Любить солнце, дарить звёзды

Лань Чжань даже не удивляется, когда Вэй Ин возвращается в гостиничный номер с разбитым носом. Только краем сознания радуется, что а-Юань в игровой комнате вместе с воспитателями и другими детьми, а потому не может увидеть кровь на лице отца. — Всё прошло плохо, — констатирует Ванцзи, доставая аптечку, которую они собирают в любое путешествие. — Ну, — пожимает плечами Вэй Ин, уходя в ванную комнату, — на самом деле лучше, чем я ожидал. «Ну ещё бы, — с раздражением думает Лань Чжань, — ты ведь ожидал катастрофы». Но он не говорит этого вслух, а следует за женихом, мочит полотенце и указывает на очевидное: — У тебя нос разбит. Вэй Ин смывает кровь, после чего садится на бортик ванной и запрокидывает голову, позволяя любимому позаботиться о себе. — Даа, но Цзян Чэн выглядел виноватым, когда я договорил. — Он извинился? — Пф, ну разумеется нет. Цзян Чэн не извиняется. Лань Чжань фыркает, но больше ничего не произносит, сосредотачиваясь на компрессе. Синяк всё равно останется, но до свадьбы должен сойти. Наверное, ему всё же нужно было настоять на том, чтобы пойти вместе, оставив а-Юаня в одной из гостиничных детских секций подольше. — На самом деле, — слегка гнусаво говорит Вэй Ин, когда уже может встать с бортика и пойти в спальню, — это даже хорошо, что они так отреагировали. Лань Чжань изгибает бровь, придерживая его за локоть. Не потому, что жених не может дойти сам, а потому, что хочется оказать ему посильную поддержку. Тот, конечно, насмешливо фыркает и говорит легким тоном, но разрушенная надежда на воссоединение с семьёй наверняка причинила ему боль. Остаётся только дождаться, когда он выпустит её наружу. — Ну знаешь, — начинает Вэй Ин, укладываясь поперёк кровати и утягивая Ванцзи за собой, — иногда я думал, что глупо тогда сбежал, мол, если бы я им всё объяснил, то мог бы вернуться. И они бы приняли нас с а-Юанем и Вэнь Нином, мне не пришлось бы вариться во всех прелестях отцовства в одиночку. Я бы спокойно работал пять дней в неделю с девяти до шести в химической отрасли без этих всех дурацких проблем с больничными, мы посещали бы семейные праздники, а-Юань бы знал вкус супа сестры, Цзян Чэн бы покупал ему игрушки и вкусности, потому что он совершенно не умеет проявлять свои чувства иначе чем подарками. Дядя бы играл с моим сыном в куличики и, может быть, позволил бы звать себя дедушкой? Короче, в тяжёлые времена мне казалось, что мой побег был необдуманным решением, а иногда я даже брал телефон в руки и набирал номер Цзян Чэна, чтобы… Ну знаешь. «Хэй братец, привет, у меня тут трёхлетний сын на руках, не мог бы ты прилететь в Бостон и посидеть с ним пару часов, пока я немножко поору в сторонке?». Вэй Ин невесело смеётся, удерживая холодный компресс на переносице, Лань Чжань лежит рядом и просто смотрит на эту его ломкую улыбку. — Но сегодня… Он врезал мне, стоило только показаться им на глаза, так что… Всё-таки хорошо, что я тогда не вернулся. Услышать то, что услышал сегодня… В то время было бы ещё тяжелее. — А твоя сестра? Вэй Ин выбрал этот день, потому что каждый год семья Цзян традиционно собирается в доме родителей. Что-то вроде маленького запатентованного праздника только для них. И родители, и дети крайне деловые, так что порой только такие традиции могли заставить их исключить любые другие планы из расписания. Вэй Ин счёл удачным, что застанет сразу всех, и не придётся рассказывать одну и ту же историю несколько раз. И немного надеялся, что хотя бы сестра поможет ему справиться с гневом остальных. — Её не было. Может, не успела приехать. Стоило подождать до вечера, но я бы с ума сошёл, — он невесело усмехается. — Интересно, расскажут ли они ей о моём визите. Лань Чжань переворачивается на бок и обнимает его за талию. Раньше он никогда не улёгся бы на постель так: поперёк, прямо в одежде и обуви, да ещё и в такую странную «неправильную» позу. Но нынешний Лань Чжань не задумывается обо этом. — Ты всё рассказал? — Да! Несмотря на их испепеляющие взгляды! Это была моя единственная попытка, я не мог её упустить! Начал с того, что в тот день уехал в Бостон к Вэнь Цин, — он смеётся. — Это была ошибка! Потому что Цзян Чэн мгновенно оказался рядом, и прощай нос. — Он слегка морщится под компрессом и шипит от боли. — Когда я потом добавил, что она умерла, и оставила мне сына… Ох, этот несчастный виноватый взгляд! Он явно пожалел, что поспешил с ударом. Он ежится на кровати, явно недовольный лежанием на спине, но не делает попыток перевернуться. Лань Чжань целует его в плечо прямо сквозь тонкий свитер, чтобы отвлечь и успокоить. Вэй Ин хихикает и чуть поворачивает голову в его сторону: — Спасибо, ты всегда принимаешь верные решения, — он снова