***
Раз... Два... Три... Бегущие один за другим яркие светильники неприятно ослепляют глаза, заставляя ощутить яростное жжение и ноющую боль. Их квадратная форма, покрытая металлической клеткой, будто поглощает туманное сознание, делает его пустым и не способным мыслить. Всё кажется необыкновенным сном, в котором пылает странная тревога. — П-почему я ничего не вижу? — невольно срывается с уст Егора, пока его глаза потерянно смотрят вверх. Впереди он не видит ничего, кроме странных светящихся узоров на потолке: на мгновение он теряется в них, не отдавая себе отчёта. Он не чувствует ничего, кроме тяжести в груди и ноющей головной боли: собственное тело будто парализовало, не позволяя сдвинуться с места и посмотреть в сторону. Он лишь слышит эхо нечленораздельных речей, какие-то крики и до боли знакомый голос. — Что происходит? — едва произносит Линч и вмиг затихает, как только сердце страшно закололо. Ему кажется, что оно вот-вот остановит тягостные удары, вот-вот позволит ему умереть – от этой мысли хочется всё чаще дышать, пытаться дотянуться до призрачной руки помощи. Однако в размытом сознании отражается лишь яркий отблеск светильников, которые продолжают издевательски жечь слезящиеся глаза. Разум будто пьян, тело словно чужое, а мысли и вовсе ему не принадлежат. — Д-джон, мне страшно... Мне чертовски страшно, — горько бормочет Егор, расплываясь в призме отчаяния. — Помоги мне... Я нуждаюсь в тебе! Сейчас ему полностью плевать, как эта просьба выглядит со стороны. Он понимает лишь одно: происходит что-то странное и страшное – то, чему он не сможет противостоять в одиночку. То, что способно лишить его жизни здесь и сейчас. — Мне плевать, что было между нами раньше... Это всё было глупо, — его голос расплывается в крике. — Это всё было не с нами! Однако душевное отчаяние вмиг утихает, как только к запястью прикасается что-то холодное и острое: оно медленным потоком проникает под кожу, бежит по венам и задевает собой сознание, полностью затмевая мысли. Тело окончательно парализует, глаза медленно закрываются, а разум погружается в пустоту. — Ваше время вышло, Линч, — сухо произносится чей-то голос, пока сознание ускользает во мрак. Лишь на последних секундах ему удаётся с ужасом осознать, что он находится среди белых стен, незнакомых людей и неизвестной аппаратуры. Всё это время его везли на каталке по безлюдному коридору, длинною в безумную бесконечность.***
— Да возьми ты эту грёбаную трубку! — нервно процедил Джон, обеспокоенно ходя кругами по тусклому коридору дома. Продолжая неистово тревожиться, писатель не бросал попыток дозвониться до журналиста. Каждый раз слыша монотонные гудки, уничтожающие в душе последнее спокойствие, он мысленно молился и искренне желал услышать голос родного человека: он считал каждый гудок, каждый миг немой тишины и затаивал дыхание, когда вызов внезапно обрывался, заменяясь голосом автоответчика. Он разбивал собой надежды, укладывал во тьму и сквозил призраком отчаяния. — Он умудрился отправить мне сообщение с левого номера, но на звонки не отвечает, — раздражённо рассуждал Джон. — Неужели у него настолько важное дело, что он даже не может найти времени и просто взять трубку? Он раздражённо сунул телефон в карман, больше не желая испытывать бессмысленные попытки наконец услышать голос Егора. Он понимал, что вновь позволяет панике взять над собой верх – ни тогда, ни сейчас у него нет желания себя останавливать. Все чувства, эмоции и мысли смешались в одно целое – страшный ком негодования. Джон искренне не мог понять, почему Егора настолько сильно тронула ситуация недельной давности: он точно знал, что бывало и похуже, но Линч всегда нейтрально относился к самым худшим дням. Однако теперь писатель его совершенно не узнавал: журналист всегда предупреждал о новых поездках. — Да