Мальчик+Мальчик

Первое, о чём Саня подумал, когда очнулся: почему вокруг темно? Потом он испугался: вдруг они так и лежат на земле под окнами охваченной огнём квартиры - он, Данька и двое их несчастных животных. Глаза привыкали к полумраку, сознание мало-помалу прояснялось. Саня вспомнил, что уже приходил в себя, но тогда он ничего не понял и стремительно отключился. Из прошлого пробуждения в памяти остался только ослепляющий свет и склонённые над ним чужие лица. Саня вяло оценивает обстановку: напротив - окно, сбоку пикает какой-то аппарат с монитором, удушливо пахнет спиртом и лекарствами. Саня пробует пошевелиться – бесполезно. Голова не поворачивается, руки и ноги прилипли к незнакомой жёсткой кровати, в вену через катетер по извивающейся трубке капает прозрачная жидкость. Хочется выдрать иглу, вскочить и убежать подальше. Но только в кино пациенты с лёгкостью совершают побеги из больниц. В реальности Саня пока способен только скрестись пальцами по одеялу. Приноровившись к посторонним запахам и звукам, он различает справа ещё одну кровать, оттуда доносится свистящее кряхтение, сквозь полуприкрытые жалюзи с улицы скупо сочится свет фонаря. Данька! Эта мысль бьёт под дых и пронзает насквозь. Где он?! Как он?! Что с ним?!.. Воображение рисует Данькину почерневшую голову, лицо в пятнах и запёкшиеся губы. Что же он говорил?.. Надо обязательно спросить. Но для начала нужно срочно его отыскать. Данька спас Саню. Данька спас их всех. Как, кстати, перенесли падение звери? Живы ли? Второй этаж не так уж и высоко, но это смотря для чего... Летели они совсем недолго: бац - и привет, Земля. В фильмах показывают, как вся жизнь в такие моменты проносится у героев перед глазами, но Саня ничего подобного не почувствовал. Он просто держался за Даньку, обнимал его и ни о чём не думал. Когда огонь заполонил кухню, Саня решил, что им точно не выбраться. Но Данька велел ему умолкнуть и каким-то сверхъестественным образом вытащил Саню на своей худосочной спине. И вот Саня жив. Пусть не здоров, но обязательно поправится. Но где же сам Данька? Саня хочет позвать его, закричать во весь голос, чтобы пошатнулись стены больницы, но из горла вырывается только жалобное слабое сипение, похожее на мяуканье котёнка. Страх вперемешку с паникой накрывает волнами, пульс зашкаливает, дыхание сбивается. Саня вцепляется в матрас и пробует принять вертикальное положение. Его тут же бросает в жар, на месте больной ноги ощущается пустота. Он в ужасе отбрасывает одеяло и с облегчением выдыхает: нога на месте - поблёскивает в темноте новеньким гипсом. Тотчас приходит на ум, что он с лёгкостью променял бы ногу на Даньку. Или даже обе ноги. Саня бы что угодно отдал, лишь бы Данька оказался жив. Но, если он погиб, то как жить дальше?.. Проще было сгинуть в ненасытном пламени и не сопротивляться… Скрип отворившейся двери обрывает поток тяжёлых размышлений. Высокий силуэт почти беззвучно направляется к кровати. Если бы не тихое поскрипывание туфель об пол, Саня точно подумал бы, что какое-то блудное привидение явилось по его душу. Но это всего лишь дежурная медсестра совершает ночной обход. - Скажите, - с трудом выговаривает он и пугается неестественного звука собственного голоса. Женщина резко оборачивается. – Даня, Даниэль… Парень, который вынес меня из огня… - язык не слушается, слова проглатываются, Саня очень спешит, боясь потерять сознание и не успеть ничего толком выяснить. – Мы вместе из окна выпрыгнули… Где он?.. Он… - Саня умоляюще глядит в невозмутимое полное лицо. Мутный свет фонаря