поднимает лицо к потолку, потому что так нос чувствует себя лучше. — А потом тётя… госпожа Юй сказала, что если я пришёл за деньгами, то не получу ни фыня для «вэньского»… Клянусь, на секунду мне захотелось ударить её самому! — Но ты не стал. — Конечно нет. Она заменила мне мать, как бы я мог. Потом господин Цзян осадил её, хотя явно поддерживал. Не в смысле оскорбления а-Юаня, а в том, что мне не стоит рассчитывать на их деньги, — он неловко пожимает плечами. — Так что да, хорошо, что я справился без них. Потом я послушал ещё немного о том, как разочаровал их своим побегом и сколько потерь понесла корпорация из-за него. В общем… Мало приятного. Так что я просто дождался паузы в их… эм… как сказать, когда один человек орёт, другой тихо отчитывает, а третий стоит в стороне и молча полыхает от ярости? Ну вот, короче. Дождался паузы и просто сказал, что пришёл не за деньгами, а чтобы их на свадьбу пригласить. Госпожа Юй аж словами подавилась, это надо было видеть! Цзян Чэн так смешно глаза выпучил! А потом я оставил приглашения на комоде и ушёл. Я молодец? Скажи, что я молодец. — Ты молодец, — соглашается Лань Чжань и снова целует его в плечо. Он, на самом деле, до сих пор не знает подробностей исследования Вэй Ина и почему никто другой не мог закончить его и выступить с докладом, а потому не представляет даже примерный масштаб финансовых потерь семьи Цзян из-за подобного решения. Однако его всё равно задевает то, как легко семья отреклась от одного из своих всего лишь из-за денег. Ну и, возможно, неугодного союза. Сам Лань Чжань бы не оставил им приглашений после такого приёма. Вэй Ин убирает компресс с переносицы и ощупывает её, шипя: — Ну, синяк будет всё равно, так что нам нужно придумать объяснение для Редисинки. Теперь он тоже поворачивается на бок лицом к жениху, и грустно улыбается: — Боюсь, если мы не придумаем объяснение, то он решит, что ты меня ударил и запретит нам жениться. Вряд ли мальчик придёт к такому выводу сам, после всей той заботы, которую успел увидеть в адрес отца и себя самого, но Лань Чжань тоже улыбается, двигаясь к нему ближе: — Тогда мы обязаны что-то придумать. Вэй Ин тянется к его лицу, но шипит, едва дотрагивается носом до чужого. — Это что же, никаких успокаивающих поцелуев?! — дует губы он. Лань Чжань усмехается, одним движением переворачивает его на спину и нависает сверху: — Без успокаивающих поцелуев нельзя, — заявляет он, касаясь губами его кадыка. Вэй Ин хихикает, отпихивает холодный компресс подальше, а потом закидывает руки на шею жениха и открывает горло сильнее, расслабленно улыбаясь. До их свадьбы чуть больше месяца, и Лань Чжань иногда не верит, что этот человек действительно согласился вручить себя другому. Вручить себя ему. Быть с таким Вэй Ином — открытым, расслабленным, весёлым — до сказочного потрясающе. Порой Лань Чжань чувствует, что задыхается от восторга любить его. Теперь, спустя месяцы их знакомства, Усянь раскрылся перед ним по-настоящему, во всём великолепии своей искрящейся свободной натуры. Громкий, энергичный, светящийся изнутри, он наполняет жизнью каждый уголок души Лань Чжаня. Заставляет его сердце петь. Лань Чжань как раз благоговейно выцеловывает дорожку от пупка Вэй Ина к краю его джинсов, когда звонит будильник. Он разочарованно стонет и опускает лоб на тёплый живот жениха. Вэй Ин не менее расстроено выдыхает сквозь зубы, а затем смеётся: — Пора забирать а-Юаня? Лань Чжань поднимает на него несчастный взгляд и уговаривает себя не заводить разговор о продлении времени пребывания ребёнка в игровой. — Мы не можем, милый, — словно читая его мысли и поглаживая по голове, произносит жених. — Скоро самолёт. Да, вот именно поэтому предложение было бы неуместно, ведь они специально рассчитывали время на игры и прогулки так, чтобы потом просто подхватить чемоданы и улететь из Китая домой, оставляя неизбежные тревоги и неприятности от встречи с семьёй позади. Но всё равно от неуместности этого будильника больно за плотной ширинкой. Радует хотя бы то, что он такой не один. Лань Чжань поднимается на локтях, целует возбуждение жениха через джинсы, заставляя его вздрогнуть, а потом встаёт с кровати. Вэй Ин протестующе вопит: — Эй! Безжалостный! Бессердечный будущий муж! — Твой сын ждёт нас, — приводя себя в порядок перед зеркалом, замечает Ванцзи, зная, какая реакция последует. Вэй Ин приподнимается на локтях и щурится в его сторону. Припухлость с носа ушла, но синяк начинает расползаться. — Это запрещённый приём, — сообщает он, но всё-таки сползает с постели и встаёт рядом, чтобы осмотреть себя в зеркале. Он как раз поправляет низкий воротник свитера, когда вдруг добавляет, — И вообще-то через месяц он станет «нашим» сыном. Ну