пошёл ты к чёрту! — с горьким отчаянием в голосе выразился Джон, пытаясь наплевать на пылающее волнение. Больше не желая находиться в стенах тёмного дома, так неприятно давящего на сознание, он спешно вышел на улицу. После того как входная дверь громко захлопнулась, в душе наконец почувствовалось спокойствие, позволившее с наслаждением вдохнуть чистый воздух. Однако оно было ложным, призрачным и пустым. — И в конце концов какое мне до него дело? Пусть ездит куда хочет, отвечает как хочет. Для меня это не имеет никакого значения. Однако раздражение вмиг угасло, как только в голубых глазах отразился знакомый чёрный автомобиль. В секунду пугающего осознания Джон ощутил, как лишился дара речи, затеряв его в тёмной глубине затаённого дыхания. Он сиял призмой искреннего непонимания, позволяя беспокойству пересекать всевозможные границы. Казалось, всё внезапно переменилось: чистое небо затянулось тьмой, земля под ногами окрасилась в болотный цвет, а сознание зависло в судорожном ожидании. Он понимал, чувствовал и верил, что здесь происходит что-то необъяснимое и странное. — Как я мог не заметить его машину? — проворчал Джон и тихо подошёл ближе: — Чёрт, и как он тогда уехал? На чём? На... на автобусе... Но зачем? — глубокий вздох. — Да что здесь вообще творится?! Писатель чувствовал, что больше не выдерживает давящей атмосферы. Он больше не мог видеть, как каждая вещь стоит нетронуто, пока вокруг шагает немая тишина: Егора не было в доме, его не оказалось во дворе, в машине... Всё казалось необычайно жутким, отчего находиться на участке знакомого дома становилось морально тяжело. — К-какого хрена? — с его уст сорвалось отчаяние. — П-почему всё на своих местах: его одежда, вещи, телефон и даже машина? Стоя посреди одинокого лесного участка, Джон старался найти в себе силы не поддаться крадущейся панике. От непонимания хотелось крушить, рушить и ломать всё, что так раздражало уставшую душу – он хотел его увидеть, услышать, почувствовать. Однако всё это оставалось лишь нелепой мечтой обеспокоенного сердца: Егор исчез, не оставив после себя и след.***
Тёмные окна, сияющие необъяснимой тревогой, остались позади уплывающего дня, как только писатель покинул знакомый дом: его старые стены, покрытые мёртвой тишиной, затерялись в мрачных лесах, превращаясь в страшный омут неизвестности. Джон стремился как можно скорее забыть эхо пустоты, уезжая вновь в шумный город. Он пытался перестать порождать в голове негативные мысли, отчаянно старался сосредоточиться на других вещах. Однако мрачная тревога не отпускала его сознание, с каждым часом лишь разрастаясь в пылающем пламени. — «Мне нужно успокоиться, мне нужно перестать об этом думать, — мысленно убеждал Джон. — Он в порядке, он в полном порядке... Но почему это сообщение не вызывает у меня доверия?» Затерявшись в себе, он даже не заметил, как заехал в город, отстоял в пробке и наконец подъехал к многоэтажному дому – всё было как в тумане, словно часть его жизни окунулась в полное беспамятство. Джон наконец осознал где находится только тогда, когда входная дверь узкого коридора громко хлопнула. Он испуганно оглянулся назад, выразив в глазах растерянность. Теперь, находясь в стенах собственной квартиры, он чувствовал необъяснимый страх: каждый тёмный угол заставлял испытать странную тревогу и тоску. — Да что со мной происходит? Почему я не могу избавиться от этого странного ощущения? На мгновение ему показалось, что если он включит свет по всей квартире, то изнуряющее волнение отступит назад: уведёт за собой всё то, что смогло породить в душе необъятный хаос. Однако спутанные мысли и ноющая тоска не давали покоя, каждый раз являясь в образе страшного урагана. — К чёрту всё это, — протяжный вздох. — Просто к чёрту! Больше не в силах выдавливать из себя спокойствие, Джон