Мальчик+Мальчик

Никогда Сане не забыть это лето. Каждый новый день был наполнен до краев, забит под завязку и насыщен до отказа. Каждый день был как отдельная маленькая жизнь. И какая же чудесная и богатая на эмоции была эта жизнь. Никогда так ярко не светило Сане солнце, а птицы не чирикали так жизнерадостно. Никогда так торжественно не гремела ему гроза, а дожди не поливали так изобильно. Не сверкали так ослепительно молнии, не обдувал так ласково ветер, не благоухали так ароматно цветы и травы. Всё потому, что весь привычный мир меняется, когда ты влюблён и безудержно счастлив. Ложась спать, Саня неизменно думает: «Завтра я снова проснусь. И будет новый день. И лето. И Данька». В первые же свободные выходные Саня, как и пообещал друзьям, запоздало отмечал свой День рождения. «Лучше поздно, чем никогда!» - повторял Трактор, потирая руки в предвкушении веселья. Саня согласился с другом. Лучше поздно, но, когда экзамены у всех остались позади. «Начало студенческой жизни тоже нужно обмыть! - заявил Пони. - Иначе может не заладиться!» Никто не спорил, иногда и Пони выдаёт дельные мысли. Все Санины приятели и подруги успешно поступили кто куда, за исключением Иры, которой оставался последний год в школе. Но она по этому поводу ни капли не переживала. На дачу Саня позвал всех друзей и Макса с Сашей. Но брат Даньки усиленно готовился к последнему испытанию в юридический, а потому, вежливо поблагодарив, отказался. Зеленокаменск чудо как хорош в конце июня: он цвёл, зеленел, источал опьяняющие запахи и дурманил, оставляя у любого приезжего одно лишь желание – пробыть здесь, как можно дольше. Портили идиллическую картину только дачники, понаехавшие с крикливыми детьми и брехливыми собаками. Правда, и в Саниной семье отныне имелся горластый младенец, а Гулька периодически становился невыносимым псом. - Много-много птичек запекли в пирог. Семьдесят синичек, сорок семь сорок*, - с выражением декламировал Данька. Переносная розовая люлька стоит на траве под яблоней, к которой Данька старательно приматывает гамак в красную полоску. - Трудно непоседам в тесте усидеть. Птицы за обедом громко стали петь, - Данька тщательно закрепляет узел и дёргает, проверяя, хорошо ли держится. Вокруг на разные лады заливаются птицы. Какие именно, Саня не знает, нужно бы бабушку спросить. - Вряд ли им бы понравилось в пироге, - усмехается он, подтаскивая к мангалу стопку сухих полешек. Рано утром Саня с мамой и Лилькой заехал за Данькой. Закупившись всем необходимым, они с ветерком домчали до дачи и теперь вовсю готовились к празднику. Собрали мангал, протёрли и выставили во двор пластиковые стол и стулья, постелили чистую скатерть, нарубили на мелкие щепки поленья из дровницы за домом, покосили траву, проверили оградки вокруг бабушкиных посадок. - А они потом улетели! – быстро находится Данька. – Из пирога, - он приподнимает крышку кастрюли с шашлыком и поводит носом. Саня заглядывает в люльку: Лилька хлопает осоловевшими глазами, крепко сжимая в кулачке резиновое пупырчатое кольцо. - Жили в квартире сорок четыре сорок четыре весёлых чижа**, - снова заводит Данька. - Да она почти спит, - перебивает Саня. – И вообще ничего не понимает! А ты ей целые поэмы рассказываешь! – он ласково чмокает Даньку в висок и косится на дом: нет ли на крыльце мамы. - Спит, не спит, без разницы, - серьёзно возражает Данька. – Так или иначе стихи Лиле запомнятся и останутся вот тут, - он стучит пальцем по лбу, и Саня не может удержаться и не поцеловать ещё и туда. Раздав кучу наставлений, проверив электрощитки и разобрав