освещает ровный пробор, белёсые брови, крупный нос. Саня почему-то убеждён, что медсестра добрая, или ему просто очень хочется в это верить. - Батюшки! Никак полегчало! – громким торжествующим шёпотом восклицает та и косится вправо, проверяя, не разбудила ли Саниного соседа. – Закончилась, - констатирует она, потеребив капельницу, и принимается возиться с катетером. - Он… его… - в висках у Сани стучит, на глаза набегает пелена, голова кружится. Тёмная палата, чётко очерченный прямоугольник окна, белая фигура начинают дёргаться, подрагивать и раскачиваться. - Здесь он, здесь, друг твой, - квохчет медсестра. – Обжёгся и расшибся, но вылечим, - уверенно заключает она. Ком в горле никак не проглатывается, но с груди словно сняли пудовую гирю. - Спасибо, - хрипло шепчет Саня. – Спасибо, спасибо, спасибо... Данька жив, остальное не имеет значения. «Спасибо, спасибо, спасибо», - мысленно повторяет Саня, сам не зная, к кому обращается. Медсестра проворно сматывает капельницу и волочет за собой стойку на колёсиках, как дети, когда возят на верёвочке игрушечных лошадок или собачек. - Завтра тебя в обычную палату переведут, - на ходу с заговорщическим видом сообщает она. – А сейчас спи, тебе покой показан, – из коридора через распахнувшуюся дверь в палату врывается сноп света. – Повезло тебе с другом, - прибавляет медсестра через плечо, в голосе отчётливо читается улыбка. - Он не друг, - поправляет Саня. Дверь закрывается, но он надеется, что медсестра услышала. Ни раньше, ни, тем более, теперь, Саня не намеревается таить свою любовь к Даньке. После того, как он разузнал самое важное, в мозгу взвивается целый рой разных мыслей и вопросов. Но все они откладываются на завтра, Саня очень устал. Он обессиленно опрокидывается на подушку, глаза слипаются. Саня смыкает отяжелевшие веки и, как по команде, выключается. *** Ранним утром Саню перекладывают на каталку и отвозят из реанимации в отделение травматологии. «Как калеку!» - недовольно думает он. Силы постепенно прибывают, наверное, известие про Даньку благотворно повлияло. В своей палате Саня первым делом аккуратно свешивает ноги с койки и пробует встать. - Не стоит торопиться, молодой человек, - советует заглянувший его проверить доктор. - Вам рекомендовано проходить не более нескольких метров и только с опорой на костыль. Саня морщится, но послушно кивает. Он уже спланировал, как действовать и нарываться на неприятности не станет. Саня собирается изображать покладистость, но при первой же представившейся возможности улизнёт проведать Даньку. Тот, как и Саня, уже полежал в реанимации, но вдобавок побывал в палате интенсивной терапии. Теперь Данька в хирургии, где ему прооперировали руки. «Хоть бы рисовать смог, - тревожится Саня, вспоминая, как кровь заливала Данькины кисти, после того, как тот выламывал стёкла из окна. – Ещё трусом себя называл!» - горько думает Саня. Подробности про Даньку ему великодушно поведал доктор. Саня с подозрением относится ко всем медицинским работникам, но этот врач невольно вызывает симпатию. Высокий, широкоплечий, темноволосый и совсем не старый доктор с проседью в висках и смеющимися глазами почему-то напоминает Сане отца на общем фото из девятого класса. - Я и не тороплюсь, - хмуро бурчит Саня. – Мне гораздо лучше. Когда можно пойти к Даньке? - с надеждой спрашивает он доктора. - Даниэлю. Румяный пузатый парень с загипсованной рукой громко разговаривает по телефону на соседней койке и с любопытством наблюдает за Саней. Второй сосед по палате, лысый старик в квадратных