`` Предайся анафеме, милый мой. ``

Руки скользят по обнаженному телу, исследуя каждую родинку шершавыми подушечками пальцев. Ногти впиваются в нежный эпидермис, сцарапывая его, тем самым вызывая самый охуительно — приятный рваный выдох на слуху от нижнего, что растворится в воздухе, оседая на языке сладким привкусом наслаждения. Идеология чужого тела. Нет, Торд совсем не торжествует геном Томаса, напротив, все его изъяны он готов поглотить без толики сочувствия, сцеловывая очередную подступившую каплю пота на чужой коже, царапая клыками адамово яблоко, закусывая тонкую и бледную кожу зубами, оставляя алые следы на теле партнера. Кто они друг для друга? Платонические отношения начались давно, когда Торд только застал как Риджуэлл из удобных моментов может часто засматриваться на него, отводить взгляд и БОЖЕ блять, Ларссон бы поклялся что тот чертовски сексуально облизывает губы. Что он вообще представляет в этот момент и желает? — Тебе не надоело на меня пялиться, джехо? — задает вопрос в воздух сам про себя коммунист, вопросительно вскидывая бровь и наконец ловя взгляд черных как смоль глаз своими, сверкая серебром лукавости, вовлекая в зрительный контакт, от которого британец не может даже оторваться, попавшись в чертовски красивую ловушку. Ларссон лукаво щурится и проводит рукой по собственному подбородку, подпирая его ладонью и упираясь локтем в стол. — Да больно ты мне нужен, блять… Я в окно смотрел. Отвали. — злостно кидает Том, отворачиваясь резко и избавляясь от гипнотизирующего действия глаз, в которых он был готов утонуть. Норвежец усмехается, да довольно громко, откидываясь на спинку дивана и провожая взглядом светло русого. Взгляд скользит на задравшуюся синюю толстовку у бедра, что оголила поясницу юноши. Торд закусывает губу, представляя как бы там красовались следы от его пальцев с какого нибудь ебейшего утра. Он одергивает себя от этой мысли и потирает висок пальцем, вынуждая себя выкинуть вообще это из головы. Они поменялись ролями. Теперь он во всю пялится на Риджуэлла, чего последний явно не замечает, а может быть и старается не подавать вид. Фантазия Торда зашкаливает уже просто некуда. Как же охуительно что Мэтта и Эдда нет в данный момент дома, иначе бы ему влетело за происходящее. Последней каплей становится то, как Томас выпячивает задницу, наклоняясь за ложкой к столешнице. Щелчок в извилинах воспаленного мозга срабатывает переключателем. Норвежец резко поднимается с дивана, но явно не привлекает этим внимание занятого Тома варкой кофе в керамической турке. Руки оплетают чужую талию, забираясь под ткань толстовки, оглаживая плоский живот и поднимаясь вверх. Ему бы сейчас прилетело этой самой туркой, если бы реакция британца была не настолько непонятной. Он просто застыл, боясь выдохнуть и вдохнуть. Воздух просто не шел к легким, а сиплый выдох носом заставил Ларссона встрепетнуться и продолжить движения руками выше, зацепляя ребра и словно пересчитывая их пальцами, его бы воля, он бы вырвал их прямо сейчас, от мыслей данных он невольно надавливает между ними ногтями, чем вызывает с чужого рта злостное шипение. Кажется малыш Томас еще реагирует. — Ты позволяешь мне трогать себя? Что же это с тобой, ekkel gutt? — буквально шепчет юноша, опаляя дыханием горячащим нежную кожу мочки уха Тома, слегка подцепляя ее губами, но не касаясь толком. А Риджуэлл все молчит, он лишь вцепился пальцами в край столешницы мраморного гарнитурного стола до побелевших костяшек. Грудь вздымается, надрывисто пуская воздух по носу. Он напряжен. Торд понимает это по твердому животу, но это не может не радовать его. Ему это нравится. — Lydig gutt.