спешно снял с себя обувь и тихо прошёл в омут тёмной комнаты. Он словно решительно столкнулся лицом к лицу со своим страхом, негативом и суждением, которое с ног до головы пробирало дрожью. Теперь хотелось лишь забыться – лечь на тёмно-синий диван и попытаться расслабиться. Глубоко вздохнув, Джон свалился на мягкую мебель. По его телу пробежались приятные мурашки: только сейчас он понял, как тревога утомила его душевное состояние. Хотелось закрыть глаза, отключить разум и просто наслаждаться вечерней тишиной. — «Может я просто переутомился – вот и напридумывал себе?» Смотря на приоткрытое окно, Джон чувствовал, как прохладный ветерок беспощадно бродит по комнате, ища вечный покой: иногда из его уст слышался вой, такой тоскливый и отчаянный, похожий на крик неминуемой трагедии. Внимательно наблюдая за этим явлением, писатель нехотя находил в нём себя. Сбежав от проблем в собственную маленькую квартирку, он ощутил странную неловкость, от которой захотелось закрыть лицо ладонями: в голове вновь замелькали предательские мысли. Ему казалось, что что-то было упущено; была не замечена какая-то важная деталь. — Я не доверяю этому сообщению, — вслух начал вновь рассуждать Джон. — В нём как будто что-то не так. Да и Линч никогда не писал мне сообщения, всегда предупреждал по звонку, даже если мы были в ссоре. От этого осознания хотелось вернуть всё назад и предотвратить событие недельной давности: не пойти в этот чёртовый поход, не выпустить Лукаса одного из палатки, не позволить Егору испытать к нему непоколебимую злость. Утраченное время теперь осталось лишь в тёмных уголках воспоминания, которое неприятно теребило сердце. Продолжая завороженно наблюдать, как шторы плавно развеваются на ветру, Джон тяжело выдохнул и что-то неразборчиво пробубнил себе под нос. Находясь в одинокой квартире, он ощущал небывалую тоску: хотелось простых тёплых объятий, душевных разговоров и сердечной радости. Он вспоминал тот миг, когда всё это было привычной рутиной: Егор всегда озарял его своим присутствием, будь то новое дело или простая забота и уютные вечерние посиделки. Лишившись всего этого, Джон наконец увидел в этом ценность – ценность быть рядом друг с другом. — Где же ты, Линч? Я чертовски соскучился по тебе, — горьким шёпотом произнёс Джон, сдерживая застывшие в душе эмоции. Чувствуя, как воет собственная душа от негодования всего происходящего, писатель неосознанно положил ладонь себе на грудь: так он старался успокоить и поддержать самого себя. Он чувствовал, как нуждается в голосе и образе дорогого ему человека. — «Хотя бы приснись мне, Линч. Хотя бы так поговори со мной, — глубокий вдох. — Просто дай знать, что ты в порядке»***
«Крик страшного сна»
«Тёмное помещение отдаёт неприятным холодом, как только в голубых глазах отражается пустота. Мрачные стены, покрытые льдом, тягостно давят на сознание, заставляя испытать смятение. Пол под ногами кажется рыхлым и грязным, будто измазанный в непонятной жидкости. Чувствуется специфический запах каких-то медикаментов, от которого дыхание жутко перехватывает. — Где я? — тихо произносит Джон, пытаясь сосредоточить плывущий взгляд. Всё кажется каким-то нереальным, будто пол под ногами медленно уплывает, оголяя бесконечную пустоту. Сердце горько сжимается, будто чувствует присутствие рядом дорогого человека. Руки невольно тянутся куда-то вперёд, словно пытаются схватить призрачную тень. — Джон... — потерянный голос больно режет слух писателя. Сильное эхо слышится где-то за спиной. Хочется резко обернуться и спешно последовать на зов журналиста, однако что-то упорно не даёт сделать и шага назад – пустота полностью парализует всё тело. Голубые глаза начинают сочетать в себе ужас, покрытый битым стеклом. — Джон, помоги мне... Прошу тебя, не оставляй меня... Помоги... Отчаянная