очках, полностью поглощён чтением газеты. «Натальная карта: за и против», - алеет заголовок на повёрнутой к Сане странице. - Тебе пока длительные походы противопоказаны, а навещать Даниэля пускают только родственников, - спокойно растолковывает врач. Саня громко и неодобрительно сопит. Вот поэтому он и не любит больницы. Попадая сюда, человек будто в тюрьму садится. Жаль, после пожаров и прыжков из окон самостоятельно не выздоровеешь. - Я думал, только в реанимацию нельзя, - бубнит он, грубее, чем хотел. - И в реанимацию можно, если лечащий врач не против, - возражает доктор. – Даниэля ты обязательно навестишь, как только немного окрепнешь. Или он тебя, - доктор щупает Санины ноги и руки, суёт лопатку в горло, оттягивает вниз кожу под глазами и светит фонариком в зрачки. - Ему плохо? – Саня с трудом подавляет всколыхнувшееся негодование, но затевать разборки во время осмотра не лучшая идея. - Было плохо, - не отрицает доктор. – Но организм молодой и сильный, выкарабкался. Опасаясь нахамить, Саня отворачивается к окну. При мысли о том, что Даньке больно, всё тело начинает ломить, и ещё сильнее неймётся воочию убедиться, что он в норме. Саня припоминает, как было дело, когда в реанимацию попала бабушка, но денег всё равно нет ни копейки. У Сани теперь вообще ничего нет, ведь всё их имущество сгорело дотла. Но не наплевать ли, раз оба они живы? - Щенок и черепаха! – внезапно подскакивает Саня и хватает доктора за край халата. – А с ними что? Как он мог забыть про Гектора и Барсика?! Вот Данька бы нипочём не забыл. На миг Сане делается очень страшно, но доктор торопливо его успокаивает. - Ваш зверинец цел и невредим, - заверяет он. – Родственники всех к себе забрали. Пёс и черепаха пострадали значительно меньше вас двоих, - доктор грустно улыбается. - Но это происшествие уже стало легендой! – продолжает он более бодрым тоном. – Это надо же! Всех прихватили и скаканули из окна! – доктор смеётся, обращая последнюю фразу к заходящим в палату маме с бабушкой. - Здравствуйте, доктор, - вежливо здороваются те и тотчас переключают всё своё внимание на Саню. Мама целует его в лоб, бабушка выставляет на тумбочку судочки с угощением из тряпичной авоськи. Саня твердит, как попугай, что он в полном порядке и отбивается от неуёмных забот, но бабушка с мамой разводят вокруг него бурную деятельность: суетятся, радуются, шутят и причитают. Щёки горят, Саня с досадой косится то на доктора, то на соседей по палате. Разве дело, чтобы вокруг него носились две всполошенные женщины? Беда с ними! Но ему прекрасно известны характеры обеих, а потому Саня стоически дожидается, когда запал их поутихнет. - Мам, как бы мне к Даньке попасть, - тоскливо начинает Саня, едва доктор скрывается за дверью. Мать переглядывается с бабушкой. - Даню из хирургии сюда переведут, вот и повидаетесь, - она ласково отводит Сане со лба отросшую чёлку. – Тебе вставать не рекомендуется, да и Даня пострадал сильно, - в уголке глаза мамы искрится слезинка, она скатывается вниз и виснет на подбородке. – Как я вам только позволила в этой развалюхе жить?!.. Надо было сразу приличное жильё найти... Что я за мать такая?! – навзрыд лепечет мама, закрывает лицо руками и плачет. Бабушка гладит её по сгорбленной трясущейся спине и бормочет что-то утешительное. Саня молчит, ему жаль мать, но устраивать сцены у всех на виду он терпеть не может, а соседи по палате и без того постоянно на них поглядывают. - Нам с Данькой там нравилось, - коротко отвечает он и снова рассеянно утыкается в окно. Невзирая на все недостатки, старенькая