Needy and thirsty

— Знаешь, поначалу я думал, что ты только во время гона такой говнюк, но как же я ошибался. Намджун фырчит, пытаясь натянуть на вторую ногу разноцветный чулок и не завалиться на бок. — Просто надень уже это, — Чонгук проходит мимо комнаты, дожевывая банан. Альфа, натянув, наконец, эти чертовы чулки, берёт в руки мягкие красные шортики с отвратительно пошлым белым помпоном на попе и растерянно рассматривает их, испытывая муки выбора. Это полный пиздец, он ни за что такое не наденет. Не надел бы, но мелкий выглядел таким счастливым, притащив этот аккуратный маленький пакетик из специфического магазина. А ещё, Намджун задолжал ему на днях пол-ляма вон, так что... Отчаянно выругиваясь под нос и зажмуривая глаза, он спускает свои удобные домашние шорты, чтобы заменить их на эту... Тряпку. Они действительно плотно сидят на нём, не остаётся места даже для нижнего белья. И он может чувствовать как толстая ткань впивается в его мягкие бедра и такой же член. И это даже не самое худшее – оно впереди, на дне этого чертового пакетика. Кружевной красный топ, чьи широкие лямки раздваиваются и пересекаются у горла, создавая вокруг шеи такой же кружевной чокер. Помимо того, что в это хрен залезешь, не запутавшись, так он ещё и выглядит теперь, наверняка, как дешёвая проститутка. Ни за что, даже переживая о том, как глупо это всё на нём смотрится, он не подойдёт к зеркалу, просто потому что его сердце такого не выдержит. Его щёки уже почти такие же красные, как и весь этот комплект. Самое ужасное, что сидит это всё идеально, будто под него и шили, и теперь Намджун начинает подозревать, зачем Чонгук оставил себе его замеры, когда водил к портному, чтобы подарить хороший сшитый под него костюм на день рождения. — Боже, — шепчет он, стоя рядом с кроватью и чувствуя себя куда более голым, чем без одежды. — Боже, — раздаётся завороженное в дверном проёме. Намджун инстинктивно поворачивается на звук, и лучше бы он этого не делал. Смотреть в обезумевшие глаза, которые крайне внимательно осматривают каждый дюйм этого глупого наряда – невыносимо. И становится только хуже, когда младший начинает двигаться. — Хён, это идеально, — облизывается он, закатывая рукава на своём черном лонгсливе. — Я тебя ненавижу. — Враньё, — мурлычет Чонгук, подбираясь всё ближе. — Тебе не сойдёт это с рук, Чон Чонгук, в мой следующий гон твоя задница будет отдуваться за всё это безобразие по полной, понятно? — он бессознательно защищается, делая шаг назад. — Понятно-понятно, — хмыкает младший, останавливаясь и вытягивая перед собой руку, чтобы поправить перекосившуюся лямочку на круглом плече, — это я всегда с радостью, хён, твой гон же теперь моя забота. Это правда. После того случая с первым гоном Чонгука, он, как послушный тонсэн, пришел ему на помощь сразу же, как только Намджун заикнулся о своём. Более того, старшему альфе пришлось пол дня гоняться за ним по квартире, в попытке вырвать свой телефон, который он, хихикая, украл, чтобы "Точно никому не писал, потому что я позабочусь о тебе сам". А потом хорошенько поработал своей задницей, да. И теперь они здесь, в украшенной глупыми огоньками и веточками чоновой квартире, и его руки уже привычно обжигают смущенную кожу своими нежными прикосновениями. Намджун ёжится, пытаясь совладать с собой, и выдыхает через нос, пропуская через всё тело легкое движение пальцев к груди. — Всё хорошо? — мягко шепчет Чонгук, оставляя под губой поцелуй, пока его зоркие глаза высматривают ответ в прикрытых глазах на против. — Я смущен, — так же тихо отвечает Намджун, — мне неловко. Руки Чонгука аккуратно поглаживают его напряженный открытый животик. — Мне остановиться? — шёпот горячим воздухом ложится на кожу, заставляя волосы на загривке шевелиться. — Не смей. Намджун сам ловит его губы для робкого поцелуя. Всего лишь небольшое движение, от которого пальцы сами тянутся в черные кудри – притянуть, сжать, почувствовать. Младший альфа стонет в нетерпении, подбирается, углубляя поцелуй и позволяя себе, наконец, дотронуться до желанного именно так, как он хочет, как ему нужно. В воздухе густеют жаренные каштаны, мешаясь с переспелым яблоком. Их запахи могут сколько угодно кричать о их несовместимости, Чонгук просто рад, что больше его это не пугает. И он каждый раз вдыхает в лёгкие поглубже эту ароматическую несуразицу, отдавая Намджуну всего себя. Иногда ему хочется просто съесть его, особенно, во время гона – он даже не уверен, как до сих пор не покалечил старшего. Хочется разбить его, чтобы потом заботиться и лелеять, но только до следующей жаркой ночи. Может, это зависимость, вроде той, что бывает при проблемах с алкоголем, потому что он не знает, как иначе объяснить, почему его руки так трясутся в нетерпении каждый раз. Снова нужно больше – всего и сразу, так что он проклинает себя, отрываясь от сладости губ, чтобы рассмотреть представшую перед ним картину. Золотая кожа поблёскивает в тёплых огнях развешанных тут и там гирлянд, топ плотно обхватывает грудь, едва ли прикрывая тонким кружевом соски, и на широкой шее так красиво затянут красный чокер – он уверен, что сегодня разорвёт это бельё в клочья. Намджун нетерпеливо вздрагивает под взглядом, скользящим к его плотно обтянутым тканью ногам. Шорты выглядят миленько, но длинные, в цвет рождественского леденца, чулки, обхватывающие сочную часть внутреннего бедра – выше всяких сил Чонгука. Невозможно невозможно невозможно. И так хорошо. — Блядь, как же красиво, — стонет Чонгук, заламывая брови и совсем не жалея свои колени, на которые перед ним падает, припадая ладонями к ногам. Намджун вздыхает от удивления, но не мешает, ощущая теплые касания от икр. Выше, боже, пожалуйста, выше. Сильные руки давят мягкое бедро, заглаживая тут же подушечками пальцев. Жадный рот припадает к эластичной ткани, выцеловывая одними губами каждый сантиметр, пока не поднимается достаточно высоко, туда, где она впивается в кожу, оставляя небольшую полосочку – тогда он опускает влажный язык и острые зубы, почти не дыша, чтобы услышать каждый звук, который Намджун готов ему подарить. Его нос утыкается в разгорячившуюся кожу так близко к шортикам, пока зубки подцепляют край ткани, оттягивая её, чтобы насладиться тем, как она врезается обратно в плоть со звонким шлепком. — Прости, хён, — разморившийся Намджун вопросительно мычит, что быстро перерастает в возмущённую возню, когда его разворачивают, толкая на кровать, попой к верху, — я от тебя сегодня живого места не оставлю, — старший стонет, подтягиваясь повыше на простынях, но его тут же накрывает сверху чужое тело, — не убежишь. — Я, блять, и не собирался, глупый ты, напыщенный-а! Его голову вдавливают в матрас грубым движением. К счастью, или, конкретно на данный момент, к сожалению, за столько проведённых вместе ночей, они только убедились в главном преимуществе половой связи между двумя альфами. Можно себя ни в чём не ограничивать и не сдерживать, потому что это всё равно безопасно. Ну, по большей части. Они почти не могут навредить друг другу и в доказательство тому Намджун, однажды, был перекинут через плечо, оказавшись на животе с заломленной рукой, потому что Чонгук, сколько бы не любил трахаться сквозь сверхчувствительность после многих оргазмов, имел свой предел, которым