~ Тихо шепчет он, сладкой патокой заливая слух юноши, губами касаясь напряженной шеи, осыпая ее поцелуями, а свободная рука тянется выключить плиту, он не забывает о технике безопасности. Обжечься будет в этой ситуации глупо. Эта же рука тянется к подбородку Томаса, запрокидывая его голову назад, слегка разворачивая прекрасное личико, а коленом толкнув в спину и заставляя его прогнуть верхний корпус на себя. Губы грубо впиваются в чужие, нещадно подминая их под свои, проводя по узкой полоске языком Торд проводит ногтями по животу британца в порыве, ловя на слуху болезненное шипение. Томас начинает вырываться, кажется осознание пришло к нему. На это коммунист только ухмыляется и прижимает тело к себе, пахом упираясь в довольно-таки сочную задницу, скрытую за черными джинсами, потираясь о нее и слыша недовольство со стороны пацана. Норвежец сжимает челюсть черноглазого пальцами, заставляя послушно открыть его рот. Он подается, по видимому, но только для того чтобы выждать момент и как только рогатый проник языком в его рот, то тут же Ларссон почувствовал резкую боль и привкус железа в собственном рту. Он с утробным рыком отстраняется, держась за рот и чувствуя как меж пальцев начинает стекать слюна в примесь с кровью, капая на пол и толстовки обоих. Злость от неподчинения скапливается жаром внутри Торда. Томас чувствует хватку на плече, слишком крепкую, что аж взвизгивает, а после его грубо прижимают поясницей к столешнице гарнитура. Больно ударяясь о нее, он чувствует боль в позвоночнике и с его губ срывается судорожный скулеж, в то время он даже не замечает как между его ног устраивается сам мучитель, хватая его цепкими пальцами за шею, нещадно сдавливая ее. Со стороны слышится хрип и жадные попытки сглотнуть воздух. Торд лишь усмехается вновь и сдавливает сильнее, впиваясь вновь поцелуем и пользуясь моментом когда Том хотел было вдохнуть, открыв рот, но тот проникает внутрь языком и начинает собственнически исследовать чужой рот, проводя кончиком по ровному ряду зубов, а после по небу, сплетаясь с чужим языком. Ослабляет хватку лишь тогда, когда не чувствует сопротивления со стороны юноши и не видит как его веки судорожно дрожат, в попытках закатить глаза. Жаль он не увидит как зрачок дрожа, пропадает за темными ресницами, оголяя покрасневший белок глаз. Увы, этому не бывать. У Риджуэлла черные глаза. Вся склера. Прекрасно. Хочется выдавить их. Когда воздуха не хватает уже обоим, Торд отстраняется от еле дышащего тела и облизывает губы, довольный тем, что эта мразь сполна попробовала свои плоды на вкус. Рукавом вытирает окровавленные губы, пока серые глаза с наслаждением наблюдают как парень судорожно кашляет и пытается отдышаться, но ему словно что то мешает. Он чуть не довел его до асфиксии. Как же чудесно. — Ты непослушная сука, ты знал это, Томас? — коммунист усмехается и припирает коленом пах парнишки, надавливая и вновь хватая за челюсть, притягивая к себе. Зрительный контакт слишком близкий. Том облизывает истерзанные чужими клыками губы и сплевывает в лицо напротив кровавую слюну с такой осязаемой ненавистью, что никому не снилась. Ларссон на секунду успевает прикрыть глаза и самодовольная ухмылка пропадает с его лица, сменяясь оскалом. Он не собирается терпеть выходки этого юнца. Ногти впиваются в кожу щек до кровавых полосок и схватив британца за кисть руки, он резко тянет его к столу, снося самим юношей все содержимое с него на пол и заваливая его там. — Ты совсем ебнулся, ублюдок?! — нервозно кричит Томас, пытаясь пнуть его, но его попытка проваливается с треском, его ноги зажимают меж колен. Руки заламывают под странным углом и держат их лишь одной. Сколько же силы в этом ублюдке? Неудивительно, военная подготовка со стороны его родителей. Это вполне ожидаемо, в отличии от Риджуэлла, который кроме ящика водяры тяжелее не поднимал. Грубые руки проникают под толстовку, сильно щипнув за бусину соска, чем вызывая у Томаса извивания и писк. Он непривычен к такому. Да почему он вообще должен понимать что чувствовать? Он в отличии от Торда не спит с мужиками. — То что сейчас происходит, можно назвать ебучим