квартирка стала первым их с Данькой общим домом, и навсегда останется для Сани светлым воспоминанием. Мама с бабушкой уже рассказали, что пожар начался из-за непотушенной папиросы. Нетрудно догадаться, кому она принадлежала. Три квартиры выгорели подчистую – Акимыча, их и ещё одна, но та давно выставлена на продажу, и владельцы туда наведываются редко. «А теперь им и продавать нечего», - думает Саня. Огромная удача, что Данька быстро сориентировался и вытащил Саню, Барсика и Гектора. Огонь распространялся с неимоверной скоростью, промедли они ещё хоть чуть-чуть, все четверо сгорели бы заживо, как произошло с Акимычем и его кошкой. Саня надеется, что старик и Мотька умерли быстро и не страдали. Он зол на соседа, но и горюет о его кончине. Такая нелепая смерть! Да и вся жизнь у Акимыча, судя по всему, была не сахар. Голову распирает от мыслей, Сане срочно требуется ими поделиться. Данька так близко, но к нему нельзя, и потому на душе сумрачно и уныло. После обеда к Сане заявляется Трактор. - Я с последней пары свалил, - подмигивает он. – Аринка со мной хотела, но у нее коллоквиум, - Трактор деловито трогает Санину загипсованную ногу, рассматривает перебинтованное плечо, заклеенную большим квадратным пластырем щёку. – Стрёмно прыгать было? – интересуется он с таким видом, будто сам планирует в скором времени выбрасываться из окна. - Не знаю, - фыркает Саня. Беззаботный трёп Трактора отвлекает от грустных мыслей и словно переносит его в школьное беспечное время. – Данька прыгал, на кошлах меня держал. - Как он умудрился? – Трактор непонимающе таращит глаза. – Данька же - как комар, меньше моей Аринки, - он осекается. – Худой очень, я имею в виду, - Ромка виновато и часто моргает. Саня не обижается и впервые после пожара искренне смеётся. - Зато силищи в нём – ух! – заявляет он. - И меня, и Барсика с Гектором выволок! Можешь себе представить?! – с гордостью перечисляет он. Трактор не может, он восхищается Данькой, расспрашивает про пожар, а после передаёт последние новости. - Равиль тебя ждёт! И я, и все! – Трактор уже опаздывает на тренировку. Саня просит передавать ребятам привет и прощается. Следующим к Сане приходит Пони, после - Фил, через час Карась с Бубликом. Посетители не переводятся. Под вечер в палату засовывается знакомая белобрысая голова. Всего на полсекунды Сане мерещится – Данька, но, наваждение сразу проходит. - Ты был у Даньки? Как он? Как его руки? – Саня засыпает Макса вопросами и недобро зыркает на беспардонно пялящегося на них румяного парня. - У него сотрясение, сломаны несколько рёбер, сильные ожоги на спине. На руках порезы зашивали. Самочувствие так себе, - по пунктам обстоятельно отчитывается Макс. – Наша мама прилетела, - добавляет он, сочувственно вздыхает и поджимает губы. Саня сосредоточенно впитывает информацию, ему необходимо знать о Даньке всё досконально, и он очень признателен Максу за прямоту. Грудь сдавливает от сострадания и беспокойства. Наверняка, Данька мучается от адских болей, а вот у Сани почти ничего уже не болит. У него тоже сотрясение и бок посинел – отшиб о землю, больная нога не очень повредилась, поэтому отделался он, можно сказать, малой кровью. Все травмы выпали на долю Даньки, и Саня никак не может себе этого простить и примириться с такой несправедливостью. - Он… - Саня судорожно сглатывает. - Ему очень больно? - Данька бодрый, улыбается и всё время говорил о тебе, - уклончиво отвечает Макс. Сердце Сани ухает вниз и мелко трепещет где-то в животе. - Барсик у нас с Сашей пока поживёт, - переводит