старший, в погоне за очередным своим, тогда пренебрег. Животная страсть всегда захватывает каждого из них достаточно сильно, чтобы слететь с катушек, просто раньше приходилось ограничивать себя, не давая разгореться ей до того, что они имеют теперь. Однажды, правда, Чонгук зашёл слишком далеко, накачав его во время второго своего гона двумя узлами, не давая семени вытечь, и трахая третьим, на котором Намджун и отрубился, не успев оттолкнуть от себя перевозбудившегося альфу. Честно, он до сих пор не знает, как его тело это выдержало, зато после, в качестве извинений, младший альфа целую неделю будил его минетами и давал согнуть себя в любое время над любой поверхностью, так что вид кухонного стола, за которым он так часто готовил, теперь вызывает у Намджуна только незваные стояки. Было так сладко по приходу домой обнаруживать его, такого теплого и большого, нарезающим овощи, и, не спрашивая, просто вытаскивать член из ширинки, удовлетворяя свои потребности, пока младший ныл о сгоревшей на плите еде, до тех пор, пока вообще мог связанно разговаривать, а не просто стонать и подрагивать под его жадным напором, чем все обычно и заканчивалось. Но это было заслуженно. А за какие такие грехи Намджун теперь прижат к кровати, атакованный этим извращенцем? Вероятно, не стоит влюбляться в другого альфу, если не хочешь таких проблем. Но, по крайней мере, это все чертовски возбуждает. — Чонгу-м, — пытается сказать он, когда его рот грубо накрывает ладонь, сминая губы, — пх-ха, блять. Ругаться в таком положении крайне неудобно, но по-другому не получается, когда тебя нахально лапают, без всякого стыда ощупывая верхнюю часть ног и ягодиц, которые, кстати, очень трудно сжать в руках из-за того, как плотно их облегает ткань, но Чонгуку это удаётся. Намджун уверен, что очень скоро на нём расцветут синяки. — Хочу, чтобы ты больше никогда нахуй не снимал эти чулки, — рычит из-за спины младший альфа, отпуская, наконец, голову и прижимаясь носом куда-то под шорты, чтобы оставить яркий след на коже. Больно так же, как и сладко. Его рот открывается в немом крике, когда он тянет зубами ткань шорт, заставляя другой их край больно впиваться в ноги. — А я хочу, — он отпинывает настойчивого парня, переворачиваясь на спину и облокачиваясь на локти, — чтобы ты проявлял больше уважения к старшим, и, видимо, мы оба хотим слишком много, да? Чонгук смаргивает дрожь, когда видит перед собой вальяжно раздвинувшего ноги Намджуна в этом шлюшеском наряде. — О чем ты? — сбивчиво шепчет он, — Сегодня я собираюсь очень уважительно засунуть в тебя свой член по самые яйца, и, будь уверен, узел, который ты получишь, накормит тебя спермой с не меньшим уважением. — Сука, — старший стыдливо прикрывает глаза рукой, никак не препятствуя. Его ноги раздвигаются ещё шире, пропуская между собой большое тело, и кружева на его груди тут же поддаются нападению. Чонгук млеет, ведя по ткани пальцами почти невесомо, пытаясь нащупать сквозь неё кожу, которая мокнет следом, когда к пальцам добавляется язык. Это странно ощущается через ткань. Она начинает раздражать и колоть, и хочется, чтобы Чонгук вернул язык на только что покинутое место, чтобы зализать это ощущение. Но он не возвращается, исследуя крепкие мышцы дальше. Его шершавый язык невзначай задевает затвердевший сосок, что тут же отдается волной возбуждения по телу. Хочется подставиться под ласки, ластиться, прося о большем, но Намджун ещё недостаточно сошел с ума, чтобы делать такое. Вспоминая об этом, он останавливает рвущийся из горла скулеж, пытаясь выровнять дыхание, что получается, хоть и ненадолго. Чонгук рассыпается на мелкие частицы, делая это прекрасное бельё влажным. Он уверен, что член Намджуна тоже сейчас очень мокрый: истекает предэякулятом и пачкает шортики изнутри. И он очень, очень хочет посмотреть, как сильно тот испачкался, но может только ворчать, пытаясь подцепить сквозь ткань сосок зубами, пока что не в силах оторваться от широкой, раскаченной груди. Не справедливо, насколько упруго там ощущаются мышцы, под мягкой, легко продавливаемой кожей. Иногда он подумывает о том, чтоб в будущем обязательно открыть свой фитнес-центр, потому что каждый раз, когда они ходят туда со старшим, который надевает едва ли скрывающие что-то футболки и потеет так, что капельки красиво скатываются по его бархатной коже – хочется взять его прямо там, без долгих прелюдий и нежностей, потому что кажется не честным, насколько сильно он влияет на Чонгука. Но вокруг слоняют люди, хуже, рядом с Чонугком или Намджуном большую часть времени кто-то есть, потому что такие альфы, а младший отдаёт себе полный отчет в том, что они оба под идеальный тип альф отлично подходят (или подходили бы, если бы не трахали друг друга дома каждый вечер, мяукая вокруг членов совсем как омеги), пользуются неплохой популярностью. Так что собственный зал решил бы все проблемы. Картинка того, как славно можно было бы прижаться к старшему альфе, пока он приседает, округляя свои сочные половинки, смывается нетерпеливым копошением под руками Чонгука, поглаживающим и сминающим пухлые ножки. И это совсем не хуже того, что происходит в его фантазиях. Когда он отстраняется, с его языка по подбородку стекает несколько капель густой слюны. Тело под ним разгоряченное, запарившееся от ласк и прикосновений, не смотря на то, что почти полностью раздето. Чонгуку и самому жарко до липкого пота под кофтой, и, пока глаза любуются, блуждая по открытым рельефам мышц и покрасневшей коже на груди, пальчики неустанно теребят краешки шортиков. Они были ошибкой. Купил их просто из-за милого помпона сзади. Он должен был, черт возьми, просто присмотреть хорошенькую пробку с хвостиком. Хотя, видя как туго и, вероятно, больно, обтянут крепко стоящий член старшего, Чонгук думает, возможно, шортики не были таким уж плохим выбором. — Хён, можем мы сегодня кое-что попробовать? — сбивчиво шепчет он, поворачиваясь назад, чтобы достать из-под кровати ещё один пакет сомнительного содержания. — Мы, ахм, — он не может перестать реагировать на руку Чонгука, которая, будто живя своей жизнью, играется с низом его животика, как ни в чём не бывало, обходя член, — разве мы уже не пробуем кое-что?! Ахуеть, я тут для тебя влез в это стыдное дерьмо, а тебе и этого мало? — Да ладно тебе, — мягко улыбается он, подталкивая свои бедра между его ног, чтобы заставить затихнуть хоть на минуту, — я не так уж часто тебя о чем-то прошу. Намджун задыхается на очередной толчок, который слишком несправедливо слабо ощущается сквозь два слоя одежды. — Ты буквально на днях уломал меня отсосать тебе, пока ты играешь в эту свою... Лигу Легенд! И тебе же хватило наглости даже не выйти из Дискорда, общаясь дальше со своими друзьями. Ох, воспоминания об этом заставляют Чонгука по-настоящему мурлыкать. Он не знает, откуда у него кинк на безразличие, но было чертовски весело опускать руку под стол во время игры время от времени, что бы поправить член в более удобное положение или затолкнуть его поглубже, удерживая голову старшего на месте. Как хорошо, что у его микрофона отличное шумоподавление. И Намджун выглядел таким потерянным и нуждающимся к концу, когда Чонгук, сжалившись над ним после тридцатиминутной катки, начал двигать его головой сам, вцепившись в короткие