Needy and thirsty

«У тебя гон.» Чонгук смутно слышит сквозь звон в голове бархат низкого голоса. Он разлепляет глаза, смахивая рукой со лба холод стекающих капелек пота, стремящихся залиться под веки, но всё равно ничего внятного не видит. Хочет что-то сказать, протолкнуть застрявший в горле комок – получается бессвязный хрип, отдающий безнадёжной беспомощностью в сознание, потому что ни черта не выходит. Ни черта, даже поймать взглядом хотя бы что-то, ухватиться за любую соломинку реальности, привести себя в чувство, зацепить и удержать одну мысль в тяжелой голове. Хрипит ещё раз, сильнее, предавая шепоту звук какой-то совсем чужой, будто то не его голос – рык тупого зверя. Мир уплывает от него, не помогает удержаться на ногах, напротив, будто топит глубже, приводит в слепую ярость от беспомощности. «Чонгук, блять… Открой рот.» Он улавливает обрывки какого-то взволнованного лепета, не понимая, кто и что от него хочет. Пытается сосредоточиться и жалким скулежом вторит ещё одному хрипу, когда слова снова ускользают от него, и веки вновь схлопываются, не в состоянии противостоять своей же тяжести и отрезая последнее осязание этого мира. Намджун падает коленями к свернувшемуся у него в коридоре клубочком Чонгуку, который его не то что не слушается – вряд ли даже слышит. Волнующиеся руки кое-как удерживают три белые таблетки и полный стакан воды. Он медлит секунду с непривычки и ругается себе под нос, когда слышит ужасающе сиплый вдох под собой. Кажется, будто Чонгук сейчас начнёт задыхаться, так что Намджун не теряет больше ни мгновения, грубо хватая подбородок младшего в попытках разомкнуть плотно сжатые челюсти. Даже не думает, лезет пальцами в переполненный слюной рот, который открывается, наконец, под напором намджуновых рук и проталкивает поглубже на язык, слава богу, маленьких размеров таблетки. Залить треть стакана воды уже легче и он выдыхает, когда видит как двигается кадык Чонгука, только сейчас понимая, что ещё чуть-чуть и сам бы задохнулся, потому что был слишком напряжен ситуацией, чтобы даже дышать. Краем сознания замечает неприятную вязкую слюну, покрывающую всю его правую ладонь, но отмахивается от позывов пойти помыть руки, потому что другие приоритеты. Он впервые видит такой сильный гон и он в ужасе, но если задуматься, то, вероятно, в этом есть смысл. Чонгук презентовался альфой, как и все, в свои тринадцать, и, конечно, было странно, что его первый гон не пришёл ни в шестнадцать, как, например, у самого Намджуна, ни в восемнадцать, как бывает у тех, кто долго зреет. Его мама рассказывала его маме, которая говорила ему, что врачи разводят руками, ведь здоровье и гормоны в норме, да, видимо, в такой норме, что теперь Чон лежит у него в коридоре и в свои двадцать один натурально подыхает от первого гона. Даже воздух по ощущениям стал густым и липким, пропитавшись запахом Чонгука. Дышать действительно тяжело, потому что столь сильный выброс феромонов в небольшом помещении не может не дурманить, и Намджун бы открыл с радостью все окна, разбавляя обычно свежий аромат яблок, слишком терпкий и сладкий сейчас, прохладой весеннего ветра, но по своему опыту знает, как сильно бесит, когда во время гона ты не можешь почувствовать своего запаха, чтобы точно знать, что он достаточно силён для того, чтобы пометить им омегу. Так что просто прикрывает свой нос рукавом толстовки, дыша теперь через рот и пытаясь сосредоточиться на собственном запахе. Чонгук пыхтит, судорожно дёргая кончиками пальцев, и Намджун второй рукой принимается легонько похлопывать младшего по щеке, в надежде привести в чувства. — Чонгук, — он старается не звучать взволнованно, — Чонгук, ты меня слышишь? Таблетки, которые он дал, не сильнодействующие – держит их у себя дома просто на всякий случай, потому что у самого Намджуна гон, как правило, проходит вполне нормально, а чаще всего с омегой, и остаётся только молиться, чтобы они хоть как-то облегчили состояние Чонгука. Младший альфа, больше напоминающий сейчас раненого зверя, снова сипит, и Намджун думает вызывать скорую, пока не видит, наконец, как Чонгук приоткрывает глаза, мутно цепляясь за фигуру перед ним взглядом. — Хён, — у Чонгука губы еле шевелятся, а во рту неприятно горчит лекарствами вперемешку с густой слюной, так что его внимание привлекает стакан воды рядом с Намджуном, — а-а, — и это даже близко не похоже на «Дай попить», которое он пытался сказать. Слава богу, его хён не идиот. Отслеживает взгляд и спешно протягивает стакан, самостоятельно вливая потихоньку жидкость в приоткрытый рот Чонгука. — Боже, бедняга, — воркует, как мамочка, раздражая, — как ты вообще в таком состоянии до меня добрался? Честно говоря, ему самому бы знать. Он припоминает как бежал сюда со всей дури, потому что было плохо, потому что было страшно до паники, потому что запах Намджуна, как старшего и глубоко уважаемого альфы, всегда его успокаивал. — Так это гон? — язык ворочается кое-как, но он и этому рад. — Да, правда какой-то аномальный, — хмыкает, — честно, обычно всё не так плохо. Ты… Можешь попробовать облокотиться на меня? — Чонгук хмурится, — Хочу отнести тебя в кровать: надо раздеться и включить кондиционер. Намджун, получая одобрительный кивок, перекидывает через свои плечи руку Чонгука, подхватывая того под талию и поднимая на ноги. — Сука, как же ты вымахал, — он благодарит сам себя за все проведённые в зале часы, иначе за Чонгуком пришлось бы ухаживать прямо у входной двери на пару с кедами. Младший хмыкает и растекается на Намджуне, волочит ногами кое-как и позволяет отвести себя в комнату. У него немного проясняется голова, и он на пробу сжимает кулак, что получается, хоть и слабенько. Голова кружится страшно, пот раздражающе медленно стекает по спине, заставляя пылающее тело покрыться мурашками. Намджун аккуратно опускает его на свои простыни, откидывая пуховое одеяло куда-то в угол, и отстраняется, чтобы включить кондиционер. Чонгук лежит на боку. Видит как он отходит, тыкает кнопочки на пульте, чтобы охладить комнату и с кинутым через плечо «Щас приду» выходит, закрывая за собой дверь. Чонгук глубоко вдыхает, чувствуя нехватку воздуха и его прошибает крупной дрожью. Что-то не так. В смысле, он и до этого был не в порядке, но сейчас всё как-то по-другому. Страшно. Он чувствует себя плохо и неправильно. Все кости ломит, жар согревает ткань под ним за мгновение, сердце все ещё бьётся быстро. — Намджун! — Забывает вежливое «Хён» и шепчет одними губами, нервно обхватывая себя руками, — Намджун! — теперь кричит, насколько хватает громкости и воздуха, который, кажется, совсем пропал из лёгких. В горле снова завязывается противный комок, будто он сейчас разрыдается, но глаза сухие, широко раскрытые, поднимаются к потолку, в инстинктивной попытке найти какое-то спасение. Его тошнит. Он знает, точно чувствует, что что-то не так и его сейчас вырвет. — Чего разорал… Господи, Чонгук! Намджун обрывается на полуслове, заходя в комнату и видя трясущегося Чонгука, будто от озноба, уставившегося в одну точку и хватающего открытым ртом воздух. Мокрая тряпка, которую он нёс, чтобы обтереть младшего, быстро летит в сторону откинутого одеяла. Чонгук чувствует на себе руки, видит перед глазами взволнованного хёна и, наконец, закрывает глаза, плотно их жмуря и вдыхая глубоко, наполняя свои лёгкие воздухом. Запахом. Феромонами Намджуна, на самом деле. Тошнота и чувство всеобъемлющего страха постепенно перестают занимать мысли. Он хватается за руки, опущенные на его предплечья и немного приподнимается на локтях, чтобы придвинуться поближе. Точно. Запах дубов и жаренных каштанов. Чонгук силой выталкивает весь воздух из лёгких, чтобы снова вдохнуть всей грудью, почувствовать больше и ближе. От паники осталось одно ничего, и ему думается, что и бежал то он сюда почти в таком же состоянии, подгоняемый идеей о дарящем спокойствие и защиту запахе хёна. Намджун видит, как у младшего трепещут веки, пока он блаженно трётся носом о изгиб его локтя через плотную ткань толстовки, прикрывает глаза тоже. Это не первая паническая атака Чонгука на его памяти. Уже случалось пару раз ещё в школе. Тогда он был ниже на пол головы и так же быстро успокаивался, стоило Намджуну прижать его к себе и дать обнюхать. Он даже гуглил на этот счёт, обнаруживая, что это не редкое явление не только для альф, но так же для омег и бет, попадать под влияние чужих феромонов не только в сексуальных, но и в стрессовых ситуациях, ища в запахе надёжной фигуры утешение. Давненько это было. Он опускает ладонь на мягкую макушку младшего, нежно поглаживая, и забирается на кровать с ногами, чтобы обнять Чонгука и дать ему надышаться им вдоволь, отгоняя тревогу куда подальше. Горячая, пыхтящая тушка реагирует мгновенно, теперь полностью принимая из лежачего положения сидячее и тянется дальше, утыкаясь носом в широкую грудь. — Боже, как хорошо, — то, как он по-собственнически зарывается в его кожу, липнет ближе, не стесняясь, всегда смущало Намджуна. Вот и сейчас щеки теплеют, будто жар с тела Чонгука лениво переползает на его собственное. Он всё ещё старается дышать только ртом, чтобы не сделать всё ещё более странным. — Чонгук, мне надо снять с тебя одежду и обтереть, — его бесстыдно игнорируют, прочерчивая короткими и частыми вдохами дорожку по закрытой толстовкой ключице к шее, — ладно… Он всё понимает и не раз позволял младшему обнюхивать себя, но сейчас у него гон и от этого всё ощущается немного иначе. То, как Чонгук напирает на него, подталкивая к стенке, чтобы плотнее прижаться, как с каждым вздохом, кажется, делает свой запах всё менее невинным. У Намджуна во рту будто столовая ложка липкого мёда и это раздражает, но он терпеливо откидывается на спинку, позволяя Чонгуку почти полностью забраться на свои бёдра, и тянет на себя его насквозь мокрую от пота футболку, пытаясь снять её через шею. Чонгук смутно понимает, что к чему, чувствует на себе большие ладони, что стягивают с него мерзко прилипшую ткань и нехотя отрывает свой нос от золотистой кожи у ворота толстовки, чтобы помочь хёну раздеть его. Он бы и сам разделся, если не был бы так занят, вновь припадая к впадинке у ключиц, вдыхая свежий будоражащий запах. Он знает, что Намджун не тактильный ничерта и не лезет к нему обычно, даже будучи любителем обнимашек, но ещё он знает, что Намджун всегда к нему очень чуток и позволит ему в таком состоянии эту вольность, потому что ему правда надо, до дрожи в пальцах надо чувствовать его сейчас. Его глаза разлепляются в ответ на прикосновение пальцев старшего у кромки его штанов, и он опускает голову вниз, тупо пялясь туда, где его возбуждение сильно натягивает узкую джинсовую ткань в такой опасной близости от руки его хёна. Он и не понимал, что