знаешь. Формально. Мы же поженимся, так что… Хотя если для тебя это слишком, то скажи мне сразу, потому что а-Юань уже спрашивал, не обижусь ли я, если он будет тебя тоже звать отцом. Тебя он тоже вроде собирался спрашивать, но если не хочешь, то давай не будем заставлять его получать отказ напрямую. Я подберу формулировки помягче. Лань Чжань давится воздухом. Вэй Ин всегда говорит многословными, путанными фразами, когда нервничает, но в этот раз смысл сказанного вбивается в мозг без проблем и обходных путей. — Я не против, — отвечает он, заглядывая в глаза отражению жениха, а потом поворачивается к нему настоящему, — я правда хотел бы стать его отцом. Вэй Ин с облегчением улыбается и чмокает его в кончик носа. — Отлично. Так что теперь я собираюсь и на тебя давить формулировками. Ну знаешь: наш сын очень ждёт в игровой, так что поторопись. Он подмигивает и выходит из спальни, собираясь последним взглядом окинуть пустые комнаты на предмет забытых вещей, а в груди Лань Чжаня что-то больно сжимается от того, как звучит это словосочетание. «Наш сын». А-Юань давно занял в его сердце место, предназначенное для детей, но услышать это, осознать это, дать этому название… Это лишает воздуха и заставляет сердце биться чаще. Что ж, теперь он понимает, почему такая формулировка — запрещённый приём.

~

В самолёте Вэй Ин ведёт себя тихо, когда а-Юань увлечён видом за окном или мультиками в своём планшете. Ванцзи кладёт руку на его бедро, потому что не знает, чем ещё может поддержать. — Как ты? Усянь пожимает плечами с отсутствующим видом: — Не знаю. Так-то я давно смирился с тем, что остался один, но… как будто ножом по зажившим ранам. — Прости, — Лань Чжань подставляет плечо, позволяя жениху опустить на него голову. — Это была моя идея. — Нет, всё… Я не мог не попытаться, — он вздыхает. — Просто это всё ещё больно. Но хорошо, что мы были тут вместе. А-Юань увидел родину своих родителей, посмотрел на места, где мы учились, походил по улицам, где мы гуляли. Это важно, и я рад, что был не один. И встреча… мне было нужно это. Увидеть их ещё раз. Получить конкретный ответ. Не… не мучиться надеждами и предположениями. Вэй Ин обнимает его руку и ещё раз вздыхает, пока а-Юань что-то бормочет в планшет. Неважно, чем закончилось это маленькое путешествие — в конце концов, они провели его вместе, как семья. Бортпроводницы разносят маленькие сэндвичи на перекус, где-то далеко позади плачет младенец, облака за окном переливаются розовым. — Лань Чжань? — М? Вэй Ин мнётся и теребит рукава кардигана жениха, подбирая слова. — Давай оставим для них места на свадьбе? Ванцзи старается подавить даже намёк на раздражение. На его взгляд, от семьи Цзян больше нечего ожидать — они высказали свою позицию достаточно ясно, и синяк на пол-лица Вэй Ина тому доказательство. — Ты не думаешь, что лучше отпустить их? Вэй Ин сжимает его руку сильнее в беззащитном жесте. — Они вспыльчивые люди, но может им просто нужно время? Цзян Чэн выглядел виноватым, а это не то, что я когда-либо от него ожидал, так что вдруг? — Он ударил тебя. — А твой дядя угрожал отнять у меня право опеки над родным сыном, но ему же мы место оставляем. Ванцзи хмурится. Ту дядину тираду он и сам простил с огромным трудом. Зато она настолько взбесила Вэй Ина, что тот отбросил всякую вежливость и высказал Лань Циженю столько, сколько ему, наверное, не выговаривали за всю жизнь. Весёлый и очаровательный Усянь, как оказалось, становится крайне безжалостным в своём гневе, если кто-то угрожает его семье, так что дяде в конце концов пришлось признать поражение и дать благословение на брак. Даже если он и не полностью смирился с фактом свадьбы, кажется, в тот момент Цижень был достаточно впечатлён яростью будущего зятя, чтобы смягчиться по отношению к нему. Ванцзи же испытал острый приступ восхищения и вожделения, увидев жениха в бешенстве, так что тот день был весьма запоминающимся во всех аспектах. Ему, конечно, не очень нравится сравнение поступка дяди и младшего Цзяна, но он признаёт, что, наверное, удар в нос был менее болезненным, чем угрозы лишить отца-одиночку родительских прав. Со вздохом ему приходится это признать. — Мгм. Но он точно приедет. — Не могу сказать, что я сильно в восторге, — мрачно усмехается Вэй Ин. — И да, у нас с ним типа перемирие, но всё равно. Я просто… — он замолкает, кусая губы, а потом ещё чуть сильнее сжимает руку жениха. — Я всё равно буду их ждать, понимаешь? И будет чудесно, если мне не придётся бояться, что на них не хватит еды. Лань Чжань сдаётся. — Хорошо. Вэй Ин расслабляется и выдыхает: — Спасибо. Я люблю тебя. Ванцзи дожидается, пока жених поднимет к нему лицо, и после этого с мягкой улыбкой отвечает: — Я тоже тебя люблю.

