Багратиана

Князь никогда не мог назвать себя истово верующим человеком. Сколько драматичных событий пережил он на своём веку, сколько раз бывал в шаге от гибели, а провидение всё хранило его, за что генерал иной раз благодарил оное жаркой молитвой. На том и заканчивалось, пожалуй, всё его благочестие. Однако военному совсем без веры трудно. Солдаты, люди простые, открытые, лучше всех понимали подобное устремление, когда сама душа будто просит о милости. Посему всякий раз перед отъездом на поле брани ноги сами несли Петра в лоно церкви: постоять, крепко задуматься о высших материях, помолиться за здравие и упокой тех, кто дорог. На сей раз многое нужно было высшим силам сказать. Шутка ли – начальство над целой армией. Путь предстоял далёкий, на юг, через Дунайские княжества навстречу войскам султана. Заклятый враг, старые раны, блестящие ратные подвиги. — Напутствуйте, Александр Васильевич, - прошептал Пётр одними губами и преклонил голову перед скромной могилой в боковой усыпальнице, примыкающей к величественному монастырю. Хорошо в лавре и так покойно. Место намоленное. Постоишь всего ничего, а какая сразу лёгкость на сердце. — Собираетесь в дорогу, генерал? Вот небылица. Багратион выпрямился по струнке, устремив внимательный взор на незнакомца, вставшего рядом подле могилы. А ведь князь даже не расслышал, как тот подошёл. Неужто так крепко задумался? Впрочем, слишком долго морочить голову Пётр не собирался. Больно славно чувствовал себя нынче для подобных разбирательств на пустом месте. Посему князь лишь кивнул головой утвердительно и вновь поглядел на полную вазу цветов в изголовье мраморной плиты. Любят генералиссимуса, до сих пор помнят. Тихий смешок вдруг прервал установившееся молчание. — Ну и правильно! Вам-то сидеть без дела негоже. На сей раз князь лишь вскинул бровь в недоумении. Разумеется, немало городских обитателей знало прославленного вояку в лицо, и всё же... — Мы с вами знакомы, милостивый государь? – и тут же смерил юношу очередным взглядом в попытке вызвать в памяти знакомый образ. Увы, ничего. Подсознание на сей раз свидетельствовать отказывалось. Молодой человек, по внешнему виду – щёголь, каких в Петербурге немало. Приталенный по фигуре сюртук, тёмно-синий жилет, трость с набалдашником в виде орла, напомаженные иссиня-чёрные локоны и кожа, бледная-бледная, настолько, что вены отчётливо видно. Кажется, княжеское любопытство изрядно позабавило франта. — О, с давних пор, Пётр Иванович. Правда, вы у нас нечасто бываете, по столичным-то меркам. Хотя, как уж заведено. Не жалуюсь. Тем более что вы всегда возвращаетесь. Их взгляды пересеклись, и по телу Багратиона вдруг пробежали мурашки. От странного чувства, схожего с благоговением, захватило дух, и он вдруг улыбнулся открыто и искренне, как умел только с самыми близкими ему людьми. — Разумеется. Как могу я лишить Петербург удовольствия лицезреть преданного сына Отечества, - улыбка плавно превратилась в ухмылку, - ведь он пристально наблюдал за моим становлением на протяжении десятилетий. — И то верно. Не огорчайте поклонников, князь, имейте совесть. Вновь воцарилось молчание. Вдруг юноша резко к нему обернулся, подхватил руки Багратиона и обменялся с ним крепким рукопожатием, сжав смуглые, истёртые саблей ладони в своих. Будто князь сунул обе руки в прохладные воды Невы. Отчаянная надежда промелькнула в глубине синих глазах. — Обязательно возвращайтесь, Пётр Иванович. Мы будем вас преданно ждать. Сколько потребуется. Пылкое генеральское «обещаю» само сорвалось с губ в ответ, вторя внезапной горячности того, кто всегда представлялся мрачен и холоден в своей вековой красоте. Простояв пару секунд неподвижно, Багратион точно очнулся от глубокого забытья и, в смятении оглядевшись кругом, направился прочь из пустой усыпальницы. Впереди его ждали долгий путь и новые испытания.