так сильно возбуждён. Что тут говорить, он вообще ничего не понимает, ему просто плохо. Он чувствует только то, как много слюней скопилось у него во рту, и как ярость накатывает на него, когда Намджун отодвигается, чтобы снять с него штаны. Чонгук, скрепя зубами, запрещает себе толкнуть старшего обратно к стенке и впитать в себя запах со всей его кожи, до куда только сможет дотянуться. Разгибает ноги, позволяя стянуть с себя мешающую ткань. Теперь, когда на нём не осталось одежды, кроме боксеров, он понимает две вещи: без одежды его кожа сразу же чувствует себя лучше, обдуваемая кондиционером, и стоит у него пиздец, как сильно. Так сильно, что смазка, выделяемая членом, пропитала все трусы насквозь, делая их почти прозрачными. В нос резко бьёт собственный яблочный запах, кажется, будто его слышно на весь дом и соседские омеги, наверняка, должны начать сходить с ума. Ему всё ещё немного стыдно за свой неподобающий вид, но куда сильнее чувство желания поделиться своим запахом с Намджуном. Это кажется правильным решением, хотя не достаточно оптимальным. На самом деле, ему ужасно хочется пометить омегу, но на горизонте такой не виднеется. В голове каша и единственный вывод, который он способен сделать – Намджун должен пахнуть им, как и всё теперь вокруг. Он поднимает взгляд от своего изнывающего члена к лицу старшего, и его глаза расширяются от злости. Его хён, чёрт подери, сидит, заткнув нос рукавом своей толстовки. Мешает. — Убери. У Намджуна поднимаются в удивлении брови, и Чонгук может его понять – и сам свой голос не узнаёт. — Хён, блять, убери. Почему Намджун его не слушается? Зачем он это делает? Мысль о том, что он не хочет запах Чонгука на себе, заставляет просто звереть. Хочется рвать и метать, дать понять, кто тут альфа, поставить на место строптивого старшего. Намджун смотрит на всё это с ужасом, он явно упускает контроль над ситуацией. Это можно сказать наверняка, когда Чонгук, из которого вырываются короткие порыкивания вместе с двумя дорожками слюны по уголкам рта, хватает его за ногу и подсаживается почти вплотную. Боже, его срочно надо привести в чувства. Намджун себя во время гона никогда так не вёл. Да никто себя так не ведёт, они ведь давно не пещерные люди. Он даже рад, что рядом с Чонгуком сейчас оказалась не какая-нибудь омега или бета, а он – младший не простил бы себе, если бы навредил беззащитному человеку, а Намджун бы не простил себе, что не был рядом. — Чонгук, послушай меня, — он говорит спокойно, но всё ещё не убирает от носа руки, — я не омега. Звучит тупо, но и Чонгук сейчас выглядит так же, пялясь на него, как на новые ворота. — Убери. — Да что ты всё заладил?! Я знаю, тебе хочется пометить омегу, но, пожалуйста, вспомни, что я альфа, Чонгук. Младший тормозит, всё ещё порыкивая от недовольства и возвращается носом к жилке на шее Намджуна лишь для того, чтобы втянуть покрепче запах дерева и отодвинуться, кивнув себе: — Да. Блять, как с пятилетним разговаривать. — Что «Да»? Он позорно взвизгивает на последней согласной, когда его ногу поднимают, заботливо укладывая на бедро Чонгука, чтобы разместиться между ними. Мелкий засранец почти усаживает его к себе на колени, подталкивая обратно к спинке кровати, чтобы облокотить старшего и прижаться к нему всем своим телом. Намджун чувствует, что возбуждение Чонгука касается его бедра и начинает пропитывать его шорты смазкой, так что, возможно, раздеть младшего и не было такой уж хорошей идеей. — Я же сказал, — Чонгук смотрит из-под мокрой челки так злобно, что хочется натурально заскулить, — убери. Он чувствует на своей ладони, прижатой к носу, чужую и сдаётся под давлением, потому что Чонгук такой страшный, а у него самого уже воздух заканчивается. Вдыхая кислород, перемешанный с феромонами Чонгука, он думает, что лучше бы и дальше задыхался от нехватки воздуха. Запах такой сильный и такой пошлый – кричит о возбуждении своего хозяина. Намджун впервые за всю жизнь чувствует, что его внутренний альфа поддаётся запаху другого альфы. От этого так обидно. Ещё обиднее становится, когда Чонгук кладёт свою лапу ему на затылок и давит, заставляя прижаться носом к своей шее, пока сам точно так же припадает к Намджуновой. Блять, он его метит. Метит, сука, потираясь всем телом в лёгких толчках. Намджун чувствует на себе лапы мелкого – они сильные, стискивают короткие пряди на голове и вдавливают в себя сильнее, забивая лёгкие переспевшими яблоками, сочными и до мерзкого сладкими. У него всё горло горит, он хочет толкнуть Чонгука, накричать на него. Но тело отказывается, перестаёт слушаться, растекаясь по простыням. Ему бы собрать всю волю в кулак, да совесть не позволяет так поступить с младшим в его первый гон. Он же видит как ему плохо. Как сильно ему сейчас это нужно. Зверь внутри него скулит, как раненная псина и поджимает хвост, заставляя Намджуна наклонить шею, чтобы открыть доступ. Безумие. Он думал, такое можно увидеть только в порнухе для извращенцев, а сейчас это его реальность, в которой он через силу заставляет свои ноги остановиться, когда они начинают разъезжаться в стороны. Теперь он немного больше понимает чувства тех омег, с которыми трахался во время своего гона. Когда на тебя действуют феромоны сильного альфы ты и впрямь превращаешься в какое-то неприличное нечто. Изо рта Чонгука капает горячая слюна, делая всё грязным и ещё более пошлым, когда он достаёт свой шершавый язык, чтобы собрать её, вылизывая шею Намджуна. Это слишком. — Перестань, — его не слушают, — Чонгук, пожалуйста. Намджун шепчет так тихо и неуверенно, что и сам себе не верит. И Чонгук не верит тоже, старательно прихватывая губами мягкую кожу под челюстью. Он не чувствует ни сопротивления, ни досады в запахе Намджуна, чувствует только вкус кожи хёна под своими зубами и быстрый пульс под ней. Он довольно мурчит, оставляя на старшем свой запах, но этого кажется как-то мало. Просто недостаточно. В любом случае, он ни за что не готов пока что отпустить его, так что: — Хочу попробовать, — опаляет дыханием влажную от его же слюней кожу. И Намджун бы спросил, что он там хочет попробовать, но надобность отпадает, когда Чонгук тянется к его губам. Он его хочет попробовать. — Так стой, стой, стой, — руки сами опускаются на грудь Чонгука в защищающемся жесте, — всё, Чонгук, хватит. — Не хватит, — он снова тянется вперёд и ворчит, чувствуя сопротивление в виде хёновых рук. — Послушай меня, — Намджун чувствует как тяжелеет его язык и гонит лишние мысли, в которых внутренний голос заставляет подчиниться более сильному альфе, — у тебя же есть кто-то, с кем ты трахаешься? Кажется, был какой-то бета с твоего потока, да? — Чонгук кивает, но тут же морщит нос, уже недовольный тем, к чему он клонит, — Давай я позвоню ему, только дай номер. Он поможет тебе провести гон и ты сможешь пометить его, завязать узел, всё, как положено, да? Давай? — он тараторит, пытаясь убедить друга, но вместо этого натыкается только на раздражённый взгляд затихшего младшего, — Ну, пожалуйста, Чонгук, — стыдно, но он немного хнычет от отчаяния, — обещаю, я буду тут, за стенкой – прослежу, чтобы всё прошло хорошо, чтобы ты ему не навредил. — Заткнись, хён. Это… Вау. Намджун задыхается от возмущения. — Да ты совсем страх поте- Ему не дают договорить. Чонгук никогда раньше не обращался к нему так грубо и никогда не затыкал его поцелуем. Так что сегодня день открытий. Наперекор своим грубым словам, он очень аккуратно, будто боясь спугнуть, опускает свои губы на намджуновы. На самом деле, он хочет не столько поцелуй, сколько в прямом смысле попробовать хёна на вкус, ему прям ну очень нужно знать как он ощущается. Может быть, гон заставляет его с невероятной скоростью тупеть, но он подумает об этом чуть-чуть попозже. Руки Намджуна подрагивают на его груди, так что он пользуется ступором старшего, чтобы оттянуть зубами его нижнюю губу, приоткрывая рот и на пробу проникая внутрь языком. — Почему… Сладко? — Чонгук отстраняется на секунду, чтобы задать вопрос, стукаясь лбом о намджунов. Делает ещё один мазок языком на пробу, убеждаясь, — Будто горсть сахара насыпали. — Из-за тебя, — Намджун обречённо хнычет, — твои блядские феромоны меня насквозь пропитали, — бросает зло, тяжело дыша. Чонгук внутри ликует так сильно, что тело прошибает мурашками. Это отлично. То, что он хотел. — Можно? — младший тычется ещё раз губами, собирая его тяжелое дыхание, — Пожалуйста, хён, ещё немного. Его голос такой умоляющий, как и эти милые маленькие чмоки, которыми он осыпает уголки губ, и Намджун просто не может – его голова идёт кругом, запах Чонгука везде и это всё так нежно, так просяще. — Т-только если немного. Он позже поругает себя за эту слабость. Только не сейчас. Не когда Чонгук блаженно мычит от радости, сгребая его в охапку и снова опускается к нему с поцелуем. Его губы безумно горячие, как и всё тело, и мокрые от переизбытка слюны, которая теперь пачкает и подбородок Намджуна, и его щеки. Чонгук глубже проникает языком и приходит в восторг от стона, который получает в ответ. Намджун почему-то сейчас кажется таким беззащитным, что хочется закрыть его от всего мира, спрятать только для себя, несмотря на то, что ещё недавно это он пытался найти защиту в запахе хёна. Поцелуй долгий и неприлично громкий, заставляет Намджуна превращаться в желе под напором жадного языка Чонгука, и совсем теряется, когда младший бездумно подхватывает его за бёдра, прижимаясь своим сочащимся смазкой членом к его спрятанному под шортами возбуждению. Намджун протестующе мычит, пытается повернуть голову, чтобы оторваться от губ младшего, но Чонгук его опережает, отстраняясь. И смотрит. — Хëн, — его голос ужасно раздраженный. Он не понимает, зачем Намджун выводит его из себя? Зачем опять мешает? Он назло сжимает ладони на крепкой заднице и толкается вперёд своим тазом, смотря Намджуну прямо в глаза, чтобы он понял, что Чонгук имеет на это право, чтобы перестал спорить. Чонгук чувствует себя таким тупым, пропадая в желании присвоить старшего себе, но его рациональная часть помахала ручкой ещё когда он опустился на кровать, обнюхивая Намджуна. Теперь же, когда он видит перед собой раскрасневшееся лицо, приоткрытые пухлые губы и тяжело вздымающуюся грудь – ну нет. Ни за что. Он его, блять, не отпустит. Уж точно не тогда, когда рука Намджуна опускается вниз и он разбито хнычет «Чонгук», прикрывая собственное возбуждение. Это вышибает мозги. Чонгук опускает ладони на чужие и давит. Намджун стонет и не узнаёт ни себя, ни младшего. Его член пульсирует, он возбудился из-за гона чёртового альфы. Его младшего альфы. Буквально человека, которого он весь первый класс забирал и отводил домой со школы каждую пятницу, потому что его мать была не в городе. Которому