волоски на затылке, наконец, доводя до разрядки и освобождая его. Кажется, сразу после оргазма он принялся смеяться над какой-то сказанной его другом шуткой, и это сделало старшего альфу таким жадным до внимания, коем он был обделён, что тот принялся вылизывать его. Хотя, это длилось не очень долго – Намджуну всё это надоело, так что он просто выдернул вилку из розетки, рядом с которой и сидел, не заботясь о том, как это может сказаться на компьютере, и поднял Чонгука с кресла, чтобы усесться туда самому и засадить ему прямо так, посадив младшего на свои колени. Что ж, это было оправданно. — Хён, прошу, — Чонгук откидывается между его ног на свои пятки, снимая свою кофту, — ну пожалуйста, — игриво тянет он, проводя пальчиками от своих коротких прядок до небольших бусин розовых сосков и опускаясь ниже. — Блять, — Намджун просто не тот, кто способен такое выдержать. — Новый год уже через неделю, — младший облизывается, проводя по кубикам пресса и оттягивая резинку своих штанов, открывая две красивые полоски у самого паха, — побудешь моим подарочком? — Нечестно, — ноет Намджун, болезненно сдвигая брови у переносицы. Вздох безысходности, означающий полную капитуляцию, вызывает у Чонгука победную улыбку. И, честно говоря, Намджун не уверен, что хочет видеть, что он там из этого пакета сейчас достает. А достаёт он из него несколько плотных, длинных верёвок. — О, — удивляется ожидавший худшего старший, — а это, кажется, будет весело. — Ох, ещё как, — толкая язык за щеку шепчет Чонгук, принимаясь связывать вместе его лодыжки и кисти за спиной, — так не туго? — Туго, — пытается дернуться Намджун, понимая, что у него не только нет пространства для каких-либо маневров, но и сама верёвка не очень приятно давит на кожу. — Отлично, — хлопает в ладоши младший, и вот этого уже стоило ожидать, — ох черт, я забыл снять твои шортики... — растерянно воркует он, с сожалением глядя на крепко связанные вместе ноги, — Ладно! Он вскакивает, оставляя старшего альфу на кровати одного, и это вдруг ощущается как-то очень неловко и неправильно, но быстро возвращается с ножницами, что бесконечно радует Намджуна, потому что, честно, его член уже болит от того, насколько сильно упирается в эту ткань. — Мне они всё равно не особо нравились, — хмыкает Чонгук, оглаживая попу, прежде чем надавить на кожу холодными ножницами, делая первые надрезы. Он не торопится, наслаждаясь тем, как ткань, скрипя, разъезжается по коже, на которой видны две тонкие полосочки от того, как крепко они в него впивались. Чонгук лелеет себя мыслью о том, что после сегодняшней ночи, следов на старшем будет намного больше. Даже мысль о том, как красиво красные отпечатки будут сходить с него ещё несколько дней, тихо прячась под его одеждой, пока он будет сидеть в кафе с друзьями или в комнате переговоров на работе, сводит его с ума. Спереди на низ живота тут же шлепается тяжелый член, и, о да, он действительно очень сильно испачкался. — Хорошо, а теперь к сути, — Чонгук довольно откидывает всё лишнее, в том числе и второй пакет, из которого на последок выуживает подозрительную бутылочку, похожую на смазку. — Ты шутишь, — ерзает Намджун, — почему нельзя, ну, знаешь, просто трахаться? — В следующий раз будешь думать дважды, прежде чем давать мне себя связать, — пугающее заявление, — поначалу тебе, наверное, не понравится, но, обещаю, потом тебе будет очень хорошо. — Чего... — испуганно шепчет он, наблюдая, как младший выдавливает жидкость из бутылочки на свои пальцы. — Нужно только немного потерпеть, — младший опускается, облизывая его красное ушко, и опускает влажные, липкие пальцы на вставшие под кружевом соски. Намджун ожидает чего-то ужасного, но, по ощущениям, это обычная смазка. Может, немного более теплая, но с чего бы Чонгуку думать, что его может испугать смазка с разогревающим эффектом? Глупости, да он такими тысячу раз пользова- — Так, что это за хуйня? — испуганно встрепинается старший, ощущая, как оба соска начинает покалывать. Более того, чесаться. Его кожа горит от желания почесать ноющее место, потереться обо что-нибудь. Это явно не смазка с обычным разогревающим эффектом. — Т-с-с, — Чонгук наливает на пальцы между их телами ещё смазку, пока сам сладко опускается на губы с поцелуем. К ужасу Намджуна, он чувствует, как рука постепенно опускается вниз, за его спину, между ягодиц. О боже, он скулит в поцелуй, пытаясь перевернутся, пока вторая рука младшего крепко удерживает его бедро достаточно сильно, чтобы нанести эту штуку на его дырочку. — Чонгук, я, — начинает он неуверенно, когда младший оставляет его губы, чтобы пройтись шершавым языком по челюсти. — Доверься мне, хён, — мягкая хрипотца щекочет короткие прядки на висках, — я просто хочу чтобы тебе было невыносимо хорошо, — Намджун немного тает, чувствуя теплую жидкость между своих ног, — хочу посмотреть, как ты будешь сходить с ума, от невозможности потрогать себя. Как эта смазка разрушит тебя, щекоча и покалывая твою кожу, делая тебя таким перевозбуждённым. — Чёрт, — он стонет, начиная ощущать покалывание и внизу тоже. Самое худшее, что это и правда звучит чертовски, блять, интересно. Потому что он уже готов самостоятельно взобраться на Чонгука, чтобы почувствовать прикосновения к его раздраженной груди. И он может только представить, насколько хорошо ему будет, когда его парень начнёт играть с его телом. Чонгук целует его ещё раз, довольный покорностью, и переворачивает, поднимая попу вверх, чтоб протолкнуть в тугой жар смазанные это чертовщиной пальцы на все фаланги. Твою мать твою мать твою мать. Ладно, он и правда не ожидал, что это окажется ещё и внутри него. Более того, Чонгук, добавляя третий палец, льёт смазку сверху. Немного, но она всё равно попадает на кожу вокруг ануса и пару капель укатывается на яйца. — Чонгук-и, — Намджун поворачивается на него с большими, полными страха глазами, в которых застыло сомнение. — Ну что ты, — воркует младший, тут же переворачивая его обратно на спину и припадая с нежными поцелуями вперемешку с успокаивающими словами, — она, в целом, вполне безвредная. Я нанес совсем немного, ага? Даже меньше, чем в инструкции, — он мокро облизывает его язык, — просто попробуй расслабиться, ладно? — Мх, — Намджун кивает, зажмурив глаза и пытаясь отвечать на поцелуи. Выходит плохо. Чонгук не трогает его больше, давая смазке разгореться на коже. Хуже, он уходит, черт возьми, помыть руки от этой жидкости, не смотря на то, что только что намазал ей почти все самые чувствительные места на теле старшего. И зачем-то натягивает свой отброшенный на пол лонгслив обратно на тело, прежде чем удалиться в ванную. Мурашки ползут по всей спине от непривычного чувства. С каждой секундой намазанные места теплеют всё сильнее и сильнее, а зуд становится таким сильным, что он готов наплевать на то, как будет выглядеть, и просто перевернутся на живот, потираясь сосками хотя бы о простыни. — Чонгук! — кричит он в пустоту коридора. — Да, хён? — его голова почти тут же выглядывает из проёма, что крайне возмущает старшего. — Ты... Чем ты там занимаешься? Ты не собираешься... — он немного ёрзает на простынях, когда покалывание сзади увеличивается, — помочь мне? — Ну что ты такое говоришь? — Наигранно удивляется он, — Конечно собираюсь, — и снова