(милые) кости

у андрея в стол пятнадцать новых стихов, ну, типа, ничего важного. откидывается на спинку стула, а за окном серые листки абрикоса, вторую неделю пытается зацвесть, но в городе «местами облачно». жутко не хватает солнца. жутко хочется курить. в табачке непривычно много народа, все кеды измочил, пока добирался -- эта обычно полупустая, она же мелкая, стоит где-то во дворах, кто вообще замечает. какой-то мужик горой скупает всего «петра». андрей шмыгает носом, слепо пялится в полки. -- паспорт, -- тянет продавщица, никогда тут не просили паспорт, что за правила новые, блять, он с собой не брал, ну, не спрашивали никогда. она смотрит, поджимая неестественно розовые губы, говорит что-то типа «шуруй отсюда», и андрей шурует. катится словно мячик по покатым улицам, земля же она круглая, колумб и все дела. и радуга, наверное, тоже поэтому дугой идёт. земное притяжение. просыпается, обнаруживая себя стоящим в блестящей луже; они обычно похожи на зеркала, но эта дуется мыльным пузырьком, множится радужными разводами. нефть натерла. тут же трасса рядом. андрей просыпается -- и замечает, что опять пришёл в его двор. ну, бессознательно. мышечная память и всё такое. свет в его окне не горит (конечно, с чего бы ему гореть в три часа дня), движения не видно (с чего бы увидеть, пятый же этаж). андрей чешет висок, а потом падает на скамейку возле подъезда, потому что, ну, что ещё сделать? здесь всё такое же серое, как полгода назад, когда ещё осень нескромно харкалась подобием дождя в затылок. будто и не извинялась за морозами и натекающей постоянно в обувь слякотью в любой из сезонов. андрей думает, как он тут живёт вообще? и: как он из этого пишет? у фёдора на днях выходил новый трек -- тошнотворно нежный, будто в лодочке качаешься, а над головой соцветия звёзд лепестками опадают в волосы. у них было не так. у них, ну, никогда не было соцветий и лепестков, понимаете? андрей вздыхает, пытаясь вытравить из головы его голос, заслушанный в пятнадцать рейсов туда-сюда по кольцу, удивительно незнакомый знакомец, хоть биографом становись. фёдор л., родился, пошёл в школу, зависал со мной, зависал со мной, зависал со мной. он снова у его подъезда. тупо неосознанно пришёл, ноги сами принесли. и вроде полгода уже никаких «привет, залетай ко мне, есть что показать», а всё равно не вытравилось, приползает приценить, даже если не звали. даже если всеми способами, кроме слов, говорят: уходи. ни уйти не может, ни сдвинуться. фёдор в итоге сам снисходит, говорит, что видел с балкона, пока пил кофе, какими ты тут вообще, через весь город прошёл? андрей кивает, а в голове потустороннее «прости, если нарушил все планы на жизнь». просыпается -- снова потеряв кусок хроноса (а вроде он должен подъедать). просыпается, потому что у фëдора руки горячие, ластятся в районе горла, костяшками задевают серёжку, она пластиковая и не звенит. андрей пытается податься вперëд, и они целуются, а вроде зарекались же, полугода не прошло, а вроде на договоре расписывались. у него снова узкий и жёсткий диван, ничего не происходит, просто лежать на его коленках становится так плохо, андрей зарывается лицом в его футболку, прячет лицо где-то и в чём-то, а фёдор смеётся, мол, за это тебя любил. за это о тебе писал. его рёбра идут рябью, отдаются вибрацией андрею в клетку, криво идёт кардиограмма. фёдор что-то спрашивает про бытовуху, типа, а как твоя курсовая, у него не нежный и не сладкий голос. как вообще спел. андрею не нужно ничего кроме признания, кроме одной строчки, даже не как раньше, когда целые листы и тексты, шепоток на лестничной клетке и кухне, балконе, прихожей. одна строчка, одно слово. фёдор замолкает где-то на рассказе о бабкиных дачах, город погружается во мрак. весна, как у ночных снайперов, раздражается дождём, стучит сплошной стеной в открытую балконную (типа, ну, я ревную? что за секреты!). никто не встаёт её закрыть, и капли оказываются в комнате, пальчиками пытаются набухать доски на полу. -- прости? -- начинает андрей (о, слово жжётся на языке и в глазах, как отравленное). -- ты знаешь, -- тут же хмыкает фёдор. насколько пафосно говорить своими же строчками? а может просто андрей свою реальность заключил в одном куплете, как заключил себя в героях чужой истории. фёдор засыпает, положив ладонь ему на макушку. дождь заканчивается только к обеду.