подтирал сопли после неудачной первой любви. Который никогда прежде не смотрел на него так. Как будто хочет съесть. Шорты у Намджуна тонкие, сквозь них он отчётливо чувствует и жар его тела, и не менее отчётливо член Чонгука, жмущийся к внутренней стороне его бедра. Вот жеж чёрт. Он разрывает наэлектризованный зрительный контакт, чтобы посмотреть вниз. Нижнее бельё Чонгука полностью мокрое, сквозь ткань так грязно проступает липкая жидкость. Смазки настолько много и она такая густая, что это выглядит так, будто он уже кончил. У него так же во время гона, это обусловлено матушкой природой, чтобы не навредить омеге или бете, пытаясь выебать партнёра насухо. Фу. Но настолько много смазки он, пожалуй, никогда не выделял. У Чонгука в принципе всё как-то слишком. — Чонгуки-и, — Намджуна снова целуют, беспорядочно то покусывая, то сплетаясь с ним языком — Чонгук, я не знаю… — он теряется, всё ещё пытается сквозь влажные чмоки вырвать для себя кусочек воздуха, вставить слово, — Стоит ли нам- Чонгук ворчит и на пробу проталкивает большой палец в рот Намджуна, удерживая остальными его челюсть, пока сам спускается влажной дорожкой по шее. И ниже. И Намджун забывает всё, что он там хотел сказать, когда младший пробирается головой ему под толстовку, любовно вылизывая затвердевший сосок. Его слух еле улавливает тихое «Вкусно», которое доносится из-под толстовки. Это уже зашло слишком далеко, так что Намджун позволяет себе несколько стонов, которые то и дело срываются из-за пальца, играющегося с кончиком его языка. Чонгук убирает вторую руку с его задницы и стягивает шорты сразу с бельём. Стоило бы остановить его. Как-то притормозить. Не кидаться в омут с головой или типо того. Это с одной стороны. С другой стороны – к чёрту, потому что они и так уже противно натирали. Потому что всё это уже перешло все границы. Его член изнывает, он выдыхает, когда на него опускаются длинные пальцы Чонгука и обхватывают вокруг. Ощущается просто отлично. Кожа у Чонгука горячая, он выцеловывает его грудь, спускаясь к пупку, делает несколько движений вверх-вниз по члену Намджуна, но старший в ответ только шипит. Сухо и от того больно. — П-подожди, — он думает явно не головой, двигаясь вперёд, немного седлая Чонгука так, чтобы их члены соприкасались, потому что его смазки сейчас точно хватит на двоих. Чонгук рычит, опуская резинку своего белья и налитый член, на котором собрались липкие большие капли, шлёпается на Намджунов. Оба давятся беззвучным стоном. Отлично. Дрочить в две руки с кучей естественной смазки, запах которой безбожно плавит мозги – просто отлично. У Намджуна всё равно уже несколько недель не было секса, так что приятная разрядка на пару с другом детства кажется не то что бы очень плохой идеей. Пальцы то и дело переплетаются с чужими в медленных, ленивых движениях. Не похоже, что они торопятся, вместо этого наслаждаясь процессом. Намджун оправдывает себя тем, что, возможно, кончив разочек от его руки, Чонгук отстанет и даст позвать к себе кого-то более подходящего. Оправдывает и без стеснения выстанывает имя младшего, когда он подушечкой пальца давит на уретру. Лукавит и тянется вперёд, прикусывая кожу младшего на красном ушке. Откровенно врёт сам себе и трётся носом о шею уже сам, вдыхая такой вкусный слащавый запах. В голову приходит забавное сравнение – примерно так же он дуреет от феромонов течных омег. А тут альфа в гоне. — Пиздец. Чонгук согласно угукает и дёргает плечом, чтобы оторвать от своей шеи голову Намджуна и дотянуться с новым поцелуем. Ему хочется всего и сразу и от того, что старший наконец поддался ему, совсем сносит башню. Он никогда не видел Намджуна таким: растрепанным, просящим, с похотью во взгляде и красными щеками. Никогда не видел его таким для себя, но десятки раз для кого-то другого – когда Чонгук приходил не вовремя, когда забывал стучаться или когда старшему было на него настолько наплевать, что он даже не удосуживался привести себя в порядок, провожая незнакомую Чонгуку омегу шлепком по заднице, пока он сам стоит в дверях. Эти воспоминания иррационально злят. Всегда злили, но сейчас особенно. Ему нужно знать больше. Видеть. Быть особенным. Он собирает пальцами смазку со своего члена и бездумно опускает руку вниз, на пробу мягко оглаживая плотно сжатые мышцы между половинок, пока второй рукой продолжает дрочить и целует крепко-крепко, надеясь отвлечь старшего от происходящего. И это не работает. — Блять! — Намджун толкает его со всей силы как только чувствует у себя между ног пальцы. Чонгук с хрипом отлетает, падая с кровати, — Какого хуя ты творишь?! Младший хлопает большими глазами, сидя на заднице на полу. — Хён... — Тебе, видимо, и правда из-за гона все мозги вышибло, — Намджун не кричит, но слова такие ядовитые, бьют словно хлыст по Чонгуку, — Чем ты думаешь. Младший быстро спохватывается, видя, что Намджун тянется к своим шортам с бельём, и Чон поднимается на ноги, чтобы остановить его. — Не уходи вот так, — Чонгук хватает Намджуна за руку, выхватывая из неё шорты и по-детски назло выкидывая их в другой угол комнаты. — это не честно. Он всё ещё чувствует себя тупым, всё ещё не может видеть дальше собственного члена, с трудом собирая мысли, но ситуация всё равно отрезвляет, заставляя злость разлиться по венам, закипая. — Не честно? — Намджун дёргает руку, вырываясь из хватки и толкая Чонгука в плечо. — О, я расскажу тебе, что действительно нечестно, эгоистичный ты засранец! — Да, нечестно! Потому что я напуган, а тебе плевать! — Чонгук толкает старшего в ответ, разгорячившись, — Потому что я впервые вообще слышу, что во время гона ты можешь захотеть другого альфу, меня об этом никто не предупреждал! У меня в голове такая каша, я с тобой-то сейчас еле разговариваю! Чонгук и правда дышит тяжело и, хоть и говорит громко, почти крича, но губами шевелит медленно, старается чётко выговорить каждую букву. — Ты об этом не слышал, потому что это не норма в принципе! — Намджун, разозлённый толчком Чонгука, вскакивает на ноги, — Могу лишь предположить, что это либо побочка от ненормально сильного гона, который я имею счастье сейчас наблюдать, либо ты извращенец ёбнутый! — А сам то? Чонгук вторит ему, вскакивая следом и больно тыкая пальцами в грудь. — Что? — шипит в ответ. — Возбудился, — Чонгук встаёт ближе, почти касаясь тела старшего и улыбается так мерзко, что хочется стереть это выражение с его лица кулаком, — а у тебя даже не гон. Ты думаешь, я не заметил, как твои бёдра разъезжались подо мной? Говоришь, я извращенец, а сам с минуту назад был такой покорной сукой, каких ещё поискать! И альфа внутри Намджуна может сколько угодно поджимать перед Чонгуком хвост, но не его собственная гордость, так что кулак, всё таки, прилетает в скулу младшего, действительно стирая с его лица всю дерзость. Чонгук дергается, немного отлетая назад и рычит. И Намджун рычит на него в ответ тоже, когда чувствует и на своём лице крепкую, мужскую руку в ответном ударе. Когда они в последний раз дрались? В старшей школе? — Сопляк, — Намджун ощущает как вкус железа перебивает сладость, заполнившую его рот и снова подбирается, подходя к Чонгуку и грубо хватая пальцами его подбородок, — не моя вина, что твои феромоны такие сильные, что даже на меня работают, — он напирает, — не моя вина, что из-за них мне хочется с тобой трахнуться, не смотря на то, что у меня нет матки и из моей задницы не течёт, блять, смазка. Намджун выплёвывает слова, действительно ненавидя то, что говорит, и Чонгук смотрит на него так злобно, что это раздражает только больше. Он стискивает подбородок в руке до побелевших костяшек и надеется, что в его взгляде можно разглядеть четкое: «Иди нахуй.» — Тогда я ничерта не понимаю, — младший отталкивает чужую руку, освобождая своё лицо, — почему бы нам тогда и не трахнуться? — Потому что я альфа! — Никогда не думал, хён, что у тебя настолько хрупкое эго, — он фыркает. — О, тебе легко говорить, Чонгук. Выебешь меня во время гона и будешь дальше жить свою жизнь классного мальчика, а я вот навсегда останусь с осознанием того, что позволили другому альфе, и только подумай, ТЕБЕ, трахнуть себя! Чонгук бьёт кулаком по стене позади него так сильно, что Намджун удивлен, что его тонкие старенькие стены в точно таком же доме вообще этот удар способны выдержать. — Вот как, — Чонгук дышит в губы напротив так жарко, хочется выть, — ясно, хён. Намджун давиться горячим поцелуем, сам впуская мокрый язык младшего и недовольно мыча. И всё равно поддаваясь. Чонгук напирает, давит всем телом, просовывая ногу между чужих бедёр и подливает розжига в это итак слишком сильное пламя. — Где у тебя смазка? — Чонгук отрывается, облизывая губы, чтобы оборвать тянущуюся слюну между ними. — Я не дам тебе себя выебать. — Это мы ещё посмотрим, — Чонгук опять скалится пошло, из-за чего Намджуну хочется навредить ему, что он и делает, больно прикусывая его губу, — но сейчас не об этом. Просто дай мне анальную смазку. Намджун верит. Не знает, что он там задумал, но верит, что Чонгук не станет ничего делать насильно, хотя с Намджуном в любом случае хуй что сделаешь насильно – Чонгук едва ли его сильнее. Так что да, он протягивает руку к комоду, выуживая из первого ящика почти пустой бутылёк и по взгляду младшего можно понять, насколько глупо надеяться, что этого будет достаточно. — Ну, что поделать, я часто трахаюсь вне гона и течек, так что... И Чонгук не хочет ничего об этом слышать, перебивает: — Есть ещё? Намджун кивает. — Да, — окидывает взглядом комнату, — возьми в аптечке под теликом. Чонгук отходит, отпихивая, наконец, от себя висящие всё это время на лодыжке трусы, и выуживает из тумбочки аптечку, внутри которой обнаруживается целая коробочка со смазками. Все от одной фирмы и все одного вкуса. — Яблочная? — Чонгук хмыкает и изгибает бровь, поворачиваясь к Намджуну с коробкой, — серьёзно, хён? — О боже. — Может, желание переспать со мной у тебя не так недавно, как ты думаешь? Чонгук подходит вплотную, отставляя коробку на комод, оставляя у себя в руке только одну бутылочку и ухмыляется уголком губ. — Заткнись, Чонгук, ты тут не причём. Просто люблю запах яблок, — младший выглядит, как самонадеянный говнюк, так что Намджун не может удержаться от колкости, — хотя, прямо сейчас меня от него разве что тошнит. Его цапают за губу в ответ на это и Намджун довольно хмыкает. — И что ты собрался делать с этой смазкой? Чонгук молчит, коротко целуя ещё раз и отходя к кровати. Забирается на неё, садясь на свои разведённые в стороны коленки и выливает себе на пальцы жидкость, заводя их себе за спину. — Вот чёрт. — Заткнись, хён. — Ещё раз скажешь мне заткнуться и я уйду, — Намджун стоит способный только языком чесать, потому что тело отказывается