продукты, мама с Лилькой отбывают в Большой город, а на смену им уже едут со станции друзья. - Лотос – символ чистоты и вечной жизни, - Данька сосредоточенно выводит на руке Миланы линии и точки: на розовой коже распускается необыкновенной красоты цветок. Насчёт чистоты Саня бы поспорил. Но он сразу же стыдится своим мыслям. У Пони с Миланой, кажется, всё хорошо, надо за друга порадоваться. А кто старое помянет, тому и глаз вон. День рождения удался на славу. И пусть поздравления звучали не так часто, но Сане того и не нужно было. Не ради восхваления себя любимого он собирал друзей. Хотелось провести летний вечер всем вместе, шашлыка нажарить, попеть песни под гитару, посмотреть на ранние звезды в прозрачном небе, надышаться чистым загородным воздухом. Друзья ведь для того и нужны, чтобы делиться с ними самым дорогим. И настоящие друзья это поймут, оценят и полюбят то, что для тебя важно. В Зеленокаменске Саня всегда чувствует себя в своей тарелке. Раньше он думал, что мог бы жить на даче круглый год, не находись она так далеко от Большого города. Но сейчас он своё мнение поменял, ведь в его жизни появился Данька. А без Даньки и в Зеленокаменске уже не то. - Луна символизирует тайну, - от усердия Данька высунул кончик языка. Рогатый полумесяц постепенно появляется на плече Иры. – Это знак женственности, - края месяца Данька украшает кружевным узором. Шашлыка наготавливается какое-то невероятное количество. - И за год не съесть! – заключает Фил, изучив миски, полные поджаристых аппетитных кусков мяса вперемешку с кабачками, баклажанами и помидорами. Однако съедается почти всё. Гостей много, аппетит у всех завидный, да и на природе любая еда кажется гораздо вкуснее, чем дома. После угощения наступает черед бадминтона, мини-тенниса и Твистера. - Я не могу шевелиться, - жалуется Пони, хватаясь за живот, но Милана безжалостно заставляет его участвовать во всех подвижных развлечениях. Устав, ребята вспомнили про настольные игры. Фил разложил Колонизаторов, Трактор зазывал на партию в карты. Данька достал блестящие конусы с жидкой хной. Первой мехенди он рисует Аринке, как и договаривались. За ней все девчонки, а потом и ребята, выклянчивают разные рисунки. Сане кажется, что Даньку совсем задёргали, а изображения, как нарочно, выбирают всё заковыристее. Один дракон для Пони чего стоит. В процессе рисования Данька сыпет любопытными деталями и рассказывает о значениях рисунков. - Ну всё, - Саня отодвигает навострившегося ни с того, ни с сего Фила. Ему-то зачем мехенди понадобилось? – Теперь моя очередь. Он плюхается перед Данькой на траву, скидывает шлепанец и протягивает ногу. Изначально Саня ничего рисовать на себе не собирался, но Данька битый час с места не сходит, замучили человека! Да и Саня уже по нему соскучился. Хоть и странно скучать по тому, кто совсем близко. Но честный Данька всё же изображает на предплечье Фила геометрические фигуры и только потом поворачивается к Сане. - Ты устал, наверное? – Саня заправляет за ухо Даньке выбившуюся прядь. В машине он заплёл Даньке косу из четырёх частей. Вышло – просто загляденье: ровненько и почти без петухов. «Теперь знаю, кто Лильке косы будет плести», - усмехнулась мама, поглядывая на них в зеркало заднего вида. Сейчас колосок подрастрепался, что, впрочем, Даньке даже к лицу. - Совсем нет, - Данька гладит Саню по голой стопе, прикидывая, с чего бы начать. Прикосновения настолько блаженны, что Сане не хватает духу убрать ногу и отказаться от рисунка. Тонкий кончик зеленого конуса щекочет кожу, Саня расслабляется и облокачивается