мольба словно раскалённым ножом прикасается к сердцу, заставляя испытывать жгучую боль. Что-то внезапно начинает горько защемлять в груди, вызывая на глазах слёзы. Хочется кричать, покрываться тьмой, но найти его – увидеть и схватить за руку, больше никогда не отпускать. — Л-линч, — его голос нервно дрожит, — где ты? Сквозь тьму Джон старается судорожно разглядеть родной образ: он пытается повернуться назад, сделать хоть шаг вперёд. Однако незримая сила не даёт и шанса что-то изменить: он мог лишь наблюдать и чувствовать, как разрывается собственное сердце. — Ты мне нужен, Джон... — эхо продолжает раздаваться за спиной писателя, стремительно расплываясь в холодном воздухе. — Линч, я не вижу тебя, — растерянно произносит Джон, отчаянно осматриваясь по сторонам. — Помоги мне, прошу... Помоги... Не оставляй, не оставляй... От каждого слова по всему телу бегут мурашки, а сознание погружается в бесконечный кошмар. Лишь где-то вдали изнурённый взгляд находит образ дорогого человека: он выглядит потрёпанным и утомлённым, покрытый тьмой и незримым холодом. — Я... — неслышно начинает Джон. — Я нуждаюсь в тебе, я нуждаюсь в тебе... На последнем слове призрачный голос начал искажённо рассыпаться. Его осколки безжалостно вонзаются в спину писателя, заставляя его горько затаить дыхание, зажмурить глаза и болезненно промычать, сдерживая крик. Они будто жгли его изнутри, позволяя ощутить адскую боль. Не в силах что-то произнести, Джон лишь замечает, как силуэт, стоящий впереди него, резко исчезает. Теперь всё то, что было сказано и увидено ранее, кажется лишь иллюзией встревоженного сознания. — Линч! — жгучая боль рывком бежит по горлу. — Прошу, вернись! К чёрту всё это, плевать на всё, только вернись! Я же... я же даже не знаю, где тебя искать... От последних слов становится страшно тускло и тяжело на душе. Не в силах больше держаться на ногах, Джон бессильно падает на чёрную жидкость. Он чувствует, как она ввязывает его руки во мрак, – он не находит в себе силы подняться с колен»***
Кошмарный сон заставил в тот же миг подорваться с дивана и нервно схватить со стола ключи от автомобиля. Желание вновь оказаться возле двора огромного дома полностью завладело мыслями писателя, сияя необъяснимой картиной сна. Она заставляла ощутить жуткое волнение. — «Какого хрена мне такое снится? Неужели с ним и правда случилось что-то плохое?» С этими мыслями Джон спешно вышел из квартиры, окуная себя во мрак прохладной ночи. Судорожно заведя автомобиль, он начал полностью теряться в воспоминаниях кошмарного сна, не замечая, как бежит скорость на спидометре, а спящие дома растворяются в километрах. От каждой страшной мысли душу пронизывает жуткий холод, от которого хочется крепко зажмурить глаза и забыться. Устремляясь вдаль пустых дорог, Джон чувствовал, как ночь и её зловещее дыхание мрачно преследует его. Он ощущал, как оно захватывает его в бездну темноты, как сеет в душе неописуемый хаос и страх за жизнь Егора. — Никогда бы подумать не мог, что буду как угорелый ехать к нему домой, зная, что его там нет, чёрт возьми! — раздражённо процедил писатель, нервно ударив по рулю. Он до сих пор не мог понять действий журналиста. Факт того, что Линч полностью оборвал с ним общение и уехал в неизвестном направлении, оставив все вещи дома и написав холодное сообщение с неизвестного номера, вводили его в полное смятение. Джон не понимал, в чём кроется секрет, ведь Егор никогда не поступал таким образом. — Хотя чего я удивляюсь? Он же сказал, что я безголовый и наше общение ему к чёрту не упирались, — глубокий горький вздох. — Наверное, он и правда больше не обязан предупреждать меня заранее. Мы же друг другу никто. От этих слов в обеспокоенном сердце что-то неприятно защемило: будто что-то страшно хрустнуло, отломилось, оборвалось и