***
«Миг страшного известия»
«Поздний вечер пробегается по чистому небу тёплым ветерком. Спокойствие мягко притрагивается к уставшему сознанию, позволяя полностью расслабиться и выразить на губах нежную улыбку. Всё кажется тихим и необычайно прекрасным, подобно нежному шёпоту звезд. Как только последний луч солнца растворяется в тёмной пелене, дорога кажется грубой и нервной. Безмятежная атмосфера остаётся в омуте прошлого, как только машина начинает неприятно трястись, а тишину прерывает беспокойный звонок. Спокойное дыхание становится тревожным, пока в изумрудных глазах читается страх. — Фух, — по телу пробегается облегчение, — это Джон. Затеряв в душе волнение, Егор расслабленно отвечает на вызов: он кажется ему родным и в то же время пронизанным страшной тревогой. — Знал бы ты, как ты меня напугал, — высказывает Линч, спокойно ведя руль автомобиля. В ответ слышится пугающее молчание. Оно заставляет невольно напрячься и измениться в лице: теперь на нём сияет лёгкое беспокойство. — Джон? — тихим голосом произносит Егор, — Джон, ты чего молчишь-то? Всё... Всё в порядке? Дыхание с острой болью застревает в груди, как только из динамика телефона начинают доноситься дрожащие вдохи и выдохи. Они заставляют нехотя подкрасться к мысли, что произошло что-то страшное, и писатель не может вымолвить и слова. — Джон... — журналист неуверенно уводит машину в сторону. — Что случилось? Ты слышишь меня? Машина тихо останавливается у обочины дороги. Наводящий страх чего-то неизведанного сковывает всё тело в холодные цепи, не давая даже спокойно выдохнуть воздух. — Да не молчи ты, мать твою! — крик берёт над ним верх. — Что-то с Лукасом? Во мрачной тишине начинают слышаться какие-то неразборчивые слова. Чувствуется кошмар, от которого всё тело в одно мгновение парализует, а в глазах застывает жуткая тревога. — Линч... — в голосе писателя слышится судорожный страх. — Говори немедленно что произошло? Лукас... Он в порядке? — Егор из последних сил держит себя в руках. — Линч, п-прости, — Джон нервно вздыхает. — Я н-не знаю, где он... Учащённое сердцебиение вмиг обжигает что-то горячее и ядовитое, заставляет невольно зажмуриться и почувствовать жуткое жжение. На миг Егор теряет самого себя во тьме страшного известия, позволяя внутренней панике поглощать уставшее сознание. — К-какого хрена, Джон?! — он срывается на грубый крик. — К-как потерял? В лесу? Где тебя опять носило, дебил?! — Я п-понятия не имею, куда он мог уйти, — дрожащий голос начинает ломаться под грузом паники. — Он сказал, что просто выйдет прогуляться вдоль берега... — И ты позволил ему так просто уйти?! — с его уст срывается гневное раздражение. — Джон, вот как... Как, чёрт тебя возьми, доверять тебе ребёнка?! Ты даже не можешь справиться с элементарной задачей: ты постоянно попадаешь в какую-то задницу и Лукаса туда же тащишь. — Я не хотел, — твёрдо произносит Джон. — Откуда я мог знать, что он пойдёт так далеко? — Ты знаешь его пристрастие ко всему: увидел что-то странное и пошёл проверить – вот тебе и исчезновение по твоей же халатности, — с криком выговаривал Линч. — Теперь иди и ищи его, понял? Я сейчас поеду к вам, — его голос сделался грубым. — И если с ним что-то случится, я же шкуру с тебя спущу! Больше не в силах разговаривать с раздражающим его человеком, Егор нервно отключает звонок и также бегло заводит автомобиль. Теперь в его глазах сияет мрак, страх и неизвестность: он неистово зол на Джона, страшно боится за племянника и винит себя за доверчивость. — Как я мог ему доверить Лукаса и отпустить их одних на природу? — в голове чувствуется давящая боль. — Всё опять пошло под откос... — нервный вздох. — Надеюсь, это никак не связано с чёртовым предложением»***