двигаться, когда он видит, как Чонгук аккуратно проталкивает свой палец себе же в дырочку. Вот же чёрт. — Или можешь меня выпороть. Чонгук оборачивает голову через плечо, и кто он, если не дьявол во плоти, когда всё ещё улыбается с заломленными вверх бровями, вертит своей сочной задницей прямо перед Намджуном, что позволяет и им вертеть, как игрушкой. Когда младший давится стоном, добавляя второй палец, Намджун отмирает. Уже слишком. Он подлетает к кровати, толкая Чонгука дальше так, что он падает на свою грудь, попой кверху и старший ликует от этого вида перед собой. Впервые за сегодня он чувствует, что хотя бы что-то в его руках. Мягкие половинки Чонгука, например, которые раздвигает без сопротивления, чтобы заменить его пальцы своими. Намджун не жалеет смазку – её целая коробка ещё лежит, так что льёт прямо из тюбика. Будет слишком много и слишком мокро, он знает, но не может отказать себе в этом удовольствии. — Бля, — Чонгук ломает голос от слишком грубого движения старшего, и Намджун мысленно бьёт себя по лбу, заставляя успокоиться и притормозить. — Прости, — нежно вдавливает средний палец, проталкивая глубже, и целует в загривок, извиняясь, — честно, я хороший любовник, просто ты... Ты такой... Он не продолжает свою мысль, но Чонгуку это и не требуется. То, как старший дуреет, зацеловывая его острую скулу и тяжело дышит – говорит само за себя. — Ага, н-наслышан. — Чего? — Намджун приподнимает мутный взгляд, отлипая от кожи Чонгука. — Ну, про то, что ты хороший любовник, — Чонгук немного срывается в конце, потому что чувствует, что ко входу добавляется второй палец. — Это от кого же ты об этом наслышан? — хихикает. — Хён-ах, ты перетрахал почти всех моих друзей, — Чонгук хмыкает тоже, но, вообще-то, скорее пытается вызвать чувство вины этими словами. Его вообще это всегда бесило. Он ненавидел слушать рассказы о том, «какой классный всё таки у этого твоего Намджуна хуй». Фу. — Забавно, что теперь и ты будешь в их числе, хах? Намджун не знает, и, честно говоря, не особо думает о том, какую там логическую цепочку провёл Чонгук, что решил дать ему себя выебать, но, объективно, кто бы вообще думал об этом, когда под пальцами девственная дырочка альфы, перед которым ещё минут десять назад собственный альфа внутри скулил, прося повиноваться. Вот и Намджун забивает, упиваясь ситуацией. Он никогда не трахал альф, он никогда не думал, что трахнет однажды Чонгука, который уже натурально наслаждается пальцами внутри себя, так что Намджун даёт ему третий, зацеловывая плечи, чтобы отвлечь. И, боже, Чонгук действительно хорош во всём. Это никогда не бесило Намджуна: будь то первые места на олимпиадах, на которых он несколькими годами ранее осиливал взять только серебро, будь то отношения с его самой популярной одноклассницей, которая предпочла Чонгука всем своим ухажёрам, не смотря на то, что он младше. Никогда не бесило. Разве что сейчас, совсем немного, потому что Чонгук так быстро привыкает, потому что не жалуется, потому что позволяет себе это, будто не такое уж и большое дело. Теперь Намджун чувствует себя немного идиотом, что так сильно распсиховался, когда Чонгук полез к нему со своими пальцами. — Хён, х-хватит, всё. Чонгук лепечет так разбито, что пробуждает в Намджуне желание позаботиться о нём как можно лучше. — Ещё нет, не торопись. И Намджун удивился бы, если бы его послушали. А так, он вполне смиренно принимает свою судьбу, когда Чонгук толкается сам и Намджуна тоже толкает, к стенке, чтобы оседлать сверху. Он даже теряет дар речи, когда Чонгук, придерживая его член, опускается вниз. Медленно, шипя сквозь плотно сжатые зубы, но опускается всё ниже. Он всё ещё не способен сказать ни слова – осознание того, что младший хочет его так сильно, что готов прокатиться на его члене, заставляет язык онеметь. Это как-то странно. Но до боли мило. Как он даже в такой ситуации может оставаться таким милым? И внутри него так тесно и так хорошо, что Намджун стонет, прижимая к себе крепкое тело, чтобы укутать в объятия. — Я же говорил, — Чонгук опустился уже почти на середину, тяжело дыша и довольно постанывая, когда Намджун принимается вылизвать его грудь, то и дело оставляя небольшие укусы, — что подготовки достаточно. — Ты едва на середину то опустился, — хмыкает Намджун. — Сука. Чонгук стирает с лица Намджуна самодовольную улыбку своими губами и принимает член глубже. Хнычет в поцелуй от боли и непривычных ощущений. И всё равно принимает ещё глубже. Пока Намджун не захнычет в ответ, пока сам он не подавится от ощущений, пока его бёдра не шлёпнутся о намджуновы, принимая член полностью. Потому что он не проигрывает. — Я с тебя не могу. — Да, Намджун, вот это я понимаю, умение поддержать настроение в постели. — Намджун-хён, — поправляет. — Намджун-хён, — Чонгук выпаливает это в самое ухо, делая первый толчок и, ну, это совсем безобразие. — Безобразие, — вторит своим мыслям старший, обнимая стройную талию крепче и жмуря глаза до звёздочек под ними. Чонгук вообще один сплошной грех. Как можно быть таким засранцем даже когда впервые принимаешь член? — Безобразие – это твой гигантский член. Ты его где, блять, таким вырастил, — Чонгук перемешивает смешки с короткими постанываниями. — На свой посмотри, — Намджун проводит языком по кадыку, уходя куда-то под челюсть и за ухо, — теперь могу понять, почему большинство твоих партнёров бегали за тобой в попытках урвать ещё пару ночей с тобой. — Вот как? Чонгук продолжает медленно двигаться, задирая голову, чтобы открыть шею для Намджуна. — Д-да. — Тогда как же здорово для тебя, что ты сможешь его опробовать после того, как закончишь тут, — Чонгук кивает вниз, туда, где член Намджуна до издевательского медленно входит в него. — Опробовать? — не честно, что Намджун чувствует себя сейчас более уязвимым, чем Чонгук, которого он трахает. — Ну конечно, хён, — Чонгук мурлычет, набирая темп и наклоняя голову к чужой голове, — Опробуешь его как следует своей сладкой задницей, надо же мне куда-то запихать свой узел, у меня же гон. — О боже, — Намджун хнычет, его прошибает дрожью от таких пренебрежительных, грязных слов, — куда-то? Я не вещь, Чонгука-ах! Имя Чонгука размывает долгим, протяжным стоном, когда он берёт темп ещё быстрее, заставляя смазку внутри него неприлично громко хлюпать при каждом толчке, и Намджун больше не говорит ни слова, целуя младшего и, обхватывая его руками, начинает движение тоже, вбиваясь в Чонгука глубже и быстрее, получая в награду хныканье, которое отдаёт вибрацией в поцелуй. — Блять, Чонгук! Младший тянется рукой между ними, обхватывая свой член и быстро дроча в такт толчкам Намджуна. Он без остановки шепчет милое «хëн», когда кончает и сжимает член внутри себя. И он такой чудесный, такой терпеливый, когда позволяет Намджуну удерживать себя и вбиваться дальше и быстрее в погоне за собственным оргазмом. А Чонгук внутри немного умирает, потому что Намджун – мерзкий, всегда на него забивающий и трахающийся направо и налево с кем попало – сейчас берёт его, как одну из своих пассий, грубо сжимая между пальцами кожу, трахает, словно не его, а свой кулак – для удовлетворения. Ощущается именно так и от этого хочется выть. Или плакать. Или вставить ему по самые гланды, чтобы сделаться хоть в чём-то для него особенным. Кажется, кровь закипает. Особенно, когда старший вытаскивает из него свой член, чтобы кончить на задницу. Какой гад. — Не могу поверить, что ты кончил от моего члена в твоей заднице, — Намджун раскатисто смеëтся от абсурдности ситуации и откидывает голову, отпуская Чонгука, чтобы отдышаться. Младший морщится, привставая, и ложится на Намджуна, чтобы утыкаться носом в его шею. Он ужасно хочет его трахнуть тоже. Ему до дрожи в пальцах хочется завязать узел. Хочется разъебать Намджуна. Ох уж он отыграется. Живого места не оставит. — Вот блядь. У Чонгука опять мутнеет в глазах, а возбуждение накатывает такой сильной вольной, что его смывает к херам прямо на дно. Он отрывается от шеи Намджуна, чтобы посмотреть на него. Цепляет его подбородок, давит пальцами сильно, где-то глубоко внутри слышит свой голос, что просит быть со старшим нежнее, и, кажется, Намджун шепчет то же самое, когда рука младшего опускается к шее, на пробу проминая кожу и смыкая на ней пальцы. Его мысли мечутся от губ старшего к его длинным ногам, от желания услышать его стоны до желания заткнуть нахрен. — Хён, я, — он нихуя не понимает. Снова, — я-я… Мне снова плохо. Он выдавливает это из себя через силу. И напрасно, потому что ответ Намджуна он уже не слушает. В ушах немного звенит и это раздражает. Так сильно, что напрягаются желваки и зубы скребут друг о друга под сильным давлением челюсти. Должно быть это пугает Намджуна, потому что он ëжится под Чонгуком, уже не улыбаясь, а только хватая его за запястья, пытаясь освободить свою шею от хвата сильных рук. Чонгука штормит. В какой момент его разум снова начал уплывать? Он даже не уловил, когда и почему ему стало легче после коридора. Из-за лекарств? Из-за запаха Намджуна? Плевать. Сейчас важно не это. — Ч-Чонгуки, — Намджун кладёт ладонь на его плечо, стараясь, видимо, звучать успокаивающе. Вот что важно. Чонгук хрипит и вытирает пот со лба ладонью, смотрит снова под себя. Там его хён. Немного сжался в клубок. Глаза вылупил. С мокрым подбородком – это от слюны Чонгука. Это кажется верным. Верным, и, всё же, незаконченным. Облизать, точно, надо облизать его, чтобы вся кожа пропахла Чонгуком. Отлично. Он берёт руку старшего со своего плеча и подносит к лицу. Язык двигается медленно от подушечки указательного пальца до запястья и ниже, пока нос не утыкается в смявшийся гармошкой рукав толстовки. Он чувствует себя совсем диким, когда быстрыми движениями стягивает ненавистную вещь и кидает её через плечо, рыча. Рыча на толстовку. И Намджун тоже немного в шоке, потому что упустил мгновение, когда Чонгук из почти адекватного человека, принимающего покорно его член, превратился в животное. Блять, он буквально только что нарычал на его толстовку. И в голове красным мигает: «А надо было раньше уебывать, идиот». Но руки Чона уже тянутся, уже хватают за ноги. Можно попробовать вырубить его. Вырубить, позвонить в скорую, чтобы его скрутили и вкололи что-нибудь успокоительное. Он смотрит на бесчеловечное сейчас лицо Чонгука, но перед глазами стоит его давно знакомый симпатичный младший друг, напуганный и растерянный. Он не может сказать наверняка, но, думается, глубоко внутри это сейчас и чувствует Чонгук. Может нет. Может, Намджун сделает только хуже, но он не хочет расстраивать его, оставляя в первый гон наедине с врачами и без единого узла. Чонгук даже дал ему себя трахнуть ради этого, что очень смело. Ставит самооценку Намджуна под вопрос, на самом