сожглось во тьме. Выезжая из спящего города и поглощаясь глубиной лесов, хотелось лишь найти покой и наконец облегчённо вздохнуть. Джон седьмой день чувствовал себя паршиво, храня в душе затаённую недосказанность. Он не сразу осознал, как быстро оказался возле огромного здания. Казалось, всё это время он полностью отдавался бушующим вопросам, отключившись от суровой реальности. Однако она в один миг заставила его прийти в себя, как только перед глазами возник дом журналиста. Его просторные окна сияли ярким светом, точно означая, что дома кто-то есть. — Что за... — тихим голосом пробормотал Джон, в непонимании смотря вперёд. Его тело окатило чувство пустоты и растерянности, позволив дыханию затеряться в смешанных эмоциях: он был бесконечно рад понимать, что весь увиденный ужас – лишь бессмысленный сон, но в то же время с недоверием и презрением представлял, что в доме находится кто-то посторонний. — И как я должен это понимать? — в слух начал рассуждать Джон. — Кто может находиться в доме, если Линч уехал? Хотя... может он вернулся. Но зачем зажигать свет во всех комнатах? Пылая неподдельным любопытством и пряча в душе волнение, он решительно вышел из машины и тихими, но уверенными шагами двинулся в сторону входной двери. Внимательно всматриваясь в окна, Джон не сразу заметил, что дверь вновь слегка приоткрыта. Ему казалось, словно она манила к себе незваных гостей, чтобы погасить в их жизни свет. — «Мне нужно успокоить свою нездоровую фантазию, — он нервно усмехнулся. — Но это очень странно... Не уж кто-то действительно пробрался в дом? Или Лили? Но зачем?» Продолжая рассуждать о каждой детали, он тихо, словно боясь разбудить нечто, вошёл в дом. Яркий свет неприятно ослепил глаза, заставляя невольно зажмуриться: теперь каждый угол просторного помещения сиял в приятной атмосфере, в которой лишь иногда проблескивала тень волнения. Джон понимал, что дома кто-то есть, осознавал, что может наткнуться на кого-угодно. — Линч? — едва слышно произнёс он и вмиг замер в тревожном ожидании. В ответ раздался лишь отдалённый грохот упавшей кастрюли и лёгкое журчание воды, которое внезапно сделалось более громким и напористым. Казалось, тот, кто был на кухне, старался упорно заглушить голос писателя, делая его глухими помехами. От услышанного звука сердце бешено забилось и в ту же секунду расслабилось, как только в сознании возникла сладостная мысль: шум идёт из кухни, а это значит, что журналист вернулся домой и готовит ужин. — Значит я зря всё это время беспокоился и бешено гнал к нему? — с недовольством и мягкой радостью возмутился Джон. — Ну, Линч, ты у меня сейчас за такое по полной отхватишь. Отогнав в сторону волнение и поверив в возникшую мысль, писатель быстрыми шагами устремился к шумному помещению, размышляя, как несколько секунд будет отчитывать журналиста за пережитое. В нём боролись два трепетных чувства: хотелось просто подойти и мягко обнять его, но в то же время – сорваться на крик и отомстить за боль и необъятную тревогу. Как только прохладный коридор остался за спиной, Джон резко остановился, в один миг потеряв уверенность: она словно хрупкое стекло разлетелась на осколки, тем самым позволяя нерешительности взять над ним верх. Он знал, что за проёмом двери находится Егор, но в то же время судорожно понимал, что это может быть и вовсе не он. — Когда меня перестанут посещать такие глупые мысли? — тихо процедил Джон и вмиг смолк. Взяв всю волю в кулак, он глубоко перевёл дыхание и сделал решительный шаг вперёд. Старая половица в ту же секунду громко и неприятно скрипнула, тем самым заставив Джона затаить дыхание и нервно посмотреть вперёд. В голубых глазах засияло неподдельное удивление, сердце вновь громко застучало, а руки сжались в холодных кулаках. — Л-линч? — судорожный вздох. — Какого хрена, Егор?