Кошмарная ночь пролетела страшным смерчем, готовясь в любую секунду обрушиться жутким рёвом на дрожащее сердце: оно пронзалось гневным раздражением и неистовой тревогой. Они плыли в сознании мрачной пеленой, сияя бездонной пустотой. Всё это затерялось вдали страшного конца, как только в изумрудных глазах отразился образ родного племянника. Искреннему счастью не было предела: на лице засияла искренняя улыбка, по телу пробежалось облегчение, ноги согнулись в коленях, а из уст сорвалось родное имя – это воспоминание по-прежнему создавало в душе Егора бурю эмоций, хотя с момента испытанного страха прошла неделя. — Всё как-будто вчера произошло, — со вздохом устало произнёс он. Заставляя вспоминать жуткие леса, дни тянулись медленно и болезненно, не позволяя забыть миг тревожного звонка, необъятное волнение и отвращение. Даже сейчас, когда Лукас был в полной безопасности, Егор не решался помириться с писателем. — И после того случая мы больше не виделись, — вслух проговорил Линч, пряча в глубине души тоскливое молчание. — Может, тогда я действительно наговорил много лишнего? Теряясь в собственном рассуждении, он пытался сосредоточиться на статье, которую не мог написать уже вторую неделю: тревога, засевшая в глубине души, отнимала все силы, заставляя чувствовать себя неважно. Егор часто ловил себя на мысли, что в последнее время стал более раздражительным и грубым, несдержанным и обеспокоенным. — Ведь даже Лили намекнула, что я веду себя очень странно, — он растерянно отвёл взгляд в сторону. — Наверное, чёртово предложение, о котором я никому не говорю, так негативно повлияло на моё состояние. И... Теперь я не знаю, чего ждать. Пытаясь связать мысли друг с другом, Егор каждый раз лишь утомлённо вздыхал, вспоминая, что уже вторую неделю не может спокойно спать. Странный ком тревоги заполнял его омутом горького жжения, после которого следовал кошмарный сон. Он видел себя, размытые лица незнакомых людей и белый свет, в котором чёрное пятно со страшным рёвом поглощало его в пустоту. Однако собственные сны не тревожили его так сильно, как момент странного исчезновения Лукаса: переосмысливая страшные минуты, журналист отчаянно старался найти в этом причину. — Когда мы нашли его, он толком не мог объяснить, что с ним произошло, — его голос слегка напрягся. — Он даже не помнил, как оказался посреди леса. Но почему? И Джон... Как он мог проворонить Лукаса? Хотя с его безответственностью это неудивительно. В этот момент сердце вновь окатило раздражение. К большому удивлению, журналист по-прежнему держал на писателя злость, которая затмевала собой чувство искренней тоски. В глубине души он понимал, что дело даже не в халатности друга, а в чём-то совершенно ином... Страшном и неизведанном, до ужаса знакомом. Наблюдая, как яркое солнце сверлит огненным взглядом светлые шторы, Линч полностью поддался мыслям, уводящим в призму долгих размышлений: он отчётливо помнил, как приехал в тёмный лес и сразу же сорвался на крик, упрёки и негодование в сторону писателя. Всё время поисков Егор не упускал возможность сказать что-то неприятное, а Джон высказать грубость в ответ. В тот миг они словно сразились в страшной борьбе, безжалостно раня друг друга острыми ножами. Они совершенно позабыли о том, что днями ранее стали необычайно близки: искренняя забота, душевная радость и ласковые касания создавали впечатление, будто между ними просыпалась необъятная нежность. Однако она вмиг с треском уничтожилась, как только тёмный лес неизвестности сковал в холодные цепи встревоженные сердца. — Мы отдалились, и я это чувствую, — с сожалением произнёс Егор, ощущая собственную неловкость. — Наверное, стоит спокойно поговорить с ним. Я... я чувствую, что мне не хватает его. Однако все мысли внезапно скрылись в густом тумане, как только в коридоре послышался громкий настойчивый стук в дверь. Казалось, резкие удары таили в себе страшную угрозу и момент роковой ошибки, заставляя вздрогнуть на месте. Изрядно напрягшись, понимая, что за дверью может быть кто-угодно, Егор осторожно встал со стула. В глубине встревоженного сердцебиения он чувствовал, что здесь что-то не так: успокаивающее предположение, что за порогом дома может быть Джон, позволило медленными и нерешительными шагами начать двигаться в коридор. Он совершенно позабыл о том, что писатель никогда не стучит в дверь. — Кто может так барабанить по двери? — с грубостью возмутился Егор, тая в душе беспокойство. — Может и правда Джон решил наведаться? Тогда почему он мне не позвонил? Полностью поглощаясь омутом раздумий, он неуверенными тихими шагами подкрался к входной