Сердце Халлоунеста

Сквозь ветра и безлюдные пустыри каменных пещер и склонов я наконец дошел до Халлоунеста. Вздохнул полной грудью, предвкушая приключения, сел на один из бывших когда-то королевским передвижением трамваев и поехал в самое сердце этого оживленного и загадочного города. Он манил путешественников вроде меня еще с самого своего основания. Столько неразгаданных тайн пропавших монархов, странников и бог весть кого еще. Я держал в сердце надежду на то, что мне откроется хотя бы одна, пусть даже самая малая из них. Я прибыл в Город Слез вечером. Трамвай со скрипом остановился, двери разъехались в стороны. Я вышел, осматривая местность, а с хмурых небес на меня летели капли бесконечного дождя. Я поплотнее прижал маску-оберег к волосам и направился к жилым домам искать хоть кого-то, кто мог бы сдать мне квартиру. Когда все бумаги были подписаны, я зашел в каменный дом. Окна помещения выходили на площадь, где в лунном свете возвышалась статуя прекрасного мужа в белоснежных доспехах с мечом наперевес. Я невольно залюбовался этим архитектурным чудом, а затем бросил свои промокшие вещи на деревянный грубо обтесанный стул. Сел сам, убирая длинный и тонкий меч в угол комнаты. Холлоунест — небезопасное место. Столько грабежей и убийств. Нужно быть настороже и никому не доверять. Даже если ты простой путник, оружие иметь при себе жизненно необходимо. Я поживился остатками сухого пайка, что купил как-то у торговца в пустыре, и смочил вставшее комом содержимое водой из бутыли. Ноги опухли и болели после долгого подъема, а потому решено было оставить осмотр местности до завтрашнего дня. Вместо этого я расстелил куртку на старой кровати и залез сверху, не раздеваясь из-за пробирающего до костей холода. Мне показалось, что в отдалении я явственно услышал гром, но вскоре уснул, так и не успев проверить свое предположение. Утром следующего дня я покинул столицу, закинув потрепанный рюкзак на плечи в поисках своего первого приключения. Ноги привели меня в место под названием Зеленая Тропа, где мне повстречались странного вида люди, носившие причудливую растительную одежду, что едва могла прикрыть их наготу. Однако все они были очень дружелюбными, и вскоре по их указаниям я уже исследовал обломки древних поклонений и идолов. Все они были исписаны неизвестными ни одному из ныне живущих умов символами. Я с трепетанием сердца записывал их в дневник в надежде разгадать позже послания вечером у камина. Затем я сел под огромным монолитом на траву, собираясь устроить привал. Достал воду и жадно припал к ней, едва не проливая содержимое на себя. Мой меч лежал неподалеку, а потому, когда над собой я узрел тень, что накрыла меня на долю секунды и тут же исчезла, то без колебаний схватил рукоять. Встал, напряженно всматриваясь в пушистые кусты. Мне послышался легкий топоток, который, однако, вскоре стих. Я взмахнул мечом, указывая в гущу листвы: — Кто здесь? Друг или враг? Я лишь путешественник и на конфликт нарываться не желаю. Выходи, если ты следишь за мной из добрых побуждений, и беги, если из злых. Ни один лист больше не шелохнулся. Тогда я, чувствуя себя глупцом за то, что говорил с пустотой, сел обратно, с облегчением откладывая меч в сторону. Ведь самая лучшая битва — та, которой не было. Дальнейшее время привала обошлось без происшествий. Но когда я уже взял вещи и направился на вокзал, то увидел перед собой девушку невиданной красоты. Она была одета в темно-красное платье и куртку со множеством карманов. Я снял перед ней маску и поклонился, но, прежде чем успел что-то сказать, она скомандовала: — Молчи, путник. Мне не интересна твоя персона. Но если ты посмеешь навредить этому государству или людям, его населяющим, я изгоню тебя отсюда, если не убью. Ведь, да будет тебе известно, я принцесса этих мест, последняя из древнего падшего рода. Она