~

До свадьбы буквально три дня, когда Лань Чжань соглашается подменить брата на родительском поприще и идёт забирать Цзинъи и а-Юаня с дня рождения их приятельницы по играм. Вэй Ин сегодня участвует в каком-то творческом мероприятии с Не Хуайсаном — директором интерьерного отдела — по результатам которого, возможно, он и его подчинённые (наличие которых всё ещё вызывает сложные чувства у Вэй Ина) возьмут проект по росписи жилых помещений. Учитывая, что Хуайсан — первый настоящий друг Усяня в Америке, Лань Чжань не ожидает быстрого окончания мероприятия. Так что он собирается провести несколько часов в безопасном пространстве своей квартиры с двумя второклашками. Он уже почти полгода живёт вместе с одним из них и немного лучше понимает принципы обращения с маленькими людьми, но всё равно рассчитывает на помощь кроликов несколько больше, чем готов признать. Парковка торгового центра почти свободна в это время суток, поэтому он без труда находит местечко поближе ко входу и ещё раз проверяет, что детское кафе, где отдыхает именинница с гостями, находится на третьем этаже комплекса. Однако ему не пригождается эта информация: оба мальчишки находятся возле декоративных пальм прямо в центре холла в окружении нескольких взрослых и ещё одного ребёнка. — Я знаю только одного человека, который был бы так помешан на незнакомцах, — мужчина в сиреневой шёлковой рубашке говорит резко, но тон его растерянно-насмешливый. Он стоит спиной к Лань Чжаню, так что когда а-Юань кричит: «Второй папа!», — вынужден обернуться. При виде Ванцзи на лице мужчины будто бы мелькают одновременно и разочарование, и облегчение, но быстро заменяются вежливым безразличием, так что не сказать наверняка. — А-Юань, а-И, — строго начинает Лань Чжань, на всякий случай приветственно кивнув взрослым, — разве вы не должны быть в кафе вместе с миссис Пендрагон? Мальчишки синхронно опускают глаза в пол. — Мы хотели… — Мы просто… — Ох, господин, — начинает очаровательная женщина в кремовом и фиолетовом, мило улыбнувшись Ванцзи, — не будьте так строги к детям. На самом деле, а-Юань оказал нам огромную услугу. — Услугу? — что-то внутри обрывается от запоздалого страха за мальчишек. — А-Юань спас моего сына, — женщина показывает на мальчишку пяти-шести лет у её штанины, который виновато топчет пол носком правой ноги. — А-Лин сбежал от нас и едва не ушёл с чужим, но а-Юань был так наблюдателен и добр, что остановил его. — Сначала прочитал ему лекцию о том, что нельзя уходить с незнакомцами, а потом орал во всю глотку, когда тот мужик отказался опускать мелкого, — весело фыркает мужчина в сиреневом. — Знакомая тактика. В его глазах что-то мелькает, так что ухмылка на секунду кажется горькой, но Лань Чжаню недосуг рассматривать посторонних, поэтому он коротко кивает в благодарность за историю. В этот момент к ним присоединяются ещё двое мужчин и женщина. Впрочем, это он отмечает лишь краем глаза, позволяя взрослым самостоятельно ввести новоприбывших в курс дела, а сам возвращается взглядом к детям. — Это не объясняет того, что вы оба здесь, а не двумя этажами выше. — Мы хотели найти подарок, — бормочет а-Юань, пряча взгляд. — Подарок? — Сюрприз для тебя и папы! У вас скоро праздник, дядя Сичень сказал, что готовит подарок, вот и мы хотели тоже!.. — О, — внезапно растерянно выдыхает Ванцзи. Вот к такому ответу он не был готов и совершенно не представляет, что ответить. — Вы сбежали от миссис Пендрагон? Цзинъи явственно старается стать меньше, и Лань Чжань мысленно закатывает глаза: как будто он действительно хоть раз был так же строг, как, например, Мэн Яо, чтобы так кукситься под его взглядом. Вэй Ин и тот гораздо строже, потому что Лань Чжань продолжает теряться и сюсюкаться с детьми в незапланированных ситуациях. Но он не может показать мальчишкам такую беспомощность, так что выгибает бровь и смотрит прямо на а-Юаня. — Мы улизнули, когда пришли клоуны, — сдаётся тот, краснея. — Это неправильный поступок. — Да, — хором подтверждают мальчишки. — Больше вы не будете так делать. Они несинхронно кивают головами, и фантазия Лань Чжаня заканчивается. На помощь приходит мать а-Лина, которая мягко предлагает: — Можем мы чем-нибудь