двери, которая продолжала нервно сотрясаться от безжалостных ударов. Однако они в одним миг стихли: казалось, словно некто, стоящий за порогом, в ту же секунду почувствовал присутствие Егора. — Как же это, мать его, странно, — шёпотом процедил он, ощущая в теле холодную дрожь. Стоя возле входной двери, боязливо оглядывая её тёмный облик, Линч чувствовал, как сердцебиение медленно погружается в омут ложного спокойствия. Он хотел бы в тот же миг открыть перед собой двор и убедиться, что впереди никого нет, но в то же время душевное смятение, сидящее в глубине вздымающейся груди, не позволяло сделать решающий шаг. — Кто здесь? — твёрдым голосом прикрикнул Егор, едва набравшись смелости. Однако в ответ пронзилась лишь звенящая тишина, заставляя затаить дыхание, нервно сглотнуть и тихо попятиться назад: осознание и предположение того, кто может стоять за порогом двери, сковало его в омут необъятной тревоги. Егор понимал, что совершил страшную ошибку, выдав свой голос и присутствие. — Чёрт, это точно не Джон... — в его шёпоте слышалось горькое отчаяние. Изумрудные глаза сделались стеклянными и опустошёнными, пронизанными страхом и чувством душевной паники, как только дверь вновь жутко задёргалась, а в замочной скважине послышались чужие громкие щелчки. Они разрывали собой спокойствие, уничтожали былые мысли, разрастаясь в понимании одного: впереди тот, кого журналист боялся увидеть больше всего.***
Ноющая боль вмиг пронзила сердце писателя, заставив его нервно вдохнуть воздух и зажмуриться в чувстве тягостной тревоги. Сидя за письменным столом, он внезапно подскочил на месте, отогнав дневную дрёму. — Какого хрена... — растерянно процедил Джон, крепко сжимая свитер на груди. Стараясь сосредоточиться на экране ноутбука, он лениво прикрыл тусклый взгляд и выпрямил спину, чувствуя болезненные ощущения в пояснице. Казалось, словно всё вокруг внезапно помрачнело, сделалось холодным и чужим. — Такого странного ощущения в сердце я ещё не испытывал, — задумчиво пробормотал Джон, стараясь не делать резких движений. — Как будто что-то острое и горячее вонзилось. Глубоко переведя дыхание, писатель постарался полностью успокоиться, пытаясь не думать о болезненных ощущениях: они то медленно оседали на дно, то вновь возвышались, тем самым устремляясь в самое сердце парня. Всё как будто сводилось в необъяснимую тревогу, внезапно зародившуюся в груди – она медленно поглощала собой сонное сознание, делая его рассеянным и опустошённым. Создавалось жуткое впечатление, что случилось что-то страшное, покрытое гневом и печалью. — Ещё эти странные мысли... — со вздохом произнёс Джон, потирая ладонью лоб. — Почему меня вдруг так сильно обеспокоило состояние Линча? Почему мне кажется, что с ним что-то не так? Странное давление в груди не давало отвести тёмные мысли прочь и наконец сосредоточиться на новом романе. Вяло протягивая пальцы к клавиатуре, Джон каждый раз замирал в необъяснимом волнении: всё время безутешных попыток он не коснулся ни одной буквы, оставляя лист полностью пустым. Тяжело вздыхая, он оправдывал это эмоциональным выгоранием и усталостью, однако сам отчётливо понимал, что обманывает самого себя. — Я второй час сижу перед этим грёбаным ноутбуком и не написал ровным счётом ничего, — с недовольством прошептал Джон. — Наверное, всё же стресс так повлиял на мою продуктивность... Нервно постукивая пальцами по столу, он задумчиво посмотрел на телефон. Гнетущая тоска и ноющее волнение медленно уводили его из тропы неуверенности, позволяя пылать нестерпимым желанием. Сквозь затаённую обиду и всё ещё бушующую злость Джон жаждал набрать родной номер. — Ну какого чёрта, Линч? — вслух выругался он, пронзаясь ответной тишиной. Острые слова, неделей назад брошенные Егором на эмоциях, по-прежнему горько скользили по сердцу, заставляя испытывать душевную боль. Она, словно неупокоенная тьма, пыталась наконец отыскать свет, тем самым вновь и вновь терзая писателя тяжёлым воспоминанием. — И всё же, как бы я не был на него зол, я скучаю по нему, — его голос сделался тихим и задумчивым. — Возможно, Линч всё ещё бесится по этому поводу, но я так больше не могу. Полностью минуя