деле. — Хён, — звучит сверху чужим голосом. Боже. Намджун протягивает вторую руку, чтобы опустить её на лицо парня, нежно поглаживая скулу. Острая. Чонгук дёргается, но быстро квалифицирует жест как одобрительный – сквозь пелену безумия притормаживает, всё ещё держа хëновы ноги под коленками. И Намджун молится, что у Чонгука хватит благоразумия, чтобы его растянуть. Боится, продолжая приглаживать кожу под пальцами. Чувствует давление рук и позволяет раздвинуть свои ноги. Намджун не ждёт, пока в него бездумно начнут толкаться, разрывая, поэтому судорожно находит глазами откинутую в сторону баночку лубриканта. Тянется за ней, отрывая руки от чужого лица и быстрыми движениями хватает, переворачивает между своих ног. И, да, Чонгук и в правду растерял не весь разум – подставляет пальцы под бутылек, но выхватывает его и льёт сам, не довольный выдавленным количеством смазки. Наверное, хорошо, что она пахнет сладкими яблоками, и это звучит почти так же, как сейчас запах Чонгука. Намджун думает, что если бы не это, то о смазке, помимо естественной, можно было бы забыть, потому что он в таком неадекватном состоянии вряд ли стал бы терпеть инородный запах на Намджуне. Особенно, внутри него. На его удивление Чонгук, хоть и выглядит дико, ведёт себя более, чем по-джентельменски. Он не лезет сразу в дырочку, сначала аккуратно гладит член, спускается ниже, массируя яйца. Так что Намджун даже не вздрагивает, когда чувствует, как к колечку мышц продавливается палец, медленно проникая внутрь. Ощущение приятное, пока Чонгук дразнится только кончиком пальца, выцеловывая ему шею и блаженно пыхтя. Кажется, зверь доволен. Намджун раздвигает ноги чуть шире сам и сводит одну в колене, для лучшего доступа. Ему очень стыдно от этого жеста, в груди всё сильнее разгорается волнение, и он клянётся себе, что это в первый и в последний раз, когда он позволяет подобному произойти. И он уверен в свой клятве наверняка, теперь чувствуя дискомфорт. Чонгук со стоном наслаждения проталкивает палец на все фаланги и сразу же приставляет кончик второго пальца ко входу, медленно продавливая во внутрь и его тоже. Чонгук пытался преодолеть себя, быть нежнее и заботливее, но его выдержка дала трещину, потому что его хëн сам раздвинул ноги, приглашая. Потому что внутри него так горячо и приятно. Чонгук с ума сходит от желания завязать узел. Он быстро добавляет второй палец к первому и сразу чувствует, что тело вокруг них сжалось от напряжения. Не то что бы он сейчас мог анализировать, скорее, просто на инстинктивном уровне принимается отвлекать Намджуна, чтобы тот расслабился. На самом деле, отвлекать Намджуна не сложно для него, потому что он всё ещё хочет его вылизать. От шеи оторваться не просто, там запах Кима сильнее всего – такой родной и спокойный. Но идея о том, что надо попробовать всего Намджуна, перевешивает. Шершавым языком он обводит ореол затвердевшего соска и прикусывает его, заставляя старшего выгнуться дугой и сладко охнуть. Нравится. Он повторяет эту ласку, опускаясь с укусом уже ниже, ближе к пупку, и получает в ответ ещё и задушенный всхлип. Тоже нравится. Его взгляд падает на тяжёлый, капающий смазкой член, потому что он прямо перед его носом, пачкает Намджуну живот. Его рот наполняется слюной ещё больше, в желании попробовать и его тоже, но видя как болезненно он дёргается от каждой ласки Чонгука, он решает пока что его не трогать. Хочет, чтобы Намджун тоже сошёл с ума. Потому что не дай бог он ещё раз попробует ему помешать. Только не сейчас. Эти мысли злят Чонгука, он добавляет третий палец и толкается глубоко, не даёт Намджуну соскользнуть с них, удерживая второй рукой его бёдра на месте. — Чонгу-ах! — Намджун выгибается весь, тянет руки к лицу, закрывая красные щеки и поплывшие глаза. Чонгук довольно скалится и не поднимает головы, продолжая вылизывать подкаченный животик, покрытый бархатной кожей и иногда переходит на бока, заставляя старшего взвизгивать каждый раз. Намджуна немного пугают его же реакции, но об этом сложно думать дольше секунды, потому что пальцы младшего внутри него давят на стенки так правильно, подготавливая для члена и Ким задыхается, когда Чонгук находит простату и поднимается к нему, наконец отрываясь от живота, опаляя дыханием уши. — Хëн, — уважительное обращение сейчас из его уст звучит, как издёвка, — у-узел. Ты... Хочу, — он облизывает губы и Намджун чувствует, что на его ушко капает вязкая слюна, — дай. Это просто кошмар. Чонгук хочет сказать, как сильно хочет Намджуна, как тот хорошо справляется, хочет сказать, как он прелестен сейчас, но мысли путаются в один большой комок, не давая связать даже пары слов. Он раздосадовано стонет от бессилия, потому что ему кажется, что его намерения не ясны старшему, кажется, будто его невозможно сейчас понять. Так что он подсаживается ближе к Намджуну между его бёдер, его член тяжело шлепается на ляжку старшего, и он беспорядочно трётся носом и тыкается чмоками о Намджуновы руки, шепча сбитое «пожалуйста». У Намджуна лицо этими самыми руками закрыто, но он шепчет в ответ тихое «угу», коротко кивая. И Чонгук его расслышал. И Намджун жмурит глаза, слыша раскатистый рык у его закрывающих лицо рук. Немножко страшно. Но ведь это всё ещё его Чонгук, так? Даже если он грубо дёргает его, переворачивая. Это всё ещё его Чонгук. Даже если он хватает его под живот, заставляя поднять вверх задницу. Всё ещё. И когда Чонгук накрывает его тело своим, оттягивая пальцами одной руки мягкую половинку и направляя член между – его Чонгук. Намджун знает, что если он не расслабит задницу, то будет больно, так что опускает голову на свои согнутые в локтях руки и глубоко дышит, прогибаясь в пояснице. Всё равно больно. Горячая, крупная головка входит в дырочку, которая сразу же хлюпает, переполненная лубрикантом. Кажется, это нравится Чонгуку, потому что он выпрямляется в спине, чтобы посмотреть на то, как его член погружается всё глубже, вытесняя смазку наружу. — К-красиво, — старательно выговаривает младший. И, боже, это мило. Это заставляет Намджуна улыбнуться, несмотря на ситуацию, и он запрещает себе хихикать, боясь разозлить этим Чонгука. Всё ещё его Чонгука. Хоть и дикого. Намджуна это немного отрезвляет, позволяет вспомнить, кто он такой. Альфа, вообще-то. Старший товарищ для этого пиздюка, который распрощался со своей и так не очень-то умной головой из-за какого-то гона. А ещё он мужественный, привлекательный, горячий и ни чем не уступает трахающему его человеку. Ни в силе, ни в размерах. Даже если феромоны Чонгука подавляют его, даже если сам Чонгук страшный до чёртиков. Он облокачивается на локти, приподнимаясь, чтобы прогнуться глубже и чувствует как член скользит дальше, распирая его изнутри. Он слышит как пыхтит Чонгук – явно сдерживаясь, чтобы не навредить ему, и это ещё больше укрепляет его уверенность, так что он выпрямляется, теперь распределяя весь свой вес на колени, так чтобы прижаться к Чонгуку спиной. И эта поза сразу же волнует их обоих. Потому что у Чонгука горячее тело и дыхание, потому что у Намджуна вкусная шея и красные ушки. Потому что это очень близко, когда Чонгук входит глубже, толкаясь до упора. Очень интимно, когда Намджун почти беззвучно стонет, широко открывая рот в попытке поймать воздух. — Боже, — Чонгук замирает в нём и Намджуну кажется, что он переполнен. На пробу он кладёт себе руку на живот и ведёт вниз, чувствуя небольшую, еле осязаемую выпуклость. Это поражает его. Настолько, что глаза захлопываются под дрожащими ресницами, пока по коже ползёт табун мурашек. Чонгук заинтересованно смотрит на его живот через плечо и Намджун очень хочет показать ему это. Берёт его большую ладонь в свою и опускает на то же место, где только что была его собственная. И это приводит Чонгука в восторг. Его глаза расширяются, он любовно оглаживает медовую кожу, понимая, что хотел показать ему Намджун. Он не отрывает взгляда от своей ладони, прикусывает плечо и целует старшего в висок. Такое ощущение, что из него выбили всю злость, подаренную гоном. Он глубоко внутри Намджуна, его хëна, и, боже блять. Стон сам рвётся из его горла. Он всё ещё не двигает бёдрами, как и Намджун не шевелится тоже, они просто стоят на коленях вот так, прижатые друг к другу вплотную и наполняют комнату громким дыханием. Потому что это абсурд. Это поражает. Чонгук сглатывает накопившуюся слюну и легонько давит на выпуклость под его рукой. Просто интересно. Намджун ворчит в ответ, не очень довольный, но его дырочка сжимается, поэтому Чонгук делает так ещё раз – просто коротко надавливает на живот. — Н-не надо, — Намджун поворачивает к нему голову, — не делай так больше. Большая ладонь Намджуна ложится поверх чужой и отодвигает её ниже, к изнывающему члену. Его смазка теперь капает на простыни. Чонгук не хочет так поощрять его. Хочет дать ему больше, поэтому не позволяет положить свою руку туда, куда хочет старший. Вместо этого останавливается на полпути, тянет к головке два пальца, опуская их на уретру и собирает выступивший предэякулят. Намджун смотрит на это из-под прикрытых ресниц, подрагивая, и вымученно хнычет, когда Чонгук спустя мгновение отрывает пальцы. Младший проносит влажные от смазки пальцы мимо него и, широко открывая рот, опускает себе прямо на язык. Смыкает губы, посасывает, смакует и довольно урчит, пробуя смазку Намджуна. «Грязно.» – думает Намджун. Молчит, оставляя мысли при себе. Тишина, разбавленная их горячим дыханием и причмокиванием во рту Чонгука, возбуждает куда больше любых слов. Чонгук освобождает рот, опуская руку и обхватывая ею Намджуна поперёк груди и вытягивает шею через его плечо, чтобы лучше видеть лицо старшего. Намджун оборачивается, ловя его взгляд своим. Они дышат в унисон, размеренно, пока Чонгук не делает первый толчок. Намджун не отворачивается и не закрывает глаза, но веки всё равно дрожат под быстрым морганием, а брови заламываются в пошлом выражении лица. Чонгук толкается ещё. Ему хочется впиться поцелуем, зажмуриться, потерявшись в ощущениях, но у Намджуна в глазах вызов. Он сквозь влагу выступивших слез смотрит на него не отрываясь, принимая и третий, и четвёртый толчок. Так что Чонгук скрипит зубами и смотрит тоже. Медленно входя и выходя из хёна, пытаясь сломать его решимость. Ему хочется... Хочется, чтобы Намджун рвал и метал под ним, чтобы умолял его. Он обязательно позже покопается в себе на тему садизма, аминь, сейчас не до этого. Его толчки всё ещё медленные, почти нежные. Теперь тишину прерывают и шлепки бёдер о задницу и редкие стоны, пропускаемые Намджуном. По щеке старшего стекает одинокая слеза, и он сам себя не понимает. Ему не грустно, чтобы плакать. Не грустно, но как-то слишком. Зато это ломает решимость Чонгука. Намджун раскатисто