отблагодарить наших маленьких героев? Игрушки или сладости? Цзинъи мгновенно отбрасывает всякое подобие вины и вскидывает голову, заинтересованно глядя на женщину. Но а-Юань, как истинный сын своего отца, качает головой: — За хорошие дела не ждут благодарности, — деловито сообщает он. — Меня папа научил. — Твой папа, наверное, очень хороший человек, — ласково замечает женщина и смотрит в глаза Лань Чжаню с доброй улыбкой. — Это он не про меня, — на всякий случай качает головой Ванцзи. Не то чтобы он сильно против этой концепции, но это определённо не то, чему он стал бы учить сына в первую очередь. Впрочем, дети обычно сами решают, что запомнить, а что проигнорировать, так что как знать, учил ли Вэй Ин этому на самом деле. — Да, — кивает а-Юань. — Не папа Ванцзи, а папа Усянь. У Лань Чжаня звонит телефон мелодией секретаря с работы, поэтому он вынужден быстро собрать мальчишек и пойти на выход, так что не успевает придать значение вытянувшимся лицам взрослых и их растерянно приоткрытым ртам.

~

Он как раз проверяет, насколько хорошо мальчики пристегнулись на своих местах, когда мать а-Лина подходит к нему. — Простите мне настойчивость, но вы ведь господин Лань? Лань Ванцзи? Она выглядит довольно мило для того, чтобы не вызывать подозрений, но Лань Чжань всё равно настораживается. Вся её многочисленная компания оказывается неподалёку с такими разными эмоциями на лицах, что разглядывать их просто некогда. — Мы знакомы, госпожа?.. — Цзян. Меня зовут Цзян Яньли. И мы с семьёй, кажется, приехали на вашу свадьбу. Если бы прямо сейчас облака свалились в ком и осыпались сладкой ватой на землю, Ванцзи удивился бы значительно меньше, чем её словам. Невероятность подобного совпадения просто не укладывается в голове. Лань Чжань переводит взгляд на спутников Цзян Яньли, и легко может теперь сопоставить их личности с рассказами жениха. Он не знает, что ответить на это внезапное знакомство: в его голове сотни вариантов того, что делать дОлжно (например, позвать их в гости), и того, что хочется (захлопнуть двери машины и убежать), — а оттого выбрать что-то конкретное почти невозможно. Женщина терпеливо ожидает его ответа, а он может выдавить только растерянное: «Мгм». — О, госпожа Цзян, — с непосредственной детской вежливостью произносит а-Юань, — а вы знаете Цзян Чэна? Папа говорил, что он был бы отличной парой моей маме! Мужчина в фиолетовой рубашке поодаль смешно давится воздухом, пока Лань Чжань чувствует, как припекает кончики его ушей: вот уж действительно избирательная детская память! Женщина ласково смеётся: — Да, я знаю Цзян Чэна. И ты его знаешь, — она жестом подзывает всё ещё откашливающегося мужчину к себе, и тот неловко приближается. Лань Чжань бы, возможно, проникся сочувствием, если бы не помнил, что этот человек разбил нос его жениху. А-Юань же чувствует себя потрясающе. Он оценивающе окидывает подошедшего взглядом, и заключает: — Вы могли бы дарить маме подарки. Так же, как папа Ванцзи дарит папе Усяню, — мальчик чешет нос знакомым Вэйиновским жестом. — У вас нет аллергии на герогины? А-Юаню уже восемь, но он даже не пытается выговаривать цветок правильно, потому что Вэй Ин всё ещё умиляется его ошибке, и оттого все отцовские попытки пожурить его превращаются скорее в ласковое воркование, так что… Однако уши Лань Чжаня краснеют вовсе не от этого, а от очевидного намёка маленького проказника на тот раз, когда Ванцзи принёс Вэй Ину букет лилий и сам же чихал от них весь вечер. Этот ребёнок не по годам коварен. «Весь в мать», — обычно в таких случаях заключает Усянь. Лань Чжаню приходится осадить ребёнка до того, как тот пояснит своё замечание, и он не находит ничего лучше, чем всё же пригласить будущих родственников в гости. Только в пути, замечая через окно заднего вида два арендованных мерседеса, он осознаёт, что тащит в свою квартиру — оплот безопасности и покоя — шесть шумных, теоретически агрессивных людей, среди которых один ребёнок. Не считая ещё двоих восьмилеток, которые с жаром обсуждают открывшиеся перед ними возможности. Ванцзи тяжело вздыхает и мысленно просит прощения у кроликов. Однако всё оказывается несколько проще, чем он себе представлял. Дома дети уносятся в