изнасилованием, Торд, твою мать! — вновь кричит парнишка, извиваясь как только можно и стараясь избежать касаний чужих. Мерзких. Горячих. — Хм? Правда? Ох, глупенький Том, хотел бы ты избежать этого, я бы валялся уже с отбитыми яйцами и без детей, ты так не думаешь? — воркует на ухо тому коммунист и проводит языком по шее, вызывая мелкую дрожь по телу младшего, Первый укус приходится почти возле мочки уха, уходя чуть ниже кровавым подтеком от клыков и ровного овала зубов. Том жмурится, дрожа и затравленно отводя взгляд. Правда глаза режет? Конечно же. — Хей, Том. Я слышал как неделю назад ты выкрикивал мое имя в ванной комнате, скажи мне, что ты там делал? ~ — утробное рычание раздается над ухом черноглазого, вызывая приступ паники. Слышал? — Н. ничего подобного не было, ты конченный ублюдок! Иди нахуй блять с меня! Том задергался сильнее, прогибаясь в пояснице и утыкаясь пахом во что то бугристое напротив. ПУЛЬСИРУЮЩЕЕ МАТЬ ВАШУ. Британца пробрал озноб. Этот ублюдок, он… что… возбудился…? Глаза медленно распахнулись на сколько это возможно, а на лице проплыла гримаса отвращения, но почему то аловатые пятна начали покрывать лицо юноши, уходя к шее. В мыслях затонул парень и не заметил как ловкая рука уже стягивает с Тома джинсы, прихватывая пальцами трухачи. — Святые… бляди… ты совсем охуел?! Сука, Торд! Он еще пуще начал извиваться, на что получил удар в живот, он действительно разозлил пытающегося быть терпеливым Торда. Кашлянув, Риджуэлл согнулся как мог, тяжело задышав. Удар был хоть и не сильный, но довольно грубый. Боль. Он не хочет ее чувствовать. Ни в коем разе. Сука. Ему хватило по гору в начальной школе. Раздумия его растворяются как по щелчку, когда его ногу закидывают на широкое плечо и опускаются к члену рукой, который от всей этой параши даже и не встал. Была бы другая ситуация и вообще… Опять из мыслей его вырывает собственный судорожный скулеж, он запрокидывает голову назад, когда к его члену коснулись шершавые пальцы. — Как давно ты к себе не прикасался, Томми? Твоя реакция чудесна, kjær… Восхищенный взгляд Торда скользит по телу светловласого, а рука начинает более активные движения, не щадя владельца члена. До слуха доносится сдержанное " Мха.а «. Ларссона аж дрожь пробрала. Какой прекрасный звук… Палец скользит по уретре, стирая выступающий предэякулят, а после размазывая его по чужому члену как смазку. Ладонь слегка сжимает плоть. Бедра британца начинают дрожать. Он не должен чувствовать такого унижения, все слишком отвратительно, он не хотел так… а зачем он вообще хотел как то? С Тордом Ларссоном? Блять. Горячие руки касаются бедер и скользят к кольцу мышц, надавливая на него дразняще. Вот тут то Том уже встрепетнулся. Заехал пяткой по щеке Торда, да так сильно, как только мог и с грохотом упал со стола, пользуясь ситуацией с потерявшим равновесием коммунистом. Боль в бедре разнеслась по всему телу. Он хватает штаны с пола, даже не думая их нацепить. Но сильная хватка тянет его назад, заваливая с грохотом на пол, а тяжелое тело придавливает его собой. Торд шарит по карманам тостовки и достает бутылек с жидкостью голубоватого цвета. Встряхивает ее и зубами стягивает крышку, разливая содержимое меж ягодиц своей жертвы. Знатно смачивая их маслом — смазкой. Грубые касания чувствует юноша на своей заднице, ох какие грубые. Шлепок. На его бедре красуется красный след от ладони. Томас стискивает челюсть и терпит. Он уже понял что Торд не отступит от своего. Проскулив и запрокинув голову, Риджуэлл начал молиться богам, лишь бы забыть потом все это дерьмо, не вспоминая. В уголках глаз скопились слезы, стекая по переносице. Первый палец вошел в него из-за масла дозволено легко, видимо смазка хорошая и дорогая. Но Том напряжен, это факт. Коммунист решил все же подумать о своем поведении и начал мягко оцеловывать бедра юноши, слегка прикусывая кожу, но не оставляя