на локти. Откинув голову, он вслушивается в смех и болтовню друзей. Вечереет, но небо всё ещё светлое: бледно-лиловое с молочными и розовыми полосками. Вот-вот и явится скромная молодая луна. Застенчиво проглянет она промеж облаков и вытянет за собой вереницу озорных звёздочек. Проказницы разбегутся по небосводу, а более покладистые раскинутся чинной шеренгой, образуя млечный путь. - Рыба? Саня рассматривает закрученные плавники и закрашенные через один овалы чешуи на своей ноге. - Сказка о рыбаке и золотой рыбке, - дурачится он, ожидая Данькиных пояснений. Но тот обтирает салфеткой носик конуса, затыкает его свёрнутой бумажкой, чтобы хна не засохла, разминает затекшие плечи и собирается подняться на ноги. - Почему рыба-то? – тормошит Саня. Данька глядит из-под опущенных ресниц и розовеет. - Рыба означает изобилие и сексуальность, - негромко начинает он. – И, - он закусывает нижнюю губу. – Любовное желание, - договаривает он почти шёпотом. Но Саня слышит. Мурашки бегут по спине и затылку, волоски на ногах и руках поднимаются как шерсть у взъерепенившегося кота. Саня громко сглатывает и судорожно соображает, как ответить. Но Даньке ответ и не нужен. Он краснеет ещё гуще, улыбается, встаёт с земли, отряхивается и идёт к ребятам. Пони зажимает лады и проводит по струнам. Вечер продолжается песнями под гитару, которой старательно вторят сверчки и лягушки. Поздно вечером вся компания погружается в последнюю электричку. На даче мало спальных мест, а Даньку на ночь никогда не отпускают. Поэтому и Саня возвращается в Большой город. Лето течёт своим чередом. «Совсем мы забросили дачу», - сокрушается бабушка. Саня вздыхает, но несильно огорчается, ведь в Большом городе у них с Данькой куча дел. Данька прилежно трудится в «Цветочном хороводе», Саня устроился официантом в веганское кафе и несколько часов в неделю подрабатывает курьером. Платят в обоих местах немного, но это лучше, чем ничего. Кроме того, на пару с Трактором они вовсю готовятся получить пурпурные пояса по джиу-джитсу. Равиль безжалостно их гоняет, заставляя отрабатывать одни и те же приёмы по пятьдесят раз подряд и все равно часто остаётся недоволен. «Джиу-джитсу – это философия, - растолковывает он. – Не ради пояса, ради слаженности и гармонии действий, вы должны стараться. Вслед за этим придёт и внутренняя гармония». Внутренняя гармония у Сани наступает, когда он с Данькой. Они по-прежнему наведываются по выходным в Центр реабилитации слуха, но большинство малышей разъехались с родителями отдыхать. Всё также Саня с Данькой прогуливаются по лесопарку. Они забираются на свой дуб и, закрытые распушившейся листвой, распивают холодный чай с лимоном и лаймом. Время от времени они коротают вечера с друзьями. С Трактором и Аринкой катаются на медлительных речных трамвайчиках или бродят по шумной набережной, где развернуты мастер-классы по рисованию и танцам. Иногда к ним присоединяются остальные. Все вместе, с Филом, Ирой, Миланой и Пони, они подолгу заседают на летних верандах, а потом шумно галдят, разгуливая под фонарями по вечерним улицам. Но нет ничего лучше вылазок на дачу. А ещё лучше - поездки вдвоём с Данькой. Показывая Даньке любимые места в Зеленокаменске, Саня словно заново открывал их для себя. Подолгу блуждали они по лесу, и на каждом шагу им встречались бесценные сокровища и неисчисляемые богатства. Чего только не было в лесной чащобе: заросший высокой осокой пруд, вокруг которого с утра до ночи надрывались лягушки, влажные бочажки со стоячей водой, разлапистые кусты, усыпанные, как бисеринами, мелкими