исчезает в коридоре. — Чонгук, твою мать! — Ну чего? — его голова опять просовывается внутрь, — Не доставай меня, я занят. Намджун на простынях мысленно умирает, пытаясь пошевелится, чтобы не выглядеть так жалко, когда ему хочется, на самом деле, убить своего парня. — Но ты сказал- — Я закончу дела и обязательно помогу тебе, — с этими словами он захлопывает дверь, и, к своему ужасу, Намджун слышит, как следом захлопывается и входная. Он бросил его. Этот говнюк намазал его этой непонятной хренью и бросил его тут одного. — Невероятно, — шепчет он, утыкаясь лбом в постельное бельё и растягивая губы в неверящей улыбке, — вот ведь засранец. Не собирается же он и правда заставить его плакать и умолять? Намджун пытается дернутся на пробу, только ещё раз убеждаясь, что верёвки связаны так крепко, что можно сказать наверняка – Чонгук точно провел не один час на ютубе, чтобы научиться вязать подобные узлы так быстро. Так что да, очевидно, именно это он и собирается сделать – заставить плакать и умолять. Более того, он всё это спланировал, черт возьми. Подготовился. Возможно, гордость не уместна, когда ты лежишь разодетый, как актриса из дешевого порно и готовый на что угодно, лишь бы только кожа успокоилась, перестав требовать прикосновений, но именно она неожиданно просыпается в Намджуне. Этот парень сделал это все специально, ожидая увидеть его жалким, и альфе внутри Намджуна это очень не нравится. Да ему и самому это нихуя не нравится, так что он зарекается, что, как бы дерьмово не было, Чонгук от него не добьётся сегодня ничего. Никаких просьб. Слёз. Унижений. Да, возможно, края его дырочки уже подрагивают от нетерпения, и внутри всё так чешется, что он хочет, чтобы в него просто засунули чертов член и выебали настолько сильно, насколько это возможно, потому что это чувство невыносимо, НО. У него серьёзные отношения с Чон Чонгуком, а это значит, что в терпении ему равных просто нет. На контрасте с эффектом от смазки, кружева кажутся ещё более неудобными и колючими, а чулки так неприятно сдавливают ноги – хочется просто стянуть их, что он бы и сделал, не будь его лодыжки крепко связанны вместе. Из Намджуна вырывается непонятный болезненный стон, когда он чувствует жуткую потребность потереть свои соски, так что он решает разрешить себе это безобразие, пока Чонгук всё равно не видит, и потихонечку раскачивает тело, чтобы перевернутся на живот. Сделав пару движений вверх и вниз грудью, он тут же хнычет. Натурально хнычет, ощущая, насколько чувствительными и разбухшими они стали. Каждое прикосновение ощущается как маленькая пытка, но без них ещё, блять, хуже. Ему нужно что-нибудь холодное. Он так хочет остудить раздраженную кожу, или, хотя бы, мягко и аккуратно потрогать её своими пальчиками, а не тереться сквозь колючее кружево об эти простыни, доставляя ещё больший дискомфорт. Даже так, ему не остаётся ничего, кроме как продолжать. Он пытается остановиться, но каждый раз это превращается просто в небольшой перерыв, пока желание потереться снова не станет невыносимым и не заставит его грудь вновь проезжаться по постельному белью. Его пальцы случайно проходятся по копчику самыми кончиками и это наводит на мысль. Намджун выпрямляется на кровати и пробует опустить связанные кисти так низко, как может. Его поясница глубоко выгибается, а подушечки пальцев скользят по коже, вызывая громкий стон облегчения. Он давит по распухшим, наверняка красным краям, шипя, и начинает аккуратно просовывать внутрь первую фалангу среднего пальца. Его голова гудит, он, кажется, роняет несколько стонов, опускаясь на вторую фалангу и делая ещё одно движение грудью вверх. Боже, как это хорошо. И так, блять, мало, очень мало. — Смотрю, кто-то уже во всю развлекается? — издевательский голос заставляет его вернутся в реальность, распахнув ресницы, — Непослушный хён, — Чонгук ерошит свои волосы, видимо, ранее придавленные шапкой. Боже, он даже не слышал, как младший вошёл. — Н-х, — надо взять себя в руки и сказать настоящее слово, а не это жалкое подобие, — придурок, — шепчет он, пряча лицо в простынях. Стыдно. Плохо. Но теперь Чонгук тут и его израненная кожа, наконец, получит утешение в нежных прикосновениях. Наконец почувствует необходимое трение. Как славно бы сейчас ощущался мокрый язык Чонгука на его набухших сосках, одна мысль об этом, заставляет его ёрзать. И его попа гудит от того, насколько сильно хочется насадиться на толстый член и снять с себя это мерзкое напряжение, потираясь стеночками о твердую плоть изнутри. — Ну-ну, — Чонгук нежно берёт его за запястья и развязывает их, тут же усмехаясь на полученный от старшего альфы облегченный вздох. Намджун расслабляется, чувствуя как его кисти мягко растирают, чтобы немного размять. Руки у младшего ледяные, отчего он то и дело вздрагивает, но это ничего. Чонгук приподнимает его на кровати, укладывая на большие подушки, и Намджун расслабляется в его объятиях. Очень зря, когда чувствует, что его руки тянут верх, тут же вновь перехватывая веревкой. — Какого черта, Чонгук? — обреченно воет он, теперь привязанный руками к спинке кровати. Он завтра же выкинет её нахрен, и купит новую, на спинке которой не будет дизайна с удобными для подобных игрищ вырезами. Чонгук молчит, смотря на него со всей чистой любовью, которая вообще может быть у мужчины, вытворяющим со своим партнёром такое непотребство. Он, прежде чем встать, скрипнув кроватью, легко целует Намджуна. Старший гонится за этим чувством, жадно пытается поймать ускользающие губы, зажмуривает глаза и, тяжело дыша, тянется за Чонгуком, насколько позволяет верёвка, пока окончательно не упускает этот сладкий и такой нужный поцелуй. Чонгук хмыкает, похлопывая его по щечке, и уходит снова, судя по звукам, готовить ужин. Намджун, правда, пытается его любить, но младший альфа сам делает всё, чтобы вызвать к себе одну сплошную ненависть. Если бы только он мог выбраться из этих веревок, он бы растерзал всего Чонгука и не оставил бы ни кусочка. Заставил бы часами мучаться под сильными укусами, сдавливая челюсть так сильно, чтобы на кончиках клыков остался привкус железа. На самом деле, чувствуя, как всё его тело выгибается, а из горла рвётся что-то плохо сдерживаемое и плаксивое, его раздраженные мысли очень быстро переходят в представление того, как мягко он бы тут же эти укусы зацеловал и как хотел бы крепко обнять его со спины, утыкаясь носом в его мягкие волосы, смешно вьющиеся на кончиках и всегда так хорошо пахнущие свежими яблоками. Не честно, что даже в такой ситуации Намджун от него без ума. Просто не честно. Он обидчиво дует губы, беспомощно пытаясь дергать руки, но тут же останавливает себя, понимая, как это, должно быть, жалко выглядит со стороны. Намджун снова пытается перевернуться и создать какое-то трение, но всё, чего он хочет на самом деле – это руки Чонгука на его нуждающимся теле. Его дырочка так сильно раздражена и пульсирует, боже. Он правда, правда не знает, что с этим делать. Это чувство не только невыносимо, оно ещё и возрастает с каждой проведённой в одиночестве минутой. Он чувствует как предательски придавливается кончик его носа в знак медленно подступающих слёз. — Чонгук! — его голос звучит немного хуже, чем хотелось бы. — Что такое, Намджун-хён? — альфа появляется на пороге