взмахнула копьем, что носила для обороны, и ушла прочь изящной походкой. Холлоунест… сколько еще тайн ты откроешь мне? Я вернулся в столицу, думая обо всех сегодняшних странностях. Девушка напугала меня, от нее так и веяло опасностью. Но при всем при этом она запала мне в душу своей непоколебимой волей. Я гадал, состоится ли наша следующая встреча и не убьет ли она меня тогда в самом деле. Мне не хотелось заходить в дом. Я встал у статуи рыцаря в белом, наблюдая за тем, как по мокрой дороге стучат капли дождевой воды. Мне показалось, что по щекам статуи потекли слезы, и, тщательно протерев глаза, я осознал, что то был лишь дождь. Однако меня не покидала мысль о том, что этот человек из мрамора был изображен неимоверно печальным и даже… скучающим по кому-то. Но по кому? Я услышал за собой шлепанье ботинок по сырой дороге, и оглянулся. Передо мной, весь мокрый и продрогший, стоял мальчик. Он был низкого роста, с большими и необычайно умными глазами цвета ночи. Он просто смотрел на меня, ничего не говоря. Тогда я заговорил сам: — Здравствуй, кроха. Откуда ты? Тебе помочь? Он молчал. По его изорванной одежде я быстро смекнул, что и он сам был не из этих мест, и, похоже, преодолел путь посложнее моего. Такой юный и такой грустный. Я подошел к нему, снял с себя куртку и накинул ему на плечи. — Я Квиррел. Если тебе некуда идти, то пойдем со мной. Пусть в квартире, что я снял, промозгло и холодно, там хотя бы есть крыша над головой, камин с очагом и еда на столе. Идем же. Я взял его за ледяную ручку и повел в сторону домиков. Мы зашли в каменное сооружение, и кроха быстро освоился: стянул с себя болотного цвета накидку и кинул в прихожую, прошел вперед и сел на старый плетеный диванчик. Я зашел следом, заперев дверь на щеколду и ключ. — Что ты хочешь съесть? — спросил я его, роясь в рюкзаке и доставая оттуда корзинку со свежесобранными ягодами, грибами и мелкой пойманной дичью. Я зажег спичкой камин и поставил туда кастрюлю с продуктами. Затем сел около малыша и снял с головы маску. Мальчик по прежнему хранил молчание, только болтал ногами, наблюдая за тем, как в котле бурлит вода. Хочет есть, понял я, хоть вида и не подает. Бедный ребенок, что же с тобой приключилось? Когда по комнате начал разноситься аромат свежеприготовленного мяса, я снял кастрюлю с огня и поставил на стол. Кроха метнулся следом за мной и уже пристроился напротив, протягивая руки к горячей посуде. — Тише ты, обожжешься же! — осадил его я, накладывая черпаком порции на двоих в деревянные миски с ложками. Ребенок кивнул, взял свою тарелку и, осторожно дуя на содержимое ложки, сделал один укус. Я присел с другой стороны, также пробуя блюдо. — Как тебе, вкусно? Он кивнул, снова остужая дыханием порцию. Я улыбнулся и сам припал к еде. Ох, как же хорошо было после недель скитаний вновь ощутить вкус горячей пищи! Я не променял бы это чувство ни на что. Думаю, мой маленький гость разделял это мнение. После ужина я сел на подоконник, снова смотря на статую. Затем достал губную гармошку, что частенько развлекала, бывало, меня в странствиях, и заиграл спокойную, умиротворенную песню. Кроха прислушивался ко мне, и затем подошел, положив ручки на каменный подоконник. Его взгляд был прикован к окну, к темным тучам. — О чем ты думаешь? — спросил я его. Он не ответил, и это не то чтобы удивило меня. — Знаешь, а ты хороший слушатель, — сказал я, откладывая музыкальный инструмент. — Но пора и честь знать. Завтра будут новые открытия, а потому пора на боковую. Я постелил куртку на кровати, оставляя это место для мальчика. А сам лег на диван, прикрыв усталые глаза маской. — Знаешь, ты очень храбрый. Преодолел такой путь. Может, ты будущий рыцарь, как знать?.. Я сказал это уже на грани между сном и явью, но мне вдруг почудилось из-под маски, как кроха обернулся ко мне, а в его глазах светилась боль.