ягодами малины, длинноногие цапли, вспархивающие от любого мимолетного шороха, юркие белки, колючие шары-ежи и кроты с бархатной шёрсткой, пятнистые мухоморы, кокетливые лисички и толстяки белые, выглядывающие из-под опавшей хвои и листочков. Кроме леса, был ещё глубокий карьер с берегами из песка и глины, куда они ходили купаться. Как-то Саня одолжил лодку у соседа, и они плавали то вдоль берега, то заплывали в самую середину, где вода опасно и таинственно темнела. Не обошлось тут без Данькиной сказки про коварных русалок и незадачливого водяного. А Саня припомнил историю про водолаза, который утонул в карьере позапрошлым летом из-за двойного дна. Даньку рассказ напугал, и он потом долго не соглашался купаться даже вблизи берега. Он усаживался на желтоватый песчаный откос, ставил перед собой переносной мольберт и вырисовывал отражающееся в воде небо. «Ты купайся, - говорил он Сане. – Я попозже». «Попозже» Саня так и не дождался, а потому усадил Даньку на раму своего старинного велика и отвёз к речке. Там Данька осмелел и снова залез в воду. Бояться действительно было нечего: глубина до середины реки оказалась смешная, Сане вода даже до пояса не доходила. Березки по берегам весело подмигивали пятнистыми стволами, плакучие ивы обречённо нависали над зеркальной гладью. Густые водоросли протягивали лохматые лапы со дна и иногда неприятно обвивались вокруг ног. Саня выбирал для них местечки почище и поукромнее, где можно вволю наныряться, наплаваться и набултыхаться. А на мягкой, нагретой жарким солнцем траве и нацеловаться. Дело, правда, это было рисковое. Всё чаще Саня переставал владеть собой, забывался, а тело совершенно не желало его слушаться. Однажды на опушке леса их с Данькой застала гроза. Громогласные раскаты прокатились по небу гулким рокотом. С неба закапали частые тёплые капли, дождь быстро перешёл в ливень. - Бежим! Бежим! – Саня хватает Данькину руку, перепрыгивая пеньки, мелкие кустики и кочки они несутся через поле к домам. Дождь поливает сильнее, вода затекает за шиворот, беспощадно мочит одежду, струится по волосам и лицу. На даче непривычно пусто, они приехали рано утром вдвоём: полить кусты и грядки, а заодно погулять и искупаться. Бабушка сегодня нянчится с Лилькой, мама работает. - Давай на чердак! – предлагает Данька, глаза его сияют. Он давно хочет послушать, как дождь стучит по крыше, но до сих пор не удавалось. Это удивительно, ведь дожди идут довольно часто, но при Даньке словно наступает засуха. Саня торопливо выдвигает из потолка складную лестницу, и они взбираются по ней, цепляясь влажными пальцами за деревянные ступени. - Пчхи, - Саня оглушительно чихает. - Чхи-чхи, - Данька чешет кончик носа. - Я пылесосил, - поспешно оправдывается Саня. – Просто давно. Данька беззвучно смеётся, а потом прижимает палец к губам и показывает глазами наверх. Кап-кап. Кап-кап-кап. Кап-кап-кап-кап-кап. Тот самый звук. Саня рассказал о нём Даньке в их самую первую встречу. Это мгновение кажется обоим важным и волшебным. Оно будто бы связывает прошлое и настоящее, сводит их во времени былых и нынешних. Данька весь превратился в слух. Его взгляд возведен к потолку, губы приоткрыты в улыбке, по лбу с мокрых нитяных волос стекает вода. Кап-кап-кап. Кап-кап-кап. Кап-кап-кап-кап. Если долго-долго вслушиваться в такое капание, можно расслышать нечто особенное. Саня смотрит на Даньку и слушает дождь. Стройный хор капель поёт только им двоим. Может быть, Данька нарисует когда-нибудь эту дождевую песню? - Тебя выжимать можно! - опомнившись, Саня замечает, что футболка