комнаты тут же, помешивая в маленьком ковшике, видимо, какой-то соус. Даже сквозь плотный запах готовящейся еды, Намджун отчетливо может слышать жуткую сладость яблок, пришедшую в комнату вместе с парнем. — З-блять-заканчивай уже этот цирк, — выплевывает он, поднимая на Чонгука недовольный взгляд, под которым мелкий тушуется на одно, едва ли заметное мгновение, прежде чем подойти и сесть к нему на кровать. — Хорошо, — он макает палец в соус, поднося его к старшему, на грудь которого тут же падает несколько очень горячих капель, — попроси меня как следует, — он вдавливает палец, который с трудом проникает в непослушный рот, — вкусно? Чонгук хмыкает, опуская голову, чтобы слизать с Намджуна упавшие на него капли, и это неожиданно подбрасывает всё тело старшего вверх, заставляя выгнутся дугой. Язык проходится так близко к соску, что он не может сдержать миленькое просящее поскуливание. — Чонгук-и, я серьёзно, просто... Сделай уже что-нибудь. — Я с радостью, хён, — Чонгук поднимает губы выше, пуская мурашки по всей длинной шее, и потираясь носом о вспотевший висок, — ты бы знал, как ты выглядишь сейчас. Так сильно хочу позаботиться о тебе как следует, — младший, не сдержавшись, кладет на его талию свободную руку, сжимая между пальцами гладкую кожу, — хочу целовать твои губы, пока ты не начнёшь задыхаться, хочу выбить из тебя всю спесь, чтобы ты забыл, что когда-то вообще стеснялся попросить меня об этой услуге, как хороший мальчик, — Чонгук, под слабое хныканье, и он даже не уверен, чьё именно, отстраняется, — попроси. — Сходи нахуй, — скалится Намджун. Он не слепой, тоже видит, что Чонгук уже на пределе. Правда, от этого не легче, когда он снова уходит, оставляя его одного. Намджун ерзает на простынях, как можно тише шмыгая носом, и пытаясь игнорировать жжение в чувствительных местах. Как же он хочет всего одно, хотя бы одно прикосновение. Чонгнук закрывает за собой дверь в комнату, тут же оседая вдоль стенки. Ему приходится зажать свой рот двумя руками, чтобы сдержать эмоции. Глаза младшего альфы широко раскрыты, а сердце стучит, как бешеное. Намджун, очевидно, понятия не имеет, насколько он горячий. Пытается казаться стойким, но его тело подрагивает даже от малейшего дуновения. Его глаза, в отличии ото рта, молят о помощи, боже, ещё немного, и он будет разбит без единого даже касания. Чонгук уверен, когда он снизойдёт до своего парня, тот просто рассыплется и сойдёт с ума в его руках. Боже боже божечки. Он готов пищать. Вся квартира уже плотно пропитана сильным запахом его яблочного феромона, попрежнему довольно сильно перебивающий феромон Намджуна, который из-за этого можно услышать только в комнате. Не то что бы Чонгук садист или вроде того, но ещё после их первого раза у него остались очень приятные впечатления от вседозволенности по отношению к Намджуну. Просто он всегда был для него примером. Тот самый сын маминой подруги, который, правда, ещё и по совместительству близкий друг с самого детства. Старше на три года, всегда всё знает лучше и всегда, конечно же, прав. И как приятно видеть его потерянным, плачущем на толстом члене своего милого тонсэна, которого столько раз поучал, читая занудные наставления и выкидывая в урну очередную найденную пачку сигарет в старшей школе. Ладно, нет, ну, может быть, он всё же немного садист, но, скорее, с моральной точки зрения. Он ни за что не хочет вредить Намджуну физически, хотя шлёпать его пухлую задницу ему всё равно нравится. Член больно упирается в домашние штаны, пока Чонгук, собираясь с мыслями, встаёт на дрожащие от возбуждения ноги, чтобы закинуть макароны в бурлящую на плите воду. "Оно того стоит." — повторяет он себе, пытаясь не сорваться и не ринуться в комнату, когда слышит громкий, отчаянный стон старшего. Он хочет довести всё до конца, раз уж начал. Безусловно, если бы Намджун и правда был против, то Чонгук тут же развязал бы его, но он уверен, что на самом деле, даже если Намджун не отдаёт себе в этом отчет, он тоже играет в эту игру. И он чертовски возбуждён. Руки чешутся к тому времени, когда он уже доваривает макароны. Соус давно готов, остывая на плите, и Чонгук понимает, что прошло минут пятнадцать с тех пор как старший подозрительно притих. В квартире слышно только тиканье настенных часов и дыхание самого альфы. Никаких всхлипов и стонов, никакой возни. Вдруг это очень пугает Чонгука. Всю игривость смахивает рукой, когда в голову лезует ужасные догадки, так что он выключает плиту, врываясь в комнату так быстро, как только может. Но его дыхание по-прежнему не в порядке от представшей перед ним картины. Он не может набрать в лёгкие воздуха, будто ударили в живот. Намджун лежит на кремовых простынях, связанный этими крепкими верёвками, его голова откинута на шелковую подушку, на которую стекает капелька слюны с плотно закушенной нижней губы. Колени нетерпеливо трутся друг о друга, заставляя крепкие мышцы на ногах перекатываться под кожей, которая так красиво обтянута в зелено-белые полосатые чулки, а грудь выглядит набухшей и покрасневшей даже сквозь красное кружево. Шея и уши покраснели от напряжения, короткие волоски тут и там прилипли ко лбу, но лучшее – это глаза. Заплаканные. Тут же устремляющиеся к Чонгуку и умоляющие. Он не уверен, что ему делать. На самом деле, он просто потерян в своём самом сладком раю, пахнущем, как пережаренные на диком огне каштаны. Даже не может сделать шаг внутрь, такое чувство, что всё это рассыплется, стоит ему пошевелиться. Они молчат, смотря друг на друга. У Чонгука широко раскрытые глаза и раздутые ноздри, а на шее выступили небольшие венки. У Намджуна слипшееся ресницы и наваждение. — Пожалуйста, — хрипит старший так тихо, что еле слышно, смущённо откидывая голову в сторону, — прошу, Чонгук, пожалуйста, — он находит в себе силы вернуть взгляд к глазам парня в дверях и собирает всю оставшуюся внутри гордость, чтобы показать, что не сломлен, но она быстро перемешивается с солёной водой, выходящей из его глаз, когда его тело вздрагивает от непрекращающегося раздражения кожи. Чонгук хотел бы что-то сказать. Победно улыбнуться, может быть, съязвить. Было бы так круто выдать сейчас какую-нибудь сальную фразочку, да, но вместо этого он бежит к кровати с каким-то очень по-детски жалким "Хён!" Его не заботит одежда на своём теле, не смотря на жар, который прошибает его с ног до головы. Чонгук получает самый громкий и грязный стон, который когда-либо слышал в своей жизни, стоит ему всего лишь протянуть руку, аккуратно отодвигая кружево на груди в сторону. Намджун под ним дрожит и ластится, когда чувствует, как его освобожденную от колкого топа кожу приятно обдувает прохладный воздух. Чонгук расстёгивает сзади две застёжки, освобождая его от этого мучения и принимается ворковать, мокро облизывая всю покрасневшую кожу и причмокивая. Старший альфа сходит с ума, коротко постанывая от долгожданных прикосновений. Он никогда не чувствовал, что так сильно в чем-либо нуждался. Его тело само поддаётся под ласки, пока из глаз не полилось ещё больше слез. — Пожалуйста, — он не был уверен, что знает, о чем просит, просто судорожно пытается продлить этот момент, совершенно теряясь в пространстве. — Конечно, детка, — ворчит Чонгук, легонько дуя на набухшие соски. Боже, каким беззащитным