комнату а-Юаня разбирать игрушки. Цзинь Цзысюань идёт с ними под предлогом присмотра, мол а-Лин не очень бережен с чужим имуществом (хотя Ванцзи подозревает, что тот просто устал от общества тестя и тёщи). Цзян Ваньинь, к немалому удивлению Лань Чжаня, со странной смесью агрессии и неловкости оккупирует кухню, намереваясь что-то испечь из тех продуктов, что они привезли с собой. Его сестра поясняет, что брат слишком нервничает, а выпечка — универсальное успокоительное. Сама женщина вместе с родителями усаживается за стол, с благодарностью принимает чай и заводит лёгкую, ничего не значащую беседу. Разговор действительно клеится без труда: Ванцзи не надо лавировать между своими интересами, интересами Вэй Ина и нейтральными темами — молодая госпожа Цзян сама ловко делает это, не позволяя слишком личным вопросам повиснуть в воздухе. Хотя между делом нет-нет да и проскальзывают вопросы о его образовании и работе, о взглядах на жизнь и о планах на будущее. Лишь к третьей чашке чая Лань Чжань осознаёт, что его аккуратно экзаменуют на право выйти замуж за Вэй Ина, даже если улыбка Цзян Яньли не теряет ласковости, лицо Юй Цзыюань — отстранённости, а глаза Цзян Фэнмяня — доброжелательности. Лишь Цзян Ваньинь, суетясь с венчиком и бумагой для выпечки, не скрывает настороженности и прямолинейно высказывает все собственные сомнения в том, что некто столь строгий в привычках и воспитании может сделать его брата счастливым. Впрочем, его ворчание тонет в перестуке ножа, шинкующего фрукты, и стихает под остужающим взглядом сестры. Ванцзи испытывает смешанные чувства от присутствия этих людей на собственной кухне, ведь сложно увидеть в них одновременно тех, кто воспитал жизнерадостного энергичного Вэй Ина, тех, кто выгнал его месяц назад из собственной квартиры и тех, кто перелетел океан ради присутствия на их свадьбе. Лань Чжань не замечает, как наступает вечер и разговор становится более ленивым и расслабленным, с ароматом нарезанного грушевого пирога и шоколадных маффинов, томящихся в духовке. К этому моменту он проникается уважением к строгим родителям и их необычным детям, однако несколько раз не упускает случая упомянуть то, с каким трудом жениху поначалу далась жизнь в чужой стране, и то, как долго сходил синяк от их прошлой встречи. Разумеется, он умалчивает обо всём, что могло бы бросить тень на силу и достоинство Вэй Ина, однако всё равно с удовольствием отмечает, как Юй Цзыюань виновато поджимает губы, Цзян Фэнмянь опускает глаза в чашку, а Цзян Ваньинь агрессивно принимается взбивать белки, игнорируя существование миксера. Они в молчании выпивают очередную порцию чая, и приходит время вынимать кексы из духовки, когда хлопает входная дверь. — Родные, я дома! — весело кричит Вэй Ин ото входа. Очевидно, по рассеянности он не обращает внимания на лишнюю обувь в шкафу, либо (что вероятнее) даже не заглядывает туда, оставляя ботинки на коврике у двери. — Шестнадцать коттеджей, представляешь, Лань Чжань! Шестнадцать! И вся внутренняя роспись на мне! А ещё эскизы и согласование материалов для внешней! Он копошится в ванной, наверняка по привычке пытаясь смыть краску с лица до того, как начать целоваться с домашними. — Не-сюн ещё, безжалостный, заставляет меня пойти на курс по фэн-шую, из-за того, что Сичень-гэ решил доверить мне даже выбор комнат для росписи! Я не понимаю, почему Хуайсан не… Он замирает в кухне истуканом, увидев гостей. Его взгляд дольше всего застывает на Цзян Чэне в фартуке и поварских перчатках с подносом кексов в руках. — Лань Чжань?.. — неуверенно тянет Вэй Ин, и голос его нервно ломается под конец. Но Ванцзи не успевает ответить. Цзян Яньли встаёт из-за стола и направляется к брату, раскрывая руки для объятий: — А-Сянь, мы не мерещимся тебе. Вэй Ин с облегчением выдыхает, несмело улыбается и шагает навстречу: — А-цзе, — бормочет он, утыкаясь носом в её шею, — вы приехали. Приехали ко мне на свадьбу. — Мы не могли не приехать, — шепчет женщина, гладя его по волосам. — Мы так скучали. Цзян Ваньинь устанавливает противень на подставку, медленно снимает перчатки, и делает неловкий шаг к ним. Взгляд, который Вэй Ин поднимает на него, теплеет ещё сильнее: — А-Чэн… — Прости, — давит