собственную неуверенность, Джон с затаённым дыханием схватил в руку телефон, чувствуя, как тревожится мягкое сердце. По телу в тот же миг пробежались мурашки: спустя неделю он наконец сможет услышать родной голос, его тихое дыхание и такую привычную искренность, которой так трепетно не хватало. Однако больше всего Джон жаждал наконец утопить в себе тревогу, внезапно вторгнувшуюся в его сердце. Он хотел с облегчением осознать, что с Егором всё хорошо. — «Надеюсь, это всего лишь моя беспричинная тревога» Полностью собравшись с силами, разбивая напрочь стену глубокой обиды, Джон спешно нажал на кнопку вызова и приложил экран к уху. Его серьёзный взгляд выразил в себе расслабленность, как только в динамике послышались монотонные гудки. — Значит не кинул в чёрный список – уже хорошо, — с лёгкой улыбкой пробормотал Джон, взглядом рисуя на столе узоры. Однако приятное облегчение вмиг устремилось в пустоту, как только гудки стали долгими и надоедливыми, а вслед послышался холодный голос автоответчика. Казалось, в эту секунду спокойствие покрылось чёрными дырами, из которых сочился кровавый мрак. Он поглощал собой уставшее сознание, рисуя в широко раскрытых голубых глазах необъятную тревогу. — Какого хрена он не берёт трубку? — с дрожью в голосе произнёс Джон. — Не уж играет в подростковые игры: не отвечу на звонок, потому что я обиделся? От последних слов с уст писателя послышался нервный смех, пока в душе зарождалась тягостное смятение и глубокое непонимание: Егор никогда не поступал подобным образом, считая это безумной глупостью. Именно это понимание заставляло неистово напрячься, пропуская через себя самые страшные сценарии. — Что если с ним и правда что-то произошло? Может... чёрт, о чём я думаю? — взволнованно пробормотал Джон, рассуждая тревожный момент. — Но такое происходило только тогда, когда случалось что-то плохое. От бегущих мрачных мыслей хотелось в тот же миг спрятаться, наконец увидеть, почувствовать, услышать голос родного человека: Джон мечтал найти душевный покой, который с каждым дыханием лишь устремлялся на дно крадущегося мрака. И особенно сейчас, когда в ответ звучала лишь мёртвая тишина. Чувствуя растущее беспокойство, писатель вновь набрал до боли знакомый номер и нажал кнопку вызова: он отчаянно надеялся услышать, как холодные гудки разрывает приятный голос. Однако, к пронизывающей тревоге, в ответ вновь раздалось жуткое молчание – что-то произошло и Джон это болезненно понимал. — Твою ж мать... — дыхание с горьким хрипом вырвалось из груди. Сейчас, когда вся комната внезапно почернела, экран ноутбука со скрипом погас, а сердце нервно застучало, все глубокие обиды стали тусклыми и совершенно неважными. Теперь в душе горело лишь одно трепетное желание: увидеть перед собой сияние изумрудных глаз. — Нет, я так просто это не оставлю, — уверенно произнёс Джон, стараясь не поддаваться нависшей панике. Сквозь опустошённость тусклых мыслей он понимал, что вынужден полностью разбить собственную гордость. Подорвавшись со стула, схватив с полки ключи и едва не забыв телефон, Джон спешно двинулся к машине. Сейчас он горел нестерпимым желанием приехать к Егору, пока необъятное волнение терзало бьющееся сердце.***
Шумный город затерялся в омуте яркого солнца, словно растворившись в тёплом отблеске тумана: он, пронзаясь горячими лучами, позволял почувствовать секундную безмятежность, вслед за которой сияла бездонная тьма. Она смогла проглотить собой солнце, оставляя за собой бушующий страх, тревогу и неуверенность. Как только густые дубовые деревья сменились завораживающими елями, мчавшийся на высокой скорости автомобиль наконец остановился возле знакомого двора. Уже через секунду писатель спешно заглушил мотор, вышел из машины и с громким хлопком закрыл за собой дверь, судорожно всматриваясь в тёмные окна дома. Он желал увидеть в них свет и облик родного силуэта, однако каждый раз замечал лишь необъятный мрак: он накрывал его волной неистовой тревоги и позволял нехотя убедиться в том, что здесь что-то не так. Джон чувствовал и в глубине души понимал, что Егора нет дома. — И с чего такие мысли? — внезапно отдёрнул себя он, не желая верить