был сейчас Намджун. Кажется, он был готов выполнить любую просьбу, лишь бы Чонгук не покидал его, и младший обязательно хотел бы использовать такую возможность, но, черт подери, не мог. Не тогда, когда это значило, что от его божественного тела придётся оторваться хоть на секунду. Колени Намджуна трутся не переставая, так что Чонгук опускает на них руку в успокаивающем жесте, пока другой ещё раз сжимает раскрасневшуюся грудь, потирая между пальцами твердый сосок напоследок, и спускается ей вниз, поглаживая поясницу. Из Намджуна вырывается нетерпеливый скулёж, его рот широко открывается, а глаза, напротив, захлопываются, делая щёки ещё более мокрыми от новых слёз, когда пальцы его парня, наконец-то, поглаживают распухший вход. Чонгук принимает проталкивать внутрь пальцы, тут же чувствуя под ними влагу от оставшейся смазки. Вторая рука тоже скользит к бёдрам, чтобы помочь себе и оттянуть одну половинку для лучшего доступа. Внутри так тепло, боже, будто настоящий пожар. Как же здорово будет засунуть туда свой изнывающий от возбуждения член. Альфа внутри Чонгука ликует, смотря на то, как отчаянно Намджун подставляется под ласки. Сегодня он точно сможет завязать узел, может быть, даже два, что крайне непросто сделать вне гона, но так легко, когда всё нутро кричит о желании наполнить Намджуна щенками. Старший альфа пытается выгнутся глубже, получше насадившись на пальцы. Ему было бы стыдно от хныканья, которое он издаёт, если бы его парень не обезумел бы так же сильно, неустанно вылизывая грудь, то и дело поднимаясь к шее, чтобы вдохнуть поглубже феромон, от которого Чонгук сразу же рычит, капая слюной на кожу, пока вновь не возвращается к всё ещё ищущим трения соскам. Пальцы внутри ощущаются отлично, за тем лишь исключением, что их очень мало. Но Намджун не хочет больше пальцев. Внутри всё жжёт и зудит, и больше всего на свете он хочет, чтобы Чонгук перестал его растягивать и приступил к делу, потому что тогда внутри будет так тесно, что раздраженные стеночки смогут плотно обхватить член и хорошенько о него потереться, пока младший его трахает. — Чонгук, — его имя из уст старшего звучит сейчас особенно вкусно, так что Чонгук не торопится дать ему договорить, утягивая в безобразный мокрый поцелуй, такой долгий, что Намджун, не выдерживая, немного поднимает голову, чтобы продолжить свою мысль, пока младший всё ещё играется с уголками его губ, то и дело проталкивая язык глубже, мешая словам выходить из его рта. — п-пожалуйста, р-развяжи-ахм. На его губы вновь опускается долгий поцелуй, пока руки Чонгука поднимаются выше, выходя из Намджуна, чтобы освободить его кисти. Он делает это так просто, всего за пару движений, что снова кажется Намджуну, отчаянно пытавшемуся выбраться из этих пут так долго, очень не честным. Зато он, наконец-то, может дышать, когда Чонгуку приходится оторваться от него, чтобы быстро расправиться с верёвкой на ногах. Намджун довольно мурлычет, освободившись от сковывающих ощущений, и тут же хватает Чонгука за ворот, усаживая к спинке кровати, чтобы вскарабкаться сверху. — Малыш, — младший хлопает его по голому бедру, — я знаю, тебе не терпится, но давай я растяну тебя ещё немного, ладно? — Чонгук уже собирается привстать, когда Намджун толкает его в грудь, заставляя снова упасть на большие подушки. — Завались, — сбивчиво шепчет Намджун, вытаскивая из просторных спортивок, испачканных изнутри прекумом, налитый кровью член. Чонгук сводит брови и сжимает на бёдрах старшего руки, пытаясь, всё же, найти в себе силы остановить его. Но стоит истекающей головке коснутся жаркого входа, как эти идеи тут же выбивает из головы. Намджун вообще никак не помогает ситуации, с трудом опускаясь ниже и о боже. Это так влажно и так туго, что Чонгук под ним почти задыхается, когда старший альфа, даже не опустившись ещё до конца, довольно мурчит и стонет, поднимаясь и опускаясь с каждым разом всё ниже. — То, что надо, — хнычет Намджун, опускаясь до конца. Чувствуя внутри заполненность и усаживаясь поудобнее, он, наконец, может уделить пару секунд своему затекшему телу. Его руки тянутся вверх, когда он выгибается, подтягиваясь на члене Чонгука, и он разминает шею, игнорируя рычание под собой. Он не красуется специально, но что поделать, если мелкий от него тоже без ума. Голова медленно наклоняется в разные стороны, пока одна рука прижимает локоть второй к груди, чтобы размять мышцы и там. У Намджуна всё ещё влажное от слёз лицо и раскрасневшаяся, опухшая грудь. У него на ногах всё ещё длинные чулки, сжимающие и обтягивающие. Он сидит на члене Чонгука и кажется абсолютно сытым, вот так бесстыдно потягиваясь и ерзая бёдрами, чтобы удобнее устроиться. — Бесстыжий, — заворожено шепчет Чонгук, постепенно ощущая странное покалывание на члене. О боже, смазка, что была внутри Намджуна, — блять, как же чешется! — Отсоси, — победно улыбается старший, в чьих глазах беснуются искры. И, чёрт возьми, у Чонгука очень нехорошее предчувствие. Такое, что пробирается под кожу, неприятно щекоча мозги, но он не может отвлекаться на это, придавленный Намджуном, который наклоняется и целует так, будто не дышал всю свою жизнь, а губы Чонгука – первый и чистейший кислород. Большие ладони старшего скользят по всему поджарому телу под собой, миленько скрещивая их руки над головой Чонгука. Младший альфа сейчас бы замотал хвостом, если бы он был, от того, как это нежно и сладко – вот так переплести их пальчики, пока языки нежно касаются друг друга, пытаясь насытиться после всех этих игр, которые он устроил. Именно так он попадает в ловушку – видя перед собой только самый желанный кусок сыра, наивно закрывая глаза на холодную клетку, в которой он лежит. Его кисти ловятся в крепкую верёвку, позабыто завязанную на спинке кровати. Где-то глубоко в голове вспыхивает рефлекс – мысль о том, что второй альфа делает что-то странное, не входящее в его планы. — Хочешь объездить меня? — игриво спрашивает Чонгук, подталкивая вверх свои бедра, на которых сидит Намджун, и снисходительно позволяя ему затянуть верёвку. Его член проезжается так хорошо и глубоко внутри, что старший ненадолго сбивается, вновь пытаясь взять себя в руки. Ничего опасного. Чонгук уверен, что распалил его достаточно, чтобы получить желаемое прямо сейчас. Они оба заведены слишком сильно – никаких больше игр. — Вот ты вроде умный парень, Чонгук-и, — старший улыбается своей самой мягкой улыбкой, прежде чем поменяться в лице, — но иногда совсем головой не думаешь. Намджун сверкает глазами, едва ли отрываясь от горячего, твердого тела и слезая с такого же члена. Пара движений и его длинные конечности уже поднимают его с кровати. — Намджун, — опускает формальности, самодовольно фыркая и совершенно плюя на обстоятельства, в которых оказался, — детка, не глупи. Иди ко мне. Он становится ещё более самодовольным, когда Намджун послушно следует его словам, но похоть на его лице быстро сменяет раздражение, когда он видит знакомый, подцепленный с простыней, флакон в его руках. — Кажется, ужин ты так и не доготовил? — как ни в чем не бывало, спрашивает старший, фиксируя ноги Чонгука весом своего тела и открывая бутылочку. — Перестань, — хмурится Чонгук. Ему остаётся только скрипеть зубами, когда Намджун льет все оставшееся содержимое смазки прямо на