей. Потому она позволяет Дотторе гладить ее по щеке большим пальцем и утирать капли горячих крупных слез. Как разрешает и придвинуться ближе, сняв с лица черную маску. — Что, если я откажусь? Я уже спас твоих друзей, отозвав Фатуи, и заполучил тебя как предмет сделки. Так что же ты еще можешь мне предложить, девочка? У нее больше ничего нет, что она могла бы предложить Предвестнику. Совсем ничего. Даже сама она целиком и полностью принадлежит Доктору. Она больше не имеет совершенно никакой силы, чтобы предлагать обмен, равный обмену Дотторе. Коллеи не чувствует течение времени, как и всего тела в целом, ведь конечности вмиг онемели, стали похожими на вату, схожую с той, что продают в аптекарской лавке. Эта же вата сейчас преобладала над серым и белым веществом в ее черепной коробке, препятствуя мыслительному процессу. Ей удается вернуться в реальность, лишь когда Второй придвигается ближе, намного теснее, чем позволяет всякий уже нарушенный им этикет. И девушка, вздрогнув, как напуганное крохотное животное, в трепете упирается дрожащими руками в крепкую грудь, надеясь отбить хоть немного желанного личного пространства. Доктор не позволяет этой роскоши. Легко преодолевая давление на грудную клетку, нависнув чуть ли не над самым лицом девочки. Едва ли задевая ее кончик носа своим, он хватает девочку пальцами за подбородок гладящей щеку рукой, не позволяя отводить взгляд. Коллеи приходится снова испытать удушливую волну из грязной мешанины чувств, когда мужчина расплывается в оскале, а в его глазах буйствует неясный огонь, сжигающий своим адским пламенем остатки надежды девочки на лучшее. Они болезненно тлеют яркими углями в его руках, обращаясь в сыпучий пепел, так легко текучий между длинных пальцев. Девушка напоминает Дотторе феникса, сгорающего и восстающего из пепла раз за разом. Но единственное их разительное отличие в том, что Коллеи не исцеляется после «сожжения». Наоборот, так и остается надломанной, на грани срыва и чуть ли не потерей себя в их играх. Исключительно поэтому Доктору есть чем себя занять и отвлечься от бесконечной скуки. — Лорд Дотторе, — в каюту трижды стучат, разряжая посторонним шумом создавшуюся между Доктором и бывшей пациенткой острую, совершенно отталкивающую ситуацию. — Чай. Как Вы и приказывали. В гримасе Предвестника происходят стремительные изменения. Эмоция сменяет другую в какие-то считанные секунды, и оскал ,полный острых клыков, сходит на нет. Сердце Коллеи бешено стучит, гоняя кровь по телу с ненормальной скоростью, и она чувствует безумную благодарность к незванному, но уже такому желанному гостю, испытывая облегчение. — Входите, лейтенант Смирнов. Девушка слышит в голосе Дотторе крайнее раздражение и сдерживаемый гнев, но большее внимание привлекают полные бешенства глаза, стремительно скрывающиеся за черной маской. Дверь отворяется. В комнату входит Фатуи с серебряным подносом. Стук его сапог стихает следом за щелчком двери. Смирнов стал свидетелем странного и чуждого ему действа между молодой девушкой и многоуважаемым Вторым Предвестником, склонившимся над почти бьющейся в истерике жертвой. Коллеи отчаянно смотрела на вошедшего лейтенанта, взглядом моля о любой, даже малой помощи, лишь бы избежать близости и всякого контакта с Дотторе. Молодой человек определенно был наделен благоразумием, потому проигнорировал девчушку и начальника, просто поставив поднос с горячим чайником и сладостями на рабочий стол, избегая бумаг. — Будут еще приказания, Господин? — подчиненный склонил голову в ожидании дальнейших распоряжений. Какими бы те не были, он не посмеет ослушаться Второго Предвестника. В противном случае тот будет немедленно казнен на месте, как печально известная сударыня, некогда носившая номер Восемь среди Предвестников Фатуи. Второй не был Электро Архонтом, но казнить мог. — Не беспокоить нас, — Дотторе выпрямляется, оставляя в покое осевшую на пол от потрясения девочку. — Как прикажете. Солдат старается как можно скорее покинуть каюту насквозь пропахшую угрозой и чем-то необычайно гнетущим, что заставляет кожу покрыться мурашками. Он не осмелится об этом рассказать сослуживцам, ведомый страхом наказания. Юноша не смеет даже обернуться на дрожащую девушку, ведь та теперь целиком во власти второго по силе Предвестника. Смирнов уходит. Дверь закрывается, и в каюте стоит гробовая тишина. Ни один из двух присутствующих не говорит, храня молчание. И если Доктор не говорит из-за потери интереса, то Коллеи — из-за шока и разрывающего изнутри животного ужаса, ставшим ей уже как родной и, пожалуй, единственным главенствующим ощущением. — Что ж, давай выпьем чаю. Ну же, поднимайся, Коллеи, — Дотторе говорит в привычной надменной манере и звякает чашками на серебряном подносе, разливая горячий душистый чай. — После твоей недолгой прогулки нужно выпить горячего, чтобы согреться. В противном случае ты рискуешь заболеть. Замечание мужчины рвет на части и является исключительно гадкой издевкой для девушки. Она не хочет ни вставать, ни пить его проклятый чай, ни видеть его чертову самодовольную физиономию. Ей хочется по настоящему разодрать ее в кровь, даже если это значит, что руки омоются кровью ненавистного лекаря. Однако, как и сказал Предвестник, она не сумеет. — Давай же, вставай. Коллеи поднимает голову, затравленно смотря снизу вверх на мужчину, протянувшего ей руку в темной перчатке. У нее нет выбора, кроме как унизительно подчиняться. Поэтому собственная рука, будто чужая, тянется к ладони ученого, и девочку осторожно ставят на потерявшие чувствительность ноги. Девочка не роняет ни слова и безразлично смотрит в пол, заплетаясь в собственных ногах, когда ее ведут к столу и усаживают на мягкий стул. Мужчина ставит перед ней фарфоровую чашку с черным горячим чаем и аккуратную тарелочку с парой шоколадных конфет и красным мармеладом в сахаре, выглядящим больше как искусственное стекло или неограненный драгоценный камень. Дотторе опирается о край стола бедром и, глядя на девочку, неспешно пьет, смакуя душистый напиток из Ли Юэ, в качестве которого он смел сомневаться до сего момента. Коллеи мрачно взирает на свою чашку с начавшей остывать жидкостью, опасаясь, что тот может быть отравлен, а после исподлобья косится на Доктора, непринужденно глотающим чай. Она берет чашку в дрожащие руки, подносит фарфор к губам и немного отпивает. Тепло и терпко, но совсем не горько и больше фруктово. Жидкость почти безвкусна, но сквозь высокую температуру и внутренние опасения можно различить едва ощущаемые нотки сливы. Во всяком случае, девочке так кажется. Разбираться в этом сейчас нет совершенно никакого желания и сил, словно те из нее высосали. Опасаясь впасть в немилость Предвестнику, она берет с блюдца шоколадную конфету. Пару секунд рассматривает ее в мрачном освещении и только потом решается откусить самую малую ее часть, чтобы ощутить на языке кисловатую лимонную начинку. Цедра в сахаре.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.