обеспокоенному сознанию. — Почему я вообще решил, что с ним что-то случилось? Он же по-любому сидит сейчас дома и с ним всё в порядке. По крайней мере, мне хочется в это верить... Понимая собственное противоречие, Джон тяжело перевёл дыхание и прикрыл глаза, стараясь как можно скорее привести себя в порядок. Только сейчас он осознал, что совершенно не помнит, как вылетел из квартиры, как сел за руль и спешно выехал из города, перед этим чуть два раза не угодив в серьёзную аварию. В его мыслях был лишь образ Егора: он отчаянно представлял, как застанет его дома, как вновь на эмоциях выскажет грубость и ввяжется в ссору. — Как наши отношения вообще до такого докатились? — с непониманием произнёс Джон, неосознанно приложив ладонь к своей груди. В этот миг ему стало необычайно страшно идти вперёд: он боялся разжечь пламя прошлой ссоры, которая до сих пор неприятно дотрагивалась сердца. — Но больше всего мне не по себе от мысли, что Линча и правда нет дома, — он нервно выдохнул. — И что тогда? Ждать его? Продолжать разрывать его телефон звонками? Путаясь в собственных раздумьях, Джон неуверенными шагами поднялся на крыльцо, готовясь издать самый тяжёлый и тревожный звон старого дверного звонка. Однако, как только задумчивый взгляд направился вбок, тянущаяся рука вмиг ослабла, а сердце застучало призмой судорожного волнения: входная дверь была слегка приоткрыта, а замочная скважина напрочь изрезана, словно её упорно старались выкрутить. — Что за нахрен? — громко процедил писатель, невольно попятившись назад. Казалось, в этот миг яркое небо безутешно почернело, сделалось тусклым и пустым, пока тепло поглощал страшный холод: его суровая ладонь сделалась острой и до ужаса ледяной. Создавалось впечатление, словно ещё миг, и оно разорвётся в эмоциях страшной безысходности. Больше не в силах стоять перед дверью неизвестности, Джон нетерпеливо распахнул просторы большого дома, оказавшись в омуте кричащей пустоты. В глубине души писатель искренне надеялся увидеть среди холодных стен изумлённый взор журналиста. Однако впереди сиял лишь мрак, волнение и отчаяние. — Л-линч? Ты дома? Замерев в омуте томительного ожидания, он медленно двинулся вперёд, внимательно, словно в первый раз, изучая просторы до безумия знакомого дома. И только сейчас его внушающие размеры показались по-истине жуткими: солнечный свет едва касался тёмных углов, старый пол временами жутко скрипел, а атмосфера неизвестности изматывала взволнованное сердце. — Линч? — более твёрдым голосом произнёс Джон. — Линч, ну харе прикалываться. Это уже не смешно, я же волнуюсь, мать твою. Л-линч? С каждой бегущей секундой, с каждым зовом, звучащим из дрожащих уст, писатель начинал терять хрупкую веру: он нехотя осознавал, что собственное предчувствие ему не лгало. Оно с самого начала предупреждало о страшной неизвестности: Егора не было дома, его одежда спокойно висела на вешалке, а телефон тихо лежал на тумбочке. В момент нежеланного понимания душа нервно сжалась, отчего дыхание внезапно переросло в жуткую пытку: он не мог издать и вдоха, но всё также старался держать себя в руках. — Если он вышел из дома, тогда почему не взял с собой телефон? — начал рассуждать Джон, тихо передвигаясь в даль коридоров. — Он мог его забыть, но это на него совсем не похоже. И уж тем более... Глубокие раздумья вмиг растворились в густой темноте, как только в кармане джинс завибрировал мобильный телефон. Он издал два коротких, но таких громких и угрожающих гудка, отчего по всему телу прокатился невольный холодок. Хотелось внезапно сбежать, выбросить из головы былые мысли и вернуться в город – всё это сопровождалось душевным страхом чего-то неизвестного. С замиранием искры неуверенности Джон неохотно протянул руку в карман и медленно вытянул оттуда телефон. Как только его взор устремился на экран мобильного, его сердце застучало бешеным ритмом, руки невольно затряслись, а с уст сорвался нервный смешок: — Чёрт, ты серьёзно? — изумление начало медленно переходить в недоверие.Сообщение от неизвестного номера: «Джон, извини, что не предупредил заранее. Я срочно уехал на дело. Может на две недели или месяц. Связи не будет. Не звони»