мужчина, смотря куда-то мимо брата. — За нос, и за то, что повёл себя как придурок. Улыбка Вэй Ина сверкает всеми оттенками счастья, когда он чуть отстраняется от сестры и приглашает того присоединиться. Цзян Ваньинь неловко ныряет в групповые обнимашки. — Синяк уже зажил, — рассеянно замечает он, и в голосе его слышны извиняющиеся нотки. Вэй Ин не сдерживает короткий смешок: — Ох, а-Чэн, за твои черничные маффины я душу продам! Принимаю их в качестве извинений. — Они не черничные, — смущённо нахмурившись, сообщает мужчина. — Я не нашёл свежей черники в ваших дурацких американских супермаркетах. Внезапно Ванцзи понимает, что меню «успокоительной» готовки тоже было продумано заранее и, оказывается, имело какой-то сакральный внутрисемейный смысл. Сначала он удивляется, а потом вспоминает суп-антистресс Мэн Яо и морковные оладьи Хуань-гэ, которые тот печёт, когда чувствует себя виноватым, и удивление сходит на нет. Остаётся только что-то вроде ощущения безграничного семейного уюта. Что ж, их странные семьи, оказывается, отлично сочетаются между собой. Вэй Ин же смеётся, крепче прижимая младших Цзянов к себе и жмурясь так, чтобы слёзы радости не намочили их дорогие блузки. — Я так ждал вас, — шепчет он куда-то между ним. — Так ждал. — Ты не оставил номер в приглашении, чтобы мы могли предупредить, — ворчит его брат и, несмотря на резкий тон, заметно крепче сжимает Вэй Ина. Тот смеётся легко и свободно, заставляя Лань Чжаня расслабиться: всё-таки приглашение этих людей в дом не было ошибкой. — Я не подумал об этом. Приглашённых, знаешь ли, не так много. Никто не успевает сказать что-то ещё, когда из детской выбегает а-Юань с криком: — Папа! Вэй Ин выпутывается из объятий, подхватывает сына под плечи, чмокает в нос, и опускает обратно: Лань Чжань теперь неодобрительно хмурится, когда жених берёт на руки взрослого мальчишку, рискуя надорваться. — У тебя сегодня много знакомств, правда? — спрашивает отец. — Да! Дядя Сюань и братик а-Лин! А ещё Цзян Чэн! Вэй Ин счастливо хохочет, так что кажется, будто снова восходит солнце. Он освещает и без того светлую комнату, и сердце Лань Чжаня на секунду замирает от восторга. Каким бы радостным Вэй Ин ни был прежде, такой искрящейся любви ко всему живому Ванцзи ещё не видел. — Кто бы мог подумать: ты позволил моему сыну звать себя дядей! — смеётся Усянь, пихая тоже пришедшего на кухню Цзинь Цзысюаня в плечо. У того на лице нечто вроде аквагрима, а в волосах любимые резинки Цзинъи, из которых тот повадился плести «браслеты дружбы». — Я позволил твоему сыну нарисовать мне кошачьи усы и нос, — наверное, улыбается мужчина. Под слоем гуаши сложно разобрать. — После этого было уже странно ему что-то запрещать. — Эта краска вредна для кожи при долгой носке, советую умыться и намазаться увлажняющим кремом как можно скорее, — усмехается Вэй Ин. Что-то благодушно ворча себе под нос, мужчина уходит в ванную, пока Усянь знакомится с а-Лином. Яньли представляет мальчику их с Ванцзи дядями, а потом Вэй Ин принимается знакомить сына с остальными, раз уж за весь день дети так и не вылезли из комнаты для этого. — Полагаю, с учётом всего, ты можешь звать Цзян Чэна дядей Цзяном, — указывает он. Названный мужчина насупливается и краснеет скулами, когда бурчит что-то под нос. — Что ты сказал, братишка? — Говорю, с какой это стати павлин — «дядя Сюань», а я, видите-ли, «дядя Цзян»! Вэй Ин недоверчиво изгибает бровь, предлагая: — «Дядя Ваньинь»? — «Дядя Чэн»! А-Лин так зовёт меня, и твой сын тоже может! Счастливо хихикая, Вэй Ин повторно представляет брата, затем переходит к сестре, которая, за неимением других тёть соглашается быть просто «тётушкой». А потом он застывает перед родителями, с которыми до сих пор даже не поздоровался. Очевидно, задумавшись о том же, он краснеет и поспешно кланяется, приветствуя их. Лань Чжань уже убедился, что ни один из них не посмеет больше назвать а-Юаня «вэньским» кем бы то ни было, поэтому не беспокоится насчёт холодных выражений их лиц. Впрочем, за проведённое время Ванцзи также понял, что их холодность ничуть не более искренняя, чем его собственная, так что теперь принимает её гораздо легче. — А-Юань, это тётя Юй и дядя