укусы, лишь обычные засосы. Ножки чужие он закинул себе на плечи, слабо приобнимая одной рукой, а после спускаясь по ляхе к животу и оглаживая его, дотрагиваясь вновь до члена, в желании услышать вновь эти прекрасные звуки. Собственно он их и услышал, когда начал двигать пальцем по плоти, попутно заглушая этим растяжение и проникновение второго пальца. Впоследствии дотрагиваясь до неразработанного узла нервов, надавливая на него, чередуя движения на манере «ножниц» и разминание простаты. Томас прогибается в пояснице и судорожно ловит воздух ртом, прикусывая после язык, стараясь не издать и звука, лишь бы не тешить Ларссона. Пальцы вынимаются с глухим хлюпом из анального отверстия парнишки, а после он начинает расстегивать свои джинсы, приспуская их вместе с трусами вниз по бедрам. Том ахает про себя когда видит, что же блять в него упиралось в тот момент. Он нахуй слишком большой для него. — Еблан, он не войдет блять… ты мне кишки вывернешь, блять! Нервно выкрикивает британец, в то время как рука верхнего перемещается уже на собственный член, ладонью размазывая по плоти смазку и гортанно порыкивая от приятного ощущения с касаний. — Ну что ты, Томас, все будет в порядке, я буду делать это медленно и нежно, честно, не волнуйся… Он приставляет головку к напряженному кольцу мышц Тома и рывком, с утробным рыком входит, сгибаясь над бедным телом. Крик раздался по комнате. Его нахуй хоть и не порвали, но это все равно нахуй больно. — Правда ты плохо себя вел, потому нежности ты не заслужил. глупый Томас.~ Резкий рывок назад и такой же резкий толчок в теплое и узкое нутро. Высокий крик на тональность слышится снизу, а Ларссон дрожит, запрокидывая голову назад и держась за чужие бедра цепкой хваткой, впиваясь ногтями, не сдерживая даже и ни разу звуков удовольствия, словно зверь ебаный. В то время как Томас уже во всю извивается и пытается вырваться, со слезами на глазах умоляя выйти из него. — Вытащи его нахуй, вытащи блять, урод! Ты тупоголовый кретин, мне больно нахуй! — Риджуэлл срывает голос, хрипит чужое имя, а в ответ полный ноль реакции. Еще один толчок заставляет Тома заткнуть свой милый рот, ну как заткнуть, выкрикнуть что то неразборчивое и заскулить, обхватывая шею коммуниста лодыжками и сделать неосознанное движение бедрами на встречу толчку. Торд облизывает губы и стекающий пот по ним, ухмыляется виду снизу и закатывает от удовольствия глаза, делая очередной толчок, но на амплитуду чуть меньше и куда то боком. Кухню озарил хриплый, но довольно громкий стон. Дрожащие бедра дали о себе знать, а стекающее семя по животу британца дало понять что Торд прекрасен в своих делах. Рот юноши судорожно хватает воздух, пытаясь восполнить выбитый кислород толчком и стоном. Он не должен был так пахабно стонать. Его руки давно отпустили, так что он мог вполне прикрыть свое уже слишком сильно алеющее лицо ладонями, тихо всхлипнув. Торду дела это этого не было. До состояния Тома. Ровным счетом нихуя. Поняв что можно делать что угодно, он с дикими толчками начал вдавливать бедное тело Риджуэлла в пол, буквально втрахивать его, вытирая его извивающимся телом пыль. Клыки впиваются на экстазе во внутреннюю сторону бедра черноглазого. Совершая финальный толчок и наконец слыша под собой где то там задыхающегося Томаса, он выходит почти до конца, а после совершает слишком резкий и глубокий толчок, с утробным стоном кончая внутрь бедного мальчика, разливая свою сперму по его кишечнику. Руки дрожат в эйфории, а слюни стекающие по подбородку Томаса он утирает пальцем, проводя по губам его опухшим от поцелуя и собственных укусов от боли. На слуху проходит то что он хотел услышать меньше всего. Он сам виноват. Он не сдержался. Его грех нести этот поступок. А снизу доносится лишь сухое, уставшим голосом и вполне ожидаемое, толику безэмоциональное, задхающееся: ; — Ты ужасен, Торд, я тебя пиздец как ненавижу.