и шорты Даньки вымокли насквозь и липнут к телу. Саня долго роется в шкафу в поисках полотенца. Какого только барахла ему не попадается под руку, но, в конце концов, находится и то, что нужно. Саня встряхивает вафельную купальную простыню, стаскивает с Даньки одежду и тщательно его растирает. Тот стоит не шелохнувшись, необычайно тихий и молчаливый, и сопит. Плечи и грудь Даньки странно напрягаются, Саня поднимает голову, пронзительно-зелёные глаза устремлены на него. Не заболел бы, тревожится Саня. - Дам тебе футболку, - он хочет опять полезть в шкаф, но Данька мягко опускает руки ему на плечи. - Не надо, - кротко шепчет он и льнёт к Сане всем телом. "Кап-кап-кап", - выводят дождевые капли, сквозь тучи уже уверенно пробивается солнце, совсем скоро оно доберётся и до дачного чердака. Но тех, кто находится там сейчас мало заботят изменения погоды. Путаясь в одежде и не отрываясь друг от друга, они падают на диван. Данькина кожа - раскалённый песок, губы и руки - дождь и пламя. Они ласкают Саню как солнце в полуденный зной. Сам Данька - яростный ураган, стремительный водный поток и спокойное ровное течение, нежный весенний ветерок, играющий в волосах. Он держится за Саню, а тот не отпускает, хоть и близок к помешательству и не вполне уверен, наяву ли всё происходит или ему снится. Саня растворяется в Даньке, вдыхает его горячее дыхание, внимает рваные вздохи, гладит гладкую шёлковую кожу. Их тела, руки и ноги плотно переплетаются, словно пряди волос в тугой косичке. - Я тебя люблю, - Саня почти теряет сознание от накрывшего блаженства. - А я люблю тебя, - выдыхает Данька. И всё вдруг заканчивается. *** Золотые нити проникают меж рассохшихся досок старого чердака и соединяются в причудливую паутину. В этом солнечном золоте клубятся лёгкие пылинки. Ух, сколько скопилось пыли на Санином чердаке, в пылесос не поместится! Саня осматривает своё прибежище. Всё здесь также, как и раньше: на стене плакат с Гаем Ричи, облаченным в синий ги. У Гая чёрный пояс по бразильскому джиу, Саня его за это очень уважает и фильмы его любит. На полках книги: детские детективы и сказки, коробки с допотопными настольными играми: Эрудитом, Лотто, Шашками и Пятнашками. На стеллаже - парусник в бутылке (до сих пор Саня понять не может, как его туда запихали), деревянный вертолет, который выстругал для Сани сосед, пневматический пистолет-автомат (единственный годный подарок Кирилла), коричневая собачка-копилка, коробка с коллекцией необычных пуговиц (Саня малышом их у бабушки выпрашивал). Всё так да не так. И никогда как прежде уже не будет. Ведь на Саниной груди, прикрытый лишь лёгким покрывалом, спит Данька. Шкодливый солнечный луч касается Данькиных белоснежных спины и плеч. Саня загораживает рукой обнажённые лопатки - пошёл прочь, нечего Даньку тревожить. Лёгкая улыбка трогает Данькины губы. Саня спокоен - Данька улыбается, значит всё хорошо. Саня и спокоен и нет. Нельзя сохранять полное невозмутимое спокойствие после всего, что между ними случилось. После всех отчаянных, как в последний раз, объятий и жадных поцелуев, после малинового румянца возбуждения на Данькиных щеках, после задушенных стонов и вскриков, ненароком слетающих с губ, после мучительно сладостного и выплеснутого наконец желания, после истомы удовольствия и облегчения, охватившей обоих после. Хорошо, что старый чердак, ставший их свидетелем, умеет надёжно хранить секреты. Никому не расскажет он, как познавали Саня с Данькой чудо любви, как обучались они этому мудрёному и в то же время простому искусству и как вместе взрослели.