Цзян, — осторожно говорит он, очевидно готовый в любой момент исправиться. На лице старшей госпожи появляется отчётливое раздражение, и Лань Чжань весь подбирается, готовый парировать как словесное, так и физическое нападение, если вдруг ошибся в оценках этой пары. — Твой сын не будет звать меня тётей, — фыркает женщина. — Простите, возможно, мне стоит использовать более формальные обращения, вы правы, я прошу прощения! А-Юань, это… — Бабушка, — безапелляционно отрезает она. — Бабушка Юй. — И дедушка Цзян, — улыбаясь, добавляет мужчина. Вэй Ин в шоке открывает рот и не находит слов. Пока а-Юань слегка смущённо, но торжественно идёт обнимать новоприобретённых бабушку и дедушку, Усянь хватает воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Лань Чжань подходит ближе с малюсенькой улыбкой в уголке губ и приобнимает его за талию, укладывая ладонь на изгиб его бедра. — Но… — сипло шепчет Вэй Ин, не в силах оторвать взгляда от нежно воркующей с мальчиком госпожи Юй, которая старается (не очень успешно) держать суровое лицо, — мне никогда не разрешалось называть её мамой! Цзян Яньли восхищённо ахает, когда Юй Цзыюань ласково улыбается второму внуку, а Цзян Ваньинь возвращается к своему безе, потому что, очевидно, его психика тоже не выдерживает подобного. Почему они так относятся к этому, задаётся вопросом Лань Чжань. Разве не видели они той же картины прежде, с Цзинь Лином? Или дело в том, что столь суровые, радикально настроенные к Вэням люди наконец приняли сына одной из них? Впрочем, сейчас на залитой тёплым светом и сладким ароматом кухне, в преддверии долгожданной свадьбы это не имеет значения. Цзинь Цзысюань возвращается с умытым лицом, и Лань Чжань просто кивает на его извинения за использование крема. Однако тот тоже странно моргает, увидев картину почти сюсюкающей тёщи, и неуверенно интересуется, может ли он посмотреть кроликов. Вэй Ин с готовностью использует этот предлог для передышки и утаскивает его в «кроличью» гостиную. Цзян Яньли берёт себя в руки и прибирается на столе, попутно втягивая Ванцзи в разговор о том, стоит ли им заказать доставку или они ограничатся сладким ужином. Сам Лань Чжань всё ещё стоит истуканом посреди хаоса собственной кухни и пытается понять, что испытывает по этому поводу, лишь коротко отвечая на наводящие вопросы будущей золовки. Отличным завершением общей картины становятся дети. Цзинь Лин, который всё это время сосредоточенно лопал кекс дядиного приготовления, быстро запихивает остатки в рот и с невнятным лопотанием лезет к бабушке и дедушке в приступе братской ревности. Цзинъи же по-Ланьски аккуратно дожёвывает маффин, моет руки от сладкого, сосредоточенно хмурясь из-за каких-то своих размышлений, и тщательно вытирает ладошки. Затем он встаёт в центр кухни и упирает руки в бока, начиная вслух громко рассуждать, так что все взрослые, включая отлучившихся к кроликам, оказываются полностью во внимании к его голосу: — Если дядя Ванцзи — папа а-Юаня, то значит, а-Юань мой братик. Если а-Лин — братик а-Юаня, значит, он и мой братик тоже. Если вы, — он указывает на замеревших старших Цзянов раскрытой ладонью, потому что Сичень не терпит тыканья пальцем, — бабушка и дедушка а-Юаня, то и мои тоже? Пока на лицах Юй Цзыюань и Цзян Фэнмяня отражается замешательство, а остальные не очень эффективно прячут смешки (даже хмурый Цзян Ваньинь вдруг становится значительно моложе от широкой улыбки), Цзинъи с нарастающим восторгом заключает: — У меня теперь есть бабушка! У меня ещё никогда не было бабушки! А потом он на радостях кидается к старшим Цзянам, эффективно создавая кучу-малу из взрослых и детей, в которой кто-то беспомощно охает, а кто-то весело визжит. Цзян Яньли смеётся в голос первой, и это звучит разрешением для всех остальных. Даже Лань Чжань не может удержаться от настоящего смеха, потому что ярко представляет, как будет сообщать новости брату. Вэй Ин у входа в кухню смеётся до слёз и искрится от счастья, выглядя таким молодым и таким потрясающим, что Ванцзи не может отвести от него глаз. Впрочем, жених тоже переводит свой восхищённый взгляд на него, и, кажется, Лань Чжань только сейчас понимает, что такое абсолютное и невыразимое счастье.