налитый член, и тут же подтягивает резинку штанов назад, делая спортивки грязными внутри. Он почти невинно целует своего парня в щеку и подцепляет несправедливо красивыми пальцами домашние шорты у кровати, удаляясь от нее в сторону двери. Обнаженный, высокий, такой красивый. С этими совершенно блядскими чулками на ногах. — Намджун, — рычит он, дёргая руками. Дверь закрывается и, черт возьми, Чонгук проклинает себя за оставленный на спинке расслабленный узел. Старший альфа насвистывает, шагая в ванную, чтобы смыть с себя остатки смазки. Он не уверен, что был собой когда-либо более доволен, чем сейчас, удерживая в голове злой, полный отчаяния взгляд Чонгука. Вкусно. Теплая вода расслабляет уставшую от пыток кожу, Намджун на самом деле не может сдержать стон удовольствия, промывая себя пальцами внутри. В коридоре и на кухне все воняет Чонгуком, так что душевая кабина сейчас для него – настоящая крепость целомудрия. Не смотря на это, его возбуждение, которое он стойко игнорирует, никуда не хочет уходить. Мимолётная мысль останавливается в его сознании, расползаясь и заполняя весь мозг. Всего лишь фантазия о том, как сейчас выглядит Чонгук. Боже, его член, наверное, просто сходит с ума, а в глазах, наверняка, скопились слезы. Ему страшно и одновременно трепетно от понимания того, что сейчас то он, может, и убежал, но разбираться с этим все равно придется. Чонгук наверняка будет очень голоден к тому моменту, как Намджун решит закончить его наказание и, хоть еда тут и не причем, старший решает пойти хотя бы доготовить ужин, чтобы занять себя чем-то в квартире, пропитанной манящим и отвлекающим ароматом переспелых яблок. Хорошенько вытирая кожу и натягивая на себя домашние штаны, Намджун отправляется на кухню, игнорируя невозможное желание остановиться у комнаты, послушать сквозь дверь глубокие постанывания, может, тайком приоткрыть, ловя на себе одичавший, но такой нуждающийся взгляд... Его пальцы уже скользят в воздухе к ручке, и только рычащее, совсем не доброе "Намджун, сука" едва ли слышное из-за двери, заставляет его одернуть кисть. Немного страшно. Не потому что Чонгук страшный, а потому что у него и без всяких раздражающих смазок член бывает главнее собственной головы, и, когда Намджун делал то, что сделал, он думал только о сладкой мести, но совсем не о том, что потом придется с этим разбираться. Перевозбужденный Чонгук, измученный и распаленный действием смазки, кажется не маленькой проблемой. С другой стороны, Намджун успокаивает себя тем, что выдержал уже не один его гон, так что, должно быть, все в порядке, потому что с этим то он тем более справится. Это успокаивает его достаточно, чтобы уйти на кухню и порезать на небольшие кругляшки уже поджаренные сосиски. Стойкий запах феромона туманит его голову, заставляя тело немного растекаться, так что он берет себя в руки, чтобы в них же взять острый нож. Намджун вздыхает, обнаруживая на плите брошенные, с не слитой водой макароны. Если бы он ещё помнил, где у них находится дуршлак – в конце концов, готовит им, в основном, либо Чонгук, либо повара из доставки за углом соседнего дома. Обыскивая ящики, он то и дело возвращается мыслями к комнате, в которой Чонгук. Рычит и мечет. И ждёт его, черт. Намджун надеется, что это сойдёт ему с рук. Потому что да, сам он младшего баловать любил, прощая ему любую дурость, но вот Чонгук подобной благосклонностью не отличался. Его любовь чаще проявлялась в восхищении и защите, а не в снисхождении и заботе, как у Намджуна. Так что небольшие мурашки страха, перемешанного с предвкушением, пробирают его прохладную после душа спину. Предвкушение... Старший альфа возится с только что обнаруженным прямо перед его носом дуршлаком, пытаясь понять, откуда это чувство взялось. С Чонгуком всегда чувствуешь это – горячий азарт, заставляющий твоё сердце заходиться в нетерпении. Может быть, это единственная аналогия, по которой он может понять зависимых от чего-либо людей. Приглушённое, но всё ещё очень громкое "Намджун!" доносится до него из комнаты как раз в тот момент, когда он сливает воду. Боже, это заставляет его замереть. Это правда очень громко. И так злобно, что альфа внутри Намджуна щетинится, невольно оголяя клыки. Он не хотел его злить, он хотел поиграться. Но, черт подери, он так же не хочет проигрывать. Кажется не честным, что Чонгук позволил себе даже из квартиры уйти, ведь да? Старший альфа так и стоит неподвижно, неуверенный в том, какой следующий шаг ему стоит предпринять. Кажется, пару капель воды из кастрюльки теперь попали на его кожу и обжигают указательный палец, так что он, всё же, ставит её назад, вытирая руки о полотенце, небрежно кинутое рядом с плитой. Намджун всё равно не успевает обернуться, когда слышит скрип двери из комнаты и сердце заходится в бешеном темпе. Как это может быть? Скрежет половиц едва ли слышно добирается до его ушей. Он слышит тяжелое дыхание позади себя. Даже если бы не слышал, не трудно было бы угадать, что к нему кто-то приближается, не только по тому, что кухня в одно мгновения заполняется феромонами настолько сильно, что нос начинает сам по себе чесаться в попытке чихнуть – сама атмосфера в комнате тут же становится тяжелей, просто инстинкт, просто предчувствие. — Ты должен быть связан, — шепчет он одними губами, сразу понимая, что во рту страшно пересохло. Своей спиной он действительно может чувствовать жар, исходящий от стоящего рядом тела, не смотря на то, что Чонгук, кажется, должен быть полностью одет, и тихие, но такие свирепые порыкивания, что хочется стукнуть наотмашь и спрятаться. — А ты должен научиться затягивать узлы потуже и закреплять их хотя бы один раз, — обманчиво любезно шепчет младший, опуская дрожащие руки на крепкую талию, тут же подцепляя пальцами краешки шорт. Шорты медленно расходятся по швам, разрываемые сильными руками, хотя Чонгуку ничего не стоило их просто спустить. Черт подери, он действительно не в духе. Намджун прикрывает глаза, надеясь, что его не развернут к себе лицом. Родные ладони расправляются с шортами, которые бесполезной тряпкой падают на пол, и Чонгук всё же разворачивает его к себе. Глаза совершенно зациклены на его же руках, с одной из которых свисает толстая красная верёвка. Намджун завороженно смотрит, как он отодвигает свои спортивные штаны, где всё влажное и липкое, чтобы использовать эту же смазку на уже помывшемся Намджуне. — Что-ай! — его вертят в руках, чтобы поудобнее приставить пальцы ко входу, — может переберёмся в кровать? — неуверенно предлагает старший, когда его смазывают внутри. Следующие слова застревают в горле, когда в одно мгновение пальцы сменяются членом. Немое оцепенение овладевает им от быстрого, настойчивого темпа, установленного сразу же. Намджун просто вытягивается всем телом, пытаясь опереться о столешницу, чтобы не упасть, пока его пухлые губы расходятся в крике. — Ч-ч-чонгук, м-медленнее! — его толкают всё сильнее и сильнее, отодвигая в сторону одно бедро и прижимая к кухонному гарнитуру, так что Намджун пробует ещё раз, когда вся левая часть его тела уже лежит на холодной древесине, — Па-А-постой! Чонгук не разговаривает с ним, хмуря брови и жадно оглядывая его раздвинутые бедра, но без реакции слова, если их можно так назвать, старшего не оставляет. Веревка, болтающаяся