смеëтся, наплевав на обстановку вокруг него, потому что Чонгук, увидев его слезку, матерится ему прямо на ухо и сразу же припадает к ней губами, а потом и вовсе заставляет прикрыть веки, потому что принимается выцеловывать влажные глаза. Намджуну смешно, потому что озверевший Чонгук, не способный связать сейчас пары слов, всё равно ловит все эти «особенные» моменты через взгляды и проигрывает Намджуну всего из-за одной его слезинки. Это всё мило, он милый. В отличии от своего члена. Намджуну приходится перестать смеяться, потому что Чонгук явно нарочно ускоряется, пытаясь заткнуть его. Ему, очевидно, трудно двигаться быстро в такой позе, так что он больше не милый вовсе – отлипает от старшего и толкает в спину, из-за чего Намджун опять падает в простыни лицом. Ким сколько угодно может быть самым умным, самым надёжным и самым горячим мужиком на свете, но это Чонгук сейчас глубоко в нём. Заставляет спрятаться в сгибе своих локтей, потому что иначе слишком хорошо слышны мелкие, высокие постанывания, вырывающиеся каждый раз, когда Чонгук двигает бёдрами вперёд. У Чонгука они большие, натренированные. И теперь ему удобно входить и выходить размашисто, с силой врезаясь в поджарое тело старшего. Так ломается и решимость Намджуна тоже. С членом глубоко внутри него и руками на его заднице. Его трахают очень быстро и грубо, в то время как его член уже очень давно нуждается в прикосновениях. Головка налилась и покраснела, покачивается в воздухе от движений. Чонгук наклоняется к старшему, прижимаясь к его спине, так что теперь Намджун может слышать и его низкие постанывания тоже. — На-мджуни-хён, боже, — низкий, рычащий голос заставляет Намджуна открыть рот широко, хватая им воздух, — идеально... Для моего узла то, что нужно. Это всё, на что хватает Чонгука. Максимум информации, которую он сейчас может выдать. Намджун очень хочет дотронуться до себя, пользуется тем, что младший уткнулся лбом в его загривок, старательно двигая бедрами. Он аккуратно тянет одну руку вниз – не то что уверен, но из-за того, как Чонгук всё это время обходил его явно нуждающийся в прикосновениях член, кажется, что он был бы против, увидев, что Намджун себя касается. Поэтому он действует потихонечку. Просто на всякий случай. Чонгук действительно очень занят, растрахивая его дырочку. Не замечает как ладонь Намджуна перемещается от его головы вниз, до его живота. Зато он отлично замечает как Намджуна подбрасывает, и он стонет на всю комнату, стоит его крепкому кулаку обхватить себя вокруг твёрдой плоти. И то, как Чонгук замирает, прекращая движения и выпрямляясь над ним, даёт понять, что идея была не самая лучшая. — Сука, — Чонгук не рычит и не ругается, просто называет Намджуна сукой. Нормально ли, что от этого разъезжаются ноги в коленях? — ты что, блядь, не можешь потерпеть? — О, кажется, к кому-то вернулась способность разговаривать. Намджуна хватают большие руки, отнимают ладонь от члена и он низко хнычет, действительно отчаянно, потому что ему уже давно слишком. Чонгук это совершенно игнорирует, заводя руки за спину и удерживая их своими двумя, из-за чего старшему приходиться упасть ниже, облокачиваясь только на лицо и грудь, выставляя задницу ещё развратнее, чем было до этого. И если Намджун думал, что Чонгук не щадит его – он явно ошибался. Теперь член входит в него с таким размахом, что упругие половинки пружинят каждый раз, а яйца младшего громко шлёпают по ним. Его дерут долго и тщательно, пока Чонгук не переходит на более короткие толчки, ускоряясь, что значит, что он близок к оргазму и Намджун ненавидит себя за мысль о том, как сильно он хочет попробовать альфий узел глубоко внутри своей дырочки. Ненавидит, но не может перестать об этом думать. Разве его тело может принять что-то больше того, что уже находиться внутри него? Он чувствует, как член Чона уплотняется, шире раздвигая горячие стенки и стонет откровенно, во все горло, подводя Чонгука к пику намного быстрее. Младший замедляется, когда узел начинает набухать, делая пару последних ленивых толчков и вторит стону Намджуна. У него перед глазами рассыпаются звёзды – как это упоительно хорошо. Голова сразу же прочищается: уходит звон в ушах и мысли встают на свои места. Он видит нормально. Он слышит чётко. Он всем телом ощущает сжавшегося вокруг его узла Намджуна, его хёна, который прерывисто тянет какую-то жалкую ноту, кончая, так и не дотронувшись до себя. — О господи, хён, — Чонгук тянет на себя его руки, схваченные за спиной, что приподнимает Намджуна так, чтобы младший мог перехватить его одной рукой поперёк груди, лаская кончиками пальцев сосок и, наклоняясь головой, начать облизывать красное ушко, чтобы сделать оргазм дольше и ярче. Намджун подрагивает, напрягаясь всем телом в его объятиях. Он такого никогда не чувствовал. Никогда не ощущал влагу в глазах от оргазма, никогда не дрожал от этого всем телом и уж точно впервые испытывает сухой. Он немножко хнычет, когда оргазм отступает. Теперь он отчётливо чувствует гигантский узел внутри себя, с которого не сняться, никуда не деться – он просто распирает изнутри. Чувствует тёплые ладони Чонгука на себе и его влажные губы, расслабляется, выдыхая, и лениво поворачивает к нему голову. Его волосы взмокшие, а взгляд плывёт, но и Чонгук выглядит не лучше. На самом деле, встречаясь с ним взглядом, младший выглядит теперь менее диким. — Ч-чонгук, — Намджун еле хрипит своим басом, — ты... Как ты? — Боже, Намджуни-хён, — младший улыбается во весь рот, — даже в такой ситуации первое, что ты спрашиваешь: «Как ты?» — Вот не надо, ты сначала помирал у меня в коридоре, потом озверел, потом дал себя трахнуть, а потом снова озверел, — Чонгук поджимает губы в немом согласии, — логично спросить, как ты. — Я, эм, — Чонгук немного сбивается, пытаясь принять положение поудобнее, на что Намджун шипит от дискомфорта, — может, попробуем прилечь? «Попробуем» – кидает в ответ и младший аккуратно опускает их на простыни, сначала заваливаясь всем телом на Намджуна, а потом тихонечко переворачивая их набок. Каждое движение узла внутри заставляет старшего подрагивать. Это явно куда больше, чем он может вместить. Когда Чонгук укладывает их, всё, о чём он жалеет, что в такой позе почти невозможно поцеловать Намджуна, не свернув шею, поэтому принимается целовать мокрую макушку перед его лицом. — Так как ты? — Сам видишь, мне лучше. — Ну, разговариваешь ты снова как человек, ура, — он бы с радостью сказал это раздражённо, но всё его тело так устало, так хорошо расслабилось на большом узле Чонгука после крышесносного оргазма, что он не собирается искать в себе силы на язвительность. — Точно, — Чонгук хихикает, — я могу здраво мыслить, но, честно говоря, не чувствую, что возбуждение куда-то ушло. Намджун тяжело вздыхает. — Ну, мне, как правило, нужно завязать хотя бы парочку узлов перед тем, как уйти на перерыв перед следующей волной гона. — Ох, вот как. Как думаешь, когда мы сможем двигаться? Я слышал, узлы спадают минут пять. Это заставляет Намджуна задуматься: — На самом деле, это очень усреднённое время. В основном это зависит от размера узла. Один мой товарищ как-то хвастался мне, что его узел впервые в жизни продержался девять минут, в то время как у меня, например, никогда не уходило на это менее пятнадцати. Он не собирался хвастаться, но ему льстит, что Чонгук давится воздухом от удивления. — Тогда мой узел спадёт, видимо, только к вечеру. — Потому что у тебя всегда всё слишком? — Ага. Они пересмеиваются, однако, Чонгук, вероятно, прав. И фу. Лежать без дела, когда твою задницу переполняет другой альфа – кажется не очень привлекательным времяпрепровождением, что он и озвучивает младшему. — А мне нравится. Чувствую себя очень правильно в твоей заднице, — Чонгук пошлёпывает его ладошкой по бедру, за что получает раздражённое фырчание, — просто ты вонючка, хён, лишь бы поворчать. — Засранец. Ты за сегодня нагрубил мне больше раз, чем за последний год. — Не моя вина, что ты даёшь на то повод, — теперь уже Чонгука шлёпают, правда, по затылку, — ау. Намджуна осеняет мысль. Он перестаёт дышать от волнения и тянет руку к своему животу. Если ранее он чувствовал лёгкую припухлость всего от члена Чонгука, то как будет ощущаться целый узел? Это полностью захватывает его разум. Он прямо сегодня вечером проведёт анализ над собой на тему перевозбуждённости из-за узла мелкого внутри себя. Вечерочком. Сейчас он медленно, растягивая удовольствие, прикладывает сначала подушечки пальцев, потом больше – фаланги, а после опуская всю ладонь. Они с Чонгуком мычат одновременно. — Пиздец. — Пиздец. Звучит так же одновременно. Чонгук прикладывает руку рядом с чужой. — Будто ты уже носишь моих щенков. Чонгук говорит вообще не думая, у него рот слюной переполняется от происходящего. — Щенков? — у старшего начинают слезиться глаза. Никто не говорит «щенков» уже несколько веков, наверное, так точно, если не считать дешёвое порно, — это слишком много, Чонгук, — на него неожиданно накатывает беспокойство, его живот и правда выпирает, заполнен до предела, — Чонгук, Чонгук-и. Он беспокойно повторяет имя младшего, в попытках найти опопру. Ему действительно непривычно. Это всё кажется странным сном. Как сперма может быть так глубоко в нём? — Хён, — спокойный голос отрезвляет, — успокойся и не двигайся, мой узел спадёт и всё будет отлично, да? Тебе ведь даже не больно сейчас, так? — Т-так. — Вот, чего распереживался, как маленький, — его целуют в висок и укутывают в тёплые объятия. Чонгук подцепляет пальчиками откинутое ранее одеяло, чтобы накрыть их, — поспи немножко, ты очень устал. — Угу, — его самого бесит это слащавое, почти детское «угу», но Чонгук такой обходительный и такой умный, каким никогда не казался, так что он позволяет себе эту слабость, зная, как будет ругать себя позже. Чонгук весело хмыкает и поглаживает влажные от пота пряди. В воздухе всё ещё стоит сильнейший запах яблок. Ему становится интересно и он принюхивается к Намджуну. На самом деле, его запах тоже слышен, просто смешался с чонгуковым слишком сильно. Вместе они звучат неплохо. Чонгук не знает, какую ещё дать оценку, потому что дуб Намджуна почти не слышен, его жаренные каштаны стали больше походить на свежий хлеб и вот он, вперемешку со слащавыми и переспевшими яблоками Чонгука – ну, нормально, что ли, звучит. Как шарлотка. Чонгук сам себе хихикает, мысленно прозывая Намджуни-хёна в голове Шарлоттой и замечает тихое посапывание с его стороны. У него есть пять минут на умиления, пока посапывания Намджуна не перерастают в громкий храп. Это его хён. Храпит, как паровоз, с его узлом внутри. Чонгук смеётся тихонечко снова и думает, что хотел бы всю волну провести со старшим. Хотя бы одну. Он так надеется, что Намджун позволит ему и это. Он и так слишком много сделал для него сегодня. И всё же. Кажется неправильным вот так его отпускать. Лёжа в кровати и прижимая к себе большое тело Намджуна, он отчаянно пытается найти что-то особенное в их смешавшемся запахе. Ему хочется выть, но, сколько бы он не старался – это просто хлеб и яблоки. Пожалуй, даже не шарлотка. Хочется... Зацепиться за что-то, найти хотя бы в их запахе подтверждение того, что они подходят друг другу, хоть и оба альфы. И всё же хлеб и яблоки. Спустя ещё полчаса он чувствует как узел начинает опадать. Это, к его счастью, не тревожит сон старшего, потому что не смотря на то, что узел только начал расформировываться – его возбуждение никуда не уходило всё это время. Это подло, так подло, но он так же не хочет терять шанс завязать ещё один узел с Намджуном. Он самый ужасный человек на свете, да. И всё же он старается как можно аккуратнее выйти из Намджуна, чтобы дать всей сперме вылиться и не разбудить его. Чавкающий, ужасающий в своей пошлости звук разносится по всей комнате. Чонгук отодвигается ещё немного, выходя полностью из старшего и выдыхает. Намджун только фыркнул, задрал ногу в колене, обнимая подушку, и захрапел дальше. Младший не может отказать себе в соблазне. Вылезает из-под одеяла и оголяет хёновы ягодицы тоже, чтобы посмотреть на вытекающее семя. Боже, как это замечательно. Он подставляет пальцы, собирая густую струйку с кожи и нежно собирает её назад, проталкивая пальчики внутрь. Они входят легко, без сопротивления. Он играется ещё немного, зачарованно оглаживая ребристые стенки ануса, то выпуская, то обратно проталкивая свою же сперму. Её много, она очень тёплая и густая, как-то слишком идеально выглядит на заднице Намджуна. Голова немножко мутнеет от возбуждения, он заигрывается, прикусывая ягодицу и приподнимая старшего за попку, раздвигает половинки, чтобы вся сперма вытекла наверняка и освободила место для новой порции. Намджун, безусловно, от этого хамства просыпается. Не сразу понимает, где он и как он. Чувствует, что его член стоит по стойке ровно и чувствует большие ладони, сжимающие его сзади. О боже. Он постанывает и разлепляет глаза, удивлённо понимая, что горячее нечто между ног, которое он почувствовал – это сперма Чонгука, которая не без помощи его же пальцев выходит из разработанной дырочки. — Чонгук, бля, какого ху- Его грубо обрывают, но это не новость для сегодняшнего дня. Чонгук не даёт ему договорить, переворачивая на спину и одним слитным движением входя в него на всю длину. Намджун выгибается и широко раскрывает глаза от удивления. Ему никто не даёт привыкнуть, через секунду его длинные ноги уже закинуты на широкие плечи другого альфы, пока сам он теряет себя от сильных толчков. — Доброе утро, хён. — Ах ты-а! — голос срывается от того, как его насаживают уже второй раз за сегодня, — Сука. — Ну-ну. Прошло целых полчаса, мне нужно завязать новый узел, — Чонгук пыхтит, перекладывая обе ноги на одно плечо, чтобы удобно придерживать их одной рукой и наклониться, меняя угол проникновения, теперь точно попадая по простате куда чаще, — я не нашел под рукой ничего более подходящего, чем твоя дырка. Намджун плачет от унизительных слов скорее от того, что они ему нравятся. Извивается, и позволяет грубо брать себя. А Чонгук искренне наслаждается сказанными собой же гадостями. Потому что грубить никогда нельзя было. Но что ему может сделать Намджун, когда он долбит его в задницу? — Я смотрю, тебе это прям доставляет, да? — Чонгук унизительно посмеивается над тем, как член Намджуна подрагивает на каждое слово, — Ох, хëн, какой же ты бесстыдный. Намджун натурально дуреет, сильнее выгибаясь всем телом. Ему так тупо от того, что Чонгуку он нужен просто из-за гона и из-за его дебильного узла. Так тупо, но он всё равно рвано выстанывает его имя и тянется с поцелуем в припухшие губы. И его начиняют ещё одним крепким узлом, несмотря на сорванный голос и слезы. И ещё одним через час, когда он уже и сам себя то не особо помнит. И ещё раз он отсасывает Чонгуку, несмотря на то, что тот и не собирается больше завязывать узлы, а просто кончает ему на щёки, пренебрежительно похлопывая по ним тяжелой головкой и ухмыляясь, глядя прямо в глаза. Безобразие. Ещё хуже то, что он от этого позорно кончает себе в кулак, вылизывая Чонгука, пока тот рассказывает ему о том, как классно трахать альфу, потому что Намджуна, в отличие от всех его предыдущих любовников, ему совсем не жалко. Это, может быть, и было бы обидно, но Намджун понимает, о чем он. Ему не страшно переборщить, потому что если Чонгук зайдёт слишком далеко, то сразу улетит нахуй. У него всё ещё нет никаких фактических преимуществ над Намджуном. Он чисто физически не может сделать что-то, что не понравится старшему. Намджун снова вырубается, теперь уже на пару с Чонгуком, который захотел сохранить в нём свою сперму, так что кончил внутрь ещё раз, затыкая истекающую, распухшую дырочку своим членом и обнимая всем телом Намджуна. А спорить с заносчивым эгоистичным мелким, который ещё и в гоне – себе дороже. Ощущение члена внутри уже кажется привычным. Его дырочка подрагивает вокруг крепкой плоти, когда он постепенно засыпает. *** Намджун просыпается первый, моргает, немного ахуевая и выпускает громкое, раздосадованное: «Ебанись». Чувствуя себя безбожно грязным и растерзанным. У него болит поясница, пересохло во рту, а его задницу распирает нечто большое и ужасное. Чонгук от этого просыпается сразу следом, вскакивая, как солдатик по свистку, из-за чего его член выскальзывает из дырочки. Они оба шипят из-за этого резкого движения. — Убей меня, — Намджун хнычет, растирая руками лицо и приподнимаясь следом. Чонгук фыркает, вскакивая с кровати на ноги и осматривая комнату. Он то отлично себя чувствует, готов хоть на гору лезть. Его первая волна, судя по всему, прошла, и он в жизни не чувствовал себя более обновлённым. Способным на что угодно. Урчание в животе заставляет задуматься о том, что, прежде всего, стоит покушать. Он подходит к шкафу Намджуна, чтобы найти там для себя чистенькие трусы, но по пути натыкается на открытую бутылочку яблочной смазки самым неудачным образом – наступает на небольшую лужицу лубриканта, вытекшего из неё. — Блять, — кидает себе под нос. Он осматривает комнату ещё раз: разбросанная одежда, аптечка растерзанная валяется у телевизора и всё постельное бельё сбито на кровати. И там Намджун, сидит. Укутался в одеяло и смотрит на него недовольно. Похож на насупившегося медведя. Вдох – и Чонгуку кажется, что он поймал сердечный приступ. Или аритмию. Или что там бывает, когда сердце нихуя не бьётся нормально. Зато ему ясен приоритет. — Хён, — он подходит и выкутывает его из одеяла, нежно проходясь руками по горяченной коже, — пойдём искупаемся? Намджун угукает и аккуратно приподнимается, вставая и тут же шипя. — Пиздец, как же всё болит. Чонгук подхватывает его под подмышкой и помогает дойти до ванной комнаты. Намджун уже спустя пару шагов стонет и растекается по плечу Чонгука выдавая тихое: «Всё, устал». Поэтому приходится закинуть его себе на спину и под довольные «ы-ы-ы» старшего донести до нужной комнаты. Он ставит его на ноги перед раковиной, чтобы он мог умыться пока Чонгук отходит, чтобы собрать их грязную одежду и закинуть в стиралку. И, боже, Намджун не хотел бы видеть в зеркале своё отражение. Опухший, потрёпанный и заспанный. У него потрескались губы, а всё тело, которое отлично видно, так как он абсолютно голый, покрыто укусами и красными пятнышками. Несколько засосов красуются даже над пупком и на боках. Поразительно. — Страх какой, — он ворчит под нос, трепля свои волосы, пока не слышит сзади смешок, — чего уставился? Он видит в зеркале Чонгука, который стоит со скрещенными руками, опираясь на стиральную машину попой, и улыбается одним уголком губ. Скалится. Его взгляд быстро уходит от лица Намджуна, скользя вниз. Намджун чувствует его на своей широкой спине, на поясничных ямочках, на заднице. Чонгук в зеркале облизывается, лаская глазами длинные ноги, отчего Намджуна пробирают мурашки. Теперь, когда его взгляд так долго прикован к Чонгуку, он может заметить царапинки на его плечах и исписанную засосами шею. Младший выглядит великолепно, с этим своим аполлоновским телом и дерзким взглядом. Таким людям, как он, точно не нужна одежда, чтобы произвести хорошее впечатление. Было бы неплохо видеть его так почаще. Чонгук хмыкает ещё раз и отталкивается от машинки, подходя к Намджуну. Он не уверен, что в данный момент дозволено, а что нет, но он видит влажные беленькие дорожки, которые ведут от дырочки Намджуна почти до его коленок и не может удержаться. — Тебя действительно нужно помыть, — Чонгук прижимается к его спине, опуская ладонь на округлую ягодицу, что заставляет Намджуна прикрыть глаза и коротко вдохнуть, — хён. Младший припадает губами к скуле и ведёт двумя пальцами ниже, проминая кожу. Намджун прерывисто дышит, а его дырочка невольно подрагивает в предвкушении, когда он чувствует на ней подушечки чужих пальцев. Чонгук нежно проникает пальчиками внутрь, чувствуя там свою ещё тёплую сперму и мурчит Намджуну на ухо. Он двигает ими вперёд и назад, позволяя всё большему количеству семени вытечь. Это невыносимо, так что Намджун поворачивается к нему лицом, впиваясь с поцелуем и притягивая к себе. Его член уже стоит, как и у младшего, так что он особо не ждёт, окольцовывая их вместе своими руками. Его очень раздражает, что Чонгук веселится, улыбаясь в поцелуй, и он принимается играть с его уретрой, чтобы тот прекратил. Дальше это быстрый процесс: под грубые движения и мокрые поцелуи. Чонгук расстраивается, когда его выпинывают из душевой кабинки, не соглашаясь мыться вместе и злой идёт расправлять постельное бельё на кровати, застилая её найденным глубоко в шкафу пледом. Он убирает разлившуюся смазку и собирает аптечку, ставя её на место. Находит свой телефон и идёт на кухню сначала залпом выпивая два стакана воды, а потом плюхаясь на табурет у кухонной стойки и снимая блокировку. Судя по всему, они трахались весь день и проспали всего ничего, едва часа четыре, потому что сейчас только восемь вечера. Он скипает уведомления о сообщениях от пары одногруппников с вопросами придёт ли он сегодня на пары и пропущенный от мамы. Быстренько катает ей сообщение, что с ним всё хорошо и он у Намджуна. Со стороны ванной слышится щелчок и Чонгук поднимает голову на звук. Намджун... Красивый. Широким вальяжным шагом проходит на кухню, шлёпая босыми ногами и подсушивая маленьким полотенцем волосы. На нём по прежнему ничего нет, только крупные капельки, стекающие по груди к торсу. И ниже, на лобок и мягкий, аккуратный член. Чонгук понимает, что засмотрелся, когда Намджун, выпив воды, подходит к нему, нависая над ним сверху. Капли с его волос и подбородка падают прямо Чонгуку на нос и на приоткрытые губы. Намджун не смеётся над ним и над его идиотским выражением лица, просто пристально смотрит в глаза, пока его горячее дыхание попадает младшему на щёки. Его глаза со змеиным разрезом завораживают. Чонгук чувствует скопившуюся слюну во рту, но не может заставить себя даже сглотнуть её. Вдыхает поглубже воздух и чувствует сквозь гель для душа уже привычный хенов запах. Дуб и жаренные каштаны. С оставшимся привкусом переспевшего яблока. Который всё ещё кажется просто лишним. Просто не подходящим. Чонгук не знает, о чем Намджун думает, но надеется, что не об этом. Намджун выпрямляется, отстраняясь от него. Его брови лишь на мгновение хмурятся, прежде чем он ласково опускает полотенце со своей головы на плечо Чонгука. — Ванная свободна. Иди купайся, Чонгук. Намджун уходит в комнату, а Чонгук не может сдвинуться с места, сжимая пропахшее старшим полотенце в руке. Теперь он видит, что несколько капель с Намджуна попали ещё и на экран телефона. Стирает их пальцем, но на нём тут же появляются новые. Стирает ещё раз и ещё раз. Плечи подрагивают в такт комку в горле. Он не знает как ему теперь быть. *** Вечер проходит неплохо. Насколько это возможно в данной ситуации. Чонгук приносит еду из ресторанчика в соседнем доме, Намджун рассказывает о том, что у всех разный цикл но, вероятно, у Чонгука есть ещё несколько часов до новой волны. — Так ты... У тебя есть кого позвать? Намджун ковыряет палочками свою лапшу, уставившись в тарелку. Это хорошо, потому что так он не видит, что Чонгук вздрагивает. — Конечно. — Просто я переживаю и- — Не переживай об этом, — Чонгук обрывает его резко, что заставляет Намджуна поднять на него взгляд. Гляделки длятся не долго, Чонгук почти сразу же опускает глаза и сам, прячась от хёнова взгляда. Это неловко. Очевидно, что это так и для Намджуна тоже, потому что он даже не доедает свою лапшу, будучи обычно тем ещё обжорой, когда говорит, что уже поздно и Чонгуку пора бы идти. Чонгук шагает медленно, еле переставляя ноги, чтобы оттянуть момент своего ухода, и Намджун идёт в том же темпе, провожая его до коридора. Надев свои ботинки и одолжив у старшего куртку, он двигается в сторону, пропуская к двери Намджуна, чтобы тот её открыл. Он задерживается рядом с Чонгуком, нервно облизывая губы и неуверенно приобнимая, похлопывает по спине. Чону так хочется поцеловать его сейчас. Бредово, конечно. Он даже не обнимает друга в ответ, сжимая кулаки. Дверь за ним закрывается очень быстро. *** Намджун выбегает из коридора, сразу же распахивая все окна и двери в квартире. Сквозняк быстро разбавляет свежим воздухом концентрированный запах яблок. Немножко непонятно куда себя деть, поэтому он девает себя на кроватку, забираясь на неё с ногами. Тупой Чонгук любезно её заправил, но не поменял постельное бельё, перепачканное в телесных жидкостях. Намджун морщит нос, обнаруживая это и без остановки ворчит, кидая грязные простыни и испачкавшийся плед комком в угол и застилая новый комплект. Младший выглядел отвратительно, когда уходил. Вероятно, если Намджун сейчас подойдёт к зеркалу, то увидит то же самое. В его спальне абсолютно всё провоняло Чонгуком, из-за чего в голове сразу же всплывают картинки уходящего дня. Узлы, задница Чонгука, липкая смазка – это всё кажется бредом. Будто недавний, свежий сон. Похожий на те, которые снятся в пубертате, только более детализированный и логичный. И без участия той девочки из аниме с сиськами четвёртого размера. Он глубоко вздыхает и растягивается по кровати, понимая, что все его мышцы до сих пор ломит. Особенно бёдра и поясница – будто приседал и тягал тяжести весь день. Он проебал на сегодня все дела, зато «повеселился» на славу. Честно, он и сам не знал, что способен на что-то подобное – это нонсенс. Он бы мог сказать, что было интересно увидеть своего друга с такой стороны, если бы это не было так странно. Реально странно. Более того, было неплохо. Если не сказать великолепно. Блять, просто лучший секс за всю его жизнь, от воспоминания о котором хочется пошире раздвинуть ноги и захныкать. Ужас. Теперь, когда у Чонгука будет вторая волна, рядом с ним будет кто-то более подходящий. Он бы волновался за бедную бету. Или омегу. Или кто там будет принимать его узлы, что Чонгук снова сойдёт с ума и одичает, но, как правило, вторая волна намного слабее первой. К тому же, Чонгук пообещал забежать в аптеку за таблетками, чтобы принять их, если почувствует себя плохо. — Кто-то более подходящий, хах? Он шепчет сам себе, что всё равно кажется слишком громким, потому что мысли о том, что что-то не так, кажутся слишком неправильными, чтобы их озвучивать. Было верным решением отправить Чонгука домой. Они точно сделали всё правильно. И, несмотря на то, что куда нормальнее будет ему провести гон с кем-то другим, у них было что-то... Он не знает, что у них было. За исключением гона, у них была быстрая дрочка в ванной. С поцелуями. А потом Чонгук тихо плакал на кухне, думая, что его не слышно. И это всё сбивает с толку. Есть ли хоть одна причина, по которой Чонгук должен был остаться? Пожалуй, что нет. Есть ли хоть одна причина, по которой Намджун выбегает в коридор, накидывая по пути первый попавшийся кардиган и натягивая кроссовки? Возможно. Он хватает ключи и телефон, спешно распихивая их по карманам, и выбегает на улицу. Торопится, иногда спотыкаясь о свои длинные ноги, направляясь по привычному маршруту. Транспорт ждать бесполезно. Чонгук, вероятно, уезжал на последнем автобусе. Намджун спешит, подгоняемый неприятной фантазией о члене Чонгука в каком-нибудь сладком парнишке. Ещё хуже если это девушка – на таком фоне он настоящая горилла. Сам он в гоне предпочёл бы горилле девушку. На его нос капает одинокая капелька. За которой следует ещё две, пока небо не разражается грохотом. Дождь. Даже ливень. Намджун хохочет на всю улицу, позабавленный чувством юмора вселенной, и принимается бежать со всех ног. Он любит совпадения, даже такие неприятные. На горизонте виднеется нужный дом, и он неосознанно всё больше замедляется по мере приближения к нему. Останавливается полностью у двери в парадную. Тяжело дышит после длительной пробежки и стряхивает капельки с лица. Он не знает, что сказать то вообще. Он не знает, нужен ли он сейчас Чонгуку. — С вами всё в порядке? — он слышит над собой высокий голос, на который поднимает голову. — Красотка, — выпаливает первую реакцию до того, как успевает подумать и безбожно краснеет, расправляясь в плечах. — Простите? — девушка хихикает. — Кхм, — он смущённо отводит взгляд, — д-да, я в порядке, спасибо. — Просто вы стоите тут один, скорчившись и тяжело дыша. Я подумала, что вам, возможно, нужна помощь. — Это очень чутко, благодарю. Она снова хихикает, смотря прямо на него и держа руку на дверной ручке. — Так вы заходите или просто встали под козырёк дождь пережить? У Намджуна адски быстро стучит сердце. — Захожу. Хорошо, что в стареньком доме Чонгука почти всегда открыта дверь – было бы неловко звонить ему сейчас с просьбой впустить. Он, как и девушка, проходит внутрь, к лифту, и она первая тянется к скрипящей, перегоревшей сто лет назад, кнопочке. Удивительным совпадением оказывается, что им нужно на один этаж, и Намджун волнительно сообщает: «Пожалуйста, не подумайте, я не подозрительный, мне действительно нужно на тот же этаж, что и вам.» Потому что понимает, что ситуация может показаться небезопасной для девушки в такое время суток, но она только улыбается в ответ, благодарно кивая. Удивительным совпадение становится всё меньше по мере того, как Намджун, вышедший из лифта за девушкой, видит как она останавливается ровно у чоновой квартиры. Нет-нет-нет. Она подносит тонкое запястье к дверному звонку, но еë успевает остановить подлетевший Намджун. — В чём дело? — и вот теперь она действительно напугана. Намджун чувствует себя ужасно, но он точно не хочет оставлять Чонгука на неё. Только не с ней. Не с девушкой, которая будто вышла с обложки журнала с приятным характером и в опрятной одежде. Ни за что, потому что в такую совсем не сложно влюбиться. — Уходите. Его голос звучит не грубо, но всё равно заставляет её вздрогнуть. Боже, он и правда пугает её до чёртиков. — Не понимаю, почему я должна... — Прошу вас, уходите, — боже, он без понятия что сказать, — Чонгук не свободный альфа, — выпаливает первое, что приходит в голову. Её брови летят вверх и можно сказать, что она возмущена. По крайней мере, больше не напугана. — Но он позвал меня сам! С чего бы мне теперь уходить? — она напирает на него так сильно, что теперь он чувствует её запах. Сладкий, похожий на жвачку. Чонгук обожает яблочные жвачки, со средней школы коробками их скупает. Странно, но это ни разу не ломает решимость Намджуна. Он то никогда жвачки не любил. — Я сказал, — Намджун напирает в ответ, обнаруживая, что они почти одного роста, что кажется крайне непривычным, — убирайся отсюда. Он почти рычит, глядя в сверкающие обидой глаза напротив. — Я не знаю, кто вы, но я ему всё расскажу, — фыркает. — Отлично, рассказывай. Где-нибудь в другом месте. Уходи. Ему немножко мерзко от себя же, но злость разжигает грудную клетку на пару со страхом. Потому что ему до дрожи страшно, что она не уйдёт. Что Чонгук оставит её, прогнав его. — Козёл. Девушка громко топает своими берцами к лифту, явно вне себя от злости. А Намджун наконец выдыхает. Ждёт, пока уедет лифт, чтобы нажать на кнопку звонка. Его сердце замирает, когда он слышит шаги за дверью и щелчок замка. — Хён? — Чонгук выдыхает удивлённо, — Но почему... Как ты тут оказался? — На самом деле я- — Боже, ты весь мокрый! — мерзкая привычка перебивать людей, — Хён, ты же знаешь, что у меня скоро новая волна и я... Ну, я позвал подругу, она вот-вот должна прийти. — Типо того, — он кивает, рассматривая свои промокшие кроссовки и кидая на Чонгука короткие взгляды. Намджун не уверен, что сказать. Большой Чонгук в одних домашних серых трениках – это привычный вид, от которого теперь пересыхает во рту. — Типо того? — он мнётся с ноги на ногу, — Прости, я не очень понимаю, что ты тут делаешь. — Я прогнал её, Чонгук, — Намджун наконец смотрят прямо в глаза, — она была тут, но я сказал ей уходить. Он видит, что у младшего приоткрывается рот и сжимаются кулаки в карманах его штанов. — И почему же ты её прогнал? — он не двигается, разговаривая еле слышно. Как будто сам своего вопроса боится. — Потому что не хочу, — Намджун подходит сам, нежно укладывая ладонь на немного колючую из-за щетины скулу, — не хочу, чтобы ты проводил гон с ней. Чонгук усмехается ему прямо в губы, роняя тихое «Ёбнутый» перед тем, как затянуть его в глубь своей квартиры.