тему Макс, нервозно барабаня носком об пол и размышляя, не перегнул ли с откровенностью. – Данька не против, - поспешно прибавляет он. - Барсик любит печень, фарш и гречку, а на рис у него аллергия, - Саня морщит лоб, вспоминая предпочтения щенка. Несколько часов назад он так же рассказывал бабушке про Гектора. Черепаха пока вернулась в старую Санину квартиру. Где будут жить они с Данькой Саня понятия не имеет, но обязательно что-нибудь придумает. После ухода Макса он долго ворочается с боку на бок. Кусок не лезет в горло, мама принесла ноутбук, но смотреть фильмы нет никакого настроения. Ближе к ночи, после долгого бесполезного лежания, Саня осторожно сползает с койки и встаёт на ноги. Держась за спинку кровати и пошатываясь, он обводит палату победоносным взглядом - полдела сделано. - Парнёк, ты аккуратнее, - предостерегает лысый старик, отрываясь от газеты. – Сверзишься ещё! Румяный любопытный парень смачно всхрапывает и укрывается одеялом с головой. - Я аккуратно, - кивает старику Саня и берётся за привезённую матерью раскладную трость - без неё не обойтись, а проверять свою выносливость не время. Стараясь не опираться на гипс и сильно припадая на здоровую ногу, он добирается до двери, вытягивает шею из палаты и воровато озирается. Длинный больничный коридор заливает бледный свет. Никого не заприметив, Саня хромает к лифту, минует холодильник, пустой сестринский пост, кресла и телевизор в зоне отдыха. На лбу выступает испарина, отдуваясь и переводя дух, Саня притормаживает неподалёку от пожарного выхода и жадно обшаривает глазами план-схему больницы: кардиология, терапия, дневной стационар, гинекология… Ага, вот и хирургия, этаж пять... За спиной раздается деликатное покашливание, Саня оборачивается. - Молодой человек, уборная в другой стороне, - темноволосый доктор вертит между пальцами длинный остро заточенный карандаш. – Вас проводить? – насмешливо предлагает он. Саня мысленно проклинает доктора и отрицательно мотает головой. - Нет, я сам, - от лифта он шустро хромает к своей палате. Чем скорее уйдёт, тем скорее доктор угомонится и отправится на боковую. «Бродит как тень отца Гамлета!» – про себя ругается Саня, думая, что врач не так уж ему и нравится. Неплотно притворив за собой дверь, он подглядывает в щёлку и чуть ли не подпрыгивает на здоровой ноге от нетерпения, дожидаясь, пока доктор наконец испарится. Как только тот исчезает из поля зрения, Саня устремляется к лифту, стараясь несильно стучать тростью об пол. «Я как баба Яга Костяная нога, – ухмыляется он. – Ну и пусть! Главное, к Даньке пробраться!» Наверное, тот уже давно и крепко спит, но Сане достаточно будет увидеть его краешком глаза и убедиться, что Данька действительно пережил страшный пожар и сокрушительный удар о землю. Данька - такой хрупкий, и как он только не разбился на мелкие кусочки? Но доктор назвал Данькин организм «крепким», возможно, хлипкий он только с виду... - Не спится? Саня вздрагивает. Доктор подкрался совершенно бесшумно, как призрак. «Шпион проклятый!» – внутри у Сани всё закипает он гнева. - Не хочу спать, - сцепив зубы, выдавливает он и с вызовом смотрит доктору в глаза. – Мне нужно к Даниэлю! – упрямо провозглашает он. Юлить и изворачиваться смысла нет, доктор не дурак и, конечно, неспроста дважды подловил Саню на одном и том же месте. Доктор изучает его долгим пытливым взглядом, почёсывая аккуратно подстриженную чёрную бородку. - Ты же не успокоишься, да, Саш? – задумчиво уточняет он. Слышать своё имя из уст доктора - чудно. Саня полагал, что все пациенты для врачей - безымянные, безликие тени, отличающиеся только диагнозами и жалобами. - Я - Саня, - поправляет он. – Нет, не успокоюсь, - честно подтверждает он. Доктор удручённо вздыхает и неожиданно протягивает руку. - Будем знакомы, я - Павел Родионович. Саня в растерянности пожимает сухую твёрдую ладонь. - Я тоже Родионович, - зачем-то сообщает он и ждёт. Отчитает ли его Павел Родионович, проводит до палаты и прикажет медсестре пристально следить за надоедливым пациентом? Вместо этого, доктор давит на кнопку в стене, ступает в кабинку лифта и жестом приглашает за собой. - Идём, Сань, - зовёт он, видя, что тот медлит. Дзынь. Двери лифта расползаются на пятом этаже. Коридор в хирургии точно такой же, как и в Санином отделении, но свет здесь кажется резче и ярче. Доктор коротко кивает медсестре, попадающейся им на пути, та бросает равнодушный взгляд на Санин гипс, но ничего не спрашивает и пробегает мимо по своим делам. - Недолго и не шуметь, - вполголоса наставляет Павел Родионович, остановившись у палаты в самом конце коридора. – Иди, иди, - отмахивается он от готовых сорваться с губ благодарностей. Саня прикусывает язык и толкает дверь. Сердце бешено долбится о рёбра. Каким он увидит Даньку? Спит ли тот? Нельзя ли его разбудить?.. Палата тонет в графитовых сумерках, кровать у входа пусто белеет, на койке возле окна, облокотившись на подушки, сидит человек. Серебристый лунный свет освещает перебинтованную голову и белые культи. Саня застывает на месте и издает протяжный вздох. Что же случилось с Данькиными руками? Человек моментально реагирует на звук. - Саня! – голос Даньки звучит немного глуше обычного. Выйдя из оцепенения, Саня бросается к кровати, трость с гулким стуком падает на пол. Он комкает одеяло, опасаясь упасть, заглядывает Даньке в лицо, не решаясь прикоснуться. Бинты оплетают Данькину голову, как шлем, переносица заклеена пластырем, шея сбоку залеплена марлей, руки по локоть в бинтах, но зелёные глаза сияют. - Как ты, Сань? – Данька щурится, стараясь как следует разглядеть Саню. – Как ты?! – испуганно повторяет он. Словно это Саня похож на мумию, словно это Саня совсем недавно перенёс операцию, словно это Саня рисковал собой и всех-всех спас... - Как нога? Болит? Ещё сильнее болит? – волнуется Данька и протягивает к Сане руки. От любви, жалости и нежности у того разрывается сердце. - Я так хочу тебя обнять, - вместо ответа еле слышно бормочет Саня. – Но боюсь сделать больно, - он отваживается только бережно поглаживать туго перебинтованные кисти и предплечья. Данька широко улыбается, зубы его всё такие же ровные и белые. - Мне не будет больно, - он смело привлекает Саню к себе. – С тобой – никогда. Саня стоит на здоровой ноге и не дышит, он чувствует тепло Данькиного тела, его плотно перевязанную грудь, выпирающие ключицы и позвонки на спине. От Даньки пахнет больницей, но и пряный запах его кожи никуда не делся. Отстранившись, Данька улыбается ещё шире и сдвигается к краю кровати. – Посиди со мной, - просит он, похлопывая по матрасу. Немного подумав, Саня осторожно взгромождается на постель и вытягивает вперёд загипсованную ногу. Данька тут же укладывает голову ему на плечо. - У меня черепушка как мяч! – хмыкает он. – Можешь смело на неё облокачиваться, - предлагает Данька. - Что с руками? – вспоминает Саня. - Когда повязки снимут? – с дрожью в голосе расспрашивает он. - Стекла глубоко вошли, - произносит Данька таким тоном, словно каждый день только и делает, что выбивает окна и крошит их голыми руками. – Некоторые пальцы, наверное, утратят чувствительность, но заживут, - легкомысленно отмахивается он. - Я думал, мы умрём, - после паузы признаётся Саня, - Всё сгорело, даже макаронная штора... А мы - нет… Макаронная штора – невесть какое сокровище, но с ней связаны дорогие воспоминания. Со шторой будто сгорела и какая-то частичка их общего прошлого. - Я тоже так думал, - Данька зябко ёжится и прижимается к Сане потеснее. – А потом перестал, - он тихонько посмеивается. – Иногда полезно не думать, - констатирует Данька и легонько касается Саниной щеки губами. – Колешься, - жалуется он и, когда Саня обращает к нему лицо, быстро продолжает, будто боится не успеть произнести: – Я так сильно тебя люблю, Сань! Сильно-пресильно. Я всё хотел тебе сказать тогда, во время пожара, но было некогда. А потом мы упали, и я всё жалел, что не сказал и пытался сказать, но ты, наверное, не расслышал… - он задумчиво замолкает, но тут же оживляется. – Здорово, что мы квартиру не на пятнадцатом этаже сняли, а всего лишь на втором, - Данька хихикает. - Я тоже люблю тебя, Дань, - в груди у Сани делается жарко и тесно. – Так сильно, что и слов никаких не хватит. Данька не отвечает, он обхватывает Санино лицо забинтованными руками и целует. Обоим немного больно, но эта боль напоминает о пережитом и делает поцелуй ещё сокровеннее и дороже. Оторвавшись друг от друга, они недолго молчат, переживая каждый внутри себя радость встречи. - А Акимыч умер, - нарушает тишину Данька. – И Мотька, - ещё не договорив имя кошки, Данька прячет лицо у Сани на груди и начинает реветь. – Бедный Акимыч… И Мотька, - приговаривает он, всхлипывает и ещё горше заливается слезами. Саня крепился-крепился да тоже заплакал. Заплакал по-настоящему впервые за очень много лет. Он тоже жалел Акимыча, хоть именно из-за него они едва не погибли, и Мотьку, ведь кошка пострадала ни за что, ни про что. Саня плакал о Данькиных волосах, о его ожогах и ссадинах. Он плакал об их сгоревшей комнатушке, о макаронной шторе и о Данькиных рисунках. Он плакал об их немногочисленных пожитках, плакал о бессоннице Даньки, о своей усталости и болезни, из-за которой у него не получилось помочь их спасти Саня плакал от того, что Данька такой смелый и сильный и от того, что в этом огромном бескрайнем мире им выпал шанс найти друг друга и не потерять. И ещё от того, что никогда он не сможет в полной мере описать Даньке, как сильно его любит. А ведь Саниной любовью можно несколько раз обернуть земной шар. - Саня, пора, - окликает Павел Родионович из коридора. Саня целует Данькин забинтованный лоб, нос, щёки, губы и глаза. - Дань, пусть тебя поскорее переводят ко мне в отделение, - упрашивает Саня. – Я же совсем без тебя не могу, - уверяет он, рукавом вытирая нос. - Я очень постараюсь здесь не задерживаться, - лицо Даньки ещё мокрое от слёз, но он опять улыбается. – Обещаю! Вернувшись в палату, Саня складывает трость, ставит её у стены и забирается в кровать. Мир не без добрых людей, как говорит бабушка, теперь Саня знает об этом не понаслышке. «Попрошу маму купить доктору коробку конфет, - думает он перед сном. – Или бутылку хорошего алкоголя. Хотя, может быть, он и не пьёт?» Саня закрывает глаза. Он провёл на ногах непозволительно долго, но чувствует себя обновлённым и даже помолодевшим. Данька - живой, а настроение его лучше, чем все последние месяцы. Неизвестно, как пойдёт дальше, но Саня готов ко всему. «Данька как будто закалился этим пожаром», - внезапно понимает он. Совсем скоро Саня засыпает, но с его лица ещё долго не сходит счастливая улыбка.