на его руке довольно быстро и неприятно врезается между его приоткрытых губ. Чонгук пренебрежительно толкает Намджуна, чтобы развернуть к себе спиной и потянуть за края веревки, затягивая узел на загривке. — Просто заткнись, — Чонгук шлёпает бедрами без остановки, никак не теряя темпа, не смотря на растущий узел. Намджун хнычет, скользя руками по столешнице. Обычно, узел Чонгука формируется намного дольше, а сейчас это всего несколько минут. Он никогда не кончал так быстро и это все так сильно подводит старшего альфу к краю. Он теряется в своих ощущениях каждый, каждый чертов раз, когда его парень нещадно трахает его на кухне до красной кожи и сорванного голоса. Он у Намджуна хриплый, бас срывается на октаву выше, едва ли заглушая громкие шлепки. Чонгук стонет тоже, когда его узел, наконец, формируется, запирая его внутри Намджуна. Даже так он пытается двигаться, и стонет снова, когда не получается. — Я тебя нахуй разрушу, — сбито шепчет Чонгук, принимаясь ощупывать все ещё покрасневшие соски одной рукой, пока вторая опускается вниз, чтобы поиграться с уретрой. Намджуну нечего ответить, пока на его языке крепко сплетенная, толстая веревка, тяжело врезается в краешки рта. Кожа наверняка потрескается. Плевать. Он подмахивает бедрами, пытаясь приподняться на руках, чтобы оторваться от столешницы и дать младшему лучший доступ к своему телу. Иногда ему так жаль, что узлы Чонгука держаться ненормально долго, но давящая изнутри наполненность делает из Намджуна разбитое месиво, думающие только о том, как заставить эту огромную штуку внутри снова двигаться. — Прости, — хрипит из-за спины Чонгук, получая в ответ только вопросительное мычание, — Прости, что использовал на тебе эту хрень, — Намджун оборачивается на него уставший и затраханный, но с приподнятой бровью и чертовски самодовольной улыбкой, — тц, ты несносен, — закатывает глаза младший, быстро ударяя бедрами, чтобы Намджун подпрыгнул на его члене и стёр эту глупую рожу со своего лица. — Пока я лежал там, — продолжает он, как ни в чем не бывало лениво поглаживая возбуждённый до предела ствол под своей рукой, — я не мог думать ни о чем другом, кроме как о твоей тесной, тугой дырке, хорошенько сжимающей меня, — он ещё раз двигается, пытаясь пристроить и протолкнуть узел как можно глубже, и наклоняется вниз, — ты снова чувствуешь это, да, детка? Как смазка с моего члена заставляет тебя тереться об меня, пытаясь получить как можно больше. Чонгук сжимает кулак на его члене, двигая кистью быстрее, а Намджун может только тупо кивать на его грязные слова, но рука останавливается, стоит ему только подумать о том, что он вот вот готов кончить. — Ты кончишь только тогда, когда мой узел расформируется, чтобы я мог повеселиться с твоим разморившимся телом после оргазма, ага? Он хлопает его по щеке, не сильно, как послушного щенка, и тянет за верёвку, чтобы поднять голову старшего повыше, и, наплевав на верёвку, начать жадно облизывать и покусывать распухшие и теперь ставшие слишком большими губы. Грязно. Намджун не может сомкнуть рот или проглотить накопившуюся слюну, верёвка давно промокла, и теперь это всё усугубляется этим до дрожи вкусным мерзким поцелуем. И Чонгук сдерживает своё обещания, доводя его рукой до оргазма, как только его узел начинает расформировываться. Он всё ещё слишком большой, чтобы двигаться как следует, но Чонгук пытается, о, видит бог, он ещё никогда в своей жизни не был так старателен, как сейчас, растягивая распухшие края до предела, чтобы вонзиться снова, с новым шлепком. Младший альфа любезно даёт, всё же, сперме вытечь, прежде чем повязать его ещё раз, но Намджун теряет равновесие, падая перед ним на колени, как только член выскальзывает из него. Колени саднят, пока кожа неприятно покрывается мурашками на холодном кафеле, но он совершенно не обращает на это внимания, способный смотреть только на снисходительную, почти издевательскую улыбку стоящего над ним Чонгука, полностью одетого, с высунутым из треников членом. Ему даже не стыдно позволить младшему играться головкой с его губами, пока он, наконец, не дёргает за край верёвки, позволяя ей соскользнуть куда-то на шею, чтобы протолкнуть член в манящий жар рта. Умолять и плакать всё же приходится вновь, когда Чонгук, поставив его на ноги, входит обратно, чтобы завязать ещё один узел, а после прямо так и тащит его в душевую кабинку, с ногами старшего вокруг его поясницы, чтобы помыться, пока он сходит. И, конечно же, смыть, наконец, эту ужасную смазку, когда узел позволяет их телам отодвинуться друг от друга. — Чулки, хён, — Чонгук, водит пальцами по его животику, мягко вылизывая припухшие края дырочки Намджуна, раскинувшегося на их кровати, — я действительно хочу видеть их на тебе чаще. Старший альфа без задней мысли кивает, соглашаясь со всем, что ему говорят, и закатывает глаза, позволяя раздвинуть свои ноги шире. На самом деле слишком широко, Чонгуку столько не нужно, ему просто нравится вид, который открывается для его хищных глаз, когда хён трясётся, никак не контролируя своё тело. И трахать его в таком состоянии тоже так сладко-сладко, потому что можно никуда не торопиться, медленно скользя сквозь упругих половинок и выцеловывая влажные дорожки у его глаз. А потом отпаивать горячим шоколадом с зефирками, усадив на свои колени перед ноутбуком, на котором включен какой-то слишком глупый и сопливый для такого человека, как Намджун, фильм. Но Намджуну нравится. Его глаза миленько слипаются, хоть он и пытается сделать вид, что совсем не хочет спать, чтобы не пропустить вторую порцию любимого напитка. — Ты делаешь самый вкусный горячий шоколад, Чонгук-и, — младшего альфу любовно целуют в руку, укладывая её обратно себе на талию, когда он возвращается с двумя вновь наполненными чашками. До праздника неделя. Всего неделя. И Чонгук, аккуратно отодвигая лишь наполовину опустошенный стакан, укладывает своего парня спать с головой, полной мыслей. Он, убирая ноутбук и накрывая Намджуна пледом, тихо встаёт с кровати, чтобы подойти к своему компьютерному столу. Там, за неразобранным хламом, бережно спрятана маленькая коробочка. Альфа оборачивается на кровать, убеждаясь, что парень спит, прежде чем достать её. С тех пор, как он купил это кольцо, он не может перестать смотреть на него, мучаясь страхами того, что его отвергнут. Оно сделано под заказ и подойдёт идеально — пока портной снимал с Намджуна мерки, делая в подарок на его день рождения костюм, было не трудно снять мерки с пальцев, под предлогом дурашливой шутки, раз уж в его руках оказалась лента. Но вдруг цвет не тот? Или камень не понравится? Вдруг дело будет не в кольце, если он скажет "нет"? Чонгук хмурится, возвращая коробочку на место и протирая пальцами глаза. Спустя неделю, под бой курантов, его сердце бешено заходится, пока он опускает одно колено на пол. Спустя ещё мгновение, оно готово разорваться, когда Намджун, округляя глаза, делает то же самое, доставая из своего кармана коробочку таких же размеров, но с другим кольцом внутри. Прежде чем ответить синхронное "Я согласен" и рассмеяться от нелепости ситуации до коликов в животе, взгляд Чонгука на секунду приковывается к открывшейся из-за позы